Меня зовут Ро-де-ри!

По мере того, как я приближаюсь, Пигрон становится всё бледнее и бледнее, пока цветом не начинает спорить с посетителями мертвецкой.

– Э-э… – жалобно выдавливает здоровяк. – Вы закончили с Байрэсом?

– Да, – продолжаю мило улыбаться, – он ждёт меня в холле. Я окажу ему любезность и лично препровожу в тюрьму.

– В тюрьму?! – на старшего сына жалко смотреть.

– Разумеется. За ложные показания во время следствия предусмотрен арест и штраф, господин Пигрон. Пункт третий подпункт второй сто сорок седьмого закона Лэргалла о преступных деяниях. В связи с этим вы ничего не хотите добавить к вашим словам, сказанным на дознании?

Рухнувший в кресло огромный мужчина закрывает лицо руками. Теперь я вижу его неподдельные слёзы, и текут они не так, как вчера, – картинно и не уродуя весьма симпатичную физиономию. Его нос краснеет и распухает, губы дрожат, и голос выходит противный и хнычущий:

– Вы уже знаете-е?..

– Что вы вчера встречались в гостинице «Уютный уголок» с неким Самиреком Веллспа?

Всхлипы превращаются в рыдания. М-да… Этот тоже не убийца – с такой нервной натурой мухи не прихлопнешь. Ладно, меньше подозреваемых – легче вычислить настоящего.

– Господин Пигрон! – пытаюсь пробиться сквозь начинающуюся истерику. – Обещаю вам, что имя вашего «друга» будет известно только следствию. Так что вашей даме, каким бы ревнивым ни был её муж, нечего бояться.

Всевышний! Пигрон начинает бить головой о спинку.

– Вы не понимаете-е! Это не дама… Это… молодой человек, на-ачинающий а-актёр…

– Да хоть горрт! Господин Пигрон, всё, что нам нужно, – его настоящее имя и адрес, чтобы убедиться, что ваш друг-маг непричастен к смерти вашего отца.

Даллор при этих словах смотрит на меня с изумлением. Я вопросительно вскидываю бровь, но столичный маг делает вид, что внимательно рассматривает рыдающего. Мне же на самом деле не важно, с кем и как проводил своё время сын убитого: личная жизнь подданных Короны меня касается лишь в той степени, в которой она начинает противоречить законам Лэргалла. А они гласят, что можно встречаться с кем угодно, лишь бы по обоюдному согласию.

– Имя настоящее… Адрес… пишите.

Я не записываю – запоминаю. Эрнос, площадь Искусств, дом восемь. Вполне приличный район, и от Королевского театра близко. Похоже, не только спектакли и оперы привлекали нашего театрала в столице.

– Вы меня теперь тоже… посадите?

– Закон один для всех, господин Пигрон. И оштрафую. Сердечные дела Корону интересуют мало, а ложь следствию наказуема. Поэтому потрудитесь успокоиться и привести себя в порядок: вас я тоже ожидаю в холле. Десяти минут вам хватит на то, чтоб умыться и переодеться?

Взгляд на мокрую мятую одежду – и благодарный вздох.

– Д-да…

Задумчиво смотрю здоровяку вслед. Нужно постараться, чтобы эта история не всплыла на суде. Не все в Брэгворде разделяют политику Короны, и неудивительно, что солидный человек так перепугался.

– Вы меня поразили, госпожа Родери.

Голос Даллора возвращает меня в реальность.

– Чем же?

– Тем, как ловко вы провели допрос, заставив не просто признаться, но и выдать себя с головой. Честно говоря, я любовался вашим мастерством и тем, как уверенно звучало это ваше «я». Вам привычно выступать от лица Короны… Где вы служили до Брэгворда?

Усмехаюсь.

– Почему обязательно «служила»? А может, я вышивала платочки своему жениху.

Усмешку мне возвращают, приправленную сарказмом:

– И между стежками приобрели привычку брать на себя ответственность? Распоряжаться и приказывать?

Пожимаю плечами.

– Платочки попадались несговорчивые.

Маг делает шаг ко мне, заглядывает в глаза.

– Родери, вам обязательно постоянно доказывать свою независимость? Кто-то однажды настолько уязвил ваше самолюбие, что теперь вы в каждом вопросе слышите подначку? Вы великолепный следователь и прекрасный маг: заклинание, которым вы заткнули всю эту ораву, было изумительно. Поверьте: я был бы счастлив служить под вашим началом, если бы судьба распорядилась иначе. То, что вы женщина, не умаляет, а подчёркивает ваши достоинства.

– Благодарю, – похвала приятна, но его догадливость беспокоит. – Все женщины любят лесть, и я не исключение. Но вам не стоит трудиться и искать ко мне подход: я не стану работать лучше или хуже, в зависимости от того, что обо мне думают и как относятся.

– Родери… – тихий вздох. – Скажите, а есть в Лэргалле люди, которые зовут вас по имени?

– Есть.

– Им вы тоже не позволяете… хвалить себя?

– Нет, – мой голос спокоен, но внутри бушует буря. – Больше нет. Господин Даллор, десять минут, что я дала старшему Сарьэну, подходят к концу. С вашего позволения, я отведу провинившихся в тюрьму и вернусь в Службу. Боюсь, скоро там начнётся столпотворение – желающие признаться побегут наперегонки.

Он кивает и тут же добавляет:

– Но наш разговор не окончен, госпожа Родери.

– Это вам так кажется, господин Даллор.

***

Тюрьма Брэгворда – здание примечательное. Сам город – современный, основанный всего пару тысяч лет назад, улицы широкие, не петляют, как в Эрносе, дома добротные, основательные, утопают в садах или парках – кому что нравится. А тюрьма – приспособленный древний замок, наследство тех времён, когда вся земля вокруг принадлежала роду Брэглл. Века стёрли память об основателях, как двойную «эл» из названия, но строгое каменное здание сохранилось памятником своим хозяевам.

Сегодня я не любуюсь величественным фасадом – строю портал сразу во внутренний двор, нахожу охрану, начальника, оформляю соответствующие бумаги. Причину указываю коротко – «за обман следствия». Про штрафы тоже не забываю – Биальду пригодятся. Город огромный живой организм; чтобы он рос и развивался, его нужно подкармливать.

К себе в кабинет я возвращаюсь в то время, когда прочие сотрудники норовят ускользнуть домой пораньше. Мне торопиться некуда, к тому же место моего жительства известно всем в Брэгворде: не обнаружат на работе, пожалуют в гости. У себя я застаю забавную картину: развалившегося в моём кресле Даллора и увивающуюся вокруг него Вэйту. При том, что обычно девица норовит уйти одной из самых первых, причина её служебного рвения заставляет меня ухмыльнуться.

Олийша с миллионами не заинтересовала, так, может, красота госпожи Саумер привлечёт нашего не в меру любопытного начальника?

– Родери! – при моём появлении Даллор незамедлительно поднимается. – Я вас жду. У меня в кабинете сидит госпожа Сарьэн.

– Явилась подавать иск? – невозмутимо осведомляюсь я.

– Если бы. Желает признаться, по её собственным словам, в «небольших затруднениях», – маг по-мальчишечьи улыбается.

На долю секунды он становится копией человека, которого я однажды и навсегда исключила из своей жизни. Тот умел так же озорно и уверенно улыбаться, создавая иллюзию искренности чувств.

Вэйта смотрит на меня чуть ли не с ненавистью. Предмет её забот девицу не замечает, галантно пропуская меня вперёд.

– Вы были правы, – склоняется ко мне Даллор, когда мы выходим в коридор, – наследнички не собираются ждать до завтра.

– У каждого из них имелся повод для убийства. Огюйст был не единственным, кому начали отказывать в кредите. Вчера они стремились оговорить друг друга, сегодня начнут стараться обелить себя. А мы послушаем!

Олийша встречает нас, устроившись в одном из мягких кресел. Вот только нас ли? Наряд внучки ещё откровеннее, чем был на оглашении завещания. И не лень столько раз за день переодеваться? Верхние пуговички расстёгнуты – ах, какая невероятная жара! Если заглянуть в вырез, наверное, увидишь туфли. Ручка, обнажённая по локоть (зимой-то! в Брэгворде!) беспомощно повисла на подлокотнике. Беззащитно откинутая головка с искусно растрёпанными локонами. Блестящие, влажные глаза. Очаровательная картина. Я, женщина, и то оценила. Так и хочется предложить платочек, помощь, защиту и брачный договор.

– Добрый вечер, госпожа Сарьэн, – приветствую её так, словно мы видимся первый раз. – Рабочий день Службы закончен, но, если вы явились с важными новостями, я готова вас выслушать.

Моё появление вызывает у Олийши досаду. Рука тянется к вороту – застегнуть, затем девица соображает, насколько это нелепо будет выглядеть, и останавливается на полпути. Даллор подставляет мне второе кресло, сам берёт стул и пристраивается сбоку, явно уступая мне ведущую роль.

– Я надеялась… Я хотела бы поговорить с господином Кэлэйном, – голоском умирающей произносит Олийша.

– Мы вас внимательно слушаем, – вежливо откликается Даллор.

– Наедине… – лепечет наследница миллионного состояния.

– Госпожа Сарьэн, – похоже, мага ситуация забавляет, – вы несколько напутали. Мы с вами не на балу, где вы привыкли выбирать себе кавалера. Вы подозреваемая в убийстве и пришли в Службу Правопорядка в неурочное время. Госпожа Родери любезно идёт вам навстречу, соглашаясь выслушать вас без свидетелей. Я не настолько снисходителен, поверьте.

Мне кажется, что девица сейчас вскочит и уйдёт. Выражение её лица стремительно меняется от кроткой покорности до злой решимости. Меня она больше не игнорирует, напротив, молчаливо признав моё главенство, выпаливает, подчёркнуто глядя мне в глаза.

– Я не убивала деда. Ненавидела – да! Все его ненавидели, только сказать боялись. Он выискивал в нас уязвимые места и потом специально давил на больное. Отцу он всё время намекал на нездоровое пристрастие к театру. Дяде Байрэсу подарил учебник стихосложения для детей…

– А вам? – заполняю паузу.

– Мне он рекомендовал заниматься рукоделием и шитьём. Самой заботиться о своём гардеробе.

Для сироты из приюта в этих словах нет ничего зазорного. Для магички, живущей в школе и носящей форму, – тем более. Девушке из Академии, единственной женщине на курсе, вообще важно лишь то, чтобы одежда не болталась и не мешала на занятиях. Но я не должна судить всех по себе. Для юной госпожи из богатой семьи выглядеть одетой не в лучших модных салонах смерти подобно.

– Это так… унизительно! – выплёвывает со страстью Олийша. – Отчитываться за любую мелочь, слышать упрёки, зачем тебе новые туфли, платье, перчатки… Когда была жива мама, всё это ложилось на её плечи. После маминой смерти жизнь стала невыносима!

Забыв, что я не мужчина, обязанный сочувствовать даме, Олийша тянет к уголку глаза кружевной платочек. Опомнившись, вздрагивает и резко отнимает руку. Слезинка тоже передумывает и не появляется.

– Вы не представляете, сколько я вытерпела! Его едкие насмешки, замечания, отношение, словно к последней служанке! Он отказал мне в личном горрте – мол, тебе некуда на нём ездить! А у самого их было три! Три, представляете?! Сидел на своих миллионах, выписывал цветы из Левезворда, блюда из ресторана в Эрносе, отдыхал на источниках в Вáлрельи! А нам на праздники дарил по золотому – в качестве издёвки!

– Госпожа Сарьэн, – осторожно вмешивается Даллор, – простите, но, по законам Лэргалла, вы давно совершеннолетняя. Если с вами так ужасно обращались, почему вы не стали жить отдельно?

– На что?! – искреннее возмущение. – Я ничего не умею! К тому же девушку до замужества положено содержать родителям!

Замечаю, что начинаю раздражаться. Наверное, девица тоже это чувствует, поскольку быстро переводит разговор в более деловое русло.

– Но я не жалуюсь, хотя старик поступил со мной так подло! Он много раз намекал, что оставит бóльшую долю мне… Вот я и подумала, что беды не будет, если я немного… возьму заранее.

– Каким образом? – наивно спрашивает Даллор.

Мы обе одинаково кривимся. Неужели непонятно?

– Через меня шла часть мелких счетов, – поясняет Олийша. – Те же цветы, фрукты, сладости… Старику было безразлично, заплатил он пять или пятнадцать золотых. Для него это были такие крохи! Я слегка… подправляла цифры.

Восхищаюсь ловкостью. Я-то думала о подделке, о незаконной подписи – а тут так просто! Подставь единичку и положи десять золотых в карман. Приличные деньги.

– И сколько вы украли? – бесцеремонный вопрос мага ставит Олийшу в тупик.

Пошевелив губами, она неохотно выдаёт:

– Около двадцати.

– Золотых?

– Тысяч.

Неприличное слово, почти сорвавшееся с губ Даллора, я угадываю потому, что сама чуть не произношу его вслух. Пожалуй, надо менять сложившееся мнение об ушлой девице. Такая пройдоха и убьёт не моргнув глазом.

– И господин Сарьэн не заподозрил пропажу подобной суммы? – вскидывается маг.

– Он сам точно не знал, сколько у него денег, – презрительно выпячивает губу Олийша. – Каждый месяц ему перечисляли проценты с предприятий, плюс доход приносил основной капитал. Дед в миллионах путался, что ему какие-то тысячи!

– А вы не боялись быть пойманной? – любопытствую я. – В доме полно слуг, экономка, неглупый управляющий. Они могли бы заметить разницу между ценой товара и завышенным счётом. Или заинтересоваться тем, откуда у вас деньги.

– Я не дура, – фыркает девица. – Подправленные счета видели только в банке. А деньги я сразу отдавала в уплату долгов. Вся наша семейка жила в кредит, это никого не удивляло. Только я одна потихоньку расплачивалась, потому и могла себе позволить выглядеть приличнее прочих… Госпожа Родери, – взгляд становится жёстким, деловым, – ведь получается, я крала сама у себя? И это неподсудно?

– Не совсем так, – холодно отвечаю ей, – вы изъяли двадцать тысяч из наследства, принадлежащего всем десятерым. По закону обязаны каждому наследнику вернуть десятую часть данной суммы… если вы договоритесь мирно и они не обвинят вас в воровстве. В противном случае суммы предъявленных исков определят лишь их аппетиты, а вас ждёт или крупный штраф, или срок до нескольких месяцев.

– Срок чего? – нервно уточняет Олийша.

– Тюрьмы. В Брэгворде прекрасное заведение. Удобные камеры, отличное питание. Можете спросить у своих дядей, они проведут там три дня по причине обмана следствия.

За спиной я слышу смешок Даллора.

– Но я же призналась сама! – Олийша вскакивает, забыв о расстёгнутом вороте. Чёрное кружевное бельё я успеваю оценить во всех подробностях. Не знаю, понравилось ли оно моему начальнику, мне так очень. Непременно закажу себе такое же.

– Я веду дело об убийстве, а не о мошенничестве, госпожа Сарьэн. Финансовые вопросы вам предстоит выяснять с юристами своих родственников или с ними напрямую, коли вы убедите их не подавать на вас в суд.

Лицо Олийши мрачнеет. Полюбовные договорённости с её семейкой вещь маловероятная. Файбэр, конечно, не станет преследовать сестрицу, Вильен, возможно, тоже – ему в университете не до этих дрязг. Остальные не упустят шанса всласть поиздеваться над той, что ещё недавно считалась «дедовой любимицей».

Кстати… Ведь многие, вслед за Олийшей, считали что ей отойдёт бо́льшая часть наследства. На что рассчитывал убийца?

– Госпожа Сарьэн, скажите, а про завещание вашего деда знали все члены семьи? Вернее, о том, что им что-нибудь, но достанется?

– Он нам всем врал, – ожесточается очаровательное личико. – Я поняла это, послушав вопли остальных. Отцу говорил, что половина перейдёт ему, как старшему; Огюйсту и Байрэсу – что им причитается по трети; брату наобещал четверть, мне… вы знаете. Но все не сомневались, что своё получат. Дед был скрягой и язвой, и всё же не смог бы лишить наследства детей своей жены. Однажды он так и заявил в гневе: «Пустил бы вас всех по миру, да светлая моя меня не простит».

Машинально киваю – больше своим мыслям, чем словам. Значит, убийцей мог быть любой, тем более если почти каждый питал уверенность, что ему-то и отойдёт самый жирный кусок. Чёртов Сарьэн! Словно нарочно добивался того, чтобы все мечтали о его смерти!

– Господин Кэлэйн, – упорство девицы достойно восхищения, – прошу вас, проводите меня домой. Я не в состоянии идти…

Умоляющий тон и вновь увлажнившиеся глаза. Похоже, Олийша недаром частенько сопровождала своего отца на театральные представления. Актриса из неё вышла бы превосходная.

Даллор красивым жестом открывает перед ней портал, приглашающе указывает рукой:

– Прошу вас, госпожа Сарьэн. Один шаг – и вы дома. Приятного вечера!

Хорошо, что маг не видит выражение лица Олийши. Ещё лучше – что она сама не обладает магией. Иначе пришлось бы мне снимать с собственного начальника все проклятия, которые существуют в природе. И не факт, что успела бы.

Когда портал за Олийшей схлопывается, я не выдерживаю.

– Вы так богаты, что четыре миллиона для вас не представляют интереса?

– Моё состояние весьма скромное, – точно такая же ехидная усмешка, – но я предпочитаю пополнять его без ущерба для репутации.

– Вряд ли репутации госпожи Сарьэн что-либо повредит больше, чем она сама.

– О, я имею в виду свою репутацию! – задорно улыбается Даллор. – А ещё я слышал историю о маге, отказавшемся от состояния, перед которым четыре миллиона – жалкие крохи.

– Вот как? – натянуто усмехаюсь я. – И кто же он?

– Она. Это была девушка, Родери. Посмевшая заявить, что прилагающийся к богатству довесок превращает деньги в грязь.

Пытливо смотрю на него. Он на что-то намекает? И со злостью жду продолжения: «Я предпочитаю быть нищей, но чистой».

Когда-то я любила красивые слова. Высокие стремления, благородные идеалы. Брэгворд излечил меня от глупой романтики. Но о выплюнутой в мерзкое лицо фразе не жалею.

– Женщины порой ведут себя крайне безрассудно.

– Да? – взгляд карих глаз невинен и весел. – Мне же всегда подобные поступки казались потрясающими! В наш век напомнить, что не всё продаётся и покупается – это достойно восхищения.

Досадливо морщусь. В следующий раз, когда мне взбредёт в голову бросаться громкими заявлениями, надо проследить, чтобы рядом не было свидетелей, которые потом разнесут мой вздор по всему миру.

– Боюсь, встретившись с той девушкой лицом к лицу, вы не оценили бы её настолько высоко.

– Если бы мне выпала подобная удача, я попытался бы заслужить любовь столь чистого сердца, – мечтательный вздох. – Но, боюсь, Брэгворд – последнее место в Лэргалле, которое выбрала бы подобная натура… Что с вами, Родери? Вы смеётесь?

Киваю и опять захожусь в приступе смеха.

Вот именно поэтому я и живу здесь три года!

Глава 9

Стук в дверь возвращает меня к расследованию и заставляет принять строгий вид. Незнакомый розыскник протягивает лист.

– Отчёт из Эрноса.

Мы склоняемся над документом. Вильен Сарьэн не покидал столицы. В ночь смерти деда он вместе с полусотней своих сокурсников отмечал успешную сдачу экзаменов. В свидетелях – весь преподавательский состав Университета. Один из семьи точно чист, надеюсь, миллионы пойдут ему на пользу.

Повторное вежливое постукивание и просунувшаяся в щель голова Арукеша.

– Госпожа Родери, господин Даллор! К вам посетители, трое. При́мите?

Маг хмурится. Затем делает знак рукой – проси!

– Чувствую, наш рабочий день не закончится никогда, Родери.

Согласно склоняю голову. Трое, а я жду четверых. Кто-то из внуков задерживается.

В дверь поочерёдно заходят Разшэн, Кейлис и Гурнуш – сыновья горе-поэта. Становится заметно, насколько они похожи на деда и между собой. Невысокие, тщедушные, но нечто петушиное в их облике напоминает о Винкере Сарьэне больше, чем в любом из его сыновей.

– Это правда, что за обман Короны полагается срок? – без приветствия выпаливает Гурнуш. Хотя он и младший, однако чувствуется, что лидер среди братьев.

– И вам доброго вечера, – холодный тон Даллора противоречит вежливости. – Разумеется, господин Сарьэн. Иначе ваш уважаемый отец не отбывал бы сейчас наказание в городской тюрьме.

– Мы знаем, – угрюмо откликается средний сын, Кейлис. – Тогда… арестовывайте нас.

– Заткнись! – шипит на него Гурнуш, но брат его не слышит.

– В ту ночь, когда деда убили, мы трое были там. Прошли в дом со стороны сада, прокрались в кабинет отца и… кое-что позаимствовали.

– Ты прокрался, – уточняет младший сын. – Мы с Разшэном ждали тебя снаружи. Никуда не отлучались!

– Я был в доме минут пять-шесть, – огрызается Кейлис, – за это время я не то что убить – в дедову спальню подняться бы не успел! Она на самом верху, отцовские же комнаты – на втором этаже, рядом с лестницей. Быстро взял деньги и вышел.

– И вас никто не увидел? – недоверчиво спрашивает Даллор.

– Полпятого ночи – такое время, что угомонится любой. Даже дед в эту пору уже дрых. Слуги спят на последнем этаже, раньше шести вниз никто не спускается. Защита в доме магическая, никого из посторонних она не пропустит, вот они и не боятся. Я свет не зажигал, так, наощупь, шёл. Кабинет не запирается, а ящик, где отец деньги хранит, я давно подсмотрел.

Задумываюсь. Что-то смущает.

– Господа, вы живёте на других концах города. Не побоялись идти через весь Брэгворд ночью? Чистильщики свой хлеб не за просто так едят, подозрительных людей в пятом часу живо задержали бы.

– Так мы это… на портал скинулись, – мрачно поясняет Кейлис, и я прозреваю.

То, что братья друг к другу особой любви не питают, видно невооружённым глазом. Зачем одному из них, узнав, где папенька прячет деньги, делиться с остальными? Но портал, тем более многоразовый, стоит дорого. А без него запозднившийся гуляка, добираясь из своего Кривого переулка на восточной окраине до центра города, рискует не раз столкнуться с патрулём. Чистильщики за три года перестали отлынивать от службы, документы точно бы проверили, а нет их – до дому бы проводили. Вот и пришлось Кейлису просить помощи у братьев, взамен отдав часть добычи.

– Есть свидетели того, во сколько вы вернулись и вернулись ли домой?

– Нет, – качает головой Гурнуш. – Всё заняло не больше получаса. Портал был у меня, я забрал братьев, мы перенеслись в особняк, после чего Разшэн вернулся в свою комнату, Кейлис – в свою, и я – последним – к себе. Моя девушка спала, она даже не почувствовала моё отсутствие.

– А я живу один, – поддакивает Кейлис. – И Разшэн тоже.

– И никаких встреч по дороге?

– Если бы так, они бы сюда не прибежали, – первый раз подаёт голос старший сын. – Что они – идиоты, садиться в тюрьму, если никто ничего не видел, ни о чём не знает? Я их убедил. Пока мы с Гурнушем в кустах статуи изображали, мимо нас человек прошёл. Закутанный весь, лица́ не разобрать. Нырнул в дом, а через минуту Кейлис вышел. Мы – сразу в портал. А сегодня я сообразил – если защита пропустила, значит, это кто-то из семьи.

– Не слуга? – напрягается Даллор.

– Им-то зачем по саду шастать и кутаться? – пожимает плечами молодой человек. – Чтобы прибить деда, проще по боковой лестнице спуститься – никто не заметит. А выйти из дома, чтобы потом вернуться, подниматься по центральной лестнице, заматываться в плащ с ног до головы – к чему такие сложности? Нет, это убийца был. И если Кейлис его не заметил, то он братца должен был коль уж не увидеть – услышать точно. Вот страху-то натерпелся, наверное!

– Почему вы не рассказали об этом вчера? – допытывается мой начальник. – Ведь тем самым вы снимаете подозрения с себя.

– Мы про завещание не знали, – отвечает Гурнуш. – Про то, что дед нам такие деньжищи отвалил. Думали, всё отцу и дядям достанется, ну, Олийше, как любимице. Нам же в лучшем случае по тысяче золотых отойдёт. А теперь, оказывается, если убийцу найдут, то и его долю между нами разделят.

– Так что лучше в воровстве признаться и три дня в тюрьме отсидеть, – подхватывает Разшэн, – чем части наследства лишиться. Вы этого мерзавца схватите, и нам по четыреста пятьдесят тысяч привалит.

Умиляюсь. Даже сумму подсчитали! Смотрю в глаза Разшэна.

– Чтобы полностью освободить вас от подозрений, я могу снять ваши воспоминания, господин Сарьэн. Согласны? Не всё, – добавляю, заметив испуг, – только тот миг, когда закутанный человек прошёл рядом с вами. Это не больно.

Для него. Для меня же потребует колоссального напряжения и половину резерва.

– Согласен. Деньги того стоят.

Противно. Хоть бы один из них подумал о справедливости, мести за смерть деда… Да, права старая кухарка – от скотины горрт не родится.

Прошу молодого человека присесть, сажусь напротив сама, кладу ладонь ему на лоб.

– Прошу вас, закройте глаза, господин Сарьэн.

Это – не для дела, это – чтобы не смотреть в жадную, подозрительную, мелочную душу. Достаточно того, что мне придётся копаться в его памяти.

– Постарайтесь вспомнить тот момент как можно подробнее. Где вы стояли, как этот человек двигался, запахи, звуки, ваши мысли…

Мысли. За них я цепляюсь. Злость на брата и досада на себя, что вынужден довериться такому раздолбаю. Повезло же подсмотреть, как папенька прячет кубышку! Хорошо, что Кейлис нищий, в долг ему никто больше не даёт…

Шаги. Лёгкие, уверенные. Одна из теней на снегу оживает, движется к нему… Не тень – человек. Длинный плащ скрывает даже ботинки, капюшон надвинут до подбородка. Неужели что-то видит? Проходит мимо, рука в перчатке касается ручки, дверь бесшумно открывается, и тьма холла поглощает бесформенную фигуру.