Проект Синее пламя

«Ну где же ты, – беззвучно подумала она, вглядываясь в тёмный лес. – Покажись как-нибудь».

Посмотрела на свои руки, надеясь снова увидеть иней, набегающий на пальцы.

Тишина.

Только отдалённый лай собак за холмом да шелест листьев под ногами. С силой пнула валяющуюся шишку – та глухо покатилась в темноту.

«Приди. Проявись. Откликнись».

Слова звучали наивно и глупо, как детские заклинания.

– Ну хоть что-нибудь.

Но ответил только ветер.

Из глубины леса донесся легкий перезвон. Оля подняла глаза и увидела иву, стоявшую в десяти шагах. Ее ветви были украшены россыпью льдинок, сверкающих в лунном свете словно гирлянда.

Подойдя ближе, она медленно протянула руку, но касание обожгло холодом, заставив резко одернуть ладонь.

– Поговори со мной, – обратилась она к мерцающей льдинке. – Мне больше не у кого спросить. Скажи, кто ты? Почему я? Что связывает нас с Алтаем и моими родителями?

Тронутая её пальцами льдинка вспыхнула ярче, на миг стала прозрачной, как слеза, и растаяла, скатившись по коре каплей воды. Но едва она исчезла, как другие капли, висевшие ниже, повинуясь неведомой силе, поползли вверх по ветке, против силы тяжести. На глазах у Оли они снова застывали, намерзая в причудливые новые узоры, переливаясь в лунном свете.

– Ты играешь со мной?

Снова порыв ветра встряхнул иву, и в его переливчатом шелесте почудился ответ:

– Ты моя…

С силой выдохнув, Оля увидела собственное дыхание белым облачком. Внутри не было ни страха, ни злости – лишь усталая опустошенность.

Она побрела к дому, шаркая ногами по мокрой траве. «Молчи. И слава Богу».

Перед тем как уснуть, Оля поймала себя на мысли: «Если такие, как Катя, существуют, получается, я одна из них? И сейчас я веду охоту и на себя тоже? Лучше бы мы все оказались просто сумасшедшими, во главе с профессором».

Странное спокойствие наконец сменило тревогу.

Все это было уже не просто историей из прошлого, а личным делом, в котором главной загадкой было то, что происходило в ней самой.

Глава 4. В поиске главное – не наткнуться на самих себя

Рано утром, вооружившись дождевиками и сапогами, они отправились к месту пожаров. Населённый пункт резко отличался от того, где они остановились: три улицы деревянных домов, упирающихся в небольшую речку, и только электричество из цивилизации. На первый взгляд деревня казалась необитаемой, а под затяжным осенним дождём производила удручающее впечатление.

Машину оставили на въезде, побоявшись застрять в грязи.

– Ммм, атмосферное место, – бурчала Оля, с трудом шагая по вязнущей грязи. – Тут бы фильмы ужасов снимать. Хорошо, бабушка осталась в машине, а то мы бы наслушались.

– Глубинка, – сказал профессор, окидывая взглядом унылый пейзаж. – Идеальное место, чтобы затеряться. Но мы-то с тобой знаем: нет таких тайн, которые оставались бы погребёнными вечно. Правда, Оленька?

Не зная, как отреагировать на его почти пафосный порыв, Оля сменила тему, стараясь говорить максимально деловито.

– Вы упомянули, что здесь был кто-то из «Синего пламени». Откуда такая информация? Я пролистала все доступные архивы в сети – ноль.

– Помогли мои студенты, – ответил Захар Петрович, и в его голосе прозвучала лёгкая гордость. – Однажды я рассказал эту историю на лекции в качестве примера нераскрытого клинического случая. Несколько человек загорелись. Теперь их факультативная работа – рыться в архивах и по крупицам собирать всё, что связано с той историей.

– Всё необъяснимое притягивает, как магнит, – тихо, скорее для себя, заметила Оля. – Даже если умом в это не веришь.

– Смотри, вот мы и почти пришли к первому пожарищу. Здесь жил старик лет восьмидесяти, нелюдимый. Гости иногда приезжали, но долго не задерживались. Так же было и в день пожара, – проигнорировал её рассуждения Захар Петрович.

Оля медленно шла по пепелищу, стараясь не вдохнуть слишком глубоко едкий запах гари, всё ещё витавший в сыром воздухе. Ноги вязли в мокрой, почерневшей от золы земле. Вокруг царила зловещая тишина, нарушаемая лишь хрустом углей под сапогами и однообразным криком вороны на покосившейся липе у края бывшего огорода.

От дома остался лишь обугленный сруб, почерневшие бревна, сложенные в причудливый колодец. Кое-где из-под груды пепла и щепы торчали скрюченные железки – то, что уцелело от печки, утвари, кровати. Её взгляд скользил по остаткам чужой жизни, беспомощно разбросанным вокруг: обгорелый валенок, почерневшая кастрюля, мокрая, полуистлевшая книга, страницы которой слиплись в единый ком. Она вглядывалась в этот хаос, надеясь найти хоть что-то, не тронутое огнём, какую-нибудь зацепку.

Они с профессором уже минут двадцать молча обыскивали пепелище, и Оля почти смирилась с тем, что здесь нет ничего, кроме грустных следов чужой беды. Уже хотела предложить идти дальше, как вдруг…

Среди этого тотального уничтожения, под грудой мокрых, обугленных книг, её внимание привлекла металлическая вспышка. Она наклонилась, разгребла пепел руками в перчатках.

– Захар Петрович, посмотрите! – крикнула Оля, с трудом вытаскивая находку из-под завалов. На свет божий явилась прочная железная коробка, почерневшая от копоти, но удивительно целая. Замок расплавился, а крышка держалась на честном слове.

– Тут документы на имя Михайлов А. В. И фото, кажется, уцелели.

Профессор, неспешно обходивший периметр, подошёл, опираясь на трость. Он взял у неё из рук пожелтевшую фотокарточку и долго всматривался в групповой снимок людей в строгой форме.

– Да, это он, – наконец произнёс Захар Петрович, и в его голосе прозвучало странное сочетание триумфа и тяжести. – Один из кураторов «Синего пламени», полковник КГБ в отставке. Не знал, что он доживал свой век здесь, в такой глухомани. Это подтверждает , пожары – не случайность.

Оля выпрямилась, окинув взглядом место трагедии. От неожиданной находки по венам прокатился озноб.

– Пойдёмте, осмотрим другие места, – предложила она, пытаясь заглушить неприятное чувство. – Тут, кажется, больше ничего нет.

– Нет смысла. В остальных домах жили обычные старики. – Профессор бережно упаковал фотографию и документы в полиэтиленовый пакет.

– Но ехать домой рано. Вчера удалось выяснить, что Катя с отцом переехали именно в эту область. Вполне возможно, что именно Михайлов спрятал их тут. Так что не будем медлить и проверим адрес. Вдруг нам повезёт и застанем её дома.

На обратном пути, у самой обочины, взгляд Оли зацепился за почерневшие клочья бумаги. Интуиция дёрнула её вниз – она наклонилась и подобрала обгоревший кусок папки. Сквозь копоть проступали цифры: 1978 и размытый, но читаемый штамп.

– Смотрите, – она протянула находку профессору. – Та же папка.

Захар Петрович, не скрывая волнения, взял картонку.

– Год основания… – выдохнул он. – Такая же волна прокатилась сразу после закрытия программы. Они стирали всё подряд тогда. И сейчас… всё повторяется. Это не пожары, Оля, а охота. А мы только что нашли первое реальное доказательство.

– Захар Петрович, а если за Катей придут так же, как и за этим полковником?

– Всё возможно, Оленька, всё возможно… – Он тяжело вздохнул и, сгорбившись, побрёл к машине, внезапно выглядевшим по-старчески уставшим и подавленным.

****

Машина, отъехав от деревни, медленно ползла по разбитой грунтовой дороге. В салоне пахло влажной землёй и дымом, приставшим к одежде.

Рената Васильевна, удобно устроившись на заднем сиденье, с видимым неудовольствием разминала шею.

– Ну, признайтесь, детективы мои, много вы там накопали в этом пепле, кроме сажи на моём новом плаще? – её голос звучал устало, но в нём сквозила привычная ирония. – Нашли свою синюю вспышку или хоть уголёк волшебный?

– Мы нашли не вспышку, Рената Васильевна, а кое-что куда более вещественное, – Захар Петрович, сидевший за рулём, явно ждал этого вопроса.

Он протянул ей через плечо завёрнутый в полиэтиленовый пакет обгорелый документ.

– Смотрите. Удостоверение полковника КГБ. Один из кураторов «Синего пламени». Он жил в том доме и его убрали, как и других, причастных к программе. Это не случайность .

Рената Васильевна взяла пакет, скептически прищурилась, разглядывая почерневшую бумагу сквозь плёнку.

– Полковник… – протянула она. – Допустим, человек вышел в отставку, переехал в деревню доживать век. Случился пожар – трагическая случайность… Хотя… – она повертела находку в руках, и её тон смягчился, уступив место профессиональному интересу. – Штамп-то подлинный, да. Крайне любопытно. Но чтобы сразу «ликвидация»… Ох, Захар, куда ты нас завёл…

Оля молча смотрела в запотевшее стекло, пропуская их диалог мимо ушей. Её пальцы нервно теребили прядь волос. Она сглотнула, различая в потёках на стекле искажённое отражение собственного лица.

«А я теперь тоже знаю слишком много. И во мне сидит то же самое… что и в Кате. Я ходячая мишень. Мы все тут в машине – мишени. И я не знаю, как защитить ни себя, ни их, ни ту женщину, которую мы ищем. Мы не охотники. Мы – дичь на прогулке».

Её молчание было таким громким, что Рената Васильевна наконец к ней обернулась.

– Оленька, а ты чего притихла? Уж не испугалась ли вконец? Да не горюй, детка, всё это совпадение. Скажи лучше, спина у меня не испачкалась? В этой машине, как в гробу, не повернуться.

Оля лишь покачала головой с улыбкой, снова искренне позавидовав бабушкиному оптимистическому спокойствию.

Приехав по указанному адресу, они наткнулись на высокий забор. На воротах надпись: проход запрещён. Территория охраняется служебными собаками.

– Это слабо похоже на жилой дом, – Захар Петрович постучал в ворота, но откликнулись только собаки.

Рената Васильевна, с трудом выбравшись из машины, с наслаждением потянулась.

– Ох, мои косточки… Две часа трястись по этим ухабам, чтобы упереться в забор с плакатом «Посторонним В.»! Захар, ты уверен, что твои юные гении не перепутали цифры в адресе? Может, они нам координаты свинарника подсунули для вдохновения?

Профессор лишь молча показал пальцем на внушительный замок и камеры под козырьком.

– Свинарники так не охраняют, Рената Васильевна. Это что-то серьёзное.

Поодаль, возле леса, Оля увидела небольшой деревянный домик с покосившимся забором, возле которого сидела скрюченная старушка в цветастом платке.

– Пойду попробую узнать что-нибудь, – показала она в сторону домика.

– Иди, иди, внуча, – взмахнула рукой бабушка. – А я пока пройдусь, спину разомну. Или, Захар, может, ты всё-таки рискнёшь и позвонишь в этот колокольчик?

****

– Здравствуйте, бабушка. Мы разыскиваем Пчёлкиных, сказали, здесь живут. Стучим – не открывают.

– Доброго вечерочка, дочка. Присаживайся, поболтуем, коль приехала. Чаю с шаньгами хошь? – бабушка пододвинулась на лавке, уступая место.

Оля улыбнулась и отрицательно помотала головой.

– Не живут тут Пчёлкины-то. Одна я из нашей деревни остаюсь. Остальные-то все померли, али в города разъехались. А меня, вишь, и смерть не берёт, а ехать-то некуда. А тут, на грех, эту… экоферму отгрохали. Понаехали с Москвы, земли все себе позахапывали.

– Поняла. Москва и сюда добралась. А про Пчёлкиных знаете что? Жили тут?

– Как не знаю! Знаю, конешно! Были тут такие, да недолго – батя с дочкой. Девчушка светлая такая, а отец – пропойца злостный. Неделями не просыхал, как жена-то от него ушла. Али, может, она и ушла-то потому, што пил-заливал.

Оля перебила пошедший не туда разговор.

– А Катя, что о ней знаете?

– Ну что знаю, хорошая была, умница, красавица. В Москве училась, а потом вернулась. Я думала, отца повидать. Ан нет, осталась дома. По приезду изменилась она – всё грустная ходила, молчала, когда расспрашивали. А потом, в скорости, засобирались в город. Дом бросили и поехали. Больше не слыхала об них.

– А в каком году это было, вы случайно не помните? – Оля с трудом сдерживала дрожь в голосе.

– Чего не помню! Помню. Ты не смотри, што я старая – память у меня крепкая. Восемьдесят второй год это был. Я в тот год своего сыночка-то схоронила..

У Оли перехватило дыхание. Восемьдесят второй: год смерти Кирилла, когда рухнула жизнь Ксении, когда исчезла Катя. Сухая статистика из рассказа профессора вдруг обрела подтверждение. Она непроизвольно схватилась за холодное звено цепи на лавочке, чтобы ощутить что-то реальное.

– Мои соболезнования… – голос её сам по себе выдал заученную фразу, пока разум лихорадочно складывал пазл.

– Спасибо Вам огромное, вы мне очень помогли! – Она вскочила, не в силах усидеть на месте. Энергия била через край.

– Чем я могу Вас отблагодарить? Может, вам деньги нужны?

– Коли дорогой увидишь, где смерть-то моя на пеньке сидит, солнышко греет – ты ей передай, што Матрёна её ждёт-поджидает. Пусть поспешает. Устала я уж.

– Эээм… Доброго здоровья, бабушка, спасибо ещё раз, – пробормотала Оля, уже отступая. Она развернулась и почти побежала к своим, сжимая и разжимая онемевшие пальцы.

«Она была. Реальная. Живая. И всё правда. Значит, и её дар был. И мой тоже есть…», – пронеслось в голове у Оли, и по спине пробежали мурашки, но на сей раз не от страха, а от странного, щемящего чувства родства с той незнакомой девушкой.

– Профессор! Они тут были! – уже крикнула она и тут же замерла. Воздух вокруг застыл. Пропал запах осенней травы и влажной земли. Птицы замолкли. Единственным звуком, пронзившим наступившую звенящую тишину, стал нарастающий, неестественный хрустальный перезвон, словно миллионы ледяных бусин ударялись друг о друга.

Оля медленно обернулась. Всё вокруг – деревья, трава, покосившийся забор – было мгновенно покрыто густым, искрящимся инеем. Ветви, обледеневшие до прозрачности, мелко звенели сами по себе, нарушая абсолютную тишину.

И сквозь этот ледяной строй пробился тот самый голос.

– ВЕРНИСЬ НА ПОЖАРИЩЕ.

На этот раз это был не шёпот, а приказ.

Пронзительный хрустальный звон разметал в щепки её восторг от находки. Ледяное спокойствие, мгновенное и абсолютное, накрыло с головой, словно волна. Мысли о Кате, ещё секунду назад казавшиеся самым важным, отступили, став мелким эпизодом. Ощущение было таким, будто она смотрела в подзорную трубу на муравья, а потом кто-то развернул её и показал на стремительно приближающегося медведя.

– Хорошо, – мысленно выдохнула она, чувствуя, как холодная уверенность наполняет её изнутри, заглушая все чувства.

Мир снова задышал, зашумел, запах влажной землёй. Морозная дымка уползла в глубь леса, забрав с собой хрустальный звон, но внутри Оли осталась незыблемая ясность. Сила не просто приказывала – указывала путь. И раз она вела их обратно на пепелище, значит, они с профессором действительно что-то упустили.