Проект Синее пламя

Алёна Саевская

Проект Синее пламя

Глава 1. Тени прошлого

Терпкий запах свежесваренного кофе смешался с прохладой утра. Накинув на плечи плед, Оля сонно плелась к креслу-качалке, аккуратно неся чашку, чтобы не расплескать. Потянувшись, она повернулась к окну, подставляя лицо первым лучам солнца.

Взор зацепился за соседнюю крышу. У самого края стояла девушка со свёртком в руках, похожим на ребёнка. К ней медленно приближался высокий мужчина в длинном плаще.

От недоброго предчувствия сердце Оли сжалось. Плед соскользнул – по спине рассыпались колючие мурашки.

Пальцы впились в кружку так, что обожглись о горячую керамику.

В тишине раздался телефонный звонок – глухой, будто издалека, как назойливый звуковой эффект в низкобюджетном триллере.

Тем временем на крыше девушка стояла неподвижно, только ветер трепал подол её платья и белокурые волосы, а тонкие руки крепко прижимали свёрток.

Остановившись в двух шагах, мужчина наклонил голову и заговорил, но его голос потонул в разделявшем их расстоянии.

На миг показалось: полы его плаща колыхнулись сами по себе, точно за ними скрывались чёрные крылья.

– Господи… – выдохнула Оля.

Она хотела крикнуть, но голос застрял в горле.

Телефон зазвонил громче, звуки сливались с внезапной паникой, и она бросилась искать его, топчась по квартире.

Не найдя, снова подбежала к окну. Ударила ладонями по стеклу, пытаясь хоть как-то вмешаться.

Резкий холод пронзил пальцы: от её прикосновения стекло затянулось плотным узором инея, словно сама зима вырвалась изнутри.

Телефон зазвонил в четвёртый раз, вибрацией пробежав по телу.

Оля дёрнулась, проснулась и, глубоко вздохнув, села на кровати, ещё чувствуя холод стекла под ладонями.

– Сон… просто сон, – пробормотала она и снова упала на подушку, натянув одеяло на голову.

Телефон зазвонил в четвертый раз за утро.

Ольга на ощупь вытянула руку из-под одеяла – не смотря, знала: так настойчиво может звонить только бабушка или редактор.

В первом случае – встреча, которую обещала три недели назад, во втором – срочные правки по книге, над которой корпела почти до рассвета.

Открыв один глаз, она притянула телефон ближе. На экране светилось: «БабУлиЧка».

– Душа моя, свет очей моих, кровь моей крови… помилосердствуй, Рената Васильевна! Ещё только девять утра, я легла в четыре! Ну что стряслось?

– И я тебя приветствую! Пирожки с капустой стынут.

– Я всю ночь дописывала третью книгу из цикла. Сегодня я – недвижимость.

– Поняла, пирожков мало будет… Книгу, говоришь, закончила? Значит, у меня есть для тебя очень интересная история, не пожалеешь! Жду через сорок минут у себя!

– Баааа, ну нельзя так тянуть зайку из норы! Ты же лапки выдернешь к чёртовой матери!

– Полтора часа тебе точно хватит. Конец связи!

С этими словами Рената Васильевна положила трубку на рычаг телефона, аккуратно расправила кружевную салфетку под аппаратом и с чувством удовлетворения пошла на кухню лепить пирожки.

****

Оля пришла около двух часов дня.

Пирожки давно остыли, а бабушка неспешно допивала вторую чашку чая в компании своего бывшего аспиранта – а ныне профессора психиатрии – Захара Петровича Солодкова.

– Ба, сколько тебе надо говорить – закрывай дверь на замок! Унесут весь твой антиквариат.

– Внуча, тут самое ценное – это я, – смеясь, ответила Рената Васильевна. – Не ворчи. Надевай тапки и марш на кухню. Мы с Захаром тебя уже заждались.

– Вот-вот, – парировала Оля. – Здравствуйте, Захар Петрович! Неожиданно и очень приятно. Мы с вами, наверное, лет тридцать не виделись.

Она приобняла бабушку за плечи и присела за стол.

– Ммм… как же пахнут пирожки, слюнки текут! Я такая голодная!

– Да, Оленька, последний раз я видел тебя на консилиуме… – он мельком посмотрел на Ренату Васильевну, которая жестом показала, что об этом не нужно упоминать.

– Но я прекрасно осведомлён о твоей жизни и о твоих успехах в писательстве, – добавил он с улыбкой.

Рената Васильевна достала из дубового серванта фарфоровую чайную пару и поставила перед Олей вместе с разогретыми пирожками.

– Захар пришёл за консультацией, а я попросила дождаться тебя. История, которую он принёс – это клад! Мне кажется, ты захочешь её записать, – пояснила бабушка.

– Да, дело неожиданное. И возможно, связано с тем, что я пытался расследовать тридцать лет назад, – усаживаясь поудобнее на стул, подтвердил профессор.

– Представляете, я его с отчетами ждала, а он бегал девушек искал! – рассмеялась пожилая женщина.

– Рената Васильевна, как всегда, точна в формулировках, – уголки его губ дрогнули в подобии улыбки.

– Тогда я, как мне казалось, многое понял…

Он положил на стол портфель и вытащил оттуда свежий номер газеты.

– Буквально три дня назад, в Кировской области очень похожий случай. Одновременно загорелось четыре дома. – он развернул газету и указал на статью в углу.

Бегло прочитав, Оля протянула ее назад.

– Пока ничего не понимаю… Ну пожары, так бывает. Что тут необычного?

– Именно пожары! Давай расскажу с самого начала.

****

– Это был 1982-й. Осень стояла холодная, с затяжными дождями. Я тогда почти год писал диссертацию под руководством твоей бабушки.

И вот в отделение поступила женщина. Сорок шесть лет, острый психоз.

Бред, спутанность сознания, навязчивое стремление навредить себе.

Всё казалось типичным – на первый взгляд.

Из истории болезни следовало, что раньше такого не было. Наследственность чистая, если верить мужу. Он связывал срыв с недавней смертью единственного сына.

Случай попал в поле моего научного интереса. Но дело было не только в диссертации.

В этой истории с самого начала было… что-то другое.

– Фто-то особенное? – уточнила Ольга, дожевывая второй пирожок.

Захар Петрович кивнул, и седые пряди, аккуратно зачёсанные назад, чуть шевельнулись.

– В те годы меня ещё можно было увлечь личной историей – особенно такой, где за диагнозом угадывалась человеческая драма.

– Приехать в первый раз в психушку в сорок шесть лет действительно драматично, но едва ли редкость для вашего учреждения, – вставила Оля почти машинально. – Что именно показалось особенным?

– И правда, Захар, изначально случай был рядовым, за что ты зацепился? – подхватила Рената Васильевна.

– Всё началось после первой беседы с её мужем. – Профессор провёл ладонью по гладко выбритым щекам. Чёрный гольф плотно облегал шею, подчёркивая собранность.

– Терапия шла, муж приходил почти каждый день. Садился рядом, держал за руку, показывал старые фотографии, говорил с ней долго, спокойно – как будто она всё слышит.

Я наблюдал за ними со стороны.

Он был здесь, рядом, а она – где-то очень далеко. Меня зацепила его преданность жене и настойчивость. Он упорно пытался достучаться до той, которую любил.

Я тогда подумал – это и есть любовь. Или как минимум мужество.

– Кажется, эта история затронула что-то личное в тебе, раз ты решил покопаться в их жизнях, – тонко подметила Рената Васильевна.

– Получается так. Она совпала с определённым периодом в моей жизни.

Профессор посмотрел в окно.

В его взгляде угадывались прожитые годы – никак не меньше пятидесяти, но фигура оставалась подтянутой, почти аскетичной.

– Мне захотелось узнать, что между ними было на самом деле. Я не мог тогда представить, куда именно заведёт меня это личное расследование.

– Захар Петрович, ну что в ней было особенного? Она говорила на латыни? Или левитировала над койкой? Пока звучит довольно банально, хоть и, конечно, жаль, что история настолько трагичная, – перебила его Ольга.

В интонации проскользнуло нетерпение. Десятки таких же трагедий из бабушкиных архивов, которые она слышала с детства, сливались в одну монотонную песню.

«…дежавю… вдруг, ничего не предвещало и вот опять – здравствуйте, психушка! И не надоедает же об этом говорить!» – язвительно отозвалось у неё в голове.

– Внученька, слушай дальше! Побольше уважения к рассказчику! Где твоё писательское любопытство? Такие истории под ногами не валяются! – Рената Васильевна, под столом, толкнула внучку ногой.

Оля пропустила мимо ушей бабушкину колкость, поворачиваясь к профессору.

– Да-да, сейчас начну переходить к сути. – Захар Петрович кивнул.

– Ксения часто повторяла одну фразу: «синее пламя… синее пламя…» – я, естественно, спросил у её мужа: не было ли у них пожара?

Или, возможно, это как-то связано со смертью их сына?

Муж её, Фёдор – так звали этого человека, – оказался разговорчивым.

На первый взгляд – семья, как семья. Даже очень успешная по тем временам.

Ксения работала завмагом – в советские годы должность почти генеральская.

Знала, как проходить проверки, как сделать план, как достать дефицит. На работе всё держала железной рукой, но была справедлива. За что её уважали и, надо сказать… побаивались.

«…крепкий образ, надо записать.... Лыжи ему не отдам! Они мне дороги как память» – мысли девушки ускользали к недавнему разговору с бывшим. Перед приходом сюда они пересеклись в кафе и, как обычно, поругались из-за ерунды.

– А вот её муж, наоборот, человек-сквозняк, – неторопливым бархатным баритоном продолжал Захар Петрович.

– Фёдор числился лаборантом в КБ при НПО „Энергия“ – зарплата 120 рублей, без перспектив.

«…ну вот живут же люди нормально. И в горе и в радости, как положено… правда, с ума сходят…» —Голос профессора плыл где-то фоном, а Оля ловила себя на том, что считает трещины на потолке, накручивая локон на палец.

– Как я уже упоминал, у них был сын. На тот момент ему исполнилось двадцать два года.

Кирилл – парень удивительных способностей, настоящий математический гений, без малейшего преувеличения.

Я беседовал с его преподавателями – одни восторги:

«...с тем холодным блеском в глазах, какой бывает у людей, рождённых для скальпеля», «руки как у пианиста, а голова – как вычислительная машина».

«...опять про детей… У людей времени свободного много, а я работаю всегда...» – она поймала на себе строгий взгляд бабушки, и коротко кивнула.

– И вдруг – страшная трагедия. Кирилл и его лучший друг погибли в парке неподалёку от института. Всё случилось внезапно.

Студенты стояли группой, смеялись. Никто не заметил, как двое отошли в сторону. Первый побежал, хватая воздух, рухнул – и забился в судорогах. Второй шёл как во сне: бил себя в грудь, опустился на колени, запрокинул голову…

Когда к ним бросились, было поздно. На губах у обоих – кровь, словно вскипевшая во рту.

«Тааак, ладно… я явно поторопилась с выводами...» – прервала Оля мысленный спор с бывшим:

– То есть вы считаете, что смерть парней и пожары как-то связаны? Вы узнали, что именно произошло с ними?

– Скорее да, чем нет, – ответил профессор. – Я начал своё расследование с визита к патологоанатому, который проводил вскрытие. Он не горел желанием делиться подробностями, но мне помогла твоя бабушка – оказалось, они были знакомы ещё со времён её учёбы в медицинском институте.

– Точно! – осенило пожилую женщину. – Я вспомнила эту историю. Но не знаю, чем она закончилась.

– Я не стал рассказывать, – кивнул Захар Петрович. – Боялся показаться несерьёзным. Всё это звучало… слишком неправдоподобно. Хотя, признаться, и сейчас звучит не лучше.

Захар Петрович всмотрелся в её лицо, словно сверяя свои слова с её реакцией.

Рената Васильевна не торопила. В морщинках у глаз – привычная внимательность, будто она давно научилась читать мысли по полувзгляду.

– От него я узнал нечто по-настоящему жуткое: внутренние органы погибших были полностью выжжены изнутри, но на коже – ни малейшего следа ожогов.

Он признался, что за двадцать лет практики не видел ничего подобного. И даже не знал, что могло бы вызвать такие разрушения.

– Это что за… Простите, как такое вообще возможно? – У Оли по спине пробежали неприятные мурашки. Растерянно перевела взгляд с бабушки на профессора.

Захар Петрович понимающе кивнул. Сделал глоток чая, поставил фарфоровую чашку на блюдце с тихим звоном и продолжил уже без тени сомнения:

– Я хотел ещё встретиться со следователем, прочитать материалы уголовного дела – но не повезло: нужных знакомств не было.

Хотя это и к лучшему. Дело спешно закрыли с формулировкой: «отсутствует состав преступления. Отравление неизвестным веществом».

Тогда я решил пойти другим путём: поговорить с друзьями и однокурсниками погибших.

Студенческая тусовка обычно знает больше, чем любой дознаватель.

Но и здесь – глухо.

– Мы ничего не знаем.

– Врагов не было.

– Проблем тоже.

– Объяснений?.. – пауза. – Никаких.

Ответы как под копирку, паузы неловкие, смотрели в сторону, не в глаза. Нетрудно было догадаться: надо искать подход либо заинтересованное лицо.

Вернулся. В этот раз решил поговорить только с девушками.

Хотел узнать о любовных историях, сплетнях, странностях. Всё, что могло произойти в то время или сразу после трагедии.

И да – одна странность всё же нашлась.

Оказалось, сразу после трагедии с их курса исчезла девушка. Уже несколько месяцев не появлялась в институте. Где она – никто не знал. Ищут ли её – тоже.

– Подождите, остановитесь… – Оля подняла руку, словно останавливая поток его мыслей.

– Я совсем запуталась: пожары в Кирове, погибшие студенты, сошедшая с ума женщина, а теперь ещё одна пропавшая девушка… Что их вообще объединяет? Кроме вашего интереса?

– Прекрасный вопрос, Оленька. Самый главный. Пока – лишь одно. – Он сделал театральную паузу, наслаждаясь моментом. – Имя той пропавшей девушки. Екатерина Пчелкина!

– А что за личность была эта Катя? Какая-то информация о ней сохранилась?

– Да, но не много. По словам однокурсниц, в тот день она стояла рядом с ребятами.

То ли гадала им, то ли предсказывала что-то. Говорили – странноватая. Всегда с улыбкой и одевалась простенько, не конфликтовала.

–Может, она вообще сектантка была, – бросила одна из девушек.

–Ага, ведьма, – захихикала другая.

– Да нормальная она была, не слушайте этих, – сказала третья. – Просто слишком добрая, вот и всё. С такими рядом неуютно – сразу видно, кто злой. Да, Светка?

Ещё сказали, что она была влюблена. Видели ее то ли с Кириллом, то ли с Сергеем.

Я расспросил о романтических отношениях подробнее. Оказалось, у Сергея был страстный роман со взрослой женщиной. Но кто она никто не знал.

А Кирилл был свободен.

Слыл повесой, очаровывал всех подряд, но не делал никому серьёзных предложений.

– Это уже очень интересно, – оживилась Оля. – Тайный роман, мезальянс, да ещё и в советском союзе! Личный мотив налицо. Может, ревность? Или месть?

– Внуча, – возразила ей бабушка, подливая свежий чай в чашки, – тут уравнение с множеством неизвестных. Если бы понять, как именно они умерли, можно было бы искать, и кто это сделал.

– Вы правы, Рената Васильевна! – согласился профессор. – Но тогда мы даже не могли утверждать, что это было убийство. Ровно как и то, что это несчастный случай.

Оля, это не стало для меня зацепкой. Найти женщину в большом городе, если она вообще существовала, – не представлялось возможным.

Допустим, нашёл. И что бы я ей сказал: «...и кстати, вы были любовницей погибшего Сергея?» – сомнительный план, мягко говоря.

Он сделал глоток горячего чая и добавил:

– Но тут я услышал кое-что ещё. По слухам, ребята баловались наркотиками. Более того, зарабатывали на них грабежами.

Оля от неожиданности выпрямилась на стуле. – Наркотики – ладно, золотая молодёжь, свобода, всё понятно.... Но грабёж? Зачем? И неужели ни разу не попались?

– Мотив и способ налицо, – в голосе Ренаты Васильевны зазвенел профессиональный азарт. – Месть жертвы. Или разборки между дилерами.

– Ба, да ты прямо следователь-звезда, – фыркнула Оля. – И Ксения сошла с ума, узнав, что её сын разбойник? Очень хрупкая натура для заведующей магазином.

– Дамы, прошу вас, не спорьте, – профессор поднял ладони. – Конечно, всё это звучит как сценарий для утренней газеты. Я бы, может, стал притягивать, если бы вёл официальное дело. Но меня не оставляло ощущение странности этой истории.

Он отхлебнул чаю, на миг прикрыв глаза, словно смакуя вкус.

– Бесподобный, Рената Васильевна.

– Рада, что нравится. Так что насчёт веществ?

– Конечно, я спрашивал специалистов – могло ли какое-либо вещество дать такой эффект.

Ответ был однозначный: в природе не существует ничего подобного. И вот тут впервые прозвучала фраза, которую я, если честно, не знал куда девать.

Доцент кафедры химии Прудников сказал: «Если исключить всё возможное – остаётся невозможное. Кара небесная».

– Прудников?! – радостно воскликнула пожилая женщина.

– Ну конечно, знаю! Великий ум! Я у него экзамены сдавала. Если уж сказал, что такого вещества нет, – считай, последняя инстанция.

– Значит, мы исключаем, что они могли раздобыть доселе неизвестное вещество… – тихо рассуждала Оля, прохаживаясь по кухне.

– Я всё не могу понять… Зачем им разбой? Ну хорошо, наркотики. Но ведь умные, талантливые ребята. Неужели не могли заработать честно? Кажется, тут дело не в деньгах. Разбой и наркотики не связаны вместе.

– Это тени, деточка. Всё, что мы в себе прячем: злость, боль, страх быть никем – не исчезает. Оно копится в темноте и однажды вырывается наружу – через бунт, зависимость или насилие. Пока ты не знаешь свою тень, она управляет тобой.

Профессор поднял взгляд, словно пытаясь ухватить ускользающую мысль.

– Вы знаете, я над этим не задумывался, но теперь, когда вы сказали, в этом есть своя логика…

Оля, не дослушав, перебила:

– Тени – красиво сказано, – отчуждённо произнесла она. – Но это не мотив.

Она взглянула на бабушку в ожидании новых предложений, которых не последовало.

– Получается, у нас снова нет зацепок. Захар Петрович, с Ксенией не пробовали еще поговорить?

– Да-да, – профессор поднял очки и потер переносицу. – Я зашёл в тупик и решил начать с самого начала: снова говорить с Ксенией. Надеялся, что она пояснит про «синее пламя».

Новые нити появились, когда её стала навещать близкая подруга. От неё узнал, что в семье было не всё мирно, как рассказывал мне Фёдор.

Ксения дома – хозяйственная, кроткая. С мужем не спорила, всё свободное время старалась проводить с семьёй, как полагается любящей жене и матери.

А вот Фёдор только на работе тихий и незаметный. Дома становился настоящим тираном.

Он болезненно ревновал Ксению, постоянно подозревая её в изменах и закатывая сцены, порой прямо на людях, особенно после пары рюмок водки.

Ксения всё это терпела. Мужа оправдывала, объясняя его поведение усталостью, нерешёнными проблемами, трудным характером.

Конечно, люди за спиной шептались. Но Ксения держалась стойко и гордо, как будто вся эта молва её вовсе не касалась.

После очередного скандала она решила: если всё равно виновата – так пусть уж будет за правду. Она завела любовника.

– Завела любовника?… Хотя логично. Когда тебя дома третируют, хочется хоть где-то дышать, – Оля сама ответила на свой вопрос.

– Однако… не Маргарита она, конечно, но что-то от неё есть. Женщины, которых ломали – любят отчаянно. Даже если от этого потом и в психушку, – добавила бабушка.

Оля подняла брови и вдруг резко села: – А что если… любовница Сергея – это и была Ксения? Тогда она потеряла не только сына, но и… любимого. Всё сразу.

– Ох, какой пассаж! – Рената Васильевна покачала головой. – Друг сына – любовник… Даже сейчас звучит дико. А тогда – это же равносильно самоубийству.

Обе женщины уставились на профессора.

– Мы подошли почти к развязке этой истории, – в его голосе впервые прозвучала усталость. Он откинулся на спинку стула.

– Признаюсь, я пошёл на хитрость – сказал Фёдору, будто Ксения сама обмолвилась об этом. Его буквально ударило током. Он побледнел, отвёл взгляд, а потом… рассказал.

Захар Петрович замолк. В тишине тиканье часов звучало, как удары метронома.

– Он знал всё. Сначала подозревал, потом подслушал их разговор. И в какой-то момент – увидел их вместе. Но не закатил сцену, не устроил разборок. Он хотел простить, пытался – я в это верю. Но каждый раз, когда она входила в комнату, он видел не жену… а предательство.

– Может, он и правда пытался простить… – тихо сказала Рената Васильевна, – только не знал как. Не все умеют быть слабыми вслух. Вот и выбрал – быть сильным в молчании. Только от такого "мужества"потом случаются трагедии, и люди ломаются.

– Федор не копил ненависть, – ответил ей профессор, – он копил стыд. Перед собой, перед сыном, перед своим молчанием. А потом решил: если не может быть сильным – то хотя бы справедливым.

Он задумчиво посмотрел в пустоту, будто там сейчас стоял муж Ксении и сам рассказывал свою исповедь.

– В его конструкторское бюро поступил закрытый заказ на разработку сложного оборудования, – продолжил Захар Петрович. – Приборы предназначались для изучения "пограничных психофизических состояний человека". Так это было сформулировано в документах.

Совершенно случайно Фёдор подслушал разговор между двумя сотрудниками, один из которых был представителем ведомства. Он говорил, что разработка идёт в рамках спецпрограммы КГБ под условным названием "Синее пламя".

Там речь шла о людях с необычными способностями – экстрасенсах, телепатах, медиумах. Они называли их "активаторами поля". У некоторых была повышенная чувствительность, другие – могли, по их мнению, воздействовать на психику других людей.

Каким-то образом Фёдор узнал, что на курсе с его сыном учится одна из таких подопытных – участница этой программы.

– Та девушка, которая была влюблена и вскоре исчезла? – догадалась Оля.

– Да, Катя. Он разыскал её. Убедил девушку, что её предали и использовали. Что она такая же обманутая, как и он. А значит – у них есть право на возмездие.

– Но как она это сделала? – недоумевала Оля.

– Руками. Просто прикоснулась, – спокойно ответил профессор.

– Подожди! – вмешалась Рената Васильевна. – Захар, с уважением к твоей учёной степени, но ты сам-то слышишь, что говоришь? И главное – ты в это всерьёз веришь?

– Я слышала про эту программу, – продолжила она, чуть тише. – Более того, к нам в больницу приезжали – искали "особенных"среди наших пациентов. Но я также знаю, что спустя три года её свернули. Признали несостоятельной. Пустая трата ресурсов.

– Я не просто верю. Я знаю, – тихо, но твёрдо произнёс профессор. – Некоторое время назад мне удалось прочитать её личное дело. Именно оттуда я узнал, как она воздействовала.

****

Захар Петрович снова взял в руки портфель и достал потертую папку.

Молча развернул.

Пожелтевшие листы. Запах архива. В углу – штамп: «Секретно. 1983».

– Это её личное дело, – сказал он. – Мне его дал один мой ученик и попросил прокомментировать. Совершенно случайно оно не было уничтожено вместе с остальными после того как свернули эксперимент.

Он медленно перевернул первую страницу.

Ольга, не дожидаясь, подалась вперёд.

Её взгляд зацепился за строчку:

«Наблюдается феномен телесного контакта с последующей психо-соматической дестабилизацией у испытуемых. Внешние повреждения отсутствуют. Эффект наблюдается при тактильном взаимодействии.»

– Что это значит? – спросила она, почти шёпотом.

Захар Петрович не ответил сразу. Лишь перелистнул страницу.

И вдруг сказал:

– Представь: она сидит в палате. Смотрит на тебя. У неё тёплые руки. Никаких катушек, никаких приборов. Только она – и ты. И если ты не врёшь себе, если ты чист – после её прикосновения ты… вспоминаешь себя настоящего. Твои таланты и потенциал моментально включаются на полную мощность.