Под крылом спящего дракона. Магия и любовь. Книга первая

Линда Смолл

Под крылом спящего дракона. Магия и любовь. Книга первая

Линда Смолл

Под крылом Спящего Дракона

Книга 1. Магия и Любовь

5051 соло от Разделения Миров.

Месяц Буйвола

Рикья́нская равнина. Ци́вия

Священный Сайба́нд этого круга соло станет последним в жизни волхвов Рикья́нской равнины. Но Нисе́й ещё не знает об этом и завтра отправится к месту празднования. А сегодня его позвало море.

Молодой, крепкого сложения волхв стоял на гладких камнях, у самой кромки воды, а пенные бурунчики волн лохматыми щенками неслись к берегу и кружили вокруг босых ног Нисея. Вода холодила ступни, и только прогретые пока ещё слабым весенним солнцем камни не давали им совсем озябнуть. Подол длинной полотняной ту́ны промок. От висящего на груди золотого солнца отражался блик и «зайчиком» скакал по волнам.

Нисей вслушивался в шёпот моря, которое припадало к его ногам, облизывало и ластилось, как преданная собака, чувствующая вину.

– Прош-шу прощ-щения… Я не защ-щитило… Он приш-шёл и наруш-шил… – шептало море. – Страш-шно… Прош-шу прощ-щения…

Нисей слушал эту исповедь и пытался с помощью магии увидеть, о ком и о чём рассказывало море. Но магический круглый аквамарин в посохе молчал, мутный, словно в него плеснули молока.

Месяц Буйвола – второй из двенадцати в круге соло, когда природа уже умылась весенними дождями и теперь прихорашивалась цветением, примеряя спрятанные на зиму украшения.

Нисей любил это время, потому что приближался Сайба́нд – праздник между весенним равноденствием и летним солнцестоянием. Это был единственный день в круге соло, когда волхвы племён Рикьянской равнины собирались вместе.

Сайбанд

Не покладая рук трудится Великая ткачиха Судеб. Красочны и затейливы узоры на её полотнах. Для каждого холст соткёт да иногда переплетёт нити двух судеб-полотен. Никому не ведомы замысел и узор, ему предназначенный, но есть те, кто может и должен наперёд предугадать бег челнока между нитями. И кому, как не Волхвам, да ещё тем счастливцам (или несчастным), кто с Даром магии Стихии родился, дано сотворить образ, с которого Ткачиха Судеб станет узор плести. Сама Природа вручает Дар, и велико наказание, если предать её доверие. Таких называли в народе ведунами, то есть ведающими знаниями, родившимися с Даром. Почитая Дар, целители, волхвы и маги отдавали его на служение людям. И только раз в круг соло собирались на свой праздник – Сайбанд.

Уже неделю по дорогам равнины шли пешком или ехали верхом путники, в которых любой житель равнины мог узнать ведуна по посоху и цепи с диском солнца на груди. Неважно, к какому племени относились ведуны: мо́нта, фламма́, э́тры, мари́ны, аспе́ры или пла́нты. Все они говорили на родственных диалектах рикья́нского языка.

Традиционно ведуны собирались в центре Рикья́нской равнины на невысоком плоском холме, открытом всем ветрам и солнцу – Великому Со́лису. С приветствия ему и начиналось утро Сайба́нда. Днём рассказывали друг другу о жизни племён, а после захода солнца жгли костры и проводили обряды посвящения и напутствия молодых ведунов.

В этот раз много говорили о неожиданных спорах и даже серьёзных потасовках из-за превосходства одного племени над другими и о привилегиях по праву рода. Какая-то тёмная сила сталкивала родственные народы, которые жили дружно и издревле выявляли сильнейшего лишь на турнирах. И гордились не величием, а добрыми делами.

Слава Великому Солису, что сами ведуны, среди которых было несколько магов, чтили закон равновесия, и во всём приходили к согласию и установленному предками порядку. Да оказалось, не в этот раз.

У вечернего костра было шумно и весело. Все дела обговорили и теперь только отдыхай, пей и беседуй с друзьями.

Маг Ляэ́р наблюдал за шумной, хмелеющей от ячменного пива братией. Губы его подёргивались в презрительной ухмылке.

Ляэ́р – маг высшего посвящения, признанный в кругу равных ему по силе Дара и знаниям. Не желая довольствоваться малым, обладая магией стихии воды, он отказался от стези волхва-целителя племени мо́нта. Никто из сотоварищей не понимал для чего он научился заговаривать дождь, штормовое море, заставлял течь реку в обратном направлении, водопад – взлетать вверх. Ведуны считали это баловством и тратой Дара попусту.

Ляэ́р поднялся с камня, вышел вперёд и громко обратился к волхвам:

– В священный день Сайбанда полагается совершать важные дела. Настало время самого важного, – Ляэ́р сделал паузу, чтобы все обратили на него внимание, – а именно – принять моё право на главенство над волхвами.

Раздались смех и возгласы.

– Ляэ́р, тебе пиво ударило в голову?

– Брось чудить, Ляэ́р!

– Тебе спьяну пошутить захотелось?

Но Ляэр даже не повернул головы на смешки.

– Я имею полное право встать во главе нашего круга. По праву сильнейшего в мастерстве. Потому что мне под силу то, чего ни один из вас не способен совершить.

С камня поднялся один из старейших волхвов-магов и, опираясь на посох, подошёл ближе к Ляэ́ру.

– Скажи нам, какой самый основной постулат нашего магического круга?

– Что за чушь, Фьярк, какие постулаты? – фыркнул Ляэ́р. – Их написали в незапамятные времена, когда волхвы не обладали такими знаниями, как сейчас. Ваши постулаты слишком ограничивают ведунов в развитии. И мне наплевать на то, что не позволяет в полную силу применять магию.

– Постулаты не запрещают развития магии, – спокойно продолжил Фьярк. – Они лишь не позволяют принижать способности одних ведунов перед другими. Мы все равны по статусу, хотя каждый обладает своей силой целительства или магии.

– Вот с этим всеобщим равенством я и хочу сейчас покончить! – жёстко прервал его Ляэр. – Я требую провозгласить меня Верховным волхвом круга.

– Требуешь? – воскликнул Нисе́й. – То есть ты ждёшь, что мы согласимся? Перечеркнём всё то, что испокон веков шло от предков?

– А у вас нет выбора, – со злорадством усмехнулся Ляэр.

– А кто нас может лишить его? Ты? – Нисей подошёл ближе, глянул в глаза магу и вдруг понял, о ком накануне Сайбанда говорило ему море. Но пока ещё не знал всей страшной правды.

– Я могу тебя заставить принять это решение. И не только тебя, Нисей. – Ляэр обвёл высокомерным взглядом ведунов. – Вас всех… Я единственный обладаю тайнами древней запретной магии.

По кругу пробежал возмущённый ропот.

– Так вот зачем ты совершенствовал магию подчинения водной силы! – не удержался от негодования Нисей. Он догадался о ком предупреждало его море.

– Ты угадал, – торжествующе осклабился Ляэр. – Благодаря этим умениям, я смог поднять воды морей и отыскать грот, в котором были упрятаны древние камни. А это значит, что я изучил рунические трактаты и владею знаниями запретной магии.

– Зачем тебе это? – воскликнул потрясённый Фьярк. – Ведь тёмная магия – сила, которую невозможно удержать на привязи! Малейшая ошибка может стать фатальной. Её нельзя применять в обычной жизни, а знания будут тебя подталкивать на совершение страшных вещей. Рано или поздно тёмная магия станет управлять тобой. Ты уже никогда не сойдёшь с этого пути!

– А я и не хочу сходить с пути. Я долго к нему шёл, и теперь у меня появились потрясающие возможности. Для начала стать Верховным волхвом.

– Мы не признаем тебя над собой! – выкрикнул кто-то из круга.

– Я умею убеждать, – ухмыльнулся Ляэр и тихо произнёс заклинание.

Никто не разобрал слова, но все отшатнулись, когда из пламени костра поднялась бесформенная тень.

– Это багва́йр. Он уже ручной и слушается моих приказов. Ну что, я вас убедил? Или хотите продолжения?

– Багвайр? – в ужасе выдохнул Ангр, маг стихии воздуха. – Ляэр, ты не представляешь, что может натворить это чудовище! Оно не способно подчиняться.

– Да ну? Ты сомневаешься в моём даре? – насмехался Ляэр. – Я могу развеять сомнения.

– Не делай этого! – воскликнул Ангр. – Как только снимешь с него уздечку повиновения, ты никогда не сможешь снова заставить его подчиняться.

– Я смогу всё, что захочу! – оборвал Ляэр, затем забормотал, сделал взмах и позвал: – Иди к своему повелителю.

Он поднял руку над головой, в ожидании, когда багвайр подлетит. Тень стала увеличиваться и вырвалась из сдерживающих оков портала. Монстр взлетел, замерев над костром, и все почти одновременно вскрикнули от его вида. Подобие гигантской летучей мыши, чудовище с человеческой головой, совершенно лысым черепом, оскалилось кинжалами зубов. Раскрыло перепончатые крылья с шипами и лапами, похожими на кисти рук с лезвиями. Не менее устрашающе выглядели когтистые орлиные ноги, прижатые к животу, за которыми развевался хвост с острым, похожим на пику, наконечником.

– Иди ко мне, я приказываю тебе, – нетерпеливо потребовал Ляэр и потряс рукой над головой.

Багвайр посмотрел на него и вдруг закричал пронзительным визгливым голосом. Раскрыл пасть, из которой ещё отчётливее выступили лезвия зубов.

– Ну?! Ко мне, я сказал! – рявкнул взбешённый Ляэр.

Монстр закричал снова и кинулся на своего освободителя. Схватил зубами Ляэ́ра за голову, подхватив лапами тело. Взлетел выше и когтистыми пальцами растерзал его на части. На замерших в ужасе ведунов брызнула кровь и посыпались клочья плоти.

Кто-то попытался произнести связывающее заклинание. Монстр, почувствовав направленную на него магию, кинулся группу волхвов. Снова выхватил сразу несколько человек, и страшная смерть настигла их незамедлительно.

– Остановитесь, маги! – призвал Ангр. – Не произносите никаких заклинаний. Они не причинят ему вреда, но зато обозлят. Он – порождение тёмной магии, и нам его не обуздать.

Багвайр медленно обернулся, сверля Ангра бездонными чёрными глазами, в которых плескались огненные отблески. Страшный оскал окровавленных зубов не предвещал ничего хорошего. Все заворожённо смотрели на парящее в воздухе чудовище, когда над всё ещё высоким пламенем костра поднялась вторая тень, за ней третья, четвёртая. Монстры взвились над поляной, расправляя крылья и лапы.

Нисей глянул на Ангра, своего учителя. Маг Ляэр погиб, но портал открыт, и заклинание вызова монстров продолжало действовать. Ученик и учитель поняли друг друга по одному только взгляду. Они одновременно развернулись к костру. Нисей опрокинул брошенным заклинанием небольшой бочонок с водой, расширяя водяной поток, который Ангр силой ветра отправил на пламя. Загудела внутри портала нарушенная магия, зашипели угли потухшего костра. Портал закрылся, а чудовища с визгом кинулись на бегущих в ужасе людей. Фьярк крикнул ведунам, чтобы искали укрытие.

В ночи, над холмом, подсвеченным только светом звёзд, раздавались душераздирающие крики боли и смертельного ужаса, перекрываемые визгом багвайров. Негде скрыться от чудовищ на открытой части равнины с редкими деревьями. Не успеть добежать, да и вряд ли под ними можно укрыться от зорких глаз монстров, которые, похоже, хорошо видели и в темноте.

Крики гибнущих людей под визг и скрежет когтей ликующих монстров раздавались недолго. Слишком беззащитны перед чудовищами оказались даже маги.

6714 соло от Разделения Миров (спустя полторы тысячи кругов соло)

Ару́нта. Рыбацкий дорп на берегу океана Надежды.

Огненный смерч

Тесфа́ус проснулся от шагов матери. Небольшая хижина с парой маленьких комнат по обе стороны от кухни наполнилась звуками. Тесфа́ус с точностью мог сказать, где сейчас мать и что делает. Вот она зашла в свою спальню, выдвинула скрипящий нижний ящик комода. Значит, достала чистый передник и полотняное платье. Их она надевала, когда шла принимать роды. Вот вышла и подошла к полке у очага на кухне. Значит, взяла какие-то снадобья. Зашуршала сухими травами.

Тесфаус слушал и понимал, что мать волновалась. Он не мог объяснить, как это почувствовал, но в воздухе появилось чёткое волнение матери. Тем более странно, что принимать роды – самое привычное для неё дело.

Он вылез из-под тёплого одеяла и прошлёпал босиком по каменному полу. Мать стояла спиной, прижимая руки к груди. Услышала шаги и обернулась. На Тесфауса ледяной волной хлынул её неосознанный страх.

– Сынок, ты зачем встал? Иди спи, – улыбнулась мать, но в её глазах колыхался страх.

– А ты чего встала? Позвали уже к жене Гра́хто?

– Ещё не звали, но скоро придут, – растерянный взгляд матери забегал по кухне в поисках ещё чего-то.

– Ну так поспала бы ещё, мам. – Тесфаус подошёл и обнял её.

В свои пятнадцать он уже был выше матери. Она уткнулась в его плечо, Тесфаус положил руку на её голову в белом чепце. Волна страха стала спадать, мать задышала ровнее.

– Я не смогла сегодня заснуть. Проснулась от боли по всему телу. И особенно вот тут. – Она положила руку на затылок, вздохнула, сбрасывая некий груз мыслей и чувств.

– Ну так выпей отвар от мигрени.

– Это не та боль, сынок, – заговорила мать тише, с затаённой тревогой и отстранилась.

– Может, ты просто волнуешься от полнолуния? Ты же видела, какая сейчас луна, – Тесфаус искал оправдание, но чувствовал, что всё не то.

Мать только отрицательно мотнула головой. Оба вздрогнули от неожиданного грохота в дверь. Пока Тесфаус отворял, мать вернулась к столу и взяла одну из двух стоящих там корзин. Рыбак Гра́хто, с налитыми кровью от вчерашней изрядной выпивки глазами, тряс взлохмаченной шевелюрой и рычал, торопя повитуху. Он стоял огромной бородатой тенью в дверном проёме, держась за косяк.

Тесфаус подавил приступ злости. Грахто ещё накануне гонял своих семерых дочерей и беременную жену вокруг хижины, размахивая верёвкой. Орал, что пусть только попробует снова родить ему девчонку, тогда он утопит их всех в море.

Мать, проходя мимо Тесфауса, на миг остановилась и глянула в его глаза. И снова страх. Тесфаус дёрнулся к ней, но она улыбнулась и выскочила вслед за рычащим Грахто.

Тесфаус закрыл дверь, отогнал беспокойную мысль, ругнув себя крепким словцом. Подошёл к очагу и сел на лавку ждать. Мать вернётся, как только жена Гра́хто родит.

Как долго он ждал? Тесфаус не понимал, потому что течение времени растянулось, стало пластичным и в какие-то мгновения мелькало солнечным лучом или пролетевшей за окном птицей. И снова становилось тягучим, как мёд, стекающий из сот.

Тесфаус впервые испытал это, когда в дорп пришла весть о крушении корабля, на котором отец служил скафи́ром. Тесфаус, которому было тогда десять соло от роду, решил, что заболел. Сейчас снова повторилось подобное ощущение времени. А ещё после гибели отца Тесфаус стал чувствовать состояние матери.

Сидя у очага, по рыжеющим сполохам в западном окне, Тесфаус понял, что день клонился к закату. И тут время и действительность рванули дикой лошадью, и он услышал снаружи крики. Вскочил и бросился к дверям, за которыми морской ветер взметнул его длинные чёрные волосы вверх и хлестнул ими по глазам. Тесфаус вытянул шею в сторону растянутого вдоль береговой линии дорпа.       Показалось, что голосов много. Сердце заколотилось от неясной тревоги. От их хижины, стоящей на отшибе и скрытой небольшим скальным выступом, невозможно разглядеть происходящее в дорпе. Тесфаус хотел бежать туда и посмотреть, но ощущение слов матери в сознании задержало его на месте: «Сынок, не ходи! Беги скорее, спасайся!»

И снова время растянулось. Тесфаус медленно вернулся в дом. Снял с крючка на стене старую суконную отцовскую якку, обул башмаки, взял кожаные пигги с ремешками до самого верха голенища, тоже доставшиеся от отца. Сейчас лето, в них жарковато, но Тесфаус делал то, что велело наитие. Взял тёплый плащ и оглянулся на стоявшую на столе корзину. Одна из двух, собранных ночью матерью, вторую она забрала. А в этой… Он заглянул внутрь. Там лежали завёрнутые в полотно лепёшки, сушёная рыба и ещё какая-то еда, но Тесфаус не стал рассматривать.

Его оглушило догадкой. Мать знала всё наперёд и собрала ему это. Снова зазвучал её голос, но совсем тихий. Слова немного скомканы, со стоном: «Сынок, беги… бе-ги».

Тесфаус схватил корзину и метнулся к дверям, за которыми странно разбушевался ветер. Тесфаус услышал приближающийся гул и крики людей. Они шли к их с матерью хижине, но пока скальный выступ скрывал идущих.

Тесфаус рванул за угол дома и побежал к стоящим вверху в отдалении раука́рам. За первой же группой скалистых столбов он спрятался и остановился отдышаться от подъёма. Выглянул из-за камня. Толпа жителей дорпа вышла из-за выступа, первые из них уже ринулись в хижину. Тесфаус понял, что надо бежать. Осторожно проскочил к следующей группе раукаров. В любой момент толпа догадается, что он скрывается здесь, и тогда несдобровать. Тесфаус проскочил к следующим камням и услышал крики. Значит, поняли, что он здесь. Но у него уже есть опережение по времени, и отдышался от подъёма. Теперь можно не скрываясь бежать в ближайший лес. Там он знал каждый куст и найдёт, где спрятаться.

Выглянув из-за ра́ука, увидел пару добровольцев, направляющихся в его сторону. Тесфаус выскочил и побежал.

Снизу раздались крики, но он уже не оглядывался. Вот спасительный лес. Тесфаус, скинув башмаки, сунул вещи под раскидистый куст и сгрёб на них прошлогоднюю листву. Сам подскочил к высокому дубу и ловко взобрался. Укрытый в густой кроне, Тесфаус смотрел на двух преследователей, мечущихся между деревьями.

Мужчины остановились почти рядом с дубом и выругались, что упустили беглеца. А Тесфаус, не отрываясь, смотрел на красно бурые пятна на одежде одного из них. Он почувствовал, что это кровь матери. Снова время замедлилось, Тесфаус закрыл глаза. Перед внутренним взором появилась плывущая картинка.

Вот мать выходит из хижины Грахто и сообщает, что его сын родился мёртвым от удушения пуповиной. Грахто вопит и кидается на неё с кулаками. Из домов выходят люди и бегут к ним. Грахто кричит, что повитуха – колдунья, и ей понадобился младенец для жертвы. Люди хватают мать и тащат за волосы по земле. А она не сопротивляется. Все бросают камни в мать. Тело её окровавлено. Она лежит неподвижно, и Тесфаус снова слышит слова: «Беги, сынок, беги!»

Тело матери волокут, оставляя кровавую дорожку на каменистом берегу. Эти самые двое, стоящие сейчас под дубом, затаскивают тело в лодку, отплывают подальше и скидывают его в воду.

Тесфаус открыл глаза. Мир вокруг обагрился. Кровь пульсировала в висках, пытаясь вырваться наружу.

Преследователи ушли, а Тесфаус сидел на дубе, не в силах сдвинуться с места. Солнце окончательно скрылось, лес медленно поглощала тьма. Шелест листвы закрадывался в сознание Тесфауса зловещим шёпотом: «Прощать нельзя… Отомстить…»

Тесфаус спустился, достал из-под куста башмаки и обулся. Поднял голову и увидел шар луны, зацепившейся за вершину дуба, на котором он только что сидел. Тени на огненном шаре двигались, складываясь в слова: «Прощать нельзя».

Тесфаус направился в сторону дорпа, совершенно не зная, что делать и зачем туда идти. Он шёл, повинуясь внутреннему зову.

Вышел из леса и издалека увидел дым. Там, где стояла их хижина. Он прошёл мимо тлеющего пепелища и поднялся на скальный выступ, за которым открывался вид на два десятка рыбацких хижин. Дорп спал.

Чёрные волосы Тесфауса развевались на ветру потревоженными змеями. Он смотрел на каменистый берег, где в темноте светился контур, повторяющий формы растерзанного тела матери. Тесфаус не понимал, почему всё это видел. Ведь мать уже покоилась в море. Он дрожал от напряжения, удерживая желание закричать. Поднял глаза на луну и снова увидел слова: «Прощать нельзя». И что-то лопнуло внутри, как натянутая тетива на луке. Тесфаус вскинул руки. Диким, душераздирающим криком огласилась округа, выпущенной стрелой полетел огненный смерч в сторону дорпа. Хижины вспыхнули, и гигантское пламя объединило их в одно огненное море. Крики внутри жилищ, кто-то выскакивал и попадал в бушующее пламя. Тесфаус держал вытянутые руки и ревел диким вепрем. Обессиленный, он упал там же на скале, и мир в его сознании схлопнулся.

Очнулся на рассвете. Открыл глаза и вспомнил, что произошло ночью. Подскочил и, увидев чёрное пожарище на месте дорпа, убедился в действительности. Глянул на свои руки. Ужас охватил его от содеянного. Но другая мысль тут же вытеснила предыдущую. Он поступил правильно.

Тесфаус огляделся и испугался, что если кто-то увидел его здесь, то обвинят в колдовстве. Тогда несдобровать.

Бросился в лес. Достал свои вещи и бегом подальше от этого места. А в голове стучал страшный вопрос: «Как он смог это сделать?»

Обессилев от бега, всё-таки не останавливался. Шёл долго, совершенно не разбирая направления. Давно кончился лес, который он знал и теперь вокруг совершенно незнакомые места. Понимал, что надо бы выйти из леса и понять, куда идти. Неожиданно наткнулся на пару женщин с корзинками полными грибов. Испугался, но одёрнул себя и поздоровался. И не услышал своего голоса…Женщины рассмеялись, а Тесфаус понял, что сорвал голос и попытался улыбнуться. Улыбка вышла болезненно перекошенная, чем ещё больше позабавил грибниц. Кое-как просипел вопрос: откуда они? Услышал ответ и обрадовался.

Далеко от моря ушёл. Пора бы и выбраться на дорогу. А потом идти на северо-запад, на самую оконечность Ару́нта. Там большой порт А́рза, где можно наняться в наута́ры. По возрасту его могут взять юнгой. Теперь Тесфауса здесь, в Арунта, ничего не держало.

Надеялся, что никто не видел его и не обвинят в том, что он сотворил. Стоило послушать разговоры в порту, в тавернах.

Так дотопал до А́рза. Еды в корзине, благодаря заботе матери, хватило на несколько дней. Но больше всего Тесфауса потрясло, когда увидел завёрнутые в тряпицу десяток монет по пол да́ринга. Это все их сбережения, собранные матерью! Серебряный кройт весомая монета, а десять серебряных кро́йтов – это в сумме пять золотых да́рингов! Фантастическое богатство для мальчика из рыбацкого дорпа. Он мысленно поблагодарил мать.

Порт А́рза

Портовый полис Арза громыхал улицами, кричал рыбным рынком, шумел парусами входящих в гавань ко́гги. Тесфаус пару раз бывал здесь с отцом, но это уже из какой-то прошлой очень давней жизни. Однако, он сразу нашёл «Зуб каракатицы» – таверну, где отец встречался с командой своего ко́гги «Быстрая лань». Тесфаус тогда заметил, что здесь собирается много наута́ров. Значит можно послушать разговоры и понять, на какой корабль лучше пойти в юнги. По рассказам отца, который служил не один соло скафи́ром, Тесфаус знал, что не каждый наутима́р, хорошо командующий кораблём, так же хорошо относится к своей команде. И не каждая команда хороша. Отец, как никто разбирался в людях и не каждого наута́ра брал в команду.

Тесфаус спокойно без волнения вошёл в таверну постоялого двора, когда близился вечер. Самое время ужина. В просторном зале пахло пивной брагой и жареной рыбой. Несмотря на множество ещё свободных столов, хозяин таверны скептически оглядел худощавого мальчишку, не выходя из-за свой стойки. Тесфаус знал, что немного помят и не совсем чистая одежда, но так мог выглядеть любой путешественник. Трактирщика интересовало другое: есть ли у мальчишки деньги на оплату ужина. Тесфаус помнил, что когда он был здесь с отцом, тот платил серебряный кройт за постой с едой на три дня. Поэтому с достоинством положил на стойку пол да́ринга и спокойно произнёс:

– Комнату на ночь и ужин, до́мис.

– Ты один? Ужин куда подавать? – сияющий трактирщик торопливо спрятал монету и вышел из-за стойки.

– Ужинать буду здесь.

Тесфаус удивлялся тому, как уверенно он говорил. Словно это уже проделывал много раз. Прошёл к столу в углу у стены. Место удобное для обзора зала и в глаза никому не бросается одинокий юноша. Трактирщик принёс тарелку с горячей рыбой и доску с овощами. Следом вернулся уже с кружкой пива и выложил на стол сдачу – горсть медных пе́лмов.

– У тебя дела в городе, юный до́мис? – полюбопытствовал трактирщик.

– Да, есть дела, – Тесфаус снова подивился своему спокойствию и добавил чуть помедлив. – Возможно останусь ещё на пару дней.

– Если нужен совет, то я рад помочь, – улыбнулся трактирщик, разглядывая Тесфауса. – Мне кажется, что я тебя видел или ты на кого-то похож.

Тесфаус напрягся. Снова испугался, не ищут ли его, но потом вспомнил, что возможно трактирщик действительно помнит на лица посетителей. Хотя врядли помнил мальчика восьми соло. Да к тому же Тесфаус похож лицом на мать и трактирщик точно не мог знать, кто его отец.

– Простите, до́мис. Но я впервые в А́рза.

– Ну значит показалось, – и трактирщик ушёл к другому столу, где весело болтали три наутара.

Тесфаус с удовольствием поел горячую еду впервые за несколько дней. Люди в таверну всё прибывали и становилось шумно, многоголосо. Стучали глиняные ка́лихи по деревянным столешницам, и трактирщик снова торопливо приносил пиво. Периодически раздавались возгласы, давно не видевших друг друга наута́ров. Тесфаус наблюдал.