Гуднайт, Америка, о!

– Чего ты кричишь? Просадил сотку. Мы для этого строили клуб. Хорошо. Какие у тебя варианты?

– Не так много: выиграл в лотерею; украл и понимает, что все равно закроют; ну или какой-то подсадной, но тогда у подсадивших реально бюджеты неплохие. Только… что он вынюхивает???

– А его уже кто-то из дилеров окучил?

– В этом все и дело. К нему Сантос сразу подкатил, а тот вежливо сказал, что идейно против наркотиков и… за алкоголь. За дорогой алкоголь, – подчеркнул и взял двести «Закапы».

Майкл дочитал отчеты по бару и удивился, что слово «Закапа» появилось и в документе, и в речи Алекса одновременно. Это его позабавило. А с другой стороны, он наконец задумался о переборе странностей с одним клиентом.

– Идейно против наркотиков? Это что-то новое в нашем зоопарке, я, честно говоря, подумал, что опять кто-то настучал в картель, типа мы тут сами бодяжим и торгуем. Но это значило бы, что мы подкупили Сантоса, а он бы тогда уже существовал в виде филе. А Сантос жив. И, вероятнее всего, картель нас не подозревает. Давай я с ним поговорю. Где он сидит?

Алекс сразу обрадовался, так как более всего не любил непонятные ситуации. В них он терялся. Условно – хотя нет, буквально – ему было бы проще принять, что самолет падает, и искать выход из создавшегося положения, чем не понимать – падает или все-таки летит.

Майкл сел в нескольких метрах от взбудоражившего всех незнакомца. Он подумал, что если гость и правда играет роль олуха, то ему можно дать «Оскара». Канонический ботаник. С каноническим, опять же, неуклюжим добродушием не только в выражении лица, а в каждом движении. С ним сидели три девицы. Майкл немедленно вспомнил Пушкина – и, как это всегда происходит с теми, кто давно не был на родине, строчки пришли в голову вместе с какими-то воспоминаниями о детстве. Майкл мечтательно улыбнулся, продолжая смотреть как бы сквозь всех в свое прошлое, и вдруг понял, что олух приветствует его поднятым стаканом с ромом, вероятно, тот подумал, что улыбка Майкла предназначена именно ему.

Майклу стало неловко, и он тоже посигналил в ответ, затем встал и подошел к столику подозрительно беспечного транжиры.

– Как отдыхается? Я Майкл – хозяин этого места.

– Ничего себе, вот это да. Я думал, вы сидите где-то в кабинете и смотрите за всем через камеры или через непрозрачное с нашей стороны стекло.

– Это только в кино так. Я стараюсь общаться с гостями, особенно с новыми людьми, и уж тем более с такими щедрыми, как вы. Спасибо, что выбираете именно наш клуб, для нас это честь.

– Да ладно вам, тут отличное место, так много красивых людей, замечательный персонал, столько внимания мне уделяют.

– Простите, как вас зовут?

– Извините, я же не представился, меня зовут Теннесси, как Теннесси Вильямса. Можно просто Тен.

– Тен… рад, что мои люди хорошо выполняют свою работу, но не скрою – те чаевые, которые вы даете, не оставляют им иного выбора, кроме как хорошо работать. Я уверен, эти деньги достались вам нелегким трудом, а значит, наш долг обеспечить вам качественный отдых.

Теннесси как-то странно усмехнулся:

– Да уж, заработал я их и правда не прогулками по берегу моря. Спасибо, что цените мой труд, и вы правы, люди к вам приходят отдыхать и, как это ни странно, набираться сил на всю неделю. Хотя после прошлой субботы у вас утром я не мог открыть глаза. Так «отдохнул». Честно говоря, еле пришел в себя ко вторнику. Хорошо, мне на работу не надо.

Майкл окончательно запутался. Если принять за данность, что Тен говорил правду – а он не был похож на лжеца, коих Майкл за свою жизнь видел не одну сотню, – то версия лотереи и наследства отпадала после фразы о тяжелом труде. Возможно, Тен совершил какое-то преступление, предполагающее длительную подготовку и непростую реализацию. Майкл встречал воров и мошенников высокого уровня, которые реально были трудоголиками, вставали в шесть утра и сутками, скажем так, не опускали мотыгу. Безусловно напрашивалась версия о разводе и возможности наконец тратить свои деньги как заблагорассудится, ну а уж дешевый и мешковатый костюм Майкл списал на часто встречающуюся в США тотальную безвкусицу и невнимание к внешности в целом.

Итого оставались две версии: странный преступник либо разведенный финансист, ну или кто там еще зарабатывает минимум два миллиона в год и сам решает, когда ходить на работу. Майкл начал прощупывать дальше.

– Сами себе хозяин? Неплохо! Понедельники – ужасные дни. Согласен, истинная свобода начинается, когда можешь в понедельник сделать себе выходной.

– Это точно! Я просто выковыривал себя из кровати каждый понедельник, когда работал. Хотя, казалось бы… за тридцать лет можно было привыкнуть.

– А сейчас вы… в отпуске или… решили, что свое отработали? – Майкл засмеялся и чокнулся с Теном.

На шутку Тен отреагировал какой-то невеселой усмешкой:

– Вроде того, я свое отработал. Уволился вот два месяца назад. Скажу честно, без работы даже как-то грустно.

– Да, согласен, работать надо, ну, я так понял, вы отдохнете и в бой? Правильно, иногда нужно брать паузы.

– Да вряд ли уже. Просто погрущу без дела. Вот к вам почаще заходить буду.

– Тоже вариант, а кем вы работали, если не секрет?

– Не секрет, конечно, я инженер-проектировщик по коммуникациям. Все, что внутри типичного небоскреба, где какая труба, куда какие провода, это я решал. Я уверен, вы не раз бывали в домах, к которым я руку приложил.

Майкл отчаянно пытался вспомнить, сколько они платили проектировщикам, но при всем желании несколько миллионов долларов одному специалисту не набегало, а именно столько нужно зарабатывать в США, чтобы тратить в клубе сто за несколько приходов. С другой стороны, все стало понятно с одеждой, часами и прической. Точнее, это все запутало окончательно. По всем признакам Тен должен был клубы Майкла обходить за милю, а в выходные довольствоваться барбекю. Дедукция так захватила его, что он создал паузу в разговоре, которую Тен заполнил неожиданным вопросом.

– Ну что, так и не поняли, откуда у меня деньги? – с какой-то детской непосредственностью спросил Тен. Он отсел от девиц, которые как раз занялись каким-то своим разговором.

Майкл поперхнулся. Продолжать спектакль он расхотел:

– Простите. Сами понимаете. Новый человек, большие траты и не совсем соответствующий им облик.

– Вы про мой костюм?

– Вы можете надеть самый дорогой костюм и все равно не будете похожи на девяносто процентов наших посетителей. Просто потому, что у вас лицо нормального человека, далекого от местных, назовем это, ценностей.

– Спасибо. И какие у вас были версии, кроме лотереи?

– Она шла первой, потом развод и свобода одинокого мужчины, затем преступление, уж простите, и еще несколько менее реальных.

– Развод и свобода, наверное, самая близкая. Тен задумался, посмотрел на болтающих красоток за своим столом, на часы – свои, а затем Майкла, – поменял местами ноги, лежавшие друг на друге, и добродушно сказал:

– Я умираю и решил немного пожить. – Он вновь улыбнулся и стукнул стакан застывшего Майкла своим стаканом.

– Извините, вы имеете в виду…

– То, что сказал. Мне осталось меньше чем полгода. С женой я и правда развелся, но пару лет назад. Я снял все сбережения, кое-что отложил сыну и вот взял экскурсию по незнакомой мне жизни.

Майклу вдруг стало невыносимо больно. Ощущение какой-то несправедливости. Он повидал смертей, но они забирали либо виновных, либо сильных. Тен был слишком обычным и несуразным, чтобы встретить старуху с косой так рано. Майкл попытался защитить бедолагу от нее:

– А все так однозначно? Просто, вы уж простите, вы тратите большие деньги, я так понял, отложенные на старость, а всегда есть шанс на выздоровление.

– Не всегда… Майкл, давайте выпьем за то, чтобы люди пробовали жить раньше, чем перед смертью. И спасибо вам за отличное место! Прекрасная работа. Вы же русский, судя по акценту. Умеете вы жить красиво, чего уж там.

– Спасибо, Тен, у меня есть врачи… я могу договориться…

– Майкл, не стоит. Правда, ценю вашу поддержку, знаю, она не связана с моими чаевыми вашим людям, так как вы меня призываете прекратить к вам ходить, получается. – Тен засмеялся и залпом убрал остатки рома.

Через два месяца Тен пришел последний раз.

Часть 1

Эпизод

«Сталкерша»

Майкл, как его потом все звали во Флориде, вырос в Казани.

Это во многом определило его дальнейшую достаточно занятную судьбу, в которой были и арест ФБР, и собственные клубы в Майами, и наркоторговцы, и предательство близких друзей, и любовные треугольники, и тайны, которые до сих пор покоятся где-то в запароленных файлах его памяти… Но скорее всего, этого бы ничего не случилось, если бы не детство в завоеванном когда-то Иваном Грозным городе.

Казань восьмидесятых представляла собой абсолютное средневековье с точки зрения банальной безопасности. Особенно если речь шла о подростках. Город поделен на зоны влияния между группировками, состоявшими в ряде случаев из практически детей, что не мешало им устраивать настоящий террор как по отношению к ровесникам из чужих районов, так и к просто попавшим под руку взрослым. Избивали, грабили и иногда убивали. Культ силы, преступной романтики и, как это ни странно, системного подхода. Казанские группировки вошли в историю, наводя ужас и в других городах.

А начиналось все с банального: с какого района, куда идешь, деньги есть?

Родители Миши, как и многие обыватели, не догадывались о масштабах опасности или не хотели догадываться. Они устроили его учиться в хорошую школу на другом конце города. То есть, чтобы попасть туда из своего района, нужно было проехать четыре чужих, проехать с пересадкой. А еще – дойти до школы от остановки транспорта. Сразу несколько точек, в которых ты мог немедленно попасть под раздачу просто как представитель чужой территории. Каждый день туда и обратно. Тебе двенадцать, но ты сканируешь любого приближающегося к тебе человека или группу людей. Ты должен знать, что ответить, кому и как. Каждая ошибка – насилие. Но в любой системе есть баги, и если их найти, то можно ее обмануть. Как это ни странно, в казанском беспределе действовало определенное джентльменство. Когда ты идешь с девушкой из этого района, тебя не трогают. То есть проводил до дому, пошел назад один – «ну здравствуй, мил человек». Поэтому заводить шашни с барышнями из чужого района старались пореже, но вот если она служит сталкером от школы до автобусной остановки, то ты включаешь все свое обаяние, чтобы тебя взяли в сопровождающие.

– Лазарева, ну что, на тренировку-то поедешь?

К Маше Лазаревой в ее почти тринадцать одноклассники особо не подходили. Их смущала неожиданно появившаяся ниоткуда грудь. Они пялились на нее так откровенно, что немедленно получали портфелем по голове от практически профессиональной спортсменки, бегуньи с барьерами. Поэтому неожиданный вопрос от Миши застал ее врасплох, и она ответила автоматически, к тому же она видела, что глаза он ниже определенного уровня не опускал.

– Поеду, сегодня же понедельник, а что?

– Поехали вместе, тебе же в Горки?

Они не то чтобы сильно дружили, и поэтому Лазарева не помнила, где напрашивающийся в компанию живет.

– Ну да. А что?

– Так я там пересаживаюсь, давай хоть поболтаем, расскажешь мне про свои барьеры… я вот думаю, может, заняться легкой атлетикой все-таки.

– Ну хорошо, вместе веселее, да и потом в автобусе такая давка, будешь ледоколом, только надо домой зайти, подождешь три минуты?

– Конечно.

Маша жила в доме прямо у школы. Бывают такие счастливчики. То есть она слышала звонок еще дома и успевала забежать в класс практически за секунду до того, как ненавистный сигнал заканчивался. Будущий Майкл встал у подъезда, и как раз в этот момент к нему подошли трое местных королей улицы. Один лет четырнадцати с сигаретой, двое приближенных, ровесники по виду Миши, с бутылкой пива на двоих.

– Чего трешься здесь? Местный? Миша спокойно ответил:

– Нет, не местный, жду девушку, живет в этом доме, поеду провожать ее на тренировку.

Гопники задумались. С одной стороны, чувак был один, с другой, внятно обосновал и не моросил. Пока они присматривались, вышла Лазарева и акцентированно заняла место, понимая, что троица тут стоит не случайно.

– С тобой? – спросил старший.

– Со мной, точнее я с ним. – Маша тонко чувствовала значение слов.

– Базара нет. – Патруль удалился по своим делам.

– Достали уже, если честно, придурки придурками, а строят из себя мафию, – раздраженно оценила ситуацию Маша, когда они шли к остановке автобуса.

– Знаешь их?

– Видела. Папа им один раз объяснил, почему в нашем подъезде собираться не надо. Еле ноги унесли. А сначала даже пытались хамить ему. С этими были постарше ребята.

– И чего папа?

– Вернулся домой, взял топор и рубанул рядом с рукой одного из них. Сказал, следующий раз по голове ударит и, если будут бузить, он найдет того, кто у них постарше рулит, и объяснит, что не надо к работягам нос совать, прищемить могут.

– А они?

– Извинились и свалили. Но это папа так рассказал. Не знаю уж, как на самом деле было. Но с тех пор не видно их особо. Ну чего ты там хотел про легкую атлетику спросить?

Миша исполнил роль вникающего и на минуту даже заинтересовался этим видом спорта, но потом мягко перевел тему на модную музыку, в которой Лазарева ничего не смыслила, а нахватавшийся от своих тусовочных родителей Миша мог блеснуть именами зарубежных богов.

С Лазаревой он задружился и завел удобную для себя традицию регулярно ездить с ней вместе до собственной пересадки, а несколько раз и правда провожал ее до спортшколы. К счастью, она находилась рядом с остановкой, поэтому он не испытывал «проблем чужого района». Он даже подумывал перейти границу дружбы в сторону ухаживаний, но как-то не складывалось. Да и казалось, Лазаревой это особо не нужно тоже. Функцию она тем не менее свою выполняла эффективно. Маша ездила на тренировки четыре раза в неделю, оставались еще два дня, которые Миша закрывал либо другими девушками и надеялся не попасть на ту троицу, либо ходил с какой-то крупной компанией. Но иногда приходилось одному, уже на свой страх и риск.

Недели три все было ровно, и вот как-то утром, опаздывая к первому уроку, Миша встретил патруль.

– О, наш любитель спортсменок идет. Пошли, пивка бахнем.

Миша понял, что школа отменяется и лучше согласиться на такое уважительное приглашение, а еще лучше проставиться.

– Пойдем, я даже проставлюсь за встречу, только мне пиво не продадут.

– За проставу спасибо, а насчет пива не очкуй.

Мне продают.

Они пошли к располагавшемуся неподалеку ларьку «Пиво». Старший, который представился Совой, взял деньги и оперативно решил вопрос с четырьмя кружками вожделенной для каждого советского подростка жидкостью. Алкоголь быстро ударил Мише в голову, он повеселел, рассказал о своем районе, позвал троицу к себе, пообещав решить все вопросы с проходом. Те усмехнулись, а потом Сова спросил:

– А с Машкой у тебя серьезно или так?

Миша задумался. С Машей у него в контексте такого вопроса вообще ничего не было. Но говорить ли об этом новым своим знакомым… С чего? Его безопасность последних недель обеспечивалась именно статусом его личных отношений с местной жительницей. За вранье ему могло конкретно влететь, и речь шла не о синяке под глазом. Кровавых историй в Казани хватало. Тем не менее, то ли из уважения к тому, что его позвал пить старший, то ли из лени придумывать долгую историю, а скорее всего, просто послушав инстинкт, который не раз его в будущем спасал, Миша сказал:

– Пацаны, врать вам не хочу, я ее просто провожаю иногда до спортшколы. У нас ничего нет.

– А чего провожаешь-то? Замутить думаешь?

– Нет, не думаю, сначала провожал, чтобы у местных вопросов не было, теперь как-то сдружились.

– А чего тогда изображал, что телка с тобой?

– Так она со мной, если бы ее кто обидеть решил, я бы вписался.

– Обосновал, конечно, ты хлипко, но молодец, что правду сказал, тем более я у нее сам спросил, чего у тебя с ней, и она ответила – просто дружите и чтобы мы тебя не трогали. Но, если бы ты сейчас нам порожняк прогнал, мы бы тронули. Короче так, в этом районе ты теперь свой, если что, скажи, пусть к Сове идут, а я старшим своим про тебя скажу. В гости к тебе не пойдем. У нас с твоим районом заруба была. Пиво будешь еще?

– Буду.

В школу Миша в тот день так и не попал. Со старшими познакомился, и, что удивительно, оказалось, они отучились до восьмого класса в его школе, и это, конечно, стало поводом для сближения.

Миша с удивлением узнал, что дед у Совы был переводчиком с испанского, то есть приличная семья, но… Сова достаточно скоро сел, потом вышел и сел еще раз. На третий раз Сова ушел в монастырь и вскоре стал каким-то даже популярным батюшкой. Однажды, правда, в его приход пришли какие-то неадекватные просители милости божьей. Начали нарываться на конфликт. Сова долго их уговаривал, но душеспасительные беседы только раззадорили непрошеных гостей… Из храма они поехали уже на скорой помощи. У милиции к церковному служителю вопросов не было. Ему поставили тревожную кнопку и попросили благословения.

Эпизод

«Таджик»

Не попасть в бандиты в начале девяностых в Казани было сложно, особенно если ты хотел хоть чтото из себя представлять. Молодежь так или иначе пыталась пристроиться к той или иной группировке, и из соображений безопасности, и ради социального лифта, каковым служил мир рэкетиров.

Миша с того случая начал общаться с ребятами старше себя лет на пять, и это, конечно, сыграло большую роль в его нахождении себя в мире флибустьеров. С низов подниматься не пришлось. Надо сказать, что Миша и его друзья были скорее прибандиченными, чем безнадежными уголовниками. В основном занимались мелким крышеванием и, как тогда говорили, «муткой» всяких коммерческих полукриминальных тем. Не обходилось, естественно, без краж и разного рода мошенничества, но тогда это и за преступление-то толком не считалось. Встречались в компании и просто начинающие коммерсанты, которые, с одной стороны, хотели иметь полное право на пиратский флер, а с другой – возможность быстро решить вопрос в случае потенциальных проблем.

В общем, разные крутились люди в Мишином социуме. Некоторые потом и до правительственных кругов доросли. И истории случались разные. К примеру, Миша, который сам учился на юриста, с другом Дамиром крышевали ни много ни мало такие «высокодоходные» точки, как вузовские общежития. В места проживания студентов постоянно пытались прорваться то любители женского пола, то просто хулиганы. Миша и Дамир со товарищи за скромный гонорар объясняли всем страждущим, что лучше им поискать удачу в других общежитиях. Сбором дани занимался специально назначенный студент, которого, разумеется, все тихо ненавидели, как и любого сборщика податей. Не выдержав стресса, он отчислился. Но немедленно назначили нового, который умудрился поднять ставку, предложив «крыше» значительную долю от повышения. Его похвалили, взяли в коллектив, и он тоже отчислился, сделал потом неплохую карьеру, что характерно, в налоговой. По итогу кто-то из новых студентов, которого именно Дамир спас от парочки разъяренных гопников, написал на Дамира заяву в милицию. Там как раз в очередной раз пытались бороться с преступностью, и Дамира взяли за вымогательство. После этого с крышеванием общаги парни закончили, хотя студенты к ним неоднократно обращались, так как начался традиционный русский беспредел. Ментам было не до молодежи, защищать их стало некому, и в итоге там начались грабежи и изнасилования, о которых и речи не заходило, когда «крыша» выполняла свои функции.

Как уже сказано выше, «молодые львы» не гнушались мелкими кражами и однажды попали в весьма забавную ситуацию. Тут нужно немного рассказать про Мишиного отца и про то, что бандиты бандитами, а всем рулила экономика и творческий подход, а также про то, что по обе стороны океана благими намерениями вымощена дорога сами знаете куда.

Сергей Алексеевич работал главным инженером таксопарка. Казалось, всего лишь место парковки, считай, общественного транспорта – но только не в период сухого закона, особенно сухого закона русского разлива. Даже в США, достаточно законопослушной стране, никакие запреты не остановили течение алкоголя в нужном направлении, так что уж говорить об СССР. Запрещать русскому человеку пить может либо наивный глупец, либо… честно говоря, второго варианта и нет. Не успела остыть краска на указе об ограничении потребления спиртных напитков, а казанские таксисты уже начали принимать заказы на доставку горячительных напитков прямо домой.

Еще до всяких Яндекс-доставок все прекрасно работало. В таксопарке стали концентрироваться нелегальные деньги, и вслед за ними немедленно зародились разного рода преступники, некоторые из которых сделали в будущем неплохую криминальную карьеру. Сам Сергей Алексеевич занимался исключительно коммерческими делами, не связанными даже с нелегальной торговлей алкоголем, но благодаря работе в таксопарке знал значительное количество рэкетиров, да и они его знали и уважали, давали спокойно работать и периодически даже заезжали в гости, как к культурному человеку.

– Алексеич, ну что, чем все это кончится? – спрашивали они человека с высшим техническим образованием, глядя на раскалывающуюся империю.

– Энтропия растет.

– Чего???

– Прорвемся, не такое переживали.

И от такого прогноза даже бандитам становилось спокойнее.

Миша старался не посвящать папу в подробности темной стороны своей жизни. В школе он учился хорошо, в институт поступил сам, так что претензий особо у Сергея Алексеевича не возникало. Он, конечно, мог догадаться о том, что сын не только знания получает, но всякую разную собственность и материальные блага – незаконно, разумеется, – но для этого нужно было догадываться упорно, а родители очень часто намеренно выключают звук, когда речь идет о шалостях детей.

Однажды Майкл с товарищем по кличке Леннон заехал к отцу в автопарк. Прибыли парни на новенькой 99-й хрустальной молодежной мечте 90-х. Цвет «мокрый асфальт», тонировка, мощная стереосистема, широкая резина, импортная конечно, новенькая. Все вместе – идеальный афродизиак. На вечер строились грандиозные гендерные планы, но Майклу не понравился какой-то несертифицированный свист под капотом, и он попросил таксопарковских волшебников глянуть, в чем дело. Пока происходил анализ, они с другом заглянули к отцу. Тот был в компании очевидно непростого человека. «Ах вот чей мерин-то», – подумал Майкл, который не мог не обратить внимания на роскошный «сугроб», или, как его еще называли, «шестисотый», в легендарном стосороковом кузове, стоящий во дворе таксопарка. Припарковался Майкл рядом и некоторое время с завистью разглядывал флагман немецкого автопрома.

– Пап, привет.

– Здрасьте, Сергей Алексеевич, – протянул руку Леннон.

– Привет-привет, знакомьтесь – Дмитрий Петрович. Дим, это вот – мой сын, а это – его друг по кличке Леннон, к битлам отношения не имеет, но очки носит.

– А я Харрисона больше люблю, – усмехнулся Дмитрий Петрович, которого чаще называли Петрович или Таджик, он в свое время служил в Таджикистане и очень этим гордился. – Ну что, молодежь, бандитствуем? – Учимся, – бодро ответил Майкл.

– Бандитствовать? – прищурил глаз Таджик. – Ладно, учиться тоже полезно, но и жизнь пощупайте. Эх, Серёга, нам бы в их возрасте такие возможности…

– Петрович, а я вот не завидую им, как-то все стало через голову, не через сердце. А голова у человека злая.

– Не скажи.

В это время в комнату заглянул мастер:

– Миш, все поправили. Готово.

– Пап, мы тогда поедем.

– Вот, все у них на бегу. Пойдем провожу. – Отец и Дмитрий Петрович, который, скорее всего, просто решил размять ноги, вышли с парнями во внутренний двор таксопарка. Миша не так давно приобрел свою наимоднейшую тачку и очень ею гордился. Конечно, рядом с кораблем Дмитрия Петровича она смотрелась достаточно скромно, но Миша справедливо полагал, что в его возрасте у Дмитрия Петровича, наверное, был велосипед, и поэтому у него точно есть право на самодовольство.

«Авторитет» озвучил мысли юного казанского флибустьера:

– Неплохой аппарат. Серёга, вот если б в нашей юности такие, а!

– Да и слава богу, что не было. Зато мы мечтали. А сейчас, посмотри на них, восемнадцать лет, а у него уже вон чего под жопой. Пять лет пройдет, купит мерс, и всё. О чем мечтать? Плохо, когда все мечты в юности исполняются. Когда нечего хотеть, жить не хочется.

– Философ ты, Серёга. Я, кстати…

Вдруг Дмитрий Петрович завис, и вместе с ним остановилось, как показалось, все вокруг, включая время. Он смотрел на переднее колесо Мишиного болида. Смотрел внимательно. Миша, конечно, сразу все понял, но гнал от себя эту неприятную мысль подальше, однако она, очевидно, не хотела уходить.