Цветок Бельгард

– А чем тебе так нравится Мия? – спрашиваю я, чтобы сменить тему. – Если не считать красоты. Что ты в ней нашла?

Джо медленно выдыхает.

– Даже не знаю, – говорит она. – Наверное, мне нравится сама ее возможность.

– «Возможность»? Что это вообще значит?

Подруга отвечает не сразу.

– Пока что я совсем ее не знаю. Но хочу узнать. Она такая… такая красавица… И сперва я думала, что она похожа на те великолепные зеркала в позолоченных рамах, которыми украшена витрина месье Дюбуа. Помнишь?

Киваю. Как их забудешь. Когда-то мы с Джозефиной сбавляли шаг рядом с магазинчиком месье Дюбуа и ловили свое отражение в зеркалах. Рамы ручной работы украшали веточки эвкалипта и розы. Мы думали: когда-нибудь в них будут смотреться красавицы из высшего света, а пока – мы. Но потом месье Дюбуа стал нас прогонять – ему не нравилось, что мы крутимся у дверей его магазина.

– Я думала, что Мия как раз такая. Что она как красивая вещица, которую мне никогда не получить, что ее заберет себе кто-то другой, тот, с кем я не могу тягаться. Но все куда глубже. Когда она в первый раз зашла на урок к мадам Гранжье… – Джо расплывается в улыбке, а потом продолжает: – Я все смотрела на нее и не могла отделаться от ощущения, что вижу что-то знакомое.

– Она ведь раньше за городом жила, – напоминаю я.

– Да, но я о другом! – Джо качает головой. – Не о том, что мы прежде встречались. Просто такое чувство, что мы уже знакомы. У тебя так бывает? Встретишь кого-нибудь впервые, а кажется, будто это уже было? Как будто мы уже пересекались в прошлой жизни, во сне или вроде того. И тогда я начала понемногу понимать, что она не так уж и похожа на те модные зеркала с витрин месье Дюбуа, – нет, она скорее закат над Сеной, теплое воспоминание… Красота, за которую я могу побороться. Не знаю… Эта мысль не дает мне покоя.

У меня никогда не бывало такого чувства – может, я так и не узнаю, каково это, но это неважно. Я очень рада за Джо.

– Как думаешь, она к тебе чувствует то же самое? – спрашиваю я. – Ощущает ли связь между вами?

Подруга пожимает плечами:

– Не знаю.

– Тебя это не тревожит?

– Еще как тревожит. – Она улыбается, но совсем не весело. В ее словах нет и грамма лукавства. – Но надо попытаться. В худшем случае – что? Я узнаю, что она не хочет со мной общаться. Что не разделяет мои чувства. Да, меня это ранит, но не убьет. Я так считаю: если речь о любви и самое страшное, что мне грозит, – быть отвергнутой, не стоит глупить и разбрасываться шансами.

Иногда я жалею, что мне недостает храбрости. А вот Джозефина такая смелая – бросается в омут с головой. Как знать, может, будь я такой же, мне не пришлось бы все время торчать в пекарне – я бы достигла большего. Отправилась бы путешествовать, начала всерьез изучать моду, стала чьей-нибудь ученицей. Но родителям очень нужна моя помощь. А Виолетте – тем более. Она ни за что не проведет в пекарне всю жизнь. Я об этом позабочусь.

Подруга останавливается у трехэтажного дома с колоннами и вытянутыми узкими окнами вдоль фасада. Крыльцо по обеим сторонам украшено густой изгородью и кустами гортензии. Знакомое здание.

– Погоди, – говорю, – ты, наверное, ошиблась! Это же дом Бо Бельгарда!

– Ага. И Мии тоже, – отвечает Джо.

– Но они ведь только кузены!

– Да. Но родители Мии так и остались жить за городом, а она перебралась к Бо.

– Джо, только не это, – умоляюще протянула я. – Я же тебе рассказала, что сегодня случилось! Мне теперь никак нельзя в этот дом!

– Мы с Бо и не встретимся! – уверяет меня Джо. – Постучим в дверь. Откроет, наверное, дворецкий. Мы попросим позвать Мию. И все. Бо наверняка и дома-то нет.

Скорее всего, так и есть. Вероятно, он сейчас с Жюльеном и Дре прохлаждается в Садах – или где там они закатывают вечеринки? Я иду следом за подругой. Как я могу отказаться после ее откровений о Мие?

У двери мы переглядываемся. Джо делает глубокий вдох, собираясь с силами, а потом поворачивается и стучит бронзовым дверным молотком. Стоим и ждем. Но никто не открывает.

– Может, еще раз постучать? Или просто письмо на ступеньках оставить? – спрашивает она.

Но я вижу: Джозефине совсем не хочется уходить. Проделать такой путь, чтобы просто положить конверт на ступеньки? Нет уж. Я поднимаю руку и сама стучу дверным молотком. Металл звякает так громко, что мы обе вздрагиваем.

– Ой! – испуганно восклицаю я.

– Иду! – кричит изнутри чей-то голос. Чей он – сразу и не скажешь, но уж очень напоминает…

Дверь распахивается, и мы с Джозефиной потрясенно замираем. Впервые вижу Бо без школьной одежды. На нем майка цвета слоновой кости, обтягивающая мышцы. Волосы влажные – должно быть, он только из ванной, – и, судя по лицу, он удивлен встрече не меньше нашего.

У меня пропадает дар речи. Джозефина принимает удар на себя.

– Привет! – говорит она. – Мы из Petite Post. У нас письмо для Мии. Мии Бельгард.

Бо смотрит на меня.

– Так вы с почты? Странно, я думал, ты в пекарне работаешь. Готов поклясться, что видел тебя там сегодня.

– Я… ну… – начинаю я и мямлю что-то бессвязное.

Джо легонько толкает меня локтем, словно хочет сказать: «Соберись!» – но, к счастью, мне на выручку приходит Мия.

– Что тут за шум? – мягко спрашивает она. У нее немного небрежный вид: она одета в простое платье из синего шелка, темные волосы заплетены в косу, лежащую на плече.

– О Мия! – восклицает Джозефина и тут же начинает запинаться. – У меня… для тебя письмо. Petite Post. Ой, вернее, это я из Petite Post. Ну, почти. У меня там папа работает, но иногда я помогаю ему разносить письма. Вот, это для Мии. Ты ведь Мия, да?

Молодец, Джо. Так держать.

– Да, это я. – Мия берет конверт из рук Джо. – А ты – Джозефина. Мы вместе ходим на занятия к месье Дори.

– Ага! – восклицает Джо слишком энергично, но потом добавляет уже спокойнее: – Вот почему мне знакомо твое лицо!

А я ведь знала, что у нее все-таки есть план!

Мия не теряет ни капли обходительности и теплоты.

– Это от мамы с папой! – восклицает она, ахнув, стоит ей только прочесть адрес на конверте, а потом хватает Джо за руки. – Спасибо, что принесла от них весточку! Мы уже несколько месяцев не общались!

Джо обескураженно замолкает. Слова даются ей с большим трудом:

– Да… всегда пожалуйста…

Все ее чувства на поверхности, хотя, может быть, только я их вижу, потому что хорошо ее знаю. Смотрю на Бо. Интересно, а он раскусил Джо? Вот только Бо и не глядит на девочек. Его взор устремлен на меня. Я опускаю глаза в пол и делаю вид, что ничего не заметила.

– Слушай, – говорит Мия Джозефине, – а что ты думаешь про домашку, которую нам дал месье Дори? Нам же надо про Рене Декарта написать. Ты уже начала?

Девочки так увлеклись разговором, что Мия даже вышла на крыльцо. Они словно бы нырнули в свой отдельный мир, а мы с Бо остались наедине, в неловком молчании. Мысленно проклинаю подругу, но, если честно, только ради нее одной я и готова на такие жертвы. Только пусть не забудет вернуть долг!

Мне неловко так долго пялиться на свои ноги, поэтому все же поднимаю глаза в надежде, что Бо больше не смотрит в мою сторону, – но нет. Его взгляд по-прежнему блуждает по мне. А еще он чертовски хорош, даже без своих вычурных костюмов. Ну почему он такой красивый?

– Ну ладно, – выдавливаю я, чтобы только сбросить взаимное напряжение. – Ты хотел мне что-то сказать?

Бо скрещивает руки на груди и прислоняется к дверному косяку.

– Сказать? Тебе? Глупости. Понятия не имею, о чем ты.

– Что ж, я пыталась.

– Пыталась? – Бо фыркает. – Сильно сказано, учитывая, что несколько часов назад ты даже на простые вопросы отвечать не хотела. И к чему это привело? К царапине от кошачьих когтей на ноге и уязвленному эго! Спасибо большое!

– Тебе бы чаще эго уязвлять, – парирую я. – «Простые вопросы». Можно подумать, ты ради них пришел в пекарню. Я сразу поняла, когда увидела, как твои дружки на нас пялятся и ловят каждое твое движение.

– О нет! – театрально восклицает он, изображая обиду. – Неужели тебе, Эви Клеман, так трудно поверить в то, что ты кое-кому интересна? – Бо подмигивает мне, а я даже не знаю, что ответить. Непонятно, что делать с этим откровенным флиртом, а тут еще мое имя так непривычно звучит из его уст.

Сейчас его друзья не рядом, ему не перед кем рисоваться и не с кем перешучиваться. Так к чему он все это? Зачем говорить такое?

Пристально слежу за ним, жду улыбки, малейшего намека на то, что он надо мной издевается. Если я кому и не доверяю в этом городе, так это Бо Бельгарду. Вот только сейчас его лицо принимает непроницаемое выражение.

– Кое-кому интересна? – наконец переспрашиваю я.

Бо открывает рот, чтобы ответить, но его перебивает Мия, решившая зайти в дом.

– Спасибо за помощь, – говорит она Джозефине и приподнимает конверт. – И за письмо! Увидимся завтра в школе?

Джозефина так и сияет от счастья.

– Да! До завтра! – восклицает она, тряхнув головой. Потом оборачивается ко мне: – Ну что, пойдем?

– Да, – отвечаю я, больше не поднимая глаз на Бо. – Идем.

Глава шестая

БО

Не успевает входная дверь захлопнуться, как Мия вскрывает конверт. Ее взгляд сразу же начинает бегать по пергаменту. Она не глядя садится на диванчик в гостиной. Я останавливаюсь у камина и слушаю.

– Пишут, что одуванчики в поле за домом уже цветут. Верена и Марко ухаживают за животными. За последние месяцы родилось три ягненка! А я тебе рассказывала, что Верена с Марко поженились? Родители говорят, церемония получилась очень красивая.

Она обращается ко мне, но сама не отрывается от листа. Догадываюсь, что она там ищет. Затаив дыхание, надеюсь на добрые вести.

– Так, еще пишут, что… – начинает Мия, а потом осекается. – Ой…

– Что? Что они пишут?

Девушка вздыхает:

– Они пока не смогут приехать. Ни на выпускной, ни на Придворный бал. Дома без них не справятся.

Отец Мии – врач. Он родной брат моего отца, и это единственный адекватный дядя в моей семье. Остальные – сестры матери Жюльена, которые относятся ко мне так же, как она, иными словами, недолюбливают.

– Мне очень жаль, Мия, – говорю я и кладу руку ей на спину. – Если бы они могли, то обязательно приехали!

– Ну да, – со вздохом соглашается она. – Что ж… Тогда до следующего письма. Больше не хочу об этом думать.

Она медленно складывает письмо. Плечи у нее поникли. Мия смотрит на меня и пытается выдавить улыбку, но я догадываюсь, как ей сейчас тяжело. Каждый раз, когда приходит новая весточка, она надеется, что в конверте ее ждет радостная новость о скором приезде родителей. Она понимает: все к лучшему – там, за городом, без ее мамы с папой никак не обойтись. Они нужны местным жителям. А она, Мия, получит в городе блестящее образование – в провинции это было бы невозможно. Или даже будет удостоена титула «Цветок Бельгард», если Рашель решит выбыть из гонки. Жаль, что Жюльен с Дре выбрали для нашего пари не ее – тогда бы я справился в два счета. Просто рассказал бы кузине план, а она, без сомнения, поддержала бы меня, ведь втайне презирает Жюльена ничуть не меньше, чем я. Между тем уже пора подумать, как же я раскрою отцу все свои секреты после проигрыша. Мне ни за что не справиться с Эви Клеман. Из нее невозможно сделать Цветок.

– Что думаешь о той девчонке? – говорю я.

– О Джозефине? – переспрашивает Мия. На меня она не смотрит, не сводит глаз со своих рук и нервно ломает пальцы. – По-моему, она очень милая. Умная. И красивая. А почему ты интересуешься?

– Да я не про нее. Не про Джозефину. А про вторую.

– Ах да. Я ее совсем не знаю. Но она тоже хорошенькая…

– Думаешь?

– Конечно, а ты разве не согласен?

– Нет, пожалуй, ты права. Я просто никогда не смотрел на нее в таком свете. – Не то чтобы при взгляде на Эви я ни разу не думал о ее красоте. Скорее, я избегал на нее смотреть, потому что спустя все эти годы чувство вины никуда не делось.

– А почему? – спрашивает Мия и впивается в меня взглядом. – Потому что она одевается не как мы? Потому что живет в другом районе? Потому что не расхаживает по школе с видом королевы? Вам же, мальчикам, ничего больше не надо?

– Нет-нет, не поэтому! Я… даже не знаю. Сложный вопрос.

Мия осуждающе приподнимает бровь.

– Кстати, к разговору о школе и королеве, как настроение после того, как Рашель тебя бросила?

Пожимаю плечами.

– Да нормально. Вот только она меня не бросала. Просто наши пути разошлись.

– А выглядит так, будто бросила, – насмешливо возражает Мия. Думаю, она и сама понимает, что у меня к Рашель не было теплых чувств.

– Ой, ну кто бы говорил. С кем на бал пойдешь, кстати?

Мия забирается с ногами на диван.

– С собой, наверное.

– Не может быть! Ты ведь Бельгард! Уверен, многие мальчишки захотят тебя пригласить! От кавалеров отбоя не будет!

Мия поворачивает ко мне голову.

– Я пойду только с тем, кто этого заслуживает.

– Поглядите, кто тут у нас стал такой строгой судьей?!

Сестра смеется.

– Подумаешь! Я хотя бы сужу людей по душевной широте, а не по фамилии!

С улыбкой качаю головой.

– Так я тоже!

– Ой, вот не надо врать! – Мия закатывает глаза. – А ты с кем пойдешь? Раз уж Рашель у нас возьмет под руку барона Бретонского. Есть идеи?

Я подбрасываю кусочек дерева в огонь и смотрю, как пламя торопливо его пожирает.

– Нет. Хотя, может… Не знаю.

– «Нет. Хотя, может…» Кажется, ты у нас влюбился!

– Не в этом дело! – сквозь смех возражаю я. – Уверен, она меня ненавидит.

Лучше все-таки позвать кого-нибудь другого. Может, Камиллу, если ее еще никто не пригласил. Или ту девочку с занятий по философии. Она ничего.

– На то есть причины?

Угольки начинают потрескивать. Я вспоминаю тот самый день, когда много лет назад Жюльен и Рашель решили по-детски подшутить над Эви.

– Да. И еще какие.

– И что же ты будешь с этим делать? – интересуется кузина. Она садится на диване и поправляет косу.

– С чем? – переспрашиваю я и пожимаю плечами. – А, ничего. Что тут поделаешь.

– Выход есть всегда. Можно изменить отношение к человеку, которого ты обидел в прошлом, начав делать ему добро. Пока мы живы, у нас есть шанс исправиться.

Эви не простит меня, даже если я расскажу, что же на самом деле произошло в тот день. Она ни за что не передумает. Но в одном Мия права: мне есть что исправить в своей жизни. Будь у меня деньги, те самые богатства, которые вот-вот унаследует Жюльен, все пути открылись бы передо мной. Я бы мог путешествовать. Или перебраться в Лондон, обосноваться в домике, где я вырос и где меня воспитала мама. Самое главное – я бы получил свободу, в том числе и от презрительных взглядов Жюльена и его матушки. Но сейчас все зависит от Эви.

– С чего же мне начать?

Мия встает и расправляет платье.

– Хм, а что ей нравится?

– Хм… – Что же ей нравится? Работать в пекарне? – Даже не знаю.

– Ну вот с этого и начни. – Мия ободряюще похлопывает меня по груди и проходит мимо. – Пойду напишу родителям ответ.

Я точно знаю, что она где-то здесь!

Я ищу тетрадь, которую нам когда-то велела завести мадам Мартинес. Точно помню, что Эви тоже ходила на ее уроки. Перерываю вверх дном свой шкаф – раздвигаю ворох пальто, на которых недостает пуговиц, и ботинок без пары. В дальнем углу – маленький печатный станок. Краска в нем давно высохла, и я его спрятал, чтобы отец не заметил. Продолжаю раскопки. И наконец обнаруживаю тетрадь в пыльной коробке, затерянной в самых недрах шкафа.

Переплет (листы сшивала сама мадам Мартинес) немного растрепался, но страницы целы. При виде первого разворота я мгновенно расплываюсь в улыбке. Когда-то десятилетний я коряво вывел собственное имя. Если честно, почерк у меня не слишком изменился. Листаю тетрадь, пока не натыкаюсь на нужную страницу.

Мадам Мартинес велела нам написать комплименты каждому ученику в классе. Кажется, работу нужно было сдать, а я забрал свою домой.

Комплимент для Дре и теперь вызывает улыбку. «У него веселый смех и крутые шляпы!» С тех пор тоже ничего не изменилось. Переворачиваю страницу. Откуда-то выпадает неровное бумажное сердечко – вырезано оно не совсем аккуратно, но форма все равно узнаваемая. Должно быть, осталось с какого-нибудь Дня святого Валентина. Убираю сердечко и скольжу пальцем по строкам в поисках заветного имени. Замираю, когда оно наконец попадается. Мадам Мартинес просила придумать по одному комплименту, но я часто нарушал это правило, а здесь и вовсе оставил чуть ли не самое длинное описание:

«Мне нравятся маргаритки у нее на платье! Она сказала, что оно мамино. Говорит, маргаритки – ее любимый цветок. Мне нравится, что она носит мамино платье. Нравится ее улыбка. Нравятся ее волосы. Когда светит солнышко, она подолгу стоит у окна. Это мне тоже нравится. А еще говорит, что любит дождь. Я тоже его люблю».

Я несколько раз перечитываю эту запись. Потом просматриваю другие. Про многих ребят, о которых упомянуто в тетради, сегодня я ничего не смогу сказать. И не потому, что мы больше не учимся вместе, – на самом деле из школы почти никто не ушел, – а потому, что… сам не знаю почему. В какой-то момент я совсем перестал обращать внимание на окружающих.

Она любит дождь. Моя мама обожала грозы. Когда они случались, мы всегда выходили на улицу – если, конечно, это не было опасно. Мама бегала за мной от дома до сада и обратно. А когда мы возвращались, то садились у камина сушиться. Мама делала нам сидр и разрешала лечь спать позже. Да, я тоже люблю дождь.

Но не могу же я его подарить!

Она любит маргаритки. Можно пойти в папин цветочный магазин. Наверняка там найдется что-нибудь подходящее.

Не знаю. А вдруг она швырнет мне букет в лицо?

Я слышу, как открывается дверь в мою комнату. Моментально захлопываю тетрадь. Наверное, пришел отец.

– Бо? – зовет он. Его голос ни с чем не спутаешь – глубокий, угрожающий, он пугает всех, кто с ним не знаком, да и знакомых тоже.

Я выползаю из шкафа.

– Ой, привет, пап, не знал, что ты сегодня придешь.

– Да, к счастью, пораньше управился с работой. Могу для разнообразия переночевать в собственной спальне, – говорит он, поправляя пальто.

Киваю.

– А что это такое? – спрашиваю я и указываю на маленькую шкатулку, обитую бархатом, у него в руках.

– А, это… Это, вообще-то, для тебя. Подарок. – Он протягивает мне шкатулку.

– Подарок? – Раньше отец дарил мне что-нибудь только на день рождения – и горстку других праздников. Я беру шкатулку и открываю. Внутри лежат серебряные запонки с позолоченным гербом Бельгардов. – Ох, они ведь…

– Точь-в-точь как мои, – подхватывает отец и демонстрирует свои запястья. – Хотел подарить тебе на выпускной, но их привезли уже сегодня, и я не сдержался.

– Это… шикарный подарок, папа, – восхищаюсь я. – Спасибо.

Я благодарю его, потому что истинных чувств открыть никогда не смогу. Отец безумно увлечен своей работой. Я редко его вижу, и мне даже кажется, что она для него важнее меня. Так что, если я не продолжу семейное дело и пойду наперекор его воле, уж не знаю, что будет. Может, меня выдворят из семьи.

Он с гордостью смотрит на меня.

– Носи с удовольствием, сын. Скоро пойдем к маркизу и закажем тебе костюм, чтобы в конторе ты смотрелся достойно.

Он крепко сжимает мое плечо – привык показывать любовь именно так – и выходит из комнаты.

Я разглядываю запонки. Смотреться в конторе достойно… Да пошла она к черту, эта контора. Не хочу я радоваться возможности заночевать в собственной спальне, мне такая жизнь не по нраву.

Закрываю за ним дверь и опять иду рыться в шкафу, только на этот раз уже знаю, где искать то, что мне нужно.

Я вытаскиваю маленький печатный станок – одну из немногих вещей, доставшихся мне от матери, – и начинаю выкладывать буквы в нужной последовательности. Пусть я не так много знаю об Эви Клеман, но имя ее напишу без ошибки.

Расположив все буквы, решаю, что моему шедевру нужно официальное название. Оглядываю комнату в поисках вдохновения… и натыкаюсь взглядом на кривой уголок сердечка со Дня святого Валентина, которое по-прежнему торчит из моей старой школьной тетради.

Снова выкладываю буквы. Потом делаю шаг назад, чтобы полюбоваться.

«БУМАЖНЫЕ СЕРДЦА»

Идеально. Думаю, сработает.

Глава седьмая

ЭВИ

После урока музыки Джозефина ждет меня в холле, прижимая к груди какой-то лист бумаги.

– Нам надо поговорить, – сообщает она и, схватив меня за запястье, уводит в сторону.

Могу предположить, что Мия Бельгард поздоровалась с Джо или посмотрела на нее, и теперь подруга анализирует каждую миллисекунду этого события.

– Ладно, но давай выйдем на воздух. – Я протискиваюсь сквозь группу младшеклашек, сгрудившихся посреди холла. Они хихикают при виде нас – впрочем, эти девчонки вообще всегда хихикают. – В классе месье Симона пахнет конюшней!

– Эви… Думаю, сперва тебе лучше взглянуть сюда… – запинаясь, произносит подруга.

Я открываю дверь во двор и глубоко вдыхаю. О-о-о… Ни малейшего дуновения ветерка, солнце так и палит, пышные облака медленно плывут по небу… Но это лучше, чем в душном классе у месье Симона!

– Да что там такое? – спрашиваю я, подставив лицо солнцу.

Не успевает Джо ответить, как Грейс, главная сплетница школы, приближается к нам.

– Слышала тут новости, Эви, – говорит она. – Непременно расскажи мне потом, как тебе удалось это все провернуть!

Резко оборачиваюсь к подруге:

– О чем это она?

Кто-то кричит из толпы:

– Вперед, Эви! Мой голос за тебя!

Я озираюсь и с изумлением понимаю, что все во дворе пялятся на меня, а если кто и не смотрит, так это потому, что внимательно читает какой-то листок.

– Да что происходит? – допытываюсь я у Джо.

Она переворачивает лист, который до этого прижимала к груди. Сверху неровными, слегка покосившимися буквами написано: «Бумажные сердца. Парижская газета».

– Вот о чем я хотела с тобой поговорить, – уточняет подруга.

– Что это? Дай посмотреть! – вырываю лист у нее из рук.

Это что-то вроде школьной газеты. Сначала – краткая сводка новостей. Разумеется, там упоминается Рашель: ей пророчат блестящее будущее с бароном Бретонским, делают комплименты их паре и сулят скорую свадьбу. Еще несколько предложений посвящены новому учителю астрономии, а дальше идет короткое расписание ближайших мероприятий. Продолжаю внимательно читать. Тратить много времени не приходится: Джо энергично тычет пальцем в нужное место.

– Вот! Читай!

Нужный текст – в левом верхнем углу. Как же я его пропустила!

Бумажные сердцаПарижская газета

Выбор автора

Главные кандидатки на титул «Цветок Бельгард»

Рашель Ле Блан

Лола Сент-Мартин

Диана Честейн

Мия Бельгард

Эви Клеман

У меня отвисает челюсть, я смотрю на подругу.

– Кто это написал?

Четыре имени, предшествующие моему, никого в школе не удивили – все делали ставку на этих девочек, – а вот я никогда не входила в пятерку. В конце списка впору упомянуть кого-нибудь вроде Камиллы Пети или Марго Паж, а лучше даже Дарси Честейн – вот уж кто сейчас, наверное, вне себя от ярости. Как бы там ни было, мне в этом списке не место. Кто-то, наверное, решил надо мной подшутить.

Подруга пожимает плечами:

– Понятия не имею. Но теперь ты популярна как никогда.

Джо направляется к скамейке в тени.

Иду за ней. Сердце бешено стучит о ребра.

– Как думаешь, это из-за модного показа? – спрашиваю я, садясь рядом. Хорошо, что ветки дерева скрывают нас от любопытных взглядов. – Автор газеты увидел мое падение и решил жестоко подшутить?

– Не знаю, – отвечает подруга. – Это же как надо заморочиться!

Гадать нам особо некогда – в нашу сторону кто-то идет. Поднимаю глаза и вижу Флорана, парня, который учится с нами с первого класса. Придвигаюсь поближе к Джо. Флоран садится на подлокотник каменной скамейки.

– Эви! – приветствует он, убирая волосы за уши. – Как дела?

Мы не разговаривали не один год. Флоран много времени посвящает фехтованию, а еще, если верить Грейс, иногда посещает бордели на улицах, куда мне даже нос сунуть нельзя.

– Флоран… – Я задумчиво хмурюсь. Неужели он сейчас признается, что эта дурацкая газета – его рук дело?

– Я тут шел по двору, – начинает он, на секунду поджав губы, – и вдруг увидел тебя. И мне сразу безумно захотелось подойти и сказать, как ты сегодня ошеломительно прекрасна!

Опускаю глаза на свой наряд – обычное платье, та же обувь, что и всегда. Я уже много лет ношу одно и то же. С недоумением смотрю на парня.

– Что-что?

Джозефина фыркает: