Гуднайт, Америка, о!

Удивительно, как без слов происходило раскрытие мелкой кражи, которая легко могла перерасти в крупные проблемы. Ни один из четырех участников мизансцены не произнес ни слова, но все всё поняли. Дмитрий Петрович посмотрел на свои бывшие колеса, затем на Мишу, потом на Сергея Алексеевича. Тот сначала отвернулся в сторону, сжал челюсти и, справившись с гневом, зафиксировал многозначительно-молчаливый взгляд на сыне. Миша тоже ничего не говорил. Просто переводил взгляд с отца на его друга и назад. Мысли в голове стремительно сменяли друг друга. «А я говорил, что не надо винтить колеса, не узнав, чья машина», «Интересно, это его „девятина“ или жены, и вообще зачем ему такое ведро, если у него „мерин“ есть?», «Батя меня прямо тут похоронит», «Хотя Петрович раньше…»

– А я думал, вы чем-то серьезным занимаетесь, мудаки, – прервал тишину Сергей Алексеевич.

Миша не до конца понимал, имеет ли отец в виду учебу или более серьезные преступления, поэтому потупил взор. Да и, скажем честно, при всем уважении к отцу гораздо больше его сейчас волновали последствия со стороны Таджика. Лицо его не выражало особых эмоций, но в случае с такими людьми это ничего не значило. Миша вспомнил, на каких хлипких кирпичах оставили они машину, и боялся, что помимо потери колес с ней случилось еще что-то. Да и в целом вопрос скорее не в имущественном ущербе, а репутационном. Миша понимал, что Таджик – человек очень уважаемый в самом глубинном смысле этого слова, а он проявил такой акт неуважения, что мог попасть на очень серьезное искупление. По Казани уже ходила история о каких-то приезжих гопниках, которые ограбили недавно вышедшего «законника», возвращавшегося домой не таким уж поздним вечером. Причем жертва сообщила преступникам о своем статусе, но не была услышана. О последствиях болтали разное, но существовала версия об отрубленной кисти. Миша понимал, что его ситуация несколько отличается, на «девятке» все-таки не висело таблички с именем и званием, но никто не знал обстоятельств, в которых Дмитрий Петрович обнаружил свой автомобиль стоящим на кирпичах (да и стоящим ли). В смысле, кто еще был свидетелем унижения. А это имело значение. Разум человеческий, когда надо, выдает фантастическую скорость, все вышесказанное и еще многое другое Миша обдумал за пару секунд, прошедших между окончанием фразы про мудаков и началом высказывания Таджика.

– Да ладно тебе, Аристотель, любой труд уважаем. Главное, они при деле, а не просто болтаются по улицам. Я для таких случаев это ведро и купил – ездить от парковки домой. Но раз попались, то придется колесики вернуть.

– Да-да, конечно! Извините, мы же не знали!

– А надо знать. Потому что есть люди, которых обносить нельзя. А если бы это врач какой был? Барыг, что ли, мало с машинами. Я помню, в их возрасте хату взял. И тоже не проверил. А там ученый, выяснилось, что он при Сталине сидел к тому же. Меня всё заставили вернуть, и еще год у него на посылках быть. Я раз в неделю приходил и спрашивал: «Аркадий Тарасыч, чем помочь?»

На фразе про год Миша напрягся. Он знал, как иногда филигранно, вежливо и с улыбкой люди склада Таджика могут тебя поставить в чрезвычайно напряженную позицию.

– Но я не физик, так что так решим. Сейчас поедем шиномотажом заниматься. И неделечку меня утром и вечером на этой красивой машине до парковки и домой возим. Идет?

– Петрович, да они тебе еще приплатить должны, что такого человека возить будут! Кретины бестолковые! Прости, плохо воспитал, может, хоть научишь их уму-разуму.

Позже Миша узнал от отца, что Таджик начал серьезную карьеру в преступном мире с подделки денежных знаков, а потом перешел в мошенничество с использованием настолько изощренных схем, что его даже толком взять ни разу и не смогли. От обиды менты опустились до банального подброшенного оружия, но, к своему удивлению, получили по рукам от прокуратуры и отпустили Таджика.

За неделю работы водителем авторитет Миши неожиданно вырос. Более того, друзья просились с ним в «смену», мотивируя это тем, что раз воровали колеса все, то и все имеют право на такое интересное и в чем-то статусное общение. Как-то раз после очень содержательного утреннего разговора Миша предложил Дмитрию Петровичу:

– Может, я вас и на «мерине» повожу, столько вы рассказываете интересного.

– И, вероятно, рассказываю зря! – неожиданно резко ответил Таджик. – Ты что, водитель, что ли? Все знают, почему ты меня до парковки возишь. Но если ты в «мерин» сядешь, то всё. Другой разговор. Запомни. Купить уважение нельзя, а вот продать, и очень дешево, – раз плюнуть.