Алгоритм богов

Звуки сверху доносились приглушенно, сквозь метры бетона и земли: отдаленные взрывы (вероятно, их старую базу добивали), вой сирен, иногда – резкие очереди автоматического оружия. Корпоративные охранники или наемники Рекса зачищали район, выкуривая любых свидетелей, любых, кто мог быть связан с «Големом». Охота на Тень продолжалась, но Тень ушла глубже, в могилу прошлых войн.

Бригс закрыл глаза. Перед ним встал не образ Кибра, падающего вниз. Встал образ Лены. Его сестры. Ее глаза, огромные и полные непонимания в полумраке их лачуги. Ее хриплый, разрывающий душу кашель. Ее рука, горячая и сухая в его ладони. И ее вопрос, последний, тихий: «Почему нет лекарства, Бриг?» Теперь он знал ответ. «Почему». Потому что был «Протокол Дельта». Потому что был «контролируемый дефицит». Потому что ее жизнь, жизнь тысяч, миллионов в Остатках, была переменной в уравнении «стабильности» Архипелага. Переменной, которую можно было уменьшить, обнулить. Как Кибра.

Ярость, холодная и абсолютная, как космический вакуум, заполнила его. Она выжгла остатки сомнений, остатки страха. Оборона, кражи, мелкие диверсии – это путь к медленному вымиранию. Их выжгут, как сорняков, по одному, как Лену, как Кибера, как лидеров «Кузницы». Система была гидра: отрубишь одну голову – вырастут две. Нужно было бить в сердце. Или не бить вовсе.

Он повернулся. Тень от фонаря легла на его лицо, делая его похожим на изваяние ярости, высеченное из базальта. Лира и Рок подняли на него взгляды. В глазах Лиры – вопрос и глубокая боль. В глазах Рока – немой упрек и жажда действия, любого действия, чтобы заглушить горечь.

«Они убили Кибра», – произнес Бригс. Голос его был низким, хриплым, но резал тишину, как нож. Не «мы потеряли». Они убили. Вина была четко обозначена. Архипелаг. АБ. «Но они не получили этого». Он поднял руку с кристаллом. Свинцовая оплетка тускло блеснула в свете фонаря. «Правду. Их гнилую, кровавую правду».

Рок мотнул головой, его челюсти сжались. «И что? Мы будем прятаться здесь, пока они не найдут и нас? Пока не раздавят, как клопов?» В его голосе звучало отчаяние.