Мельница Душ Разумных

Впрочем, отчёт Соласта недолго будет потерянным. Однажды и «Вороний Дозор», и «Моновианский Исследовательский Научный Центр», и даже все четыре правительства из объединения «Щита» – все они узнают, что в округе Меллон произошло такое странное событие.

Узнают. Сразу же соберутся и отправятся первыми огораживать территорию лишь для того, чтобы столкнуться друг с другом.

Впрочем, ночь пока застыла в своём спокойствии. Мягко мерцали далёкие звёзды. Ночной прохладный ветер уносил дым от сигареты в одиноком панельном доме. Заставлял шелестеть кроны деревьев и раскачивал длинные электрические провода, висевшие над городами, словно паутина.

Но на рассвете вороньим карканьем день заявит о своей необычности. Вороны – все до единой – вспорхнут, стянувшись в стаи над городами, словно по чьему-то приказу, и беспорядочным роем закроют небо, во всеуслышание объявляя о возвращении на землю украденной дочери Госпожи Туманов.

Глава 2, "Воронье обещание"

В этой главе мы вернёмся назад во времени, чтобы познакомиться с Соластом. Затем обратимся к настоящему, где Соласт, посчитав, что остался один, внезапно обнаружит новых нежданных друзей.

– Соласт Эхо Лье Бьяно?

Соласт вздрогнул, поведя ребристым острым ухом и поправил на носу очки, одна линза в которых была магическим фиолетовым стеклом. Он повернул голову к белому регистрационному окошку; там сидела сухая женщина с вытянутым как у крысы лицом, и презрительно щурила глазки, вглядываясь в пластиковое удостоверение в длинных пальцах.

“Поразительно, что люди являются одной из самых генетически расположенных к мутациям рас. Например, у людей в далёкой Гекутии в венах течёт огонь или растут ледяные волосы. Являлись ли черты этой женщины плодом такой же мутации, полученной от низшего грызуна?”

Женщина пощёлкала тонкими пальцами и чуть приподняла голову, отчего её подбородок остался позади, подчеркнув выступающую верхнюю часть челюсти. Соласту даже показалось, что два её передних зуба чуть выступали, хотя это было не больше чем иллюзией; торчал абсолютно каждый зуб, не больше и не меньше остальных.

“Поразительно. Воистину поразительно, насколько интересные образы могут прослеживаться в обычнейшем человеческом теле».

– Я спрашиваю вас, вы – Соласт Эхо Лье Бьяно? Прекратите витать в облаках, юноша.

– Н-нет, в смысле, да, – Соласт, выдернутый из размышлений, помотал головой. – В с-смысле, я Соласт, а в облаках перес-стать витать не перестану. Вы очень интересная.

– Чем же я вдруг интересна? – смутилась женщина, и кажется, даже покраснела. Такой отстранённый комплимент от молодого учёного наверняка расценен ею как что-то хорошее, но Соласт понимал, что поделись с ней своим наблюдением, наверняка обидел бы.

– Да т-так, – он чуть запнулся, снял очки и стал их протирать. – Пожалуйста, лучше рас-скажите, что там с удостоверением. Я могу быть допущен?

– Вы ведь пришли от института, верно? На собеседование на позицию наблюдателя, так?

– Всё т-так, – Соласт, отрывисто и чуть нервно кивая, надел очки. Он очень волновался, хотя запинаться о свою собственную речь вовсе не было причиной его волнения.

Человеческая женщина-крыса вернула удостоверение и закопалась в компьютер, а после в некоторые бумаги. Она склеила их в одну стопку и просунула Соласту через окошко.

– Пройдите, пожалуйста, в 116-ю аудиторию, это на первом этаже, налево, – указала женщина. – Вы увидите очередь. Заходите, когда увидите зелёный свет.

Соласт забрал документы, своё удостоверение и двинулся в указанном направлении. Если честно, ему очень не нравились люди на офисных или научных должностях, хотя ему ещё сильнее не хотелось показаться грубым, если бы он это высказал. Его предвзятое мнение строилось исключительно на наблюдениях: что скаделы, что морские эльфы подходили на такие должности особенно хорошо, но люди? Люди склонны ошибаться, съедаться рутиной, угнетаться, а после грубить или задавать совершенно ненужные вопросы. С расами более порядочными, более утончёнными, такого никогда не случалось; они были дисциплинированные, понимающие и в целом отлично заточены под работу с информацией.

По его мнению, люди в целом не были ни на что особенно годны, кроме размножения. Длительность их жизни вместе с плодовитостью пугала наверное каждого нечеловека во Франгире.

Вороний Дозор – организация, в которую пришёл устраиваться Соласт, когда-то была довольно влиятельной, но сейчас осталась лишь тенью былой себя. Существовавшая ещё во времена первых поселенцев, где каждый уважающий себя король или князь держал при себе хотя бы одного прорицателя этого многоуважаемого ордена, а теперь Вороний Дозор далеко не в каждом городе мог позволить своё представительство. Для того чтобы их найти, Соласту пришлось приехать аж в соседний город.

Одно из самых крупных зданий ордена, что находилось в городе с временным размещением правительства, выглядело плачевно. Оно напоминало очередной переделанный институт почти на отшибе: деревянные двери, зелёные туалеты с перекрашенными белым деревянными окнами, за которыми виднелись серые панельки временных блочных домов.

Чёрно-сиреневый линолеум на полу был единственным цветом этой некогда могущественной организации, а герб в виде вороньего черепа с перевязанными глазницами в обрамлении из перьев висел исключительно над главным входом, будто его собирались оттуда снять в ближайшее время. Если бы не герб, это было бы просто типовое здание, одно из многочисленных в Моновиуме.

А ведь Соласт помнил по истории, какие раньше строили замки-монастыри этого ордена, многие из которых уже превратились в руины. Мрачные и величественные, они высокими башнями возвышались над селениями. На крепких стенах сияли древние зачарованные кристаллы, отгоняющие туманы. Их жрецы вселяли ужас в непосвящённых кметов и восхищение в их магических коллег; они чтились как жрецы самой Госпожи Туманов, матери Двенадцати ужасных Муз.

Когда в княжьих покоях появлялись представители ордена, двери драматично распахивались, и ручные вороны-фамильяры влетали в широкие залы, сразу же мрачно и таинственно прячась под потолком. И никто не осмеливался выгнать заклинателей; тогда каждый, даже самый уверенный в себе правитель обязательно выслушивал то, что хотели сказать эти всевидящие слепцы…

Впрочем, Соласт верил в высшую цель Вороньего Дозора. Их долг – предсказание несчастий, а затем их предотвращение – был очень важен для обманчивого и переменчивого Моновиума.

Пусть Соласт никогда не стал бы одним из них, он всё равно хотел помочь из волонтёрских побуждений. После, пополнив своё досье, Соласт хотел бы податься на государственный грант; если бы правительство стран Щита одобрило изучение его теории, то Соласт точно доказал бы, что аномальные зоны не просто живые, но и действуют каждая по собственной логике и умозаключениям.

Более того, волонтёрство наблюдателем в Вороньем Дозоре не просто могло хорошо сказаться на досье, оно предоставило бы легальный полевой опыт работы с зонами туманов. Это позволит Соласту начать работать с МНИЦ – куда более влиятельной научной организацией, ставящей в приоритет изучение и адаптацию аномалий для разумных.

Очередь оказалась почти исключительно из людей. Молодые студенты и студентки, а иногда даже старушки, которым захотелось более щедрой зарплаты, чем у консьержа. Иногда можно было заметить альвов – эту расу ещё по незнанию называли “полуэльфами”, хотя до появления людей именно альвы были самой широко распространённой расой. В очереди Соласт нашёл дварфа – сурового представителя широких семейных кланов, низкого роста и с крайне обильной растительностью, а также, внезапно, инферлинга, вероятно из самой далёкой Десейры. Инферлинг был с голубоватым оттенком кожи, с завитыми рогами, горящими инфернальными глазами и длинным толстым хвостом.

К небольшому облегчению, Соласт также заметил собрата по расе – скадела.

Скаделы – слабо распространенные коренные жители Моновиума, живущие вплоть до двухсот лет. Чем-то они напоминали инопланетных людожаб с щупальцами на голове, острыми ушами и полностью чёрными глазами, в которых мерцали люминесценты, похожие на звёзды. Кожа скадела уникальна – фиолетовая, она сегментировалась на несколько сложных слоёв, верхний из которых походил на ворсовые чешуйки, а основной на слегка влажную мембрану. Они без проблем адаптировались к внезапным экстремальным внешним условиям.

Считалось, что скаделы произошли одновременно от Таймо (богини времени и порядка) и Госпожи Туманов (богини обмана, что покровительствовала Моновиуму). Но учитывая последние теологические исследования, происхождение скаделов вернулось в неопределённую категорию.

Один за другим разумные из очереди исчезали в кабинете, а потом выходили из него. В основном, либо ругаясь, либо опечалившись, либо не испытывая никаких эмоций. Лишь некоторые из них исчезали насовсем, а лампочка над кабинетом вновь загоралась зелёным – те разумные, вероятно, выходили через другой вход, принятые на работу.

Наконец и до Соласта дошла очередь.

В обширной аудитории было прохладно. Стоял лиловийный лакированный стол; это дерево обладало лёгким бирюзовым оттенком и притягивало внимание к предметам, что лежали на нём: бессмысленным листам бумаги, ручкам, степлерам, а также паре магических кристаллов. Соласт посчитал, что организаторы очень неверно использовали этот педагогический предмет мебели, обладавший низшими магическими функциями.

За столом сидели три монаха.

Монахи были облачены в чёрные одежды с вороньими воротниками, украшенными традиционными амулетами из вороньих костей, несущих в себе особенную прорицающую магию. Глаза каждого были прикрыты руническими повязками. Каждому из них при посвящении пришлось навсегда отказаться от зрения.

Тем не менее, водя пальцами в когтистых перчатках по удостоверениям и документам, они очень быстро считывали информацию, что принёс им Соласт.

«Наш мир – место удивительное. Сам Франгир удивительный. Во многих народах считалось, что травмы или смерть – это конечная форма существования организма, но со временем всё чаще разумные стали избегать одних и преобразовывать другую в нечто более искусное. Как знать, быть может те, кого я назвал бы слепцами, на самом деле видят намного больше моего и не упустят тех мелочей, что не замечу я».

– Вижу я много лет опыта, считанного из книг. Много строк изучено тобой… Неужто хочешь делом подкрепить свои эфемерные знания? – спросил центральный монах.

– Да, в-видящие. Хочу, – согласился Соласт. – Я слышал, что вы направите смотрящих смотреть за аномалиями, а м-мне…, – он вдохнул поглубже, – хотелось бы опыта иметь… поболее, чем сейчас.

– Братия, – обратился монах после долгого изучения документов, – вижу я, как мы берём этого слугу науки на один из постов наших, куда определят его судьбы нити.

– Видит ли взор твой, брат, узреет ли он то, что ищет старший ворон? – спросил его один из монахов, но тот покачал головой.

– То мне неведомо, ибо сокрыто за туманом, – качал монах головой. – Как и судьба твоя, слуга науки, неведома мне. Вижу я, что ты с аномалиями знаком, смотрел за безопасными порождениями их сквозь толстое стекло. Но поможет ли это тебе выжить, мне это неизвестно… Мне кажется, готов ты к последствиям. Но считаешь ли и ты так же?

– Общаться с Госп-пожой, значит подвергать себя риску, – проговорил Соласт, унимая волнение в руках.

«Общаться с Госпожой». Как возвышенно прозвучало обычное нахождение у аномальной зоны. Госпожа Туманов или Мать Воронов – божество Моновиума, таинственное и обманчивое – всегда несла с собой опасность. Любой искатель “сувениров”, учёный, пытающийся познать мир, или просто солдат, что охранял периметр опасных мест, должен отдавать себе отчёт, его работа – одна из самых рискованных в мире. Статистически с разумными этих профессий могло произойти больше всего аномальных несчастий.

– В таком случае, добро пожаловать в Дозор. Да будет судьба к вам милостива.

А дальше распределение, брифинг. Соласту, как оцененному специалисту, был выделен “спящий” участок в округе Меллон, в транзитном секторе на протяжении многих километров, где вдоль длинных одиноких дорог лишь маленькие спящие деревеньки, да небольшие городки у великой реки, протекающей на юге.

Округ Меллон – место дикое, и дни его славы остались далеко в незапамятных временах. Если там кто и жил, то этого «кого-то» нельзя было даже на картах отметить, такая уж это была редкость. Если с Соластом что-то случится, то никто долго не придёт на помощь.

Он будет наедине с дикостью. И будучи душой смел, Соласт был к этому готов.

***

Тот, кто в студенческие годы заставил даже самых злостных преподавателей подписаться в рекомендациях на синее научное удостоверение, препятствий не боится.

Соласт же был тем, кто сделал так дважды.

Ему не впервой было за ночь посвящать себя исключительно скорописанию, выдавая сто пятьдесят процентов нужной работы. Он целился даже не в мишень. Он собирался пробить её насквозь и поразить ту, что стояла в запасе, в пятидесяти ярдах дальше.

Соласта не испугала поездка в округ Меллон, где ближайшее поселение находилось в семидесяти километрах, а ближайший город так вообще в двухстах. Добираясь, он спал в машине и не убоялся, когда к нему средь ночи постучалась неведомая лесная трёхметровая тварь с длинными руками и с огромным зубастым оленьим черепом на голове, сделанным, словно маска-шлем (хотя убояться стоило; всё-таки встреча с лешим – зрелище редкое и довольно тревожное, а для Моновиума так и вообще неслыханное).

Соласта не испугала перспектива провести в этой глуши целых три месяца в абсолютном одиночестве. Вороний Дозор, учитывая свои скудные средства и туманные предсказания, отправил множество наблюдателей в самые разные точки континента, а денег даже на напарника и его содержание у них не хватило, но Соласт выразил готовность побыть в обществе только длинноволновой рации да межнет-сети.

Соласта не испугало, под какой крышей он проведёт это время. Построенная около восьмидесяти лет назад наблюдательная станция была рассчитана на содержание двадцати четырёх человек в исследовательской группе. Это была бетонная трёхэтажная холодная крепость, огороженная двух с половиной метровым забором из бетона.

Внутри несколько просторных комнат; два вместительных гаража, в ближнем из которых заела из-за дождя дверь, а в другом под потолком поселились осы. Несколько общих комнат с двухъярусными кроватями и старыми матрасами, в одном из которых Соласт обнаружил семью опоссумов. Остальное по мелочи.

Гнездо для группы учёных, ставшее пристанищем для одинокой души, казалось чужим. В тёмных углах поджидали секреты, которые лучше не раскрывать; добра это не принесёт. «Гнездо» требовало заботы, которую руки одиночки были не в состоянии исполнить, но Соласт всё равно делал всё что мог: убирал, выводил плесень, смазывал петли, самостоятельно чинил проводку.

На протяжении всего своего проживания тут и наблюдения за местностью он занимался уборкой в качестве развлечения; боролся с осами (и химическим путём их выгнал!), устроил вольер для опоссумов вместо одного из гаражей. Отбелил стены, вычистил полы и соскоблил копоть от костров прошлых постояльцев.

Кое-что он решил просто не трогать; например, под крышей находилось воронье гнездо и много-много мусора. Соласт, будучи не суеверным, но осторожным, решил никогда не лазать на крышу, даже если она начнёт протекать. Потревожить ворону или принести ей неудобства в Моновиуме – очень плохая идея.

Нужно ещё отметить обязанности Соласта, ведь именно от их исполнения зависело снабжение, которое мог ему обеспечить Вороний Дозор. Конечно, они ему присылали запасы консервированной еды и предметы первой необходимости, но в зависимости от своей эффективности, Соласту повышали его снабжение, что облегчало бытие.

Каждый день Соласт должен был предоставлять отчёт о ситуации в регионе. Для этого он использовал широкую сеть охотничьих камер, перезаряжать и чинить которые также входило в его обязанности.

Вместе с этим ему нужно было поддерживать в исправности термальные энергогенераторы и их подстанции, питающие всю технику в округе от подземных аномалий (от “огненных карманов”, как называли их Искатели). И что куда важнее, сканирующие станции – небольшие здания, в которых записывались самые разные параметры: сейсмическая активность, электромагнитная, радиационная, межмирная и многие другие.

Конечно, установки могли показывать приблизительно похожие результаты, но Моновиум такое место, что две из трёх станций могли бы показывать одинаковые ложные результаты, а одна – исключительно правдивые. Отыскать истину в нескольких слоях лжи оказывалось очень непросто, но Соласт справлялся и с этой задачей лучше многих своих коллег.

Единственное, что было ужасным – станции не были надёжными. Чинить их было сложно, их автоматическая защита против зверей и мистических существ иногда могла ополчиться и на учёного, а самое главное, они находились снаружи, и порой их приходилось идти чинить уже в ночь, чтобы доделать отчёт вовремя. А Соласт куда легче испугается совы и ночной странности, чем смиренно опоздает с отчётом.

Нельзя сказать, что в эти два месяца всё шло спокойно. Моновиум всё же и над Соластом пару раз фирменно “подшутил”, создав пару ситуаций, подборки с которыми так веселят и щекочут нервы иномирцам, в жизни которых не хватает мистики.

Например, однажды связь с одной из камер прервалась, и когда Соласт отправился к дереву для обследования ситуации, он её не обнаружил. Посчитал, что что-то её украло. Вернувшись назад, он обнаружил на своём компьютере, что камера вновь была подсоединена и работала; она смотрела прямо на противоположную ель, изрезанную неким ребристым клинком и истекающую смолой. Внизу навалом лежали свежесрубленные еловые лапы. Местоположение камеры тоже изменилось, передвинулось ближе к наблюдательной станции почти на километр.

Кто? Зачем? Почему? До сих пор оставалось без ответа.

Гадать, кто или что могло так подшутить, можно долго, но Соласт списал это на невидимых лесных духов, которые, вполне вероятно, были раздосадованы деятельностью учёного. Он постарался их успокоить природным подношением: заказал фрукты, зелень, мясо в корзине из лоз, и ритуально оставил в лесу этот дар. Вроде бы помогло.

Он никогда не придавал особенного значения автомату с газированными напитками, что стоял в кафетерии. Однако одним утром, случайно туда заглянув, он, сам того не зная, впустил тревожно заевшую мысль; ему показалось, что автомат всегда был синим, а теперь внезапно стал оранжевым. Учитывая, что он никогда раньше не обращал на него внимания и никогда им не пользовался, то, что он сейчас о нём вспомнил, сильно его удивило и завладело всеми его мыслями. Соласту хотелось удостовериться точно, не является ли это новой аномалией.

Соласт побоялся, что стоит ему повести себя предсказуемо, так непременно случится беда, потому он и не собирался использовать автомат по назначению. Вместо этого Соласт решил разобрать торговый автомат и очень удивился находкам.

Внутри автомата лежал пластиковый анатомический скелет эльфа, к черепу которого была приклеена записка: “Найти скелет – это редКОСТЬ” с нарисованной улыбкой. Внутренности автомата, тем не менее, отсутствовали вместе с газировкой.

Эхо Соласт немного успокоился, поняв, что автомат стал объектом насмешек, по всей видимости, либо обслуживающего персонала (зная, что один из них должен заглянуть внутрь, но почему-то этого не сделал), либо предыдущего исследовательского состава, либо вообще туристов-взломщиков, проблем от которых и без того осталось немало.

Однако факт наличия автомата заставил Соласта надолго задуматься о своём ментальном здоровье; несмотря на то, что его скадельский разум всегда был остёр и постоянно затачивался, даже клинок его рассудка мог заржаветь от такого долгого одиночества.

Можно было бы рассказать ещё многое: о том, как за ним наблюдали олени, о том, как он обнаружил закопанные залежи абсолютно пустых пластиковых бочек на пустыре, о том, как ему мерещился “ночной гость”, наблюдавший за ним во сне, и о многом другом, но это, пожалуй, как-нибудь в другой раз.

Факт лишь в том, что такие мистические происшествия были в духе спящих аномальных зон и редко проявляли себя явно, скорее оставляли возможность на иную интерпретацию. Случайность и воображение – вот что настоящая мистика, как правило.

Через “межнет” (сеть, распространявшую информацию через межмирье – изнанку мира, куда впервые попадали души умерших и старые воспоминания, прежде чем вытягивались в иные планы существования) Соласт общался с другими исследователями и делился своими находками. Такое общение хоть и не могло заменить реального и ограничивалось лишь сообщениями на общем форуме, но всё равно было хорошим времяпрепровождением, возвращавшим ощущение какого-никакого социума.

У его коллег тоже были свои приключения. Кое-кому даже хотелось позавидовать; один наблюдатель рассказывал, как каждый понедельник находил у себя под дверью небольшую корзину со спелыми банаринами (сферический плод, дольки которого по вкусу напоминали клубничный банан, а на ощупь вареное яйцо).

Наблюдатель-получатель предположил, что такие гостинцы ему оставляли местные из деревни, где такие плоды выращивались, но странно было то, что выяснить личность дарителя так и не удалось, как и поймать его на камерах.

А кому-то завидовать вообще не хотелось; у одного из наблюдателей, молодого девятнадцатилетнего парня по имени Лек, постоянно происходило что-то совсем жуткое. Но самое ужасное, реакцией на его злоключения были лишь насмешки.

Например, предыдущие смотрители оставили Леку множество пластиковых манекенов, которые он начал находить в разных местах (будто они сами передвигались, прятались в железных шкафчиках и застывали в душевой кабинке, будто мылись). Остальные смеялись, что так очевидно Моновиум вряд ли стал бы шутить над людьми, и молодой парень, скорее всего, желая выделиться – сам двигал манекены, а затем их фотографировал.

Однажды Лек рассказал, как в лесу встретил призрака давно умершего смотрителя заповедника, одетого в древние егерские одежды, который пригласил его разделить с ним солёный хлеб и крепкий чай (при попытке сфотографировать призрак разозлился и чуть не убил молодого из ружья, что конечно, остальные тоже посчитали перебором). Сами фотографии пострадали и потому снова никаких доказательств народ с форума не получил.

Зато что точно было странно: в подвале у станции Лека находилась большая и мрачная крематорная печь, в которой могла бы и корова поместиться при большом желании. Зачем этот мастодонт был оставлен тут строителями, оставалось большой загадкой. Всё в этой махине ужасно скрипело, скрежетало и немного ужасало, её мрачная аура передавалась даже сквозь камеру.

Но в основном за Леком была репутация мальчика, что кричал о костоволках. Молодой человек рассказывал также о том, что видел у себя в парке корабли пришельцев из космоса в виде классических перевёрнутых пирамид чёрного цвета, вокруг которых вся аппаратура отключалась (но в отчётах со станций почему-то всё было в порядке, без эксцессов).

Он также рассказывал, что там были высокие бледные гуманоидные создания, чем-то напоминавшие крупных кошек. И что с одним таким лысым каттусталом (так называли сильенсурских антропоморфных из семейства кошачьих) Лек общался даже самостоятельно, правда, через почту. Но тот сказал, что Леку всё равно никто не поверит, и информацию, откуда он прибыл, разглашать не будет, но поделился, что экс-президент Меллорны (а именно эльф Фридеро Ле Лакьён, чьё имя можно спокойно забыть) – одного из государств Щита, на самом деле их бывший агент под прикрытием. Также космический кот добавил, что Лек может делать что хочет с этой информацией, после чего все сообщения удалились даже из логов, словно их никогда и не было, а пирамид в воздухе Лек больше не видел.

Чего и следовало ожидать, молодого парня подняли на смех и начали рассказывать, как видели космических крокодилов, а потом присылали криво сделанные в фоторедакторе фотографии в качестве пруфов, а также рассказывали “секретные данные” одни других живописнее.

Многие списывали большинство своих происшествий на проделки фей. Моновиум доступен для них. И самые хитрые из них обожали подшучивать над его жителями. Вполне вероятно, что пластиковый скелет в торговом автомате Соласта (которого Соласт назвал Петрушкой Вечным через пару дней соседства) как раз мог быть проделкой их шутливых рук.

Соласт от насмешек воздерживался и Лека никогда не осуждал; молодым людям свойственно привлекать к себе внимание, дабы почувствовать собственную важность, которой им не хватало, учитывая отсутствие у них уверенности, умений, знаний и всего остального, что делало разумного важным.