
Полная версия
Иероглиф

Софья Филистович
Иероглиф
Игры в добро и зло
Вечны, как мир,
Где проходит души́ излом.
И нужно решать:
Кем быть и к чему стремиться.
Константин Легостаев
Пролог
– Да кто ж придумал закрывающиеся снаружи шкафчики для трупов? – колотя голой пяткой по железной дверце, ругался бродяга-музыкант. – Тук-тук, есть кто живой?! Ну, конечно, мне никто не откроет, фрикаделька мне в рот!
В тишине холодного морга раздался скрип, и дверца ящика открылась сама по себе. Из шкафчика выкатился сильно потрепанный музыкант с биркой на ноге.
– Ну спасибо, что хоть не кремировали… – держась за голову и вспоминая произошедшее, вздохнул «мертвец». – Гребаная жаба… И гребаная машина…
Музыкант осмотрелся, затем замер, вглядываясь во мрак, и растянул губы в улыбке:
– Что ж, история будет интересная, но выживут не все.
Часть первая | Мальчик без прошлого
1.
Необъятные снежные просторы озарились вспышкой. Яркая, но короткая, она сопровождалась шумом, после которого снова воцарилась тишина. Крутые массивные скалы, словно великаны, склонялись над искристыми сугробами, а заледенелое ущелье скрывало в себе конец истории шума и света. Но был ли это конец? Может, все-таки начало?
Ущелье не жаловало незваных гостей. Дорога обледенела. Со всех сторон доносился вой ветра, напоминая стаю голодных волков. Неудивительно, что это место нечасто посещали люди. Но сейчас близь остроконечных горных стен шевелился сугроб.
Из-под снега показалась маленькая, худая, посиневшая от холода рука с необычной меткой в форме змеи. Продрогший, полуживой паренек из последних сил боролся с холодной смертью.
«Где я? Как я тут очутился? Ничего… ничего не видно…»
Мальчик попытался встать, чтобы осмотреться, но слабость и онемевшие от холода конечности не давали ему этого сделать.
«Не могу… Даже пошевелиться не могу. Я плачу? Не знаю… Ничего не чувствую…»
Он попытался встать еще раз. Потом еще. Снег казался тяжелым, липким, мальчик боролся с кусачими снежинками и мерзким ветром. Страх остаться в этом мертвом месте и умереть от голода или, еще хуже, быть съеденным местными животными, рос с каждой неудачной попыткой подняться, а вместе с ним росла и паника.
«Как же холодно… Не хочу… Я не хочу умирать…»
Мальчик уткнулся лбом в лед. Руки, ноги, тело – все кололо от мороза. Мерзкий снег застилал глаза, а жуткий вой снаружи давил на нервы. Стараясь подтягиваться на локтях, парнишка медленно полз к выходу. На миг он притих, попытался поджать ноги и хоть немного согреться. Тщетно. Сдавшись, парнишка упал на спину. Голубые глаза уставились в бесконечность небес.
«Небо. Оно словно перевернутый снег. Если бы не было гор, создалась бы иллюзия огромной белой бесконечности. Есть ли у неба конец? Странными же вопросами я задаюсь перед смертью… К слову, о смерти. А как я вообще еще жив? Я потерялся в пурге? Что я забыл в горах? Еще и в таком странном виде…»
Он с трудом опустил взгляд на свою одежду: черная потрепанная рубашка, брюки, кеды.
«Кеды как-то не совсем по погоде… Что же случилось?»
Очередной порыв ветра накрыл его тонким снежным слоем. Мальчик закрыл глаза.
***
– …Мирно ничего не может закончиться!
Ветер устремился в лицо. Шлепок. Темнота.
***
Испугавшись принять свои воспоминания, мальчик заплакал.
«Что же это такое? Кто я? Что происходит? Неужели я умру в неведении?»
Сжав кулаки, он резко перевернулся на живот и продолжил ползти: «Нет! Я выжил! Это не просто так, я обязан что-то сделать».
Он набирал скорость, жмурился, полз, почти не глядя, терпел проникающий под одежду противный снег. Казалось, ущелье никогда не закончится, а вот силы утекали стремительно. Выход был уже близко, но…
«Я не могу…»
Он рухнул лицом в снег, тяжело дыша, и перестал шевелиться. Озноб и боль в замерзшем теле пропали, их сменил внезапный прилив жара и тяжелая, мутная сонливость. Парень вытянул руку в сторону: «Я хочу домой… Помогите… Я ХОЧУ ДОМОЙ!»
В мгновение ока неведомая сила подхватила его тело и выкинула из ущелья. Паренек ударился о твердую поверхность. Глаза его заслезились и стали медленно закрываться, картинка темнела, расплывалась. Последним, что померещилось изнемогающему бедолаге, стала темнеющая вдалеке фигура.
«Девушка?» – мелькнуло в голове.
Но фигура росла, шаталась, проминая снег тяжелыми шагами, и превращалась в нечто огромное и мохнатое.
«Ну вот, меня слопает бигфут…» – обреченно подумал мальчик и провалился в забытье.
***
– … ты опять отвернешься от того, кто желает тебе добра?!
– Что ты сказала?! «Опять отвернешься»? – мальчик побежал, не оглядываясь. Ветер сушил слезы, было обидно до беспамятства. Но почему, откуда такие эмоции?
– Ну и уходи! Убегай! – слышалось вслед. – Ты и тогда убежал!
«Кто это? И почему мне так больно от слов незнакомца?»
***
Сквозь сон до него доносился треск дров в печи, а запах только что смолотого кофе так и манил к себе. Мальчик открыл глаза и обнаружил, что находится в маленьком уютном помещении. Комнату освещал теплый, желтый свет, и, проморгавшись, мальчик понял, что свет исходит от электрического камина. В углу стоял узкий стол, за ним несколько стульев, а напротив дивана, где лежал мальчик, располагалась кухонная панель. Стоящий возле нее холодильник так и манил к себе. Парнишка резко вскочил, и диван тут же притянул его обратно. Головокружение и слабость еще давали о себе знать.
«Ох, что-то мне нехорошо, – мальчик лег обратно, но живот его запел голодные арии. – Как есть-то все же хочется…» Он решил попытаться встать снова, оперевшись о подлокотник дивана, и тут заметил на правой руке твердую белую перчатку.
– А-А-А-А! – завопил мальчик. – НЕТ! НЕТ! НЕТ!
«Неужели я настолько обморозил руку, что мне пришлось ее ампутировать?! Или же… Я в хижине у маньяков?! Или меня похитили, а руку отправили по почте родным? Тогда понятно, почему я оказался в таком виде на улице! Я пытался сбежать! Но меня поймали и вернули обратно!» – начал параноить он, в ужасе глядя на пластиковую руку. Внезапно дубовая входная дверь распахнулась, и снежные стружки ворвались в комнату с ветреным порывом.
– Б-Б-Б…
На пороге возник высокий, косматый, крепкий мужчина, с ног до головы покрытый снегом и укутанный в мешковатую шерстяную одежду. Из-за шубы, воротник которой уже давно скатался и стал похож на мех дикого зверя, паренек принял мужчину за…
– БИГФУТ! – заорал мальчик.
– Стой, стой, стой, – мужчина хлопнул дверью.
Из-за сквозняка звук вышел громче, чем планировалось, отчего мальчик вздрогнул и забился под тяжелое одеяло.
– Да не пугайся ты! – бодро сказал мужчина, сняв шапку и обнажив засаленные, взъерошенные темные волосы, концы которых были окрашены зеленым.
Мальчик выглянул из-под одеяла, дабы все же разглядеть вошедшего «снеговика». От него веяло морозной свежестью, щетинистое лицо раскраснелось от холода.
– Да, парень, ты, конечно, дал! Меня много как называли, но Бигфутом впервые! – мужчина громко рассмеялся.
– А если не секрет, т-то как называли?
– Хм, например, пиратом, – начал вспоминать мужчина.
– Странные слова в-вы произносите…
Мужчина опять рассмеялся, и парнишка покосился на него с легким недоумением. Смех у незнакомца был громкий, частый, как барабанная дробь, и даже пугающий.
«Интересно, так смеяться вообще законно?» – задумался мальчик.
– Ну, как же тебя называть, червячок? – мужчина снял куртку, и мальчик тут же забился под одеяло глубже. Рукав олимпийки у незнакомца был туго затянут в узел.
– Ваша р-р-р… – будучи совершенно не готов увидеть однорукого человека, особенно после обнаружения непонятной перчатки на себе, мальчик почти мгновенно провалился в обморок.
2.
Резкий запах нашатыря ударил в нос, и, откашлявшись, парнишка пришел в чувство. Мутные силуэты восстанавливались в цельную картинку. В комнате стало совсем светло: тускло-желтый свет сменился на яркий белый. Да и людей стало на одного больше: на краю дивана, перед мальчиком, сидел невысокий мужчина в медицинских перчатках, с наполненной прозрачной жидкостью колбой в руках.
– Ну, что, дорогуша? – мужчина в перчатках пристально глядел на мальчика. – Как ты себя чувствуешь?
– В-в-вы…
Мужчина быстро отстранился и слегка напряг руки.
– Вы д-доктор?
– Что? – переспросил мужчина, нахмурившись. – Ой, нет-нет… Я…
– Кажется, кто-то расстроился, – рассмеялся однорукий, стукнув товарища по плечу, – малыш, этот человек у нас в городе – звезда! Его каждая дворовая собака знает!
– Такое себе сравнение, – пробормотал мужчина в перчатках и аккуратно провел рукой по залаченным волосам, – но в чем-то Фёдор прав. Меня зовут Семён, я ученый в сфере нейробиохимии.
– Я вам н-нужен для каких-то эк-кспериментов? – мальчик испуганно глянул на незнакомцев. Заявление ребенка явно их ошеломило, Семён даже закашлялся.
– Малец-то походу не из наших, – усмехнулся Фёдор и похлопал Семёна по спине.
– Я совсем зап-путался, – закапризничал мальчик, – кто вы? Кто я? Что с моей рукой? Что вообще п-происходит?!
– Я – Фёдор, а этот пижон – Семён, – пояснил однорукий, – что непонятного?
– Фёдор! – Семён вскочил, и тут же стало заметно, что он куда ниже Фёдора, да и выглядит слабее. – Мне кажется, что мальчику стоит выслушать кого-то одного.
– Так помолчи!
Семён метнул на него мрачный взгляд, и Фёдор прикусил язык.
– Собственно говоря, Семён – оратор получше, поэтому дадим ему слово, – пробормотал он и шепотом добавил: – Ай, Моська! Знать, она сильна, что лает на Слона!
Взгляд Семёна стал совсем уж испепеляющим, и Фёдор поспешил выскочить из комнаты. Семён поправил воротник бледно-бежевого свитера, снова пригладил волосы и, глубоко вздохнув, посмотрел на мальчика.
– Мне ст-тоит повторить вопросы?
– Не стоит, дорогой мой, – Семён остановил взгляд на перчатке ребенка, – я прекрасно все помню. Начнем с простого: кто я? Уже было сказано – ученый, по совместительству твой спаситель, как и тот, – Семён указал за спину, – за стенкой. М-да, сложно поверить, но он тоже своего рода ученый. В других сферах. Что с твоей рукой: фиксатор на запястье вреда не причинит, он лишь поможет правильно срастись костям. А что касается того, кто ты и что тут делаешь, – Семён выдержал паузу, будто о чем-то задумавшись, – я бы сам хотел узнать.
– Н-но я ничего не помню… – мальчик придвинулся поближе, опустил взгляд на серый ворсистый ковер и шепотом добавил: – Даже своего имени.
– У, как все запущенно, – Семён встал, одернул свитер, и мальчик почувствовал шлейф мятного аромата, тянущегося за ученым. – Но не пугайся. Скорее всего, у тебя обычная диссоциативная амнезия. Думаю, в таком случае нет смысла расспрашивать тебя о прошлом. Да и браслета у тебя нет.
– Браслета? – переспросил мальчик.
– Да, видишь, как у меня, – ученый указал на свое запястье, на котором плотно сидел черный браслет, – на нем хранится вся информация о тебе. Если ты его потерял, придется восстанавливать, но с этим позже. На твою удачу, – он махнул рукой и вдруг хмыкнул, – и я бы даже сказал, на свою тоже, я помогу тебе все вспомнить.
– Правда? – обрадовался мальчик. – А это разве возможно?
– Хорошему ученому все по плечу! – Семён открыл дверь в соседнюю комнату. – Готов вернуть свои воспоминания?
– Готов! – уверенно произнес мальчик, но голодный желудок протестующе заурчал. – М-может, что-то перекусим для начала?
– Конечно, – смиренно вздохнул Семён, – кухня в твоем полном распоряжении.
Мальчик осторожно подошел к холодильнику, но, распахнув его, не нашел ничего подходящего. Всю еду нужно было готовить, а сил не было даже на то, чтобы устойчиво стоять на ногах. Мальчик разочарованно закрыл дверь и, поникший, сел на мягкий стул.
– Поел? – Семён рассматривал себя в зеркале и заметил в отражении бездействующего парнишку. – Послушай, у нас нет времени, чтобы просто сидеть и глядеть в пол, неужели ты не хочешь вернуться домой?
– Там готовить нужно, – шмыгнул носом мальчик.
– Неужели ты не можешь ничего себе приготовить? – раздражался Семён. – Это же легче легкого!
– Да что ты говоришь? – раздался голос появившегося Фёдора, который вложил в один вопрос неистовое количество скептицизма.
– Стой, ты думаешь, я не смогу? – возмутился Семён.
– Не то чтобы… – Фёдор рассмеялся.
Семён с важным видом закусил губу, стянул перчатки и уверенно направился в кухню. Помыв руки несколько раз и продезинфицировав их антисептиком, он задал только один вопрос, обратившись к мальчику, но не сводя при этом глаз с Фёдора:
– Ну что, дружок, что ты хочешь, чтобы дядя Семён тебе приготовил?
– Оладушки! – воскликнул ребенок. – С шоколадным сиропом! Я их… Я их, кажется, люблю. Не помню.
– Легко! – Семён хрустнул пальцами. – Так, Фёдор, где у тебя блинный принтер?
– Блинный принтер, значит, – ехидно повторил Фёдор. – Здесь? Ты серьезно? Ручками, Сёма, ручками!
Семён на миг замешкался, а потом вскинул подбородок:
– Ну и пожалуйста! – он открыл дверцу холодильника и на секунду замешкался. – Так-так, значит, нам нужно… Что нужно?
Фёдор расхохотался, что очень вздернуло ученого.
– Выйди и зайди нормально! И когда зайдешь, сделай что-нибудь полезное, протри стол!
С этими словами Семён приступил к приготовлению завтрака.
Все сыпалось из рук, разбивалось, пачкалось, чем очень выводило его из себя. Желток капал, растекаясь по коже и застывая тонким слоем. Тесто прилипало к пальцам, забивалось под ногти. Жирные пятна и разводы Семён пытался замыть сразу, совершенно забывая о готовке. Он вообще был очень помешан на чистоте, и многие подозревали, что у него мизофобия. Но ученый не любил поднимать эту тему – это бы означало признание своих слабостей и страхов. Клубы дыма вырывались из-под запотевшей стеклянной крышки и наполняли комнату горьким запахом гари.
– Семён, может, тебе стоит… – обратился Фёдор к покрасневшему то ли от злости, то ли от жара плиты растрепанному Семёну.
– Замолчи свой рот! – сверкнули бешеные глаза ученого. Фёдор пожал плечами, подошел к столу и быстренько прошелся по нему влажной тряпкой.
Маленький гость наблюдал за происходящим со стороны, и вся эта бытовая ситуация сильно ему о чем-то напоминала. Злоба Семёна, дурачество Фёдора – все казалось таким близким, будто бы родным. Эти двое были частью большого пазла, который мальчику еще только предстояло собрать. Но для начала парнишка оторвал несколько бумажных полотенец, смочил их средством для уборки на кухне и стал помогать Семёну. Оказалось, что у мальчика талант к уборке: вскоре вокруг было чисто, а посуда и мебель аккуратно расставлены по кухне. На серьезном лице ученого мелькнула едва заметная благодарная улыбка.
– А червячок-то не промах, – заметил Фёдор, – что скажешь, Семён?
– Я рад, что в этом доме есть хоть кто-то, кому знакомо слово «чистота», – бросил Семён в ответ.
Спустя время, когда нечто, похожее на оладьи, уже находилось на столе, когда все окна в хижине были отмыты, а кухня – выдраена до блеска, Семён пригласил всех за стол. Мальчик глядел на сгоревшие края оладьев, натягивая на лицо улыбку, чтобы не обидеть повара: «Что ж, может, если полить все сиропом, будет не так плохо?» Но тут не помог даже шоколад – под твердой черной коркой было лишь холодное, слизкое, сырое тесто.
– Что скажешь? – Семён ожидающе глядел на гостя.
– Н-ну, у м-меня нет слов…
– У меня тоже, – Фёдор пытался зацепить хотя бы кусочек, – ты превзошел сам себя. Признай, готовка не твое!
– Все н-не так плохо, – парнишка не отводил взгляда от еды, и ему казалось, что блюдо начинает пузыриться, – это же вы первый р-раз г-готовили. Тут у вас форма оладьев получилась, уже хорошо…
– Видишь, мальчику понравилось! – Семён засветился от гордости. – Ты, Фёдор, просто сам многого не можешь, вот тебе и не верится, что существуют люди, которые хороши во всем.
– Ой, смотри, червячок, – ухмыльнулся Фёдор, – кажется, корона кому-то голову натерла.
– Слушай, ты… – Семён ударил кулаком о стол, но моментально притих, заметив мальчика, затыкающего уши, словно по команде. – Я не буду ругаться при ребенке, незачем показывать плохой пример. Да и вообще, я могу легко доказать свое мнение, ты не справился с элементарным заданием – протиранием стола.
– Почему же? – удивился Фёдор. – Я его протер.
– Тут пятно! – Семён указал на липкий развод с края стола и самодовольно улыбнулся.
Фёдор медленно направился к Семёну. Его ботинки на тяжелой платформе стучали по деревянному полу, и от вибраций содрогались, звеня, столовые предметы. Суровый взгляд Фёдора и самодовольный Семёна встретились, а затем Фёдор звучно наполнил рот слюной, промокнул язык салфеткой и протер пятно, мозолящее глаза. Семён как ошпаренный выскочил из-за стола.
– Что ты сделал?! – взвизгнул он. – Твою ж… Теперь стол надо сжечь!
– М-да, тебе надо лечиться, друг, – покачал головой Фёдор.
– Это мне надо лечиться?! – заорал Семён, сжав правую руку в кулак.
«Что это было? – подумал мальчик, обратив внимание на тарелку, которая буквально на секунду поднялась в воздух на несколько миллиметров. – Кажется, у меня уже глюки…»
– Знаешь, я тут вспомнил, что мы собирались помочь гостю, – зло процедил Семён, – пойду-ка все для этого подготовлю.
Ученый покинул комнату, и за дверью раздался сдержанный кашель. В воздухе повисла неловкая пауза. Парень заерзал на стуле.
– Кажется, я немного перегнул, – Фёдор всегда говорил то, что думает, не скрывал свои эмоции и не стеснялся их. – Семён, конечно, тот еще фрукт, но он неплохой. Мне так кажется.
Он вновь затих, а мальчик все еще ерзал, не зная, что сказать.
– Так, парень, с этими ссорами мы совсем тебя замучили, – однорукий начал заново разогревать сковородку, – сейчас я что-то нормальное приготовлю.
Тишина на кухне угнетала, парнишка кусал палец, слегка покачиваясь назад и вперед.
«Если он так и будет молчать всю готовку, я сойду с ума… Пусть он у меня что-то спросит! А ведь не спросит, я же ничего не помню. Неужели мне придется задавать вопросы? А может, лучше помолчать? – волновался мальчик. – Нельзя, вдруг он подумает, что я какой-то асоциальный! За что? Почему я такой нерешительный! Не знаю, какой я человек, но я уже не люблю свой характер! Не удивлюсь, если окажется, что у меня вообще друзей нет…»
Мальчик почувствовал, как у него увлажняются глаза. А ведь и правда – сейчас он совсем один, но кто знает, вдруг он был одинок и до амнезии?
– Червячок, ты чего? – Фёдор разглядел поблескивающие на свету капельки в глазах парня.
«Кажется, сейчас мой выход!» – решил он и выдал:
– А как вы руку потеряли?
Он боролся со своими мыслями, каждую секунду меняясь в лице.
«Ты дурак? Зачем такое спрашивать? А если ему эта тема неприятна? М-да, у тебя точно нет друзей!»
– Знаешь, некоторые люди очень не любят обсуждать подобное… – Фёдор бросил взгляд на пустой рукав.
«Молодец! Поздравляю! Ты добился своего! Теперь тебя выгонят на улицу и…»
– Хорошо, что я не такой! – прервал его мысли Фёдор. – Вот очень хорошо, что ты подобный вопрос Семёну не задал, он бы очень… Кхм… Резко отреагировал. Но сейчас не о нашей звезде! В общем, будучи еще с двумя руками, я в свободное время занимался альпинизмом, да что там, я до сих пор стараюсь не терять хватку! Сейчас, конечно, намного сложнее, но горы зовут! – Фёдор громко рассмеялся, продолжая свой рассказ в весьма оптимистичной форме. – Каждый год, первого апреля, мы с сестрой приезжали сюда покорять вершины, а заодно навещать братца на его тайной работе, – он опять рассмеялся, – Семён терпеть не мог, когда мы его отвлекали. Как же он бесился!
– Так Семён – ваш брат? – уточнил мальчик.
– Да, правда, не родной, – пояснил Фёдор, – и мы вообще очень мало общались. Изредка пересекались в городе по работе. Он и сейчас приехал после стольких лет… Но вернемся к истории!
Оладьи шкварчали на сковороде, исходящий от них аппетитный аромат дразнил голодного мальчика.
– Семён не разделял наших увлечений. И старался нас сторониться. Особенно когда мы еще в лицее учились. Слишком умный, воображала, раздражал всех в школе. Постоянные конфликты приходилось разгребать мне! Хех, старый добрый Сёма! – Лицо Фёдора розовело от жара, а улыбка становилась уже не такой радостной. – А дальше самое забавное: мы позвонили Семёну, чтобы предупредить, что уже выдвигаемся. Он, естественно, на нас накричал, мол: «Вы достали, работать мешаете, у меня сегодня важный день! Я телефон выключу, фиг вы в этот раз до меня долезете!» Забавно, что в тот день мы действительно не долезли…
Смех раскатился по комнате и тут же резко стих.
– Короче, в тот день сошла лавина, ну и нас слегка тряхануло… Руку придавило огромной отколовшейся льдиной, восстановить было невозможно, пришлось чикнуть. – Фёдор провел ребром ладони по пустому рукаву. – А тело Зои мы так и не смогли найти, даже с поисковой группой… – Фёдор глубоко вздохнул, уголки его рта дернулись. – Но я не унываю! Решил остаться тут, продолжить искать! Накопил денег, вот недавно смог купить поисковую машину.
Мужчина ловко перевернул сковородку, и румяные оладушки оказались на большой тарелке.
– Кстати, отлично работает, вот тебя нашли! – Фёдор повернулся к гостю. Тот с трудом жевал оладушек и часто моргал, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
– Ты чего, червячок? Невкусно? – заботливо спросил Фёдор и отломил кусочек приготовленного блюда. Промокнув его в сладком густом сиропе, мужчина аккуратно положил оладушек за щеку. Корочка захрустела на зубах и медленно стала таять, оставляя приятное шоколадное послевкусие.
– Очень в-в-вкусно, но ж-жалко в-вас… – мальчик с трудом проглотил кусочек и уже открыто всхлипнул. – К-как? П-почему вы рассказываете эту историю так легко? Она же очень п-печальна.
– Червячок, я стараюсь относиться к жизни как к шутке. Она может быть разной, не всегда удачной, но куда проще ее воспринимать с улыбкой! – непринужденно объяснил Фёдор. – И тебе то же советую. Не так больно. Знал бы, что ты такой впечатлительный, я бы тебя предупредил, что история не из приятных.
Фёдор взъерошил волосы шмыгающего парнишки и по-доброму ухмыльнулся:
– Ладно, давай кушай, а то сейчас придет Семён…
– Дорогие мои! – зазвучал нарочито приторный голосок Семёна. – Я все понимаю, девочки, но можно как-то побыстрее кушать? Время – деньги.
– Явилось… чудо природы! Да, червячок? – шепнул Фёдор и подмигнул. На губах гостя появилась робкая улыбка.
– Я готов вспомнить свою шутку, ну, точнее – жизнь!
Паренек убрал за собой тарелку и энергично зашагал вслед за Семёном.
– Кстати о воспоминаниях! – воскликнул Фёдор. – Мне нужно тебе что-то отдать, только вот… – мужчина замешкался. – Куда я его кинул?
– Это может подождать? – цокнул Семён, закатив глаза. – Пойдем, дорогуша, займемся делом, пока этот чудик вспомнит, что и куда он кинул.
3.
Дверь вела на темную железную лестницу, перила и ступени которой подсвечивались зеленоватым сиянием. Семён шустро спускался вниз, мальчик же шел медленно, осторожно ставя ногу на каждую ступень, крепко держался за перила и прислушивался к каждому шороху, доносящемуся из темноты, в которой успел скрыться ученый. Внизу перед ним открылась маленькая душная комната с узкими окнами под потолком. Рассветные лучи падали на стекло, и в прозрачных блестящих каплях отражался снег. На стенах светились голубые экраны мониторов, отображая графики, погоду, открытые вкладки научных статей. Полки и письменные столы были сплошь заставлены журналами и чертежами, ржавые шкафы – наполнены альпинистским снаряжением, а напротив переливались объемные фотографии, они же голографии – отголоски лет, когда близкие Фёдора были рядом.
– Семён, а это вы? – длинный пальчик уткнулся в голограмму, и та волнами расплылась по остальной картинке, как круги на воде.
– Возможно, – задумчиво ответил Семён, тщательно отмеряя и переливая порции загадочной жидкости. Он уже успел облачиться в белый халат и сейчас выглядел действительно как ученый.
– Вы тут такой хлюпик в сравнении с Фёдором…
Семён хмыкнул и покосился на ребенка. Тот сразу покраснел и, сцепив руки в замок, попытался исправить положение:
– Ой, я хот-тел сказать, что сейчас вы выглядите более м-мужественно, спортивно, и в-в-вы правильно поступили, чт-то решили отпустить бородку.