Дом на мысе Полумесяц. Книга 2. Накануне грозы

Неужели ситуация тупиковая? Думаю, нет; теперь мне известна чудесная тайна – я знаю, как сильно ты любишь нас, как о нас заботишься. Дни мои близятся к концу, ведь мне уже шестьдесят шесть лет, и, хотя с появлением маленького Марка я помолодела, порой на меня наваливается сильная усталость; кажется, моя мать в последние годы жизни испытывала нечто подобное.

Я дала себе обещание не жаловаться, но усталость ощущается сильнее всего, когда я думаю о тех, кого потеряла: о Цисси, Аде и, конечно, твоем отце. Но я не боюсь в этом признаваться, зная, что ты меня поймешь; ты пережил ту же утрату.

Дорогой мой сын, мой Джеймс, и дочь моя милая Элис, примите мою любовь и благодарность. Обещаю ничего не предпринимать без вашего совета и пожеланий.

Я по-прежнему с гордостью остаюсь вашей матерью.

P.S. Прилагаю фотографию. Как вы, наверное, помните, этот снимок сделали перед праздником в честь юбилея коронации.

Обнявшись, Джеймс и Элис взглянули на фотографию. Слезы затуманили их глаза. Все семейство собралось на крыльце дома на мысе Полумесяц. Подпись на обороте гласила: «Мыс Полумесяц, 1 июня 1897 года».

Глава пятая

Как впоследствии заметил прокурор, предсказать исход суда над Кларенсом Баркером «смог бы даже ребенок». И это несмотря на то, что большинство улик были косвенными.

В начале своего выступления прокурор рассказал о шантажисте:

– Хотя действия Артура Бильтона, безусловно, достойны осуждения, вначале им, несомненно, руководил страх. Он видел, как обвиняемый прятался в окопе и убил английского офицера, майора Хью Огилви, приказавшего Баркеру покинуть окоп и идти в бой за товарищами. Бильтон знал, что, случись Баркеру его обнаружить, его ждет та же участь, что и Огилви. И оказался прав, о чем свидетельствует реакция Баркера на вымогательство. Господин судья, из показаний свидетелей вы узнаете, что обвиняемый не раз пытался выяснить личность шантажиста. Хотя ему это не удалось, он решил избавиться от своего мучителя. Вы услышите показания бывшего солдата, продавшего обвиняемому оружие – то самое, что позже обнаружили в квартире Баркера. Вы также выслушаете специалистов баллистической экспертизы, установивших, что Джеймса Уотсона убили именно из этого револьвера. Уотсону не повезло: обвиняемый не знал, что тот не был вымогателем, что шантажист лишь заплатил ему, чтобы он забрал деньги.

Сегодня нам также предстоит узнать о растрате десятков тысяч фунтов из фондов группы компаний «Хэйг, Акройд и Каугилл», где обвиняемый занимал пост управляющего директора. Прокуратура благодарит одного из свидетелей, кропотливо проследившего весь путь похищенных денег до банковского счета обвиняемого через сложную систему мошеннических транзакций. Суммы, практически аналогичные украденным со счета «ХАК», поступали на счет Артура Бильтона немногим позже.

Выслушав показания свидетелей, суд, несомненно, придет к заключению, что обвиняемый убил майора Хью Огилви, дабы избежать неизбежных последствий своей трусости. Далее суд, несомненно, постановит, что обвиняемый выкрал крупные суммы денег, чтобы уплатить вымогателю, который видел его преступление.

Наконец, суд сможет удостовериться, что при первой возможности обвиняемый хладнокровно убил Джеймса Уотсона и бросил его изрешеченный пулями труп на пустоши, удаленной от человеческого жилья, полагая, что убил вымогателя.

Суд освещали криминальные репортеры, тертые калачи, которым все происходящее казалось обычным делом. На основе столь банальных преступлений им было трудно даже придумать кричащий заголовок. Но в первый день суда их занимал вопрос: кто тот таинственный свидетель, которого упомянул прокурор в своей речи? Прежде чем они это выяснили, им пришлось выслушать патологоанатома, проводившего вскрытия майора Огилви и Джеймса Уотсона. Его показания, по большей части рутинные, подтвердили, что из обоих трупов были извлечены пули, а Джеймса Уотсона убила первая же попавшая в него пуля.

Следующими выступали эксперты по баллистике. Те подтвердили, что пуля, попавшая в майора Огилви, могла быть выпущена только из британской винтовки. Также было установлено, что пули, извлеченные из тела Джеймса Уотсона, выпущены из револьвера, найденного в квартире Баркера.

Далее на место для свидетельских показаний поднялся детектив-инспектор Клэйтон. Репортерам к тому времени наскучили технические и научные подробности, но подробный отчет Клэйтона об участии в деле они слушали с возрастающим интересом.

– Ко мне обратился адвокат из Брэдфорда, мистер Уильям Саттон. Он принес конверт с письмом от покойного Артура Бильтона. Помимо письма, в конверте был протокол свидетельских показаний, данных под присягой у официального уполномоченного. В письме Бильтон велел доставить протокол в полицию в случае своей внезапной или насильственной смерти.

– И так и случилось? – спросил прокурор.

– Да, – ответил Клэйтон, – хотя Бильтон едва ли предполагал, что погибнет именно таким образом. Он умер в автомобильной аварии; сел за руль пьяным.

– То есть его смерть не связана с подозрительными обстоятельствами? – спросил прокурор.

– Насколько я знаю, нет. Мы тщательно осмотрели автомобиль и не обнаружили механических дефектов. Мы также допросили хозяина трактира, где Бильтон пил перед смертью. Тот удивился, что Бильтон сумел встать после выпитого, не то что сесть за руль.

– Хорошо, продолжайте, – сказал прокурор.

– Получив показания Бильтона, мы начали расследование. И для начала занялись убийством Уотсона, мошенничеством и растратой. Это привело нас в группу компаний «Хэйг, Акройд и Каугилл», где Баркер был управляющим директором.

Прокурор поднял руку, велев Клэйтону ненадолго замолчать. Повернувшись к адвокатам защиты и отвесив небольшой поклон, он обратился к судье:

– Ваша честь, с вашего позволения и с позволения адвокатов защиты я хотел бы попросить свидетеля зачитать показания сотрудников и бывших сотрудников группы компаний «ХАК», собранные полицией. Их внесли в реестр улик под номерами 7–11. – Заручившись разрешением, прокурор подождал, пока пристав передаст документы Клэйтону. – Прошу, перескажите суду краткое содержание этих документов и расскажите о своих дальнейших действиях.

– Первые два протокола – показания бывших сотрудников шерстеобрабатывающего завода, – начал Клэйтон. – Сотрудники заметили, что количество шерсти до и после обработки не сходится, и заподозрили неладное; навели справки и узнали о несуществующих поставках шерсти от нового поставщика, компании под названием «Феникс». Они проверили поставки и выяснили, что шерсть от «Феникса» на завод не поступала. Доложили об этом бригадиру. Далее следуют показания бригадира. Он описывает, как доложил о подозрительных действиях начальству. Через неделю его и двух сотрудников, первыми заподозривших недостачу, уволили.

– Кому бригадир докладывал? – спросил прокурор.

– Обвиняемому Кларенсу Баркеру, – ответил Клэйтон. – Далее мы допросили бывшего сотрудника фабрики по очистке шерсти. Тот служил бухгалтером у предыдущих владельцев фабрики. Через неделю после приобретения фабрики группой компаний «ХАК» ему сообщили, что в его услугах больше не нуждаются, так как бухгалтерию отныне будет вести сам Баркер. Наконец мы допросили бригадира фабрики по очистке шерсти. Тот сказал, что сразу после того, как Баркер заступил на место бухгалтера, начались расхождения в количестве шерсти до и после очистки. Как и в случае с шерстеобрабатывающей фабрикой, подозрения пали на «Шерстяную компанию „Феникс“». Однако этот бригадир оказался более осторожным и решил помалкивать.

Клэйтон отдал документы приставу.

– С учетом этих показаний мы решили, что оснований для дальнейшего расследования более чем достаточно. Мы обратились за ордером на обыск квартиры Баркера. Обнаружили револьвер, из которого застрелили Джеймса Уотсона; тот был спрятан в обувной коробке. Мы также нашли документы, накладные, счета, банковские книжки и прочие бумаги. Поначалу все это показалось нам китайской грамотой. Но потом все фрагменты головоломки сложились.

– Расскажите подробнее про группу компаний «ХАК». Как вышло, что обвиняемый стал в ней управляющим директором? – спросил прокурор.

– «Хэйг, Акройд и Каугилл» – семейный концерн. Основан в прошлом веке Филипом Акройдом и Эдвардом Хэйгом. Чуть позже к ним присоединился Альберт Каугилл, зять Акройда. Старшие партнеры умерли до войны; Альберт Каугилл остался единственным директором. Его сын Марк Каугилл еще до войны тоже начал работать в компании. Баркер приходился Альберту Каугиллу племянником и изначально работал на шерстеобрабатывающем заводе. Но когда Каугилл-старший вышел на пенсию, Баркера повысили до управляющего директора. Это вызвало размолвку в семействе Каугиллов. Альберт Каугилл умер в 1918 году, и управляющим директором вместо Баркера должен был стать Марк Каугилл, но с 1918 года он числился пропавшим без вести. После войны и увольнения из армии Баркер вернулся к прежней должности и избавился от всех сотрудников, задававших неудобные вопросы.

Адвокат защиты высказал возражение, и судья велел присяжным не обращать внимания на последнее заявление Клэйтона. Репортеры навострили уши: эти показания были гораздо интереснее отчетов патологоанатома и баллистических экспертов. Они с нетерпением ждали перекрестного допроса.

Далее Клэйтон подтвердил, что ездил во Францию проверять информацию из письма Бильтона, обнаружил захоронение майора Огилви, провел эксгумацию и рассказал о результатах вскрытия двух тел.

Адвокат защиты выбрал своей основной линией дискредитацию показаний бывших сотрудников фабрик, заявив, что после увольнения те затаили обиду. Он подчеркнул, что улики косвенные. Но если доводы защиты и имели успех, то незначительный. Криминальный репортер «Йоркшир Пост» передал коллеге из «Брэдфордского стража» записку, в которой говорилось: «Он понимает, что дело проигрышное». Репортер «Стража» кивнул. Адвокат сел с видом полной безнадежности, и все взоры устремились на прокурора в ожидании следующего свидетеля обвинения.

Судья кивнул прокурору. Последовала небольшая пауза, после чего обвинитель обратился к приставу:

– Вызовите для дачи показаний капитана Марка Каугилла.

Присутствующие ахнули. Кларенс Баркер на скамье подсудимых позеленел и вцепился в поручень. Его руки дрожали от страха и потрясения.

На скамье для прессы репортеры принялись усердно строчить, не желая упустить ни слова из того, что скажет читавший присягу Сонни. Наконец-то у них появился достойный звучных заголовков материал. И не одни репортеры возлагали на него большие надежды. На самом деле Клэйтон или другой офицер полиции могли бы рассказать то же, что и Сонни, но прокурор знал, как ценно для обвинения появление в суде чудом выжившего героя войны. С помощью наводящих вопросов он сперва попросил Сонни рассказать свою историю и объяснить долгое отсутствие. Сонни говорил спокойно, ровным тоном, лишенным эмоций. Затем обвинитель попросил Сонни описать состояние группы компаний «ХАК» после его возвращения.

– Компания была уничтожена, – ответил Сонни. – Мы продолжали торговать, будучи неплатежеспособными, и оказались на грани банкротства.

Прокурор попросил Сонни рассказать, как вскрылась причина краха компании.

– В квартире Баркера полиция нашла документы, – объяснил Сонни. – Сверив накладные со счетами на поставку, мы выяснили суммы всех мошеннических операций, совершенных Баркером под прикрытием «Шерстяной компании „Феникс“» на несуществующую шерсть. Затем изучили банковские выписки «Феникса». Получив доступ к банковским книжкам, проследили всю цепочку денежных перемещений и вышли на личный счет Баркера. Со счета снимали крупные суммы, которые вскоре зачислялись на счет Артура Бильтона.

Сонни закончил давать показания, и прокурор поблагодарил его и поздравил с благополучным возвращением домой. К несчастью для Баркера, несмотря на приглашающий взгляд прокурора, адвокат защиты не поднялся с места и не стал проводить перекрестный допрос. Не нашлось у него вопросов и к последнему свидетелю обвинения – адвокату, учредившему «Шерстяную компании „Феникс“». Тот опознал подзащитного как человека, чьи интересы представлял. Адвокат защиты снова остался сидеть на своем месте.

В отличие от репортеров: как только судья поднялся и объявил об окончании заседания на сегодня, те повскакивали с мест и бросились телеграфировать репортажи в утренние газеты.

«Воскресший из мертвых», «Возвращение героя», «Проклят из могилы» – посыпались заголовки один красноречивее другого. Заметки же под заголовками начинались почти одинаково: «Вчера воскресший из мертвых герой войны капитан Марк Каугилл по прозвищу Сонни дал обвинительные показания против своего кузена Кларенса Баркера…»

На следующий день присяжным понадобилось менее часа на принятие решения. Баркера признали виновным по всем статьям. Ему грозил смертный приговор.

– Подсудимый, присяжные единогласно признали вас виновным в двух совершенных убийствах. В военное время первое убийство повлекло бы за собой также обвинение в госизмене, караемое смертной казнью. В мирное время убийство также является тяжким преступлением, влекущим за собой такое же наказание. Вас признали виновным в убийствах. Я не заметил в вас ни малейшего признака сожаления о судьбе ваших жертв; не увидел и раскаяния в кражах, совершенных с целью избежать разоблачения. А ведь жертвами этого жестокого мошенничества стали члены вашей собственной семьи. Вы привели их к банкротству, чтобы спасти свою шкуру. Я пытался найти хоть одно смягчающее обстоятельство, которое вынудило бы нас проявить к вам милосердие. Но, видя, что вы совершенно не испытываете угрызений совести, не нашел ни одного.

Тут судья сделал паузу, взял маленький квадратик черного шелка и положил поверх своего парика. В переполненном зале наступила полная тишина.

– Кларенс Баркер, вас признали виновным в убийствах майора Хью Огилви и Джеймса Уотсона. Из зала суда вас препроводят в место ожидания казни и казнят через повешение. Господь, пощади его душу.

* * *

Поздним вечером в октябре 1923 года, совершая обход, тюремщик в Армли услышал хрипы из камеры смертника. Заглянув в камеру, он обнаружил, что арестант Баркер пытался покончить с собой, повесившись на простыне. Тюремщик, крепкий абердинец [2], во время войны служивший в «Черной страже» [3], срезал простыню, оказал заключенному первую помощь, но после не проявил к нему ни капли сочувствия.

– Не утруждай себя, – сказал тюремщик пытавшемуся отдышаться Баркеру. – Самоубийство – трусливая смерть. Все равно скоро встретишься с Томасом; он-то все сделает как надо.

– Кто такой Томас? – прохрипел Баркер, когда смог говорить.

– Последний, с кем ты встретишься, и тот, с кем никто не хочет встречаться, – бодро отвечал тюремщик. – Томас Пьерпойнт, палач. Со дня на день должен тебя навестить, взвесить и измерить. – Тюремщик явно наслаждался разговором с Баркером. – Рост и вес нужны, чтобы рассчитать противовес под люком. Мелом чертят букву Т на люке, чтобы ты встал в нужное место; потом Томас нажимает рычажок и отправляет тебя прямо в ад, где тебя уже заждались. Ты не переживай, ты ничего не почувствуешь. Скорее всего, – беззаботно добавил тюремщик. – Хотя наверняка знать нельзя, ведь все, кто мог бы рассказать об этом, умерли. – Он бросил презрительный взгляд на всхлипывающую фигуру на койке. – Какой же ты никчемный кусок дерьма, Баркер. Мир станет лучше без тебя, – и тюремщик захлопнул за собой дверь камеры.

Две недели спустя холодным пасмурным ветреным утром в семь сорок пять на деревянных воротах тюрьмы повесили объявление. Кларенс Баркер встретился с Томасом Пьерпойнтом. Казнь состоялась.

Каугиллы прочли краткую заметку о казни в газете и вздохнули с облегчением. Сонни – потому что закончилась мрачная глава в их жизни. Ханна – потому что покойные родители Баркера, особенно ее золовка Бесси, не узнали о позорной участи своего сына.

Глава шестая

В Австралии Джеймс и Элис некоторое время раздумывали над содержанием письма Ханны, а потом составили план действий.

– Думаю, твоя мама права, – сказала Элис. – Жаль, что мы не сможем воссоединиться с семьей; тогда нам пришлось бы себя раскрыть, а это навредило бы Сонни и Майклу.

– Да, я понял. И все же рад, что мама знает правду и принимает тебя.

Элис улыбнулась.

– А я никогда в этом не сомневалась. С того дня, как мы приехали навестить бедняжку Цисси перед отъездом из Англии. Я поговорила с твоей мамой, пока ты разговаривал с Сонни и прощался с Цисси. Она сказала, что сразу видно, как ты со мной счастлив: «Пусть он и дальше будет счастливым. И тогда я тоже буду рада».

Джеймс улыбнулся.

– В таком случае она должна быть очень рада. Теперь, когда все раскрылось, я не вижу причин больше скрываться. Я давно мечтаю писать родным напрямую и открыто; это много для меня значит. Под фамилией Каугилл, разумеется, – добавил он. – Нам столько лет приходилось взвешивать каждое слово, чтобы не выдать себя Конни.

Ханна не без опасения распечатывала ответ Джеймса, но первые строки развеяли ее страхи.

Дорогая мама!

Как же мы обрадовались, получив твое письмо! Ты, как всегда, права. Мы разделяем твои сомнения. Нам бы хотелось больше не скрываться, но, если ради этого придется пожертвовать покоем и благополучием Майкла или Сонни, цена будет слишком высока. Поэтому до поры до времени мы останемся туманными фигурами из прошлого и будем прятаться и дальше. Но не от тебя, чему мы оба очень рады.

Недавно мы получили подборку вырезок о суде над Баркером (вот почему хорошо быть владельцем нескольких газет). Подумать только, мой младший брат – герой войны! Впрочем, Сонни заслужил это звание. Мы безмерно им гордимся; представляю, что чувствуешь ты. Я рад, что Баркер получил по заслугам после всех несчастий и страданий, что он причинил людям. Я бы и сам, будь у меня возможность, поднес ему веревку, завязал петлю, смазал крышку люка и нажал бы на рычаг.

А вот Саймон Джонс кажется очень порядочным парнем. Во всех отчетах его расхваливают на все лады. Уверен, что сообща Саймон, Майкл и Сонни восстановят все, что разрушил Баркер.

Теперь о грустном: хотя мы с Элис все еще горюем из-за Сола, нас утешает, что перед его смертью они с Сонни подружились. Мы думали о том, быстро бы они догадались, что между ними есть родственная связь, если бы все сложилось иначе. Думаю, быстро, ведь в письме, написанном накануне гибели, Сол смутно намекал на это. Но этому не суждено было случиться, и что теперь говорить о прошлом.

Что до остального нашего племени – я имею в виду твоих внуков, – Цисси вышла замуж и счастлива. Ее муж работает репортером. Теперь мы всегда в курсе местных новостей и сплетен. Эллен работает в библиотеке. Она всегда была книжным червячком, и я шучу, что она устроилась на эту работу, чтобы прочесть все книги в мире. Не думаю, что она выйдет замуж; она даже не смотрит на молодых людей, будто те для нее не существуют, но мало ли, может, однажды она нас удивит. Кстати о молодых людях: наши двое растут как на дрожжах, а может, это я старею. Филипу скоро пятнадцать, и он уже проявляет здоровый (или нездоровый?) интерес к девочкам. Местные матроны, матери девиц на выданье, уже подозрительно посматривают на него. Элис просила меня поговорить с ним, но я ответил, что, учитывая мое прошлое, не мне читать ему нотации. Что до Мэри, та усидчива и прилежна, как ее сестра Эллен. Люку на следующей неделе исполнится семь. На пару с сестрицей Дороти они веселят всю семью. Малышку Дороти мы прозвали Дотти. Когда они с Люком рядом, смеются все. Люк очень похож на Сонни в детстве.

И еще одно, прежде чем передам слово Элис, которая тоже хочет написать кое-что от себя. Я хочу тебя поблагодарить, так как Элис лишь недавно рассказала, как по-доброму ты отнеслась к ней перед нашим отъездом из Англии. Для нее это было очень важно; она знала, что ты одобряешь наш союз, и ей было легче пережить трудные времена в первые годы нашего брака.

Благослови и храни тебя Бог,

Твой любящий сын Джеймс.

Внизу была приписка от Элис.

Дорогая мама,

Джеймс написал почти все, что я хотела сказать, но я все же считаю важным добавить, что разделяю эти чувства и даже больше. Мы с вами сходимся во мнении насчет вынужденного обмана; наша разлука так же печалит меня, как и вас. Я помню вашу доброту ко мне перед отъездом из Англии; тогда я пообещала, что Джеймс будет со мной счастлив, и если порой мне не удавалось сдержать обещание, так это не потому, что я не старалась.

Спасибо за фотографию, которую вы прислали. Мы с гордостью поставили ее на видное место в нашем общем кабинете, между столами, где оба можем ее видеть. Этот снимок будет напоминать о времени, когда мы друг друга полюбили.

Осталось лишь пожелать вам и всей семье счастливого Рождества.

С любовью,

Элис.

Слезы заструились по щекам Ханны, когда та дочитала письмо, но то были слезы счастья и облегчения. Теперь она могла писать сыну и невестке и первым делом поспешила сообщить им чудесную новость. Ханна побежала к секретеру за писчей бумагой, чтобы написать Джеймсу о рождении племянника. Уильям Альберт Каугилл весом семь фунтов четыре унции появился на свет лишь вчера и уже оглашал дом непрерывным криком.

* * *

В последующие два года жизнь семейства Каугилл напоминала старые добрые времена. Ханна вспоминала первые годы на мысе Полумесяц, когда она сидела дома и занималась хозяйством, а Альберт ежедневно ездил в контору на поезде. Теперь туда ездил Сонни. Ханна с радостью передала Рэйчел управление домом, а сама занималась внуками или водила Марка в школу. Его верная подруга Дженнифер часто составляла ему компанию.

Письма из Австралии теперь приходили чаще, и с приближением Рождества 1925 года Ханна, к своему восторгу, получила поздравительную открытку, надеясь, что теперь будет получать их каждый год. Она прочла ее с улыбкой.

В новом году мы отправим в Англию нашего вице-президента. Тот приедет на несколько месяцев. Это независимый директор новой группы компаний, но на самом деле мы просто хотим отправить его в давно заслуженный отпуск. Его зовут Патрик Финнеган; с ним приедут его жена Луиза и малышка Изабелла. Перед отъездом мы расскажем им нашу историю, чтобы, общаясь с членами семьи, они были наготове. Они заедут в Скарборо и навестят вас; мы соберем для вас несколько фотографий. Ближе к делу напишем и сообщим подробные даты.

Ханна аккуратно убрала открытку в секретер, задумавшись, как гости перенесут столь долгое путешествие за границу.

Рэйчел устроила Уильяму праздник в честь дня рождения. Хотя он был еще мал и ничего не понимал, у семьи появился повод собраться; впрочем, поводы для этого были и не нужны. За днем рождения последовало празднование Рождества и Нового 1926 года.

Через несколько дней после отъезда гостей жизнь в доме вернулась в обычное русло. Как-то дети легли спать, а взрослые собрались в гостиной; уставшая Рэйчел присела и произнесла:

– Боже, какой утомительный день! А на следующее Рождество будет еще сложнее еще с одним малышом.

Сонни поставил стакан с виски и удивленно посмотрел на жену.

– Что значит «еще с одним»?

– То и значит, дорогой. Готовь еще одно место в «бентли».

* * *

Джеймс и Элис проводили ежегодный аудит империи «Фишер-Спрингз». Хотя изначально его целью была проверка развития всех секторов расширяющейся организации, за годы суть аудита вышла за эти узкие рамки.

Теперь процесс занимал три дня и включал просмотр отчетов о деятельности компаний в Австралии и за рубежом за минувший год. За анализом следовало составление краткосрочных, среднесрочных и долгосрочных перспектив развития промышленности. На этом этапе Джеймс Фишер обычно проявлял необычайную дальновидность – одно из качеств, способствовавших невиданному процветанию компании. В разговоре с Элис Патрик Финнеган заметил, насколько точными оказывались прогнозы Джеймса.

– Я тоже поражаюсь, – ответила она. – Меня порой даже пугает, как точно он предсказывает будущее, причем его прогнозы порой совершенно противоречат ожиданиям большинства. Но это не счастливая случайность; он не действует наугад. Ему одному известно, как сложно готовить эти прогнозы. Он тратит много часов на чтение отчетов и альманахов, газет и журналов. Исследует статистические данные из всех возможных источников, чтобы составить полную картину промышленных тенденций. Когда дети ложатся спать, он уходит в кабинет и закрывается там, размышляя обо всем прочитанном. Читает то, что другие считают неважным, и понимает истинное значение этих «неважных» вещей. Часто я просыпаюсь рано утром и вижу, что он даже не ложился.

– А что занимает его сейчас? – с любопытством спросил Финнеган.