Стань мои другом, Пак Минхо!

Вероника Фокс

Стань мои другом, Пак Минхо!

Глава 1

때로는 자신을 찾기 위해 모든 규칙을 어겨야 한다.

특히 사랑이 말이 되는 경우에는

(Иногда, чтобы найти себя, нужно нарушить все правила.

Особенно если речь идёт о любви.)

(с) Пак Минхо

Аня

Первые сутки моей «осуществившейся мечты» раскололи душу на острые осколки. Дверь общежития захлопнулась за спиной с таким глухим ударом, будто захлопнула крышку гроба над всем, во что я верила. Прислонилась к шершавой стене, вжала ладони в холодящее дерево – тело дрожало мелкой дрожью осинового листа. Закрыла глаза, пытаясь вдохнуть, но воздух в ноздри впивался едкой смесью хлорки, чужого пота и тоски. Этот запах стал моим первым приветствием от Сеула – ослепительного, оглушительного, безжалостного.

Всего три дня назад я, задыхаясь от восторга, шептала сквозь иллюминатор: «Южная Корея!». Теперь же этот шепот тонул в рокоте подземки, растворялся в рёве миллионов моторов.

Мечта? Скорее, я провалилась в зеркало – в изнанку собственных фантазий, где всё знакомое стало чужим, а желанное – враждебным.

Плелась по коридору, цепляясь за стены, будто пьяная. Номер 407 маячил впереди как мираж. Ноги будто проваливались в ватную пучину, голова раскалывалась от гула корейской речи: стремительной, виртуозной какофонии, что обрушилась на меня в аудитории.

А я сидела там, сжимая ручку до побелевших костяшек, в тетради вместо конспектов – лишь иероглифы отчаяния: спирали, кляксы, десятки вопросительных знаков.

«Международное право»… Право на что? На унижение?

Преподаватель щёлкал терминами, как опытный жонглёр алмазами, а я ловила лишь блики – обрывки звуков, бессмысленные слоги.

«Чосонъильбо?» – пролетело над головой.

Вздрогнула, как школьница, пойманная на списывании. А дальше – водопад непонятных слов, каждое хуже другого: «пёнхосан», «кёльчжун»…

Я съёжилась за партой, чувствуя, как краснеют уши. Ощущала себя не студенткой, а как цирковой медведь на учёном совете, косолапо танцующий среди вальяжных пантер.

Все вокруг были какими-то другими, не такими, какими я представляла себе. Однокурсники и вовсе не восприняли меня всерьез. Такие стильные, уверенные, болтающие без умолку на своем красивом, непостижимом языке. Хотя, если сказать по-правде, то корейский я знала неплохо, просто куда-то улетучилась моя уверенность в любом произношении. И каждое мое слово казалось авадой-кедаврой, а не связанной речью.

Когда я шла по студенческому коридору, то видела, как студенты сбивались в свои маленькие группки: кто смеялся над шуткой, кто делился конспектами, кто просто обсуждал, куда пойти вечером в Хондэ. В горле стоял ком – не стыда даже, а чего-то горше: осознания, что мечта, ради которой я рвала жилы, оказалась миражом.

Я была призраком, неловко пробирающимся между рядами, боящимся открыть рот, чтобы не ляпнуть что-нибудь не то или не с тем акцентом. Моя робкая попытка улыбнуться девушке рядом наткнулась на вежливый, но совершенно отстраненный кивок.

И все.

Все вокруг было для меня невидимой, но непреодолимой стеной из языка, культуры и их давно сложившихся связей.

И сам город… Сеул.

Огромный, яркий, невероятно красивый и… безумно чужой. Он не просто оглушал – он давил. Давил своей скоростью: люди на эскалаторах метро шли в два раза быстрее, чем в моем родном Питере, машины мчались, не замедляясь, даже на перекрестках. Сеул сразу же начал давить своим масштабом: бесконечные ряды высоток, уходящие за горизонт, гигантские неоновые вывески, кричащие на не родном языке. Он давил своей плотностью: толпы, толпы везде! На улицах, в магазинах, в кафетерии университета.

Казалось, негде вдохнуть полной грудью.

Я шла сегодня после пар, пытаясь найти тот самый «дух Кореи», о котором мечтала, глядя на красивые картинки в интернете. Вместо него меня обдало запахом жареных ттеокбокки (осьминожек), выхлопных газов и какой-то острой приправы. А красивый старинный храм вдалеке был зажат между стеклянными небоскребами, как музейный экспонат под колпаком.

И я поняла: я здесь чужак.

Совершенный, абсолютный чужак.

Мечта, ради которой я так старалась, сдала экзамены, копила деньги, пробивалась через визовые барьеры, рассыпалась в прах за один день. Остались только осколки: тоска, паника и жгучее чувство разочарования… в первую очередь, в себе самой.

Неужели я так наивна? Неужели думала, что все будет легко и сказочно?

Я с трудом нашла ключ в переполненной сумке (которая вечно раскрывается и все вываливается), открыла дверь в комнату 407 и буквально ввалилась внутрь.

Комната была небольшой, но аккуратной: две кровати, два стола, шкаф. Мое барахло еще лежало в чемоданах и коробках, создавая ощущение временности и неопределенности.

Я бросила сумку на пол, плюхнулась на свою кровать лицом в подушку. Ткань впитала первую предательскую слезинку.

«Зачем? – стучало в висках. – Зачем я здесь? Я ничего не понимаю! Я ни с кем не могу поговорить! Я не справлюсь!».

Паника, холодная и липкая, подползала к горлу. Я представила родительские лица, их гордость за меня.

«Наша Аня в Корее! Учится!».

Они так верили в меня. А я… я сижу здесь, придавленная собственным бессилием, и хочу только одного – свернуться калачиком и исчезнуть. Или оказаться дома, на своей кухне, с чашкой маминого чая и привычным питерским дождем за окном.

Тоска по дому накрыла волной, острой и неожиданной.

Вдруг дверь распахнулась с такой энергией, что я вздрогнула и приподняла голову. На пороге стояла девушка.

Это была моя соседка. В анкете, которую я получила буквально вчера вечером, значилось: Хикари Танака.

Японка.

Ее черные волосы были собраны в два высоких, небрежных хвостика, перехваченных ярко-розовыми резинками. Огромные круглые очки в тонкой розовой оправе сидели на носу. На ней были мешковатые джинсы с заплатками, ярко-желтая футболка с каким-то мультяшным монстром и розовые кроссовки. В одной руке она держала увесистый учебник, в другой – пакет с какими-то загадочными хрустящими штуками.

– Охаё… А! – Она увидела меня, и ее лицо, круглое и очень выразительное, расплылось в широкой улыбке, открывающей чуть неровные, но очень милые зубы. – Привет! Ты уже вернулась! – прозвучало на чистом, почти без акцента, русском языке.

Мой мозг, заторможенный стрессом, с трудом обработал эту информацию.

Японка.

Говорит по-русски.

Я уставилась на нее, как сова на фонарь, совершенно не в силах выдавить ни звука. Видимо, мое лицо было красноречивее любых слов. Улыбка Хикари слегка потускнела, сменившись на выражение живого интереса и легкой тревоги.

– Ой, – она влетела в комнату, небрежно швырнула учебник на стол и бросила пакет на кровать, тут же направляясь ко мне. – Что стряслось? Ты выглядишь… – она на мгновение задумалась, подбирая слова, – как пельмень после новогоднего застолья. Вроде горячий ещё, а настроение – хуже некуда.

Её неожиданное сравнение, произнесённое на моём родном языке, словно прорвало плотину внутри. Ком в горле растаял, но губы предательски задрожали. Я опустилась на кровать, обхватив колени руками, и прошептала, ненавидя себя за эту слабость:

– Всё… всё так плохо. – Мой голос дрожал, срываясь на каждом слове. – Я ничего не понимаю. На лекциях – ни слова. Люди… они все вместе, а я одна. Этот город… такой огромный, такой шумный… Я… – Голос окончательно подвёл меня. – Я думала, будет по-другому. Мечтала об этом столько лет… а теперь чувствую себя полной дурой и чужой.

Слезы хлынули потоком – горячие, жгучие, предательские. Я поспешно вытерла их кулаком, сгорая от стыда. Плакать при первой же встрече с соседкой? Какой позор…

Но Хикари не рассмеялась, даже не скривила губы. Она тихонько присела передо мной на корточки, и её большие глаза за стёклами очков смотрели с искренним сочувствием.

– Ох, Аня-сан… – произнесла она мягко, и в её голосе зазвучали тёплые нотки поддержки . – Не плачь, пожалуйста. Я всё понимаю.

– Как ты… как ты говоришь по-русски? – спросила я, пытаясь перевести дыхание и отвлечься от своих жалких мыслей.

Хикари улыбнулась – уже спокойнее, увереннее.

– Моя мама из Владивостока, русская. А папа – японец. Так что я – хафу. Половина здесь, половина там. – Она взмахнула рукой, словно рисуя в воздухе два мира. – Дома мы всегда говорили на русском и японском. А теперь вот корейский учу. Тоже непросто, поверь! – Она подмигнула. – В первый месяц я здесь три раза терялась, плакала в туалете после каждого занятия по истории Кореи и съела что-то настолько острое, что думала, язык отвалится. Всё нормально! Это адаптация. Кризис первого дня. У всех так.

Её слова, её искренность, её готовность поделиться собственным опытом – всё это вдруг согрело меня, как тёплое одеяло в морозную ночь. Впервые за день я почувствовала, что не одна

– Правда? – выдохнула я, чувствуя, как паника понемногу отступает, сменяясь усталостью и слабой надеждой.

– Абсолютная правда! – Хикари вскочила на ноги, ее энергия снова била ключом. – Сеул – он как… как дикий пони! Красивый, быстрый, но может сбросить, если не знать, как к нему подступиться. Надо найти свой подход. Свою уздечку, понимаешь?

Она подошла к своему пакету и вытащила оттуда две упаковки хрустящих рисовых шариков, покрытых чем-то сладко-соленым.

– Вот! – Она протянула одну упаковку мне. – Это нонгим чачхэ. Моя первая помощь при стрессе. Попробуй, это как съесть шоколадку, когда тебе грустно.

Я неуверенно взяла упаковку. Шарики выглядели безобидно и достаточно аппетитно.

– Спасибо, – прошептала я. – Хикари, да? Я Аня.

– Знаю! – она весело кивнула, уже открывая свою пачку и запихивая в рот горсть шариков. – Видела твою анкету с утра. Очень приятно познакомиться, соседка! – Она говорила с набитым ртом, что выглядело одновременно нелепо и обаятельно. – И слушай, Аня, – ее тон стал чуть серьезнее, хотя глаза все еще смеялись. – Сидеть тут и грустить – не вариант. Сеул не прощает слабаков. Надо действовать!

Она села на свою кровать напротив меня, устроившись по-турецки.

– Так… – Она потерла подбородок, явно обдумывая что-то. – Тебе нужно срочно раскрепоститься и перестать бояться. Начать говорить, пусть и с ошибками. Понять, как тут все устроено. И найти друзей! Хотя бы одного для начала.

– У тебя все так просто… – вырвалось у меня со скистом. Хикари рассмеялась.

– Да я просто тут на второй год осталась. Не сдала экзамены, поэтому знаю тут от “а” до “я”.

Соседка вновь закинула рисовые шарики в рот и громко хрустела ими, пока я пялилась на упаковку.

– Легко сказать, – вздохнула я, разглядывая странные шарики. – Я даже в столовую боюсь идти одной. Не знаю, что брать, как платить… Хотя экзамен по корейскому я сдала. Просто… боюсь ошибиться. Боюсь показаться смешной…

– Типичная студентка по обмену, – Хикари хлопнула в ладоши. – Значит, нужен план. И… – она загадочно улыбнулась, – возможно, экстренные меры. У меня есть одна идея. Безумная, зато рабочая.

Я насторожилась.

«Безумная идея» от этого вихря в розовых кроссовках звучала одновременно пугающе и заманчиво. Но в то же время меня настораживала ее раскрепощенность, как будто бы Хикари. Я не привыкла к такой откровенности с буквально чужими людьми, которых знаю буквально несколько минут. Я сглотнула тягучий ком сомнений и спросила осторожно:

– Какая?

Хикари наклонилась вперед, ее глаза за стеклами очков заблестели азартом.

– Знаю, что прозвучит это странно, но если ты хочешь быстро влиться в ритм этого города, то есть тут одно местечко… Ну, достаточно необычное местечко. Называется «Бюро Дружбы». Ты слышала о таком?

Я покачала головой. Звучало… странно.

– Куда там знаю… я тут лишь четвертый день и даже не знаю, где ближайшие банкоматы.

– О, я могу загрузить тебе на телефон карту, на ней все подробно написано, – улыбнулась Хикари, продолжая хрумкать. Я поежилась на кровати и отложила шарики. Женское любопытство взяло надо мной вверх.

– А… что это за “Бюро дружбы”? Это типо агентство знакомства?

Хикари фыркнула.

– Нет, хотя парни и девушки там симпатичные работают. Слушай сюда. – Ее голос стал конспиративным. – Это сервис для таких как ты и как я когда-то. Для тех, кому сложно вписаться, кто стесняется, кто потерялся в чужой культуре. Там можно… как бы это сказать… нанять себе друга. На время.

Я уставилась на нее, не веря своим ушам.

– Нанять друга? – переспросила я, чувствуя, как брезгливость смешивается с нездоровым любопытством. – Это как? За деньги? И что, этот «друг» будет со мной общаться из-под палки?

– Не из-под палки! – запротестовала Хикари. – Это очень серьезная работа. В Азии такие бюро очень сильно ценятся, потому что много людей стесняются общения, а студенты, приезжающие из других стран, не могут быстро адаптироваться в той или иной степени к новой культуре, – Хикари сделала многозначительную паузу, а после продолжила. – Они специально обучены: помогают людям адаптироваться, раскрепоститься, практиковать язык в неформальной обстановке. Показывают город, водят в кафе, на выставки, объясняют местные фишки. Как гид-психолог-друг в одном флаконе. И знаешь что? В Корее это очень популярно! Не только для иностранцев. Многие корейцы, особенно интроверты или переехавшие из провинции, тоже пользуются. Для нас это – в плане вещей.

Я молчала, переваривая информацию. Платить за дружбу? Это казалось диким, почти унизительным. Как будто я настолько непривлекательна или неспособна, что мне приходится покупать человеческое общение.

– Я… не знаю, – пробормотала я, отодвигая упаковку с шариками еще дальше на кровати. – Звучит как-то… странно очень…

– Я тоже так думала, когда впервые туда обратилась, – парировала Хикари, снова хрустя своими шариками. – Но они профессионалы своего дела. Они создают комфортную среду, чтобы ты раскрылась, и чтобы ты перестала бояться. А там, глядишь, и настоящие друзья появятся, и язык подтянется. Это трамплин, Аня! И он очень хорошо помог мне в свое время!

Она встала и подошла к своему столу, начала рыться в ящике.

– Я сама так делала в первые месяца, – бросила она через плечо. – Мне достался парень, который обожал аниме. Мы ходили по местам из «Твоего имени», болтали о Хаяо Миядзаки… Это было весело! И это очень мне помогло. Я перестала бояться говорить, узнала кучу интересных мест. Потом мы просто разошлись – контракт закончился, и я уже влилась в поток.

Она нашла то, что искала – небольшую визитку – и протянула мне. На ней было написано что-то по-корейски и по-английски:

«Bureau of Friendship. Bridging Cultures, Building Confidence». (Бюро дружбы. Сближение культур, укрепление доверия)

– Подумай, – сказала Хикари мягко, но достаточно для настойчивого тона. – Не прямо сейчас, конечно. Тебе нужно отдохнуть и прийти в себя. Съешь свои шарики. – Она кивнула на упаковку лежавшую на кровати. – Но если завтра тебе будет так же паршиво… Думаю, ты позвонишь туда же первым делом!

Я взяла визитку и поднесла ближе.

Бумага была гладкой, прохладной.

«Bureau of Friendship». Бюро Дружбы. Звучало как название из какой-то странной сказки или антиутопии.

Хикари снова улыбнулась, уже своей обычной, солнечной улыбкой.

– Ладно, я побежала! У меня сегодня клуб каллиграфии. Попробую не измазать тушью всю себя. Удачи, соседка! И не кисни! Встретимся вечером!

Она схватила рюкзак, бросила в него пакет с недоеденными шариками и выпорхнула из комнаты с таким же шумом, с каким появилась, оставив меня наедине с тишиной, горечью первого дня, хрустящими шариками непонятного вкуса и маленькой визиткой, которая вдруг показалась невероятно тяжелой.

Я снова посмотрела на визитку.

«Bridging Cultures, Building Confidence».

Преодоление культурных барьеров. Укрепление уверенности.

Звучало так просто. Так заманчиво. И так… недостижимо.

Я сунула визитку в карман джинсов. Дружба по контракту? Ну уж нет. Это точно не для меня. Я приехала за настоящими друзьями. И я как-нибудь сама…

Наверное.

Я отломила кусочек рисового шарика и сунула в рот. Он оказался одновременно сладким, соленым и очень-очень острым. Почти как мой первый день в Сеуле.

Я закашлялась, и слезы снова выступили на глазах.

Но на этот раз – только от остроты. И славу богу.

Глава 2

Минхо

Войдя в Бюро "Дружбы", я всегда делал незаметную паузу у двери.

Здесь пахло… спокойствием.

Не стерильной чистотой больницы и не вымученной официальностью офиса. Скорее, как в хорошей библиотеке или уютной кофейне, где знают твой заказ. Теплый свет мягких светильников падал на деревянные полки с книгами о культурах мира, на диваны в клетчатых чехлах и низкие столики, где уже сидели пара клиентов с их «компаньонами» – так мы здесь официально именовались.

Тихий гул приглушенных голосов, смешанных с английским, испанским, китайским, создавал свой, особый гул – гул понимания, или, по крайней мере, попытки его достичь.

На стенах красовались яркие постеры с достопримечательностями разных стран аккуратно гармонировали с правилами бюро в черных рамках.

Их было немного, но они висели на самом видном месте.

И Правило №1, выделенное чуть более жирным шрифтом, смотрело на всех входящих:

«Никаких романтических или сексуальных отношений между Компаньоном и Клиентом. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.»

– Минхо-сан! Доброе утро! Опоздал на три минуты! – весело, но с легким укором прозвучал голос Джиён.

Она уже сидела за своим рабочим столом, идеально собранная, с чашкой модного матча-латте, ее каре блестело в свете от ламп, как в рекламе шампуня. На мониторе красовалось расписание, расписанное по минутам. Она была моей коллегой. А если быть еще точнее, ненавистной коллегой-соперницей.

В Бюро царила странная смесь товарищества и тихой конкуренции. Мы все помогали людям адаптироваться, но отчеты об «успешно завершенных случаях» висели на внутреннем портале. Это были рейтинги и отзывы.

А Джиён была в топе три месяца подряд.

– Трамвай, Джиён-сан, – вздохнул я, снимая пальто и вешая его на стойку. – Не всем повезло жить в пяти минутах ходьбы от офиса мечты.

Я позволил себе легкую улыбку. С Джиён лучше не воевать, а играть по ее правилам – легкой, почти дружеской колкостью.

– Офис мечты? – Она приподняла идеально очерченную бровь. – Ты сегодня особенно поэтичен, Минхо. Или просто тренируешься на мне перед отчетом у госпожи Ким? – Джиён кивнула в сторону кабинета моего босса. – Кстати, она тебя ждет.

Сердце екнуло. Госпожа Ким была нашим директором. Невысокая, всегда безупречно одетая в элегантные брючные костюмы, она излучала спокойную, но непререкаемую власть. Ее кабинет был продолжением атмосферы Бюро – уютный, с теплым светом, семейными фото (муж-профессор, двое взрослых детей где-то за границей), но и здесь, за ее спиной, на стене висели те же Правила.

Особенно выделялось Правило №1.

Я тихо вздохнул, поправил свой костюм и взяв отчеты, улыбнулась Джиён:

– Спасибо, Джиён.

– Не за что, Минхо!

Постучав, я вошел в кабинет.

– Доброе утро, госпожа Ким. Вы хотели меня видеть?

Она подняла взгляд от ноутбука, сняла очки в тонкой оправе.

– Минхо-сан. Доброе. Садитесь, пожалуйста. – Ее голос был ровным, как поверхность озера в безветрие. – Ваш отчет по делу… мистера Эвана МакКензи? Канадский студент, магистратура в Университете, страх публичных выступлений уже готов?

Я сел в кресло напротив ее стола.

– Да, госпожа Ким. Дело закрыто и достаточно успешно.

– Расскажите подробнее о завершении дела по протоколу, – она отодвинула чашку с чаем – аромат жасмина витал в воздухе. Это был ее любимый чай, а меня вот воротило от него.

Я начал, стараясь быть максимально объективным, как учили на тренингах:

– Первоначальный запрос: клиент испытывал панические атаки перед любыми презентациями на английском и корейском языках, что угрожало его академической успеваемости. Мы провели десять сессий. Фокус: мягкая адаптация к корейскому академическому контексту, развитие навыков импровизации, управление тревогой через дыхательные техники и когнитивно-поведенческие упражнения. Использовали обычные мягкие подходы в безопасной обстановке – кафе, парк, снимали бизнес-аудитории. Вчера он защитил финальный проект по международному бизнесу. – Я сделала паузу, набрав побольше воздуха в легкие. – По его словам, это был его лучший опыт публичного выступления за всю жизнь. Получил высший балл. Отзыв он оставил на портале, с благодарностью.

Госпожа Ким кивнула, на ее губах появилось подобие улыбки. Это было высшей наградой.

– Хорошо, Минхо-сан. Очень хорошо. Ваш подход мне очень нравится. Он терпеливый и ненавязчивый. Вы умеете создать атмосферу доверия. Мистер МакКензи в своем отзыве особенно отметил вашу способность… «разрядить шуткой в самый нужный момент». Для Бюро это ценно!

– Спасибо, госпожа Ким, – я почувствовал прилив тепла. – Я просто стараюсь быть полезным.

– Именно в этом суть, – она снова надела очки, ее взгляд стал чуть строже. – Помочь адаптироваться, преодолеть барьер, почувствовать себя менее чужим. Помните, что мы – не психотерапевты, не друзья в обычном смысле, и уж точно не… – Ее взгляд скользнул к Правилу №1 на стене. – Мы – социальные мосты. Наша задача – конкретная, временная, профессиональная. Четкость границ – залог успеха и… безопасности всех сторон. Вы это понимаете?

– Абсолютно, госпожа Ким, – ответил я автоматически, чувствуя, как привычная маска профессионализма легла на лицо. – Правила – незыблемы. Особенно Первое.

– Отлично. К вашей следующей сессии подготовьтесь. Новый клиент, Франция, сложности с корейской бизнес-этикетой. Детали уже загружены в системе. И… поздравляю с успешным завершением дела МакКензи. – Она уже смотрела на монитор, отпуская меня.

Выйдя из кабинета, я глубоко вдохнул воздух общего зала. Успех с Эваном был настоящим. Я видел, как страх в его глазах сменился сначала неуверенностью, потом концентрацией, и наконец – сиянием облегчения и гордости. Это чувство… оно было пьянящем.

Я любил помогать людям и быть полезным. Испытывал дикую радость, когда видел, как мои усилия меняют чью-то жизнь к лучшему, пусть даже в такой маленькой, конкретной сфере. В этом была своя социальная миссия, почти священная для меня.

Мы ломали стены непонимания, кирпичик за кирпичиком. В огромном, часто безразличном Сеуле, Бюро было оазисом осознанной доброты и практической помощи.

Но иногда, как сейчас, после беседы с госпожой Ким и ее напоминанием о Правилах, я ловил себя на странном ощущении, будто я актер. Играю роль Идеального Компаньона: терпеливого, понимающего, всегда готового помочь, всегда с уместной шуткой, всегда на дистанции. Где заканчивалась эта роль и начинался настоящий Минхо? Неужели моя искренняя радость за Эвана была лишь частью спектакля? Или спектакль был необходим, чтобы моя искренность не перешла опасных границ?

Мысль о Правиле №1, этом абсолютном запрете, вдруг показалась не просто корпоративной мерой, а непроходимым барьером, защищающим меня самого от… чего? От себя? От возможных ошибок, чувств, которые могли бы возникнуть в этой близости, рожденной из доверия и взаимопомощи?

– Ну что, герой дня? – Джиён прервала мои размышления, подойдя к кофемашине, куда я направлялся за порцией эспрессо. – Госпожа Ким осыпала тебя милостями? – В ее голосе не было злобы, скорее, привычная игривая проверка на прочность.

– Осведомленность – твой конек, Джиён-сан, – усмехнулся я, нажимая кнопку. – Просто закрыл простое дело. Канадский парень со страх сцены.

– А, этот высокий блондин с глазами испуганного олененка? – Она ловко схватила свой готовый латте. – Да, он оставил восторженный отзыв. Поздравляю. Хотя, знаешь, – она прищурилась, – я бы, наверное, управилась за восемь сессий. Моя методика более… директивна.

– Директивна? – я поднял бровь. – Ты бы его просто прикрикнула: «Соберись, тряпка! Это же всего лишь презентация!» И вуаля – страх как рукой сняло? В этом вся ты, Джиён.

Она фыркнула, но в уголках ее губ дрогнула улыбка.

– Не обязательно кричать. Но четкая структура, жесткие дедлайны на упражнения – это работает быстрее твоих медитативных посиделок в парке с чаем.

– Может, и быстрее, – отпил я глоток горьковатого кофе. – Но мои «посиделки» дают результат. И долговременный. Потому что клиент не чувствует себя загнанной лошадью.

– Ох уж эта твоя вера в «комфорт», – покачала головой Джиён, но беззлобно. – Ладно, звезда. Только не зазнавайся. У меня сегодня американец, который считает, что «анио» – это слишком грубый отказ, и он обязан объяснять причину, уложившись в двадцать минут. Пожелай мне удачи разбить его иллюзии вежливо. И да… Ты все равно еще не в топе, Минхо!