Дилемма Золушки

– Ты так сказал, Вася, будто несчастный Барабасов нарочно свел счеты с жизнью в этой яме, – укорила его Ирка. – А он не хотел, он совершенно случайно…

– Так! – Я встала из-за стола. – Нам срочно нужно пообщаться с этим Песоцким. Звони ему, Василий, пусть встретит нас и проведет в театр.

– Да он, наверное, отсыпается сегодня, мы же с ним всю ночь…

– Никаких отговорок! – Ирка пристукнула по столу кулаком, и из пустой тарелки кувырком выпрыгнула ложка. – За этим Димкой должок, мы его полиции не сдали, пусть отрабатывает хорошее отношение.

– Тише, тише, Иринушка! Ты же знаешь, твое слово для меня закон! – Кружкин притиснул руку к сердцу, и подруга смягчилась:

– Звони уже, не рассыпайся тут бисером. А потом можешь идти репетировать спячку. После зажировки она куда лучше пойдет.

Провинившийся в прошлом Дима Песоцкий принял железный аргумент «Ты нам должен» без возражений, но, видимо, не очень-то ему хотелось расплачиваться за старый дурной поступок новым добрым делом. Нам пришлось ждать его обещанного появления на задворках театра битый час.

Ирка уже рассвирепела и заявила:

– Все, накатаю на этого поганца заяву, пусть отвечает за кражу шедевра современной живописи по всей строгости закона!

Тут наконец дверь служебного входа приоткрылась, и пресловутый поганец помахал нам:

– За мной, быстрее, Игнатьич долго на горшке не сидит!

Мы проскользнули внутрь, на цыпочках пробежали мимо остекленной будки, в которой никого не было, и вслед за Песоцким шмыгнули в скучный коридор, подозрительно похожий на больничный, от верха до середины покрытый вековыми наслоениями синеватой побелки, снизу – шелушащейся масляной краской, видом и цветом напоминающей шкуру хворого крокодила в линьке.

Не так я себе представляла театральное закулисье.

– Сюда! – Песоцкий завел нас за дверь, украшенную наклейкой с устрашающей надписью «Не влезай – убьет!», и уже там извинился: – Пардон, мадам, что пришлось подождать – у Игнатьича не иначе нынче запор приключился, пардон, повторно. Сидел в своем скворечнике как прибитый. Чай, кофе?

– Обойдемся беседой, – отказалась я от угощения.

Комнатка была такой захламленной и пыльной, что пренебрегать предупреждением «Не влезай – убьет!» не стоило. Я даже знала, кто с наибольшей вероятностью выступит убийцей неосторожных гостей: кишечная палочка. Судя по виду стаканов, мутных и украшенных изнутри темными поперечными линиями, мыть их в промежутках между использованием тут было не принято.

– А давайте сразу пройдем с экскурсией на место вчерашнего ЧП, – предложила Ирка, заметно устрашенная видом чайно-кофейного столика, в роли которого выступал древний микшерный пульт с дырками на месте выломанных тумблеров и разноцветными пятнами различной этиологии.

– Насчет экскурсии на место я не уверен, там с утра полицейские товарищи возились, пришлось даже утреннюю репетицию отменить, – заколебался Песоцкий.

– С полицейскими, если что, объяснимся, сошлемся на генерала Толстопятова Дмитрия Андреевича, он в курсе нашего участия в этом деле. – Я самую малость исказила факты. – А на сцену мы должны попасть обязательно.

– И в яму, – добавила Ирка. – Но, конечно, не таким путем, как бедняга Барабасов.

– Да что там смотреть-то, убрали уже все – и Барабасова, и то, что от альта осталось…

– Какого альта? Еще кто-то умер? – встревожилась подруга.

– Да нет же, альт – это инструмент, – нервно хихикнув, объяснил Песоцкий. – Дед аккурат на него упал, сломал, а он же дорогой. Девчонка-музыкантша так рыдала, так рыдала… Главреж пообещал лично проследить, чтобы оформили как страховой случай.

– Ведите же нас, – потребовала я, не желая задерживаться в ареале обитания кишечной палочки.

Песоцкий не стал спорить, но восторга от навязанной ему роли гида не выказал. Наоборот, выдвинулся из каморки с кислой миной, пробурчав:

– Ладно, но, если что, вы тут сами по себе, а я вас знать не знаю.

И заспешил по коридору, сразу же оторвавшись от нас метров на пять.

– Трусоват был Дима бедный. – Я насмешливо переиначила пушкинскую строку.

– Не хочет, чтобы его и отсюда уволили, – вошла в положение Песоцкого добрая Ирка.

Мы покинули септическую каморку и двинулись вслед за бедным Димой, полагаясь больше на слух, чем на зрение, потому что наш трусоватый гид быстро исчез из виду, но шаги его в коридоре под арочным сводом звучали достаточно громко.

Окон в коридоре не имелось, но то и дело попадались какие-то двери, некоторые из них были приоткрыты, а иные и вовсе распахнуты настежь. Ирка на ходу с интересом заглядывала во все помещения, негромко комментируя увиденное:

– Тут какой-то склад… Смотри, какие платья на вешалках… Тут просто черная комната, даже страшновато… А тут зеркала, зеркала…

– Надо бы еще в ту гримерку, где вчера приватный фуршет был, заглянуть, – напомнила я себе, но сделала это вслух. Подруга меня услышала и спросила:

– А туда зачем? Что мы там можем увидеть?

– Откуда мне знать? Но вдруг заметим что-то интересное. Такое, что позволит понять, почему сразу после фуршета в гримерке Барабасов ухнул в яму.

– После того – не значит вследствие того, – важно изрекла подруга, и я покивала: сама так сто раз говорила.

Но ведь была же какая-то причина, почему в пяти дублях до перерыва старик осторожничал, не доходил до края сцены, а после фуршета удивительно решительно, чуть ли не маршевым шагом, проследовал на тот свет?

Тем временем наш гид-невидимка вырулил из коридора на темную, узкую – явно не парадную – лестницу, и вскоре мы оказались в тесном лабиринте кулис. Как в кукольном театре из-за бархатной портьеры высунулся указующий перст, мы с Иркой понятливо свернули в нужном направлении и вышли на сцену.

Вчера ее заливало море звука и света, со всех сторон сияли цветные огни, снизу стелился дым, гремели овации и усиленные микрофоном команды, а сегодня от всего этого великолепия и следа не осталось. Сцена пустовала, зал, насколько можно было разглядеть в темноте, тоже. Свет горел только в оркестровой яме, да еще вдоль ее края небрежно, явно на скорую руку, проложили ядовито-зеленую светодиодную ленту.

– Вчера ее не было, – отметила Ирка, легонько попинав носком ботильона эту цепочку болотных огней.

– Запоздалые меры безопасности.

Я осторожно приблизилась к обозначенному светодиодами краю, присела на корточки и заглянула в оркестровую яму.

Не ожидала, что она окажется такой глубокой!

И пустой.

– Ну, что скажешь? – Моему Ватсону не терпелось услышать какое-то резюме.

– Оркестровую яму придумал Рихард Вагнер, автор не только замечательных музыкальных произведений, но и концепции «невидимого оркестра». Ты знаешь, что он называл оркестровую яму мистической бездной? – Я обшарила взглядом упомянутое пространство: ничего!

– Очень поэтично, а по существу дела есть какие-то соображения?

Я встала и отошла от греха подальше в глубь сцены.

– Только одно, но важное: для Барабасова упасть туда было равнозначно смерти. Может, кто-то помоложе и покрепче отделался бы переломами, но не старичок с проблемами опорно-двигательного аппарата.

– То есть ты хочешь сказать, если падение было подстроено, то это натуральное убийство?

– Угу. – Я шагнула за кулисы и похлопала по матерчатым стенам, привлекая внимание прячущегося где-то Песоцкого.

На сей раз нам явилась не рука его, а голова.

– Все, уходим? – с надеждой поинтересовался наш нерадивый гид.

– Уходим, но недалеко, – не обрадовала я. – Теперь нужно посмотреть гримерку, где погибший вчера устраивал закрытый прием с фуршетом.

– Могу только дверь показать, идите за мной.

Мы снова зашагали по коридору, но уже по другому – более широкому и со стенами, обшитыми деревянными панелями.

Нужная нам дверь не имела никаких опознавательных знаков и была опечатана полоской бумаги с чернильными оттисками.

– Это не полицейская бандероль. – Ирка наклонилась, разглядывая печати.

Их наляпали в избыточном количестве и без всякого порядка: хаотично, одну на другую, как будто дверь опечатывал эпилептик в припадке. Опять же, чернила были использованы красные – нехарактерно для служивых.

– Тут герб с орлом и вензель с инициалами, кажется, буквы «И» и «А», что это значит? – Подруга, стоя с согнутой спиной, вывернула шею и озадаченно поморгала мне снизу.

– Ну, если бы в вензеле были «А» и «И», я бы предположила, что речь об Анне Иоанновне, хотя при чем тут она? – Я тоже склонилась, разглядывая мешанину красных оттисков, и наконец рассмотрела. – А, так это экслибрис! «Библиотека какого-то ИА», понятия не имею, кто это…

– В таком случае позвольте представиться: Игорь Кириллович Аметистов, – досадливо и сердито произнес мужской голос. – Директор этого… проходного двора!

Мы с Иркой распрямились и увидели немолодого господина в хорошем английском костюме и с прической, которую уважающий себя джентльмен скрывал бы под шляпой даже в помещении: лысина на полголовы в окружении довольно длинных и сильно вьющихся рыжеватых волос. Они торчали во все стороны, сияя в свете ламп на потолке, как золотой нимб.

– А вы кто такие и что тут делаете, разрешите поинтересоваться?

Я вынула из кармана удостоверение члена Международного союза журналистов. Как знала, что пригодится!

– Пресса? Только вас тут не хватало! – Игорь Кириллович двумя руками вцепился себе в волосы, с поразительной ловкостью сформировав на висках пару то ли рогов, то ли сосулек. – Как прошли? Кто позволил?

Я украдкой огляделась, но Песоцкого не увидела. Очевидно, именно на такой случай он предупреждал: если что – мы сами по себе.

Ирка же без тени сомнения ответила директору театра:

– Нам разрешил генерал Толстопятов Дмитрий Андреевич из руководства Следственного комитета.

– Еще и генерал какой-то! – Аметистов снова схватился за голову и слепил себе вторую пару рожек.

«Если так пойдет, скоро его прическа будет один в один головной убор статуи Свободы», – подумала я, но не стала отвлекаться от дела и перешла в наступление:

– Это здесь погибший гражданин Барабасов устраивал частный прием?

– Он тогда еще живой был, – огрызнулся Аметистов.

– Как интересно, вы видите в этой ситуации повод для шуток? – Я прищурилась. Руки Игоря Кирилловича дрогнули, и очередные волосяные сосульки вышли кривенькими. – Вчера театр потерял заслуженного артиста…

Аметистов не успел ответить. Вместо него вкрадчиво и ехидно заговорил кто-то другой:

– Одним больше, одним меньше – какая разница, не правда ли, дорогой Игорь Кириллович? Вам же что труппа, что трупы – все одно, уникальный коллектив рассыпается, а вы и в ус не дуете.

Я оглянулась: в метре от нас, привалившись к стене у ответвления коридора, в эффектной позе высился рослый незнакомец лет пятидесяти. Красоту его мужественного лица несколько портили отвисшие щеки и тройной подбородок, который он попытался скрыть, высоко задирая голову. Живот незнакомец втянул, а руки скрестил на груди, добавляя ей объема, но все равно выглядел не очень-то героически. Тридцать-сорок кило лишнего веса добавляют респектебельности только борцу сумо.

– Лапиков, не старайтесь, я уже сказал, что не буду оспаривать решение режиссера! – сварливо молвил Аметистов. – Посмотрите на себя, какой из вас Ромео? Герцог Вероны – это ваш максимум, а нет, так будете стражником в массовке. Идите вы… упражняться с алебардой!

– Вот так и живем, – демонстративно игнорируя Аметистова, доверительно поведал нам этот Лапиков. Он оттолкнулся от стены и подошел, по-прежнему держа руки сложенными на груди. – Лауреата множества премий Лапикова – в стражники, заслуженного артиста России Барабасова – на тот свет…

– Виктор Александрович, прекратите эти инсинуации! – взвизгнул Аметистов. – Товарищам из прессы вообще неинтересна наша театральная кухня…

– Ну, почему же, товарищам из прессы это все очень интересно, – возразила я.

– А как это все будет интересно генералу Толстопятову Дмитрию Алексеевичу из Следственного комитета! – резко повысила ставки Ирка.

– Он Андреевич, – шепнула я, но подруга не услышала: Остапа несло.

– Нам – с генералом! – кто-нибудь уже объяснит, почему эта дверь заклеена? – Ирка пошла в наступление. – Зачем тут эти… опыты первопечатника Федорова?! Кто-то пытался подменить собой полицию?!

– Да боже упаси! – Аметистов перестал терзать свою куаферу и замахал руками, будто отгоняя назойливых насекомых. – О полиции, считайте, и заботились, чтобы им лишнюю работу не пришлось делать!

– В смысле? – осеклась Ирка.

– Объяснитесь, – потребовала я.

– Я запер и опечатал эту гримерку, чтобы сохранить в целости и сохранности ее содержимое! Ведь лезут же все и лезут! И что за народ такой, непременно нужно что-нибудь упереть!

– То есть вчера тут у вас не только Барабасов убился, но еще и что-то украли? – уяснила я. – А что и у кого?

– Да у того же Барабасова, царство ему небесное! – Аметистов принялся загибать пальцы. – Беспроводной наушник пропал? Пропал! И туфли тоже! Обе две! А они, между прочим, казенные, их у нас мальчик Мук носил, и что ему теперь, босиком бегать?

Мое воображение не затруднилось нарисовать чернявого мальчика в полосатом халате. Он промелькнул в моей фантазии, шлепая голыми пятками, под песню Леонида Агутина про другого босоногого мальчика, который хочет в Тамбов.

– У нас тут все скоро босыми и голыми бегать будут, – вставил ехидный Лапиков. – С таким-то руководством…

– Усовеститесь, Лапиков, вы в «Короле Лире» граф Глостер, а не слуга герцога Корнуэльского только благодаря мне! Я лично, сам за вас просил…

– Премного благодарен, ваша светлость! – Актер отвесил директору весьма изящный поклон.

– Виктор Александрович, – я отвернулась от гневно пыхтящего Аметистова к разговорчивому Лапикову, – вы были вчера на фуршете у Бориса Барабасова?

– А как же! Я ж говорю – ходим голыми и босыми, как можно фуршет пропустить, – с удовольствием подтвердил актер. – Тем более что Барабасов не поскупился: и бутерброды с икоркой, и рыбка красная, и фаршированные яйца – у нас даже в буфете таких кормов не бывает.

– У нас на это бюджета нет! – вскричал Аметистов и снова принялся сооружать себе прическу статуи Свободы.

– У вас, Игорь Кириллович, не бюджета, у вас совести нет, – проникновенно молвил Лапиков и с силой придавил пятерней живот, пытаясь (тщетно) сделать его если не впалым, то хотя бы не слишком выпуклым. – Вы с главрежем держите артистов на голодном пайке, и я сейчас не только про фуршет, но и про роли…

– Нет уж, давайте про фуршет! – Ирка не дала ему свернуть с курса. – Кто там был?

– У вас есть список? – Я снова посмотрела на Аметистова.

– Да помилуйте, откуда у меня список? Не я же организовывал мероприятие!

– А я вам сейчас расскажу, кто там был! – влез Лапиков, не желающий оставаться на вторых ролях. – Во-первых, закадычная врагиня Барабасова – старуха Зарецкая, феноменальная змея, неубиваемый дракон, ей скоро сто лет уже, наверное, а она живее всех живых.

– Зарецкую можете пропустить, – сказала я.

– А я бы послушала, – пробормотала Ирка.

– Пропустим Зарецкую! – повторила я с нажимом. – Еще кто?

– Граврежи, наш и этот, специально приглашенный. – Лапиков с размаху накрыл лицо развернутой ладонью и страдальчески замычал сквозь пальцы.

– Евграф Носков, – узнала я.

Показано было очень похоже. Зря Аметистов с главрежем списал Лапикова в бессловесные стражники с алебардой, у него явный талант.

– Еще Вартанов, Душечкина, Лимпопович, – продолжил талант.

– Это тоже наши артисты, довольно давние и уважаемые члены коллектива, – уточнил директор.

– Довольно уважаемые, – ухмыльнулся Лапиков. – И несколько незнакомых мне граждан не из наших, званые гости самого Барабасова.

– Мы их не знаем и никакой ответственности за них не несем, – поспешил вставить Аметистов. – Их Барабасов самолично звал специальными приглашениями. Очень красивые открытки ручной работы, не поскупился Борис Иванович.

– Списка званых гостей тоже нет? – Я и не надеялась.

– Все, что могу сказать: этих званых было десять человек, мы под них специально лучшие места в зале зарезервировали, партер, середина шестого ряда. – Директор взмахнул рукой, я думала – снова вцепится себе в волосы, но нет, просто на часы посмотрел. – На сем, простите, должен откланяться: дела, заботы, ни единой свободной минутки, бу-бу-бу…

Окончания фразы я не расслышала, он ее уже за поворотом закончил.

– Но, Игорь Кириллович, мы же не договорили, я насчет Ромео, бу-бу-бу… – Лапиков подхватился и тоже скрылся за углом.

– Вам тоже пора уходить. – Откуда ни возьмись появился Песоцкий, растопырил руки, выдавливая меня и Ирку из коридора.

На улицу он нас вывел не служебным входом, а через парадную дверь. Ее охраняли исключительно на вход, покидать здание можно было совершенно беспрепятственно.

– Как обманчива бывает природа, – посетовала подруга, напоследок оглядев внушительный театральный фасад. – Снаружи такая красота, а внутри тотальный беспорядок, не храм Мельпомены, а хлам!.. Пойдем, что ли, кофе с пышками попьем?

Глава 5

Муки Мука

Боря заехал за мной на Петроградку вместе с Джульеттой. Та не поднялась в квартиру, чтобы не страдать от запаха капусты, осталась ждать нас в машине, так что ее благоверному пришлось давиться вкусной едой в дикой спешке. А я была вынуждена упаковать кастрюлю с остатками борща так, чтобы его аромат ни в малой мере не просачивался из-под крышки, чем по прибытии в родные пенаты сильно удивила собственного мужа.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

«Песенка кавалергарда», стихи Б. Окуджавы.

2

Читайте об этом в романе Елены Логуновой «Миллион оттенков желтого».