Я опоздала. Книга первая

Таня сидела в кабинке, глядя на темный экран. В ушах звенело. Холодная пустота внутри теперь была заполнена чем-то новым – горечью, стыдом и леденящим страхом перед этой бесчеловечной машиной, в жернова которой она только что добровольно легла. Она сделала первые шаги в пустоту. И пустота ответила ей электронным равнодушием и унизительной констатацией ее полной, абсолютной ненужности. Она встала, шатаясь. Ей нужно было выбраться отсюда. На воздух. Где можно было бы, наконец, разрыдаться.

Глава 9: Стена из нулей

Первая выплата «Базового Минимума» (БМ) пришла. Смехотворная сумма. Цифры в мобильном банке (единственная цифровая уступка, на которую пошла Таня, чтобы получать хоть что-то) казались злой насмешкой. Этого хватало на дешевую крупу, хлеб, коммуналку в режиме жесткой экономии и… на шаг в пропасть отчаяния. Но Таня не сдавалась. Отказ от места уборщицы в «ТехноМоде» был актом сохранения достоинства, но достоинство не грело и не кормило. Алгоритм Центра занятости закрепил за ней три унизительные вакансии, от которых нужно было письменно отказаться, чтобы получать БМ. Но где-то же должны быть ее места? Для Мастера? Хотя бы одно?

Она решила бороться. По старинке. Не надеясь на электронного консультанта Арину и ее токсичные советы, а искать сама. В газетах объявлений (еще печатали такие, для «отсталых»), на старых добрых досках объявлений у метро, по сарафанному радио немногочисленных знакомых. И – в редких онлайн-вакансиях, где требовалась именно «швея», а не «оператор».

Ее оружием было резюме. Не цифровое портфолио, не профиль на хедхантинговом сайте, а лист плотной бумаги формата А4, аккуратно заполненный от руки ее красивым, округлым почерком. Она вложила в него душу. Вверху – заголовок «Резюме» с легким, почти кружевным завитком, как на старых открытках. Далее – четкие разделы:

ФИО: Смирнова Татьяна Викторовна

Цель: Соискание должности швеи, портного женской легкой одежды, реставратора текстиля в ателье или мастерской, ценящей ручной труд и индивидуальный подход.

Опыт работы: 20 лет в ателье «Уют». Подробный перечень навыков: пошив одежды от эскиза до готового изделия (платья, юбки, блузки, жакеты), реставрация винтажной одежды, сложный крой, работа с капризными тканями (шелк, шифон, бархат), подгонка по фигуре любой сложности, изготовление аксессуаров. Указаны ключевые проекты – реставрация свадебного платья 1953 г., пошив сценических костюмов для театральной студии.

Профессиональные качества: Высокая квалификация, аккуратность, ответственность, художественный вкус, терпение, умение работать с клиентом, любовь к своему делу.

Образование: Техникум легкой промышленности, специальность «Технология швейных изделий».

Дополнительно: Готова к выполнению сложных и нестандартных задач. Ценю качество и индивидуальность.

Она перечитала его несколько раз. Каждое слово было правдой. Каждая строчка дышала ее опытом, ее гордостью за свое ремесло. Она аккуратно сложила лист в папку-скоросшиватель, положила туда же копии диплома и свидетельств о краткосрочных курсах по реставрации. Ее бумажная крепость. Ее последний бастион в цифровом мире.

Первой была маленькая мастерская по пошиву штор и домашнего текстиля, найденная по объявлению в районной газетенке. Таня пришла лично, в свой единственный приличный костюм. В мастерской пахло тканью и клеем. Хозяин, мужчина лет пятидесяти с усталыми глазами, выслушал ее, полистал резюме. Его лицо выражало… недоумение.

– Красиво написано, – пробормотал он, водя пальцем по рукописным строчкам. – Опыт… богатый. Но… – он посмотрел на Танины руки, потом на резюме. – У вас тут… нет ничего про программы? Про раскройные плоттеры? У меня вот новый «Лектра» стоит, с камерой, сканирует, сам рассчитывает раскладку на ткани… А вы… вы как кроите?

– Ручками, – честно ответила Таня. – Глазомером. Сантиметром. Мелом. Я чувствую ткань. Знаю, как она поведет себя. Экономлю материал не хуже машины.

– Чувствуете… – хозяин усмехнулся беззлобно, но скептически. – Это хорошо, конечно. Но времена не те. Клиенты хотят быстро и дешево. Я на «Лектре» за час то, что вы вручную за день сделаете. И без ошибок. Простите, но… мне нужен оператор. Который с машиной на «ты». А вы… вы из прошлого века, девушка. Красивого, душевного… но прошлого.

Он вернул ей резюме. Аккуратно, но твердо. «Девушка из прошлого века». Удар был точным. Она вышла на улицу, сжимая папку так, что костяшки пальцев побелели.

Следующая попытка – вакансия «швея в театральную мастерскую». Объявление висело на доске у дома культуры. Звонить по телефону. Таня набрала номер с городского таксофона (мобильный она отключила в первый же день экономии).

– Алло? – ответил энергичный женский голос.

– Здравствуйте, я по объявлению… о вакансии швеи…

– Да, да! Присылайте резюме на почту! Наш адрес: [e-mail]. И портфолио работ в цифре, если есть! Ждем!

– Портфолио… в цифре? – растерялась Таня. – У меня… у меня есть бумажное резюме, очень подробное. И опыт…

– Бумажное? – Голос на другом конце провода зазвучал так, будто ей предложили прислать резюме, написанное углем на шкуре мамонта. – Ну… вы что, в пещере живете? Нам все в электронном виде нужно! В базе хранить, сортировать! Присылайте скан резюме, фото работ хорошие! Иначе даже рассматривать не будем! – И резкий гудок.

Таня стояла у таксофона, глотая комок унижения. Скан? Фото работ? У нее даже фотоаппарата не было. А телефон с камерой… продан в первую неделю безработицы. Ее опыт, ее мастерство уперлись в необходимость иметь цифровой след, которого не было.

Отчаяние толкало ее в интернет-кафе «Сетевичок». Тот самый, с пыльными мониторами. Она заплатила за час, села за терминал. Нашла несколько вакансий на агрегаторах, где все еще светилось заветное слово «швея» без обязательного «оператор» или «CAD». Она кликала на кнопку «Откликнуться». И каждый раз натыкалась на стену.

Стена из нулей. Нулей в полях, которые она не могла заполнить.

Поле: «Опыт работы с CAD-программами (укажите названия и уровень владения)».

Ее реальность: Пустота. Незнание. Страх. Она тыкала в выпадающий список, выбирала «Нет опыта». Поле сразу подсвечивалось желтым – предупреждение о несоответствии.

Поле: «Уровень владения ПК (1—5)».

Ее реальность: Она едва умела включать компьютер, пользоваться браузером и печатать одним пальцем. «2» – стыдливо ставила она. Поле мигнуло желтым.

Поле: «Прикрепите цифровое резюме (PDF, DOC)».

Ее реальность: Ее сокровище лежало в папке рядом. Бумажное. Живое. Бесполезное. Кнопка «Прикрепить файл» была серой, немой укорой. Она не знала, как сделать скан. Даже если бы знала – негде.

Поле: «Ссылка на онлайн-портфолио или фото работ».

Ее реальность: Пустота. Цифровая безвестность. Ее лучшие работы жили в памяти клиентов, а не в облачных хранилищах.

Поле: «Желаемый уровень дохода (цифра)».

Ее реальность: Она ставила ту сумму, на которую могла бы прожить и почувствовать себя человеком, а не нищей. Поле мигнуло красным – «Выше среднего по рынку для данной позиции». Алгоритм тут же понижал ее шансы.

Поле: «Согласие на обработку данных (галочка)».

Ее реальность: Она ставила галочку, отдавая свои данные в бездну, где они будут мгновенно проанализированы и отвергнуты.

Она заполняла эти формы с каменным лицом, с ощущением, что засовывает голову в цифровую гильотину. Каждый раз, нажимая «Отправить», она знала, что будет дальше. Иногда – сразу. Иногда – через несколько минут. На почту (которую она завела тут же, в кафе, с паролем, записанным на клочке бумаги) приходило письмо. Тема: «Отклик на вакансию». Текст – шаблонный, безличный, генерируемый роботом:

«Уважаемая Татьяна Викторовна!

Благодарим за проявленный интерес к вакансии «Швея» в компании [Название].

К сожалению, на данный момент ваша кандидатура не соответствует требованиям нашей цифровой трансформации / не прошла автоматизированный первичный отбор / не отвечает ключевым компетенциям, необходимым в современных реалиях.

Ваше резюме будет сохранено в нашей базе данных.

Желаем успехов в поиске работы!

С уважением,

Служба подбора персонала (автоматизированная система)»

«Не соответствует требованиям цифровой трансформации». Эта фраза выжигалась в мозгу. Это был приговор. Не «не подходим друг другу», не «нашли другого кандидата», а холодное, алгоритмическое: «Ты – аналоговый артефакт в цифровом мире. Ты – ноль. Невидимка».

Она открывала свою почту. Ряд писем с одинаковыми темами. Столбик отказов. Стена из нулей. Ни одного приглашения. Ни одного шанса. Ее красивое рукописное резюме было смешным анахронизмом, бумажным корабликом, который тонул в первые же секунды, едва попадая в бурное цифровое море. Ее опыт, ее золотые руки ничего не значили без галочек в нужных полях, без скилов в нужных программах, без цифрового следа.

Она закрыла почту. Посмотрела на свой блокнот, где были записаны логин и пароль от этой новой, ненужной почты. На пустой экран браузера. На папку с ее драгоценным бумажным резюме, лежащую на коленях.

Чувство невидимости было почти физическим. Она была призраком. Ее не видели алгоритмы, сканирующие резюме. Ее не видели работодатели, ждущие цифровых профилей. Ее не видел мир, мчащийся вперед на скорости оптоволокна. Она была тенью, пытающейся ухватиться за ускользающую реальность, которая уже давно перешла в другой формат. Ее крики о том, что она умеет, что она может, что она мастер – заглушались равнодушным гулом серверов и пиксельным молчанием экранов.

Она заплатила за час, собрала свои вещи. Выходя из кафе, она прошла миму мусорного бака. Рука сама потянулась к папке. Красивое, душевное, рукописное резюме. Символ ее гордости. Теперь – символ ее невидимости, ее ненужности. Она замерла на секунду, сжимая папку. Потом резко открыла ее, вынула лист. Аккуратно, не сминая, сложила его вчетверо. И опустила в бак, на груду другого бумажного хлама. Это было не жестом отчаяния. Это было похоронами. Похоронами ее прежнего профессионального «я», окончательно похороненного цифровым миром под грудой автоматических отказов и требований к несуществующим у нее навыкам. Она вышла на холодную улицу, ощущая себя абсолютно пустой и абсолютно невидимой. Стена из нулей возвышалась перед ней непреодолимой крепостью, а ключ от ворот – ее собственные руки и опыт – оказался никому не нужен.

Глава 10: Кредит доверия иссяк

Холод в квартире стал постоянным жильцом. Таня научилась его чувствовать каждой клеточкой – он пробирался сквозь тонкие стены старого дома, впитывался в поношенный свитер, заполнял легкие ледяным туманом при каждом вдохе. Она сидела на краю дивана, не включая свет – экономила каждый киловатт. Перед ней на кухонном столе лежал раскрытый блокнот. Колонки цифр, аккуратно выведенные ее рукой, кричали красноречивее любых слов.

Доход:

БМ (после унизительной сдачи отказов от «подходящих» вакансий): 12 370 руб.

Расход (месяц):

Коммуналка (минимальный подогрев воды, свет только вечером по часу): 5 200 руб.

Самая дешевая крупа (рис, гречка), макароны, хлеб: 3 500 руб.

Картошка, лук, дешевое подсолнечное масло: 1 500 руб.

Соль, сахар, самый дешевый чай: 300 руб.

Проездной на метро (чтобы ездить на собеседования и в ЦЗ): 1 200 руб.

Итого: 11 700 руб.

Остаток: 670 руб.

670 рублей. На месяц. На «непредвиденные расходы». На то, что не вписалось в эту жестокую схему выживания. На тушенку? На молоко? На новую лампочку, когда старая перегорит? На лекарство, если простудится? На смех. Этих денег не хватило бы даже на пару новых иголок для ее коробки, пылящейся в углу.

Сбережения, копившиеся годами на «черный день» (который она наивно представляла себе как поломку «Чайки» или крупную покупку ткани), таяли на глазах. «Черный день» наступил, и он оказался не днем, а бесконечной ночью. Она вычеркивала цифры в столбце «Сбережения» с ледяным спокойствием отчаяния. Еще месяц? Два? Потом – стена. Голод. Холод. Тьма. И долги перед коммунальщиками, которые не знали жалости.

Страх, холодный и липкий, сжимал горло. Она встала, прошлась по крошечной комнате. Ее взгляд упал на старую шкатулку на комоде – подарок матери. Там лежали недорогие серьги-гвоздики, цепочка, браслет – не украшения, а символы нормальной жизни, которая казалась теперь сказкой. Она уже продала DVD-плеер, электрочайник (кипятила воду в кастрюльке на газовой плите), часть книг. Шкатулка была последним «активом». Но продать это – значило продать последние крохи прошлого, когда она была просто женщиной, а не загнанным зверем.

Мысль пришла сама, противная, унизительная, но неумолимая, как голодный спазм: просить в долг.

Она ненавидела эту мысль. Гордость, всегда бывшая ее стержнем, теперь казалась роскошью. Но страх голода оказался сильнее. Она составила в ухе короткий список. Очень короткий. Людей, которые знали ее давно. Которым она могла бы посмотреть в глаза.

Надежда Петровна. Бывшая соседка, добрая, немного сплетничающая женщина лет шестидесяти. Они иногда пили чай, когда Таня еще работала.

Игорь Семенович. Пенсионер, муж бывшей коллеги Людмилы. Всегда относился к Тане с уважением, называл «наша золотая рукодельница».

Галина. Подруга молодости, с которой они редко виделись, но поддерживали связь. Работала медсестрой.

Каждый звонок был пыткой. Она брала в руки старую телефонную трубку (городской телефон – единственная нить связи), набирала номер и ждала гудков, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.

Надежда Петровна: «Танюша? Родная! Давно не звонила! Как дела?» Голос теплый, заинтересованный. Таня, запинаясь, объяснила ситуацию. Не вдаваясь в детали унижения, просто: «Работу потеряла, пособие мизерное, сбережения кончаются… Не могла бы… хоть немного, до получки? Верну, как только…» Тишина на другом конце. Потом вздох: «Ох, Танюш… Сама понимаешь, пенсия… Внуков помогаю растить… Сейчас вот холодильник сломался… Я бы рада, душевно рада, но… сама в тисках. Могу только… ну, пятьсот рублей? Если совсем прижмет?» Пятьсот рублей. Подачка. Унижение вдвойне. «Спасибо, Надежда Петровна… не надо. Всего доброго». Она повесила трубку, чувствуя жар в щеках.

Игорь Семенович: Голос строгий, деловой. «Смирнова? Здравствуйте». Она повторила свою просьбу, стараясь звучать тверже. Пауза. «Татьяна Викторовна… Я вас уважаю. Мастер вы отличный. Но… времена. Сам на пенсии. Люда вот… после ателье, знаете, еле устроилась, на курсы эти ихние… Зарплата – слезы. Кредит за квартиру висит… Помочь? Душевно хотел бы. Но… физически не могу. Извините». Вежливый, но железный отказ. «Понимаю. Спасибо, что выслушали». Она положила трубку, стиснув зубы. «Мастер отличный»… Но даже уважение не стоило денег в этом новом мире.

Галина: Звонок на мобильный. Фон – гул больничного коридора. «Таньк? Ты? Что случилось?» Голос подруги был искренне встревоженным. Таня, уже почти без надежды, выдохнула свою историю. Слышала, как Галина ахнула: «Боже мой! Танька! Почему молчала?!» На мгновение мелькнул огонек надежды. «Галь, мне бы… хоть пару тысяч… до лучших времен…» Пауза. Потой тихий, сдавленный голос: «Тань… я бы… я б все отдала. Но… Сашка, муж… его сократили полгода назад. Сидит дома, пьет… Я одна тащу все. Ипотека… Ребенок в институте… У меня… у меня самой последние деньги до зарплаты – на хлеб и молоко. Прости, родная… Я… я сама на мели. Ужасно». В голосе Галины слышались слезы. Истинное горе, настоящая беда. Таня вдруг почувствовала себя эгоисткой. «Галь, прости… Я не знала. Держись. Все наладится». «И ты держись, Тань… И ты…» Связь прервалась.

Таня стояла посреди комнаты, все еще сжимая телефонную трубку. Молчание гудело в ушах. Кредит доверия иссяк. Не в финансовом смысле – она и не просила миллионов. Кредит доверия к ней. К ее способности выкарабкаться, найти работу, вернуть долг. Кредит доверия к ее профессии, которая оказалась мертва. Люди, которые ее знали, которые уважали, либо сами балансировали на краю, либо не верили, что она – швея, мастер ателье – сможет найти свое место в этом новом мире. Ее просьба натолкнулась не на жадность, а на всеобщее бессилие и страх. Страх перед завтрашним днем, который был одинаково беспощаден ко всем, кто не успел вскочить в уходящий поезд «цифровой трансформации».

Она медленно опустилась на колени перед старой тумбочкой. Отодвинула папки с бумагами, нашла то, что искала – альбом с фотографиями. Не семейный. Профессиональный. Фотографии ее работ, сделанные когда-то на простенький «мыльница» по просьбе довольных клиенток или просто для себя. Вот то самое винтажное платье после реставрации – сияющее. Вот элегантный костюм на стройной даме. Вот детское платьице с бантами. Вот сложный вечерний наряд из шифона и бисера. Каждая фотография – история. Каждая – доказательство ее мастерства, ее умения превращать ткань в чудо.

Она перелистывала страницы, и слезы текли по ее щекам беззвучно, горячими ручьями. Это был не плач от жалости к себе. Это были слезы прощания. Она смотрела на эти фотографии, как на снимки умерших близких. На мир, который больше не существовал. Мир, где ценилось умение вдеть нитку в иголку с первого раза, чувствовать драпировку, подобрать идеальный оттенок нити, сделать невидимый шов. Мир, где ее руки творили красоту и дарили людям радость.

Она понимала теперь с ледяной, беспощадной ясностью: мир ее профессии умер. Умер не вчера. Он умирал медленно, задолго до прихода Волкова и «ТканьМастера». Умирал под натиском масс-маркета, дешевого ширпотреба, а потом – алгоритмов, голограмм, 3D-сканирования и роботизированного пошива за 24 часа. Она просто не хотела этого замечать. Уверенная в незыблемости своего мастерства, в том, что «машина никогда не заменит душу», она проспала похороны.