Проект Синее пламя

Потом закричала уже она.

Ольга откинулась назад, сердце стучало в горле, разливаясь эхом по всему телу. Пальцы сжались в кулак.

– Что это было?… – прошептала она, не в силах поверить в происходящее. – Они уже встречались раньше. Эта девушка и Кирилл…

– Такой информации у меня нет, – спокойно ответил профессор, но взгляд его стал настороженным. – Почему ты так решила?

– Но почему она убила и Кирилла? И что стало с Ксенией? – не слушая, продолжила Оля.

Захар Петрович вздохнул. Посмотрел в чашку, будто ища там нужные слова.

– Кирилл погиб не по плану, – сказал он наконец. – Он встал между девушкой и Сергеем. Сам вызвался первым. Видимо, хотел защитить друга… или доказать что-то себе. Он не знал, во что ввязывается.

– А Ксения?.. – Оля почти прошептала.

– А Ксения сошла с ума, когда Фёдор рассказал ей всё – про связь, про свою месть, обвинил в смерти сына… она не вынесла. Её сломало не горе. Её убило чувство вины.

Оля с силой потерла виски, пытаясь навести порядок в мыслях.

– Это не укладывается в голове. Получается, среди нас живут люди, которые могут убить просто прикосновением. Это… это же биологическое оружие, Захар Петрович!

– Именно поэтому я хочу продолжить расследование, – кивнул он. – Найти её. Или тех, кто ей подобен. Тем более, буквально три дня назад… в Кировской области очень похожий случай.

Молчавшая до этого Рената Васильевна подняла глаза и решительно произнесла:

– Вот что я вам скажу, ребята.... даже не вздумайте лезть в это. Без меня!

– Хорошо, бабуличка, как скажешь, – поспешно согласилась Оля, в её глазах плясал ледяной огонёк.

Повернулась к профессору:

– Когда выезжаем в Киров?

Она не услышала, что он ответил, потому что в её ушах нарастал гул. Посмотрела на свои руки – пальцы мелко дрожали. Реальность вдруг замедлилась, будто воздух смешался с киселём. На долю секунды показалось, что руки покрыл иней.

– Внучаа? Мне это не нравится! Снова этот холод во взгляде, как в детстве… – Рената Васильевна взволнованно пыталась перехватить застывший взгляд внучки.

– Оля… Оля, – Захар Петрович дотронулся до её руки, – с тобой всё хорошо?

– Да… Наверное. – Она помотала головой, чтобы прогнать странные ощущения. – Кажется, бессонные ночи дают о себе знать. Нужно как следует выспаться перед поездкой.

Глава 2. Я твоя сила

– Але, бабуль, ну ты как, собираешься?

– Да, Оленька, платье вечернее привезли из химчистки. Как думаешь, лучше в чемодан упаковать или в руках нести?

Оля на мгновение замерла. В голове снова спутались мысли, одна за другой: зачем я влезла в это расследование? Зачем я еду в этот Киров? Почему всё вдруг стало так сложно?

– Вечернее? Ты серьёзно, Ба? Мы едем расследовать, а не в светский клуб! – вырвалось у нее, и сама удивилась резкости своего тона. – Честно, я вообще не понимаю этой авантюры!

– Главное – уметь совмещать работу и удовольствие, – невозмутимо ответила бабушка. – Даже в сложных делах нужно оставлять место для радости.

Рената Васильевна и в восемьдесят один оставалась женщиной с азартом к жизни: причёска, макияж, элегантность даже дома, строгие списки дел и обязательный отдых. Маникюр и поездки к морю она считала не роскошью, а базовой необходимостью.

Оля усмехнулась, но у нее не было ни сил, ни желания следовать за этой логикой.

– Угу, главное правило номер 137542, – съязвила она, но бабушка не отреагировала.

– Никаких сомнений! Лучший план – на месте разберёмся. Собирайся, через пять часов вылет. Через час жду тебя у себя. Конец связи! – и телефон издал характерный звуковой сигнал.

– Пиии-пииии-пииии, – передразнила Оля, листая свою гардеробную и закидывая вещи в чемодан.

– О, да! Бытует мнение, что если в семье есть психолог, а в моем случае – психиатр с учёной степенью, на минуточку, то все проблемы решаются до того, как они возникнут! Но нет! Нееет! Даже слушать никто не стал! А почему? – она скомкала футболку и с раздражением швырнула её. – Потому что Рената Васильевна просто засиделась дома и хочет выгулять платье.

Зло захлопнула чемодан и снова включила ноутбук.

Прошедшую неделю после встречи с Захаром Петровичем всё её свободное время уходило на поиски в сети. Она отписала редактору, что уезжает в творческий отпуск для работы над новым проектом и будет почти не доступна. Та, привыкшая к странностям писателей, лишь пожелала вдохновения и прислала очередную пачку правок по сданной книге, которые Оля с тоской отложила в дальнюю папку. Теперь её поисковый запрос звучал куда мрачнее..

Всегда тщательно готовясь к расследованиям, она пыталась найти хоть какие-то упоминания о «чудесах», похожих на случай с Кириллом и Сергеем, и объяснение тому, что происходит с ней самой.

Шарлатаны. Безумцы. Теории заговора. Враньё и мракобесие. Ничего, за что можно зацепиться.

Оля в который раз перелистывала страницы всех Пчёлкиных в соцсетях, тщетно выискивая хоть малейший след. В голове всё пульсировало одно и то же: лицо Катерины, её взгляд, руки, холод и тот миг, когда время будто остановилось.

– Я схожу с ума… Кто ты, Екатерина Пчёлкина? – пробурчала Оля себе под нос. В её голосе слышалась сильная усталость. – Почему я вижу твоё прошлое? Что с тобой стало? Где тебя искать?

Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, позволив себе провалиться в то видение.

Но вместо ответов перед внутренним взором вспыхнули образы собственного детства: искры костра, гул, похожий на шаманский бубен, и горячие мамины руки, прижимающие её замёрзшее тело. Что-то важное мелькало в огне и растворялось в языках пламени.

Фрагменты не складывались в картину. Чем больше она пыталась, тем сильнее путалась.

Оля резко выдохнула, щёлкнула по клавиатуре. Новый запрос: «случаи сенсорного влияния на человека».

– Не то.

«Телесный контакт с последующей психосоматической дестабилизацией у человека. Внутренние повреждения. Внешних следов нет. Эффект наблюдается при тактильном взаимодействии».

– Да что ж это такое! – Оля ударила ладонью по столу. – Ну должно же быть хоть какое-то объяснение! Я ведь ввязываюсь в какое-то дерьмо!

Голова гудела, нервы звенели, глаза щипало от усталости. Чтобы отвлечься, она набрала номер мамы – вдруг удастся выяснить: действительно ли её «видения» связаны с прошлым?

– Алло, мам, привет. Хотела спросить кое-что…– Ой, доченька! Как я рада! Очень соскучилась. Подожди, передаю папе трубочку, мне сейчас не очень удобно – на меня тут надевают акваланг.

– У аппарата, – прогремел родной бас.

– Папочка, привет, – голос Оли стал мягким. – Как вы там? Домой собираетесь? Мы уже полгода не виделись.

– Козочка моя, здравствуй, радость! – отец звучал искренне счастливым. – Я бы хоть сейчас вернулся, но маму одну не оставлю, ты же знаешь. У тебя что-то случилось?

Слова отца вдруг обожгли. Захотелось прижаться к нему и рассказать: про видения, про Катерину, про страхи. И получить уже эту чертову родительскую поддержку!

Но вместо того, чтобы поддаться нахлынувшему комку в горле, Оля сделала глубокий вдох, загоняя его обратно.– Нет, пап, просто соскучилась, – тихо произнесла , стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Ладно. Люблю тебя. Мамочке привет.

Не дождаясь ответа, резко сбросила звонок и уставилась на экран телефона, будто тот был виноват.

– Что со мной не так? – пробормотала она, плеснув в лицо холодной воды. – Жила себе спокойно… и продолжала бы жить. Но появляется человек, который тянет меня в поиски каких-то странных людей. Потом эти видения… Допустим, это реально они. Но как я могу просто взять и забыть?

Оля разглядывала своё отражение в зеркале: вьющиеся рыжеватые волосы, зелёные глаза оттененные россыпью веснушек и стройная осанка, готовая к каждому повороту судьбы. Она прижала волосы к вискам .

– А с другой стороны – отчётливое ощущение, либо я их найду, либо они меня. – она заправила выбившиеся кудри в пучок и натянуто усмехнулась.

Телефон снова оказался в её руках.

– Чёрт, ну и жизнь… даже поговорить толком не с кем. Вроде и семья есть, а ощущение, будто я бродячая собака, – пробормотала она, глядя на список контактов.

Её взгляд остановился на строке с именем «Тим». Тот самый человек, который когда-то понимал её без слов. Теперь – «бывший».

Всю неделю они не общались, и теперь этот звонок казался криком о помощи, обращённым в прошлое. Нельзя звонить. И всё же…

Помедлив секунду, она разблокировала экран и нажала вызов.

После двух гудков сонный голос ответил :

– Слушаю.

– Але, привет. Можешь поговорить? – стараясь звучать спокойно, произнесла Оля.

– Ну что за вопросы, я же ответил, значит могу. Привет. Что случилось?

– Почему сразу «случилось»? – Оля попыталась скрыть волнение под лёгкой иронией. – Может, я просто звоню. Или лыжи решила вернуть.

– Хорошая шутка, – Тимофей усмехнулся. – Билась за них в мясо, а теперь вернуть? Точно что-то не так. Давай, выкладывай.

– Тим… мне хреново. Будто накрывает чёрным. Балансирую между истерикой, жалостью к себе и яростью. – Она старалась звучать ровно, но голос всё же дрогнул. – И ты знаешь, я не нагнетаю просто так.

– Женщина, я тебя боюсь! – рассмеялся он. – Что ты собираешься делать с лыжами и со мной?

– Тим, я серьёзно, – перебила она. – Со мной происходит что-то странное. Всё вроде нормально: книгу сдала, в личной жизни тишина, родные живы-здоровы, я тоже. Я не голодная, выспалась, и это не ПМС. Но… что-то идёт не так.

– Может, кризис среднего возраста? – лениво протянул он. – Тебе ж тридцать четыре… самое время.

– Да иди ты! Тоже мне эксперт по тётенькам, – слабо усмехнулась Оля. – Я собираюсь в командировку в Киров. Надеюсь, ненадолго. Но там мутная история, и я хочу её проверить.

– Понял. Это всё из-за поездки? Там точно безопасно, или мне приехать и сжечь твой паспорт?

– Из-за неё тоже. Формально безопасно. Но ощущение… будто нельзя туда ехать. И в то же время – нужно. Чертовы качели.

– Давай по порядку. Зачем ехать?

– Во-первых, история на грани невозможного. Может получиться отличный сюжет.

Во-вторых, если всё окажется правдой – это опасно для людей, и нужно будет что-то делать.

В-третьих… это касается меня самой. Что-то во мне изменилось.

– Ты говоришь загадками. Уже хотел бы паниковать, но вспоминаю твои прошлые расследования и решаю просто волноваться. Ладно, следующий вопрос: почему не ехать?

– По тем же причинам, – усмехнулась Оля.

– Тогда соберись, тряпка, и вперёд за новыми историями. Если что – я на связи.

– Напомни мне, почему мы расстались? – полушутя, полусерьёзно спросила Оля, в голосе сквозила тень тоски.

– Потому что мне тридцать семь, я готов к семье и детям, а моя любимая женщина – нет. Шах и мат.

– Точно… Брак, дети… и твоя мама с нами под одной крышей. Да я даже кота завести не могу: дома меня почти не бывает, а если бываю – работаю! И твоя мама…

– Всё! Не начинай. Я всё это помню. Лети, моя птичка.

– Нууу, Тим, это был контрольный. Ты хороший. А я… такая, какая есть. Ключи оставлю у консьержки, загляни на неделе.

– Пока-пока.

Оля отложила телефон и выдохнула. Мысли встали на свои места, даже холодок в груди будто притих.

Она подошла к окну. Снаружи – золотая осень, её любимое время года. Мир выглядел нормальным, как и всегда: яркие листья, дети внизу гоняют мяч, солнце играет бликами на машинах.

Стекло показалось мутным. Она машинально потёрла ладонью – и вздрогнула: на пальцах остался тонкий иней.

– Не может быть… – прошептала она, вытирая пальцы о футболку.

В следующий миг иней вспыхнул, словно ожив. На стекле проступили буквы, выведенные невидимой рукой:

«Не езжай туда».

У Оли сдавило виски, сердце ухнуло куда-то вниз. Она сделала шаг назад, но взгляд будто пригвоздило к окну.

Иней пополз дальше, сам собой складываясь в новый узор. Буквы вытянулись и сложились в надпись:

«Не бойся. Я твоя сила».

В комнате резко похолодало, на зеркале за её спиной проступил слабый белёсый след, будто дыхание невидимого наблюдателя. Лампа моргнула, и Оля на мгновение услышала – или ей только показалось? – Низкий, бархатистый бой, словно удары по туго натянутой кожи бубна.

Тошнота подступила к горлу. Она с силой зажмурилась, проглотила ком в горле и прошептала:

– Охренеть… К бабушке. Срочно.

Глава 3.Говори

Полет продолжался около двадцати минут, когда внезапно раздался глухой тяжелый удар – БАМ! – словно по пустой бочке ударили кувалдой. Лайнер содрогнулся, и левый двигатель, видимый за крылом, на секунду захлебнулся, издав непривычный скрежещущий звук.

Олю пронзило ледяным ужасом. Это был тот самый холод, что являлся ей в квартире. Снова ледяное прикосновение на коже здесь, в салоне.

– Дамы и господа, экипаж в салоне. Займите свои места, пристегните ремни. Мы возвращаемся в аэропорт, – голос командира был спокоен, но от этой будничности становилось еще страшнее.

Вибрация в несправном двигателе отдавалась в каждом нервном окончании. Оля зажмурилась, чувствуя, как ледяной страх сковывает ее изнутри.

«Это ты… Это ты сделала? – мысленно крикнула она в пустоту. – Ты готова убить всех здесь, лишь бы не пустить меня?»

Внутри все замерло. Как вдруг в голове, поверх гула двигателя и громкого плача ребенка сзади, проступила кристально ясная мысль – не ее собственная:

«Ты не готова».

Параллельно с этим голосом ее собственный разум, захлебываясь в агонии страха, искал какой-то выход. И тут ее осенило. Это был не ультиматум.

Оля сделала глубокий вдох, перестала бороться с пронизывающим нутро холодом и выдохнула, уже почти шепотом, но с железной уверенностью:

– Я не прошу у тебя разрешения. Я принимаю свое решение. Если ты часть меня, значит, ты летишь со мной. А теперь отпусти нас и дай нам долететь.

Она не знала, сработает ли, старалась просто в это верить.

И в этот миг вибрация прекратилась. Двигатель зарокотал ровно и уверенно, как будто ничего и не было.

– Дамы и господа… – в голосе командира сквозь маску профессионализма прорвалось удивление. – Похоже, система стабилизировала работу. Приборы показывают норму. Продолжаем полет. Всем спасибо за спокойствие.

В салоне выдохнули. Тишина была плотной и звенящей.

Рената Васильевна вытерла платочком лоб и надела наушники.

Оля откинулась на сиденье, не чувствуя своего тела – ее договор с Силой сработал. Она не починила двигатель, каким-то образом заморозила проблему, обманув металл и приборы.

И цена этого договора была теперь ясна и пугающе высока.

Еще несколько минут по ее телу пробегали колючие мурашки, возвращая онемевшему телу чувствительность.

Теперь она устроилась в тесном кресле эконом-класса, стараясь выбросить из головы тревожные мысли. Но они возвращались, заслоняя собой все остальное: тот леденящий ужас, всепроникающий холод и тихий шепот в голове… Она снова потерла пальцы. Нет, это не было ошибкой.

Взглянула на бабушку…

Та сидела в наушниках, улыбающаяся, словно в мире не было ни одной заботы. «Её спокойствие – вот что мне сейчас нужно», – с завистью подумала Оля, и осторожно положила руку на ладонь бабушки.

– Ба, давай поболтаем, а то еще двадцать минут в этом аду эконом-класса, молча я точно не выдержу.

– А, да хватит уже меня упрекать, сама ведь сказала: «Возьми билеты, какие хочешь». А я туфли купила к платью на сэкономленные деньги.

– Да я не об этом. Ты случайно не замечала что-то странное после того, как Захар Петрович нам рассказал свою историю?

– Про саму историю? Ну да, странно. Но если честно, я думаю, у Захара просто профдеформация – наш профессор, наверное, слегка заигрался в сыщика.

– А зачем ты туда едешь, если так считаешь? Хотя… не отвечай, я и так знаю. А что если это правда? Что если такие вещи существуют? Может, это вовсе не такая уж редкость?

– Оленька, я знаю столько диагнозов, способных все это объяснить, – с улыбкой ответила Рената Васильевна.

Оля снова сделала попытку, решив спросить напрямую:

– Ба, а во мне ты не заметила странного?

– Ах, вот о чем ты говоришь. Я даже и забыла. – Бабушка пододвинулась поближе, чтобы говорить тише. – Да, у тебя был такой период, когда тебе было около четырех лет. Ты вернулась после путешествия по Алтаю. Спустя некоторое время я заметила, что ты стала вдруг как бы замирать. Зовешь тебя – не откликаешься. В глазах – стеклянный блеск. Тело все холодное. Посидишь так минуту-две, а потом опять становишься обычной Олей. После таких состояний ты рассказывала странные истории о людях, – старалась говорить буднично бабушка.

Немного помолчав, добавила:

– Напугала ты нас с дедом, конечно, очень сильно. Я показывала тебя невропатологам и психиатрам – консилиум собирали. Они сказали, что это мог быть испуг, потому что ты очень впечатлительная.

– А родители? Что они говорили? – Оля почувствовала, как сжимается сердце. Обрывки воспоминаний – костер, гул бубна – всплыли с новой силой.

– Родители? – Губы Ренаты Васильевны искривились в горькой усмешке. – Что они могли сказать! Мать твоя, кандидат философских наук, искала смысл жизни то в марксизме, то в теософии. То ретриты в Гималаях, то медитации в Тибете. Отец молча таскался за ней по всем этим «шабашам», как он выражался. Их мир вращался вокруг собственных идей, а не вокруг тебя.

Рената Васильевна откинулась на спинку кресла. Этот разговор был ей неприятен, и она старательно избегала его ранее, не желая настраивать внучку против ее матери.

– И до сих пор не пойму: это я в ней такую неприязнь к семье взрастила? Командировки, экспедиции… В итоге ты осталась с нами. Иногда, если очень упрашивали, отпускала тебя с ними. Ненадолго.

Оля слушала, почти не дыша. В ее памяти всплыли смутные образы: чужие лица у костра, запах дыма и трав, ощущение потерянности.

– А что помогло? Как это прошло?

– Я велела тебе записывать эти «истории». Так ты и начала писать. Где-то через год приступы прошли. Насколько я знаю, больше не повторялось, до встречи с Захаром.

– Не повторялось, – эхом ответила Оля.

Она не помнила этого. Но тетрадь – старая потрепанная, с детскими каракулями – до сих пор лежала у нее на полке. Как же ей хотелось перечитать ее. Может, именно в этих историях скрыто то, что с ней произошло на Алтае.

– А почему ты интересуешься? Это еще раз повторилось? – бабушка с тревогой посмотрела на Олю.

– Нет… нет, все в порядке. Просто пыталась разобраться, – соврала Оля, не готовая сейчас что-то объяснять.

****

Аэропорт города Кирова встретил их сонной прохладой и запахом дезинфекции.

Рената Васильевна окинула взглядом скромный, но уютный зал прилета, потянула носом воздух, словно могла учуять в нем привкус приключений.

– Все, мы на месте. Теперь-то и начнется самое интересное.

– Еще бы, – пробормотала Оля, машинально плетясь за ней. Затылок медленно раскалывался от напряжения, отгораживая ее от реальности.

– Прямо как в сказке: чем дальше в лес, тем страшнее чудища.

– Оля, смотри-ка! А вот и наш Захар Петрович! – радостно махнула рукой Рената Васильевна, заметив у стойки высокую, подтянутую фигуру в строгом пальто. Он опирался на трость с темным набалдашником, невозмутимый, как всегда.

Профессор обернулся. Его лицо озарила легкая улыбка, смягчившись на мгновение теплой, почти отеческой складкой у губ.

– Прекрасно долетели? Отлично. Я подыскал для нас подходящее место – домик за городом. Уединенно, тихо. Мы не будем мешать друг другу – я размещусь на втором этаже, чтобы не стеснять вашего девичьего общества. Природой подышим, раз уж выбрались из Москвы. Надеюсь, условия вас устроят.

Дорога до домика заняла два часа. Последние сорок минут они ехали по грунтовке.

Оля была полностью погружена в свои мысли, пытаясь выстроить их в логическую цепочку и отогнать навязчивые образы. Уставившись в холодное стекло машины, она наблюдала, как городской пейзаж сменяется унылой, пожухлой равниной.

Место и вправду оказалось уединенным – старый, но уютный бревенчатый дом, затерявшийся среди раскидистых елок. Он стоял на отшибе, в шести километрах от ближайшей остановки.

– О, какая благодать! – воскликнула Рената Васильевна, с наслаждением вдыхая запах хвои и сырости. – Прямо как в детстве, на даче!

Оля молча вытащила чемодан и оглянулась по сторонам:

«Ну и глушь. Захочешь сбежать – не получится». Ей не было благодатно. Воздух казался густым и тяжелым, а дом, еще не согретый камином, пах старой древесиной и затхлостью.

Больше всего сейчас ей хотелось остаться одной, но бабушка привлекла её к обустройству дома.

Оля покорно помогала расставлять посуду по полкам и развешивать одежду в шкафу, отвечая на расспросы бабушки односложно. Пока Рената Васильевна перебирала залежалые запасы на полках, проверяя, не завелась ли моль, Захар Петрович по её просьбе пытался растопить камин. Дым сначала валил в комнату, но вскоре пламя уверенно разгорелось, и тяжёлый запах стал потихоньку отступать перед ароматом сухого дымка.

Вечером, за чаем, Захар Петрович разложил на кухонном столе блокнот, карту, выцветшие от времени вырезки из газет и распечатки.

– Итак, завтра с утра начинаем наше расследование, – начал он деловым тоном. – Первая точка – деревня в семи километрах отсюда. Местные, конечно, народ подозрительный, но именно в их рассказах часто скрываются крупицы правды – поговорим, осмотримся.

– А что именно там произошло? – включилась Рената Васильевна. – Ты говорил о происшествии, похожем на наш случай. Убийство? Исцеление?

– Ни то, ни другое, – поправил очки Захар Петрович. – Эту историю мне рассказал один мой ученик. Там случился пожар – практически синхронно, сразу в четырёх домах.

– У вас много учеников, – заметила молчавшая до этого Оля.

Профессор взглянул на нее с едва заметным недоумением.

– Достаточно, но я всегда рад новеньким в наших рядах, – добавил он, улыбнувшись.

– Захар, ну действительно, – не удержалась от скепсиса Рената Васильевна. – Нельзя в каждом коротком замыкании или поджоге искать необъяснимое.

– Пожарные исключили и то, и другое, – парировал профессор, его пальцы легонько постучали по столу возле папки. – Никаких внешних причин. Четыре точки возгорания в разных концах деревни вспыхивают в одну и ту же минуту. Это не поджог. Это… феномен, который требует изучения.

– Бред, – вдруг громко сказала Оля. Все взгляды устремились на нее. – Извините. Но это же бред. Так не бывает. Должны быть причины. Версии. Пожарные или ваши ученики наверняка что-то перепутали.

– Есть одно очень смелое предположение, Оленька. Один из погибших в том пожаре… был тесно связан с историей «Синего пламени». Возможно, это было послание. Или акт устранения. – Он сделал небольшую паузу, дав им прочувствовать тяжесть этих слов, а затем мягко добавил:

– Ваша уникальная восприимчивость может оказаться решающим ключом.

Он снова сделал паузу.

– Факты – упрямая вещь, Оля. Иногда они отказываются укладываться в привычные рамки. Наша задача – не подгонять их, а попытаться разглядеть новые теории. Потянем за ниточку, вдруг это то, что нужно.

Оля молча кивнула и поднялась, задев коленом стол. Чашка звякнула.

– Мне надо… подышать.

Она вышла на крыльцо, в холодную, колючую темноту.

Проводив взглядом ее спину, оставшиеся переглянулись.

– Рената Васильевна, с нашей Оленькой что-то происходит. Ее реакции сильно изменились с нашей последней встречи. Неужели эта история так на нее повлияла?

– Ой, Захарушка, сама волнуюсь и не хочу подавать виду. Еще надеюсь, что это усталость от перелета и недосып. Пока летели, спросила у меня про замирания. Помнишь, которые были в детстве?

– Ну конечно, помню. Я же участвовал тогда в консилиуме. Может, зря мы ее привлекли? Хотя уже поздно об этом говорить, – рассуждал профессор. – По крайней мере, хорошо, что я рядом и в случае необходимости смогу помочь.

– Ты прав! Может, уже будем отдыхать? Дорога вымотала.

– Да, давайте закончим на сегодня. Мне нужно сделать несколько звонков. А завтра попробуем разобраться, что здесь произошло, и имеет ли это отношение к нашей истории.

Рената Васильевна вышла на улицу, чтобы предложить Оле теплую шаль, но не увидела ее. Постояв немного, повесила шаль на перила и зашла в дом, не решившись позвать ее.

Оля в это время стояла недалеко от дома, прислонившись спиной к шершавой коре сосны, скрестив руки на груди. Мысленно призывала Силу.

«Говори! Я не буду умолять! Говори, почему пыталась меня остановить!»

Пальцы непроизвольно постукивали по локтям. Холодный ночной воздух щипал щёки.