Айр'Калет

Я фыркнул, и мы отправились дальше.

Вертон встретил нас густым шумом и запахами – разогретого камня, дыма кузниц, соли с реки и дешёвых приправ с уличных прилавков. Я невольно замедлил шаг, давая себе секунду рассмотреть всё это заново. Полгода прошло – не так уж и много, по людским меркам. А по здешним – целая эпоха. Я шагал по этим мостовым и прежде, но каждый раз город надевал новое лицо. И всё же… в самой его сердцевине бился тот же стальной пульс: Вертон не менялся. Он жил трудом, гремел молотами, пел звонкими голосами торговцев и скрежетом повозок, растягивающих цепи под тяжестью железа. Это было сердце людской промышленности – и оно никогда не замирало.

Улицы Ветрона, несмотря на утреннюю прохладу, гудели жизнью. Проталкиваясь сквозь толпу, мы с Лоринтаром продирались к реке, извивающейся серебряной лентой вдоль восточной границы города. Здесь, в этом районе, Вертон – словно зверь на цепи, построенный из камня, дерева и гниющей соли, из рыночных выкриков, скрежета тележных колёс, криков чаек и звона кузнечных молотов. Лоринтар шагал рядом молча, запахнув плащ и прикрыв лицо капюшоном. Так будет даже лучше. Лишнее внимание не хотелось получать.

Мы шли вдоль базара, миновали пару лавок с солониной и обшарпанный храм богини волн, перед которым старый пьяница молился морской пене, как родной матери. Всё здесь было вечно мокрым, даже небо серым и обиженным, как будто над Вертоном всегда висело проклятье на хорошую погоду. Мы свернули в переулок и прошли ещё с полсотни шагов до выхода к набережной. Там, в самом сердце портового района, у самой кромки воды, стояло двухэтажное здание с потемневшей от влаги вывеской – «Семь Парусов».

Дом возвышался у самой кромки воды, выкрашенный в тёмно-синий, с медными вставками и добротно отделанными окнами, за которыми мерцал тёплый свет. Вывеска «Семь Парусов», вырезанная из дуба, покачивалась на кованых цепях, блестя свежей полировкой. Первый этаж занимал трактир – место для тех, кто знал цену долгому плаванию и не жалел монет за хорошую пищу и уют. Второй – постоялый двор, где капитаны, штурманы и заезжие гости могли позволить себе ночь покоя перед следующим рейсом. Крыша была крепкой, выложена черепицей.

Я толкнул дверь плечом. Внутри воздух был густой и плотный, как хороший эль – пахло дымом, жареным луком и потом. Слева – длинная стойка, над ней – таблички с расценками. Стены, потемневшие от копоти, украшали сети, ракушки, выцветшие карты и поломанные вёсла. Вдоль стены – деревянные столы, за каждым кипела своя жизнь: кто-то играл в кости, кто-то спорил о справедливости налогов, кто-то просто пил, чтобы забыть, как зовут.

Я скользнул взглядом по залу.

– Видишь кого-нибудь из наших? – спросил я у Лоринтара, чуть склонив голову, не отрывая глаз от посетителей.

Тот осмотрел зал с привычной осторожностью, чуть прищурившись. Затем покачал головой.

– Нет. Пока никого.

– Хм. Наверное, не прибыли ещё. – буркнул я и направился к трактирщику.

Тот, грузный мужик с рыжими бакенбардами и кожаным фартуком, что давно перестал быть чистым, даже не поднял глаз. Я положил на стойку несколько монет.

– Две комнаты. Срок неопределён.

Он кивнул, звякнул ключами и, не меняя выражения лица, выдал два железных ключа с грубыми бирками. Я взял их, обернулся к Лоринтару и кинул один.

– Обустраивайся. Подождём их здесь. Я пока пойду разнюхаю, как обстоят дела с переправой.

Он коротко кивнул и направился вверх по лестнице.

Я вышел обратно на улицу, вдохнул прохладный речной воздух. Здесь пахло дёгтем, мокрыми канатами и ветром, что разгуливал по реке как вольный охотник. Порт простирался вдоль берега на сотни шагов – деревянные помосты, грузы, ящики, крики грузчиков и резкий лай портовых псов. Корабли стояли вплотную, цепляясь бортами за соседа – баркасы, торговые шаланды, узкие речные паромы и даже один высокий корабль с двумя мачтами, украшенными резьбой по дереву.

Река здесь была широка, как поле, по которому плывут облака. Глубокая, могучая, она не суетилась. Её течение было размеренным, но не медленным. Чтобы пересечь её, требовалось немало времени, а плыть вниз по течению – не меньше нескольких часов, может, и больше, смотря куда держать путь. Река жила своей жизнью: здесь рождались тайны, уходили бедняки, прибывали герои, и не каждый возвращался.

Я встал у перил помоста и вгляделся вдаль, туда, где горизонт утопал в тумане и мачтах. Нам нужен был корабль. Желательно – с капитаном, у которого больше морских историй, чем долгов. И чтобы не задал лишних вопросов, когда мы поднимемся на борт. Не хотелось бы потом оправдываться перед стражей о том, куда я держу путь с тёмным под рукой.

Порт бурлил жизнью, как котёл с похлёбкой: где-то кричали грузчики, утопая по колено в ящиках и мешках, где-то скрипели канаты, туго натягиваясь под тяжестью грузов, а чуть поодаль пьяные моряки с усердием затягивали какую-то морскую балладу. Я брёл между пристанями, щурясь на солнце, которое уже клонилось к закату, переливая воду в реке мягким золотом.

Швартовые бочки, покачиваясь, глухо стучали о деревянные сваи. У причалов теснились суда: от пузатых торговых барж, погруженных чуть ли не до борта, до хищных, узких силуэтов морских катеров с алыми парусами. Я останавливался у каждого второго, задавал один и тот же вопрос – не идёт ли кто на другой берег, вверх по течению. Ответ был либо вежливо отрицательным, либо недоумённым – большинство судов готовились выйти в море, на торговлю или ловлю. Один капитан даже предложил мне наняться к ним в команду, но я только усмехнулся и покачал головой: крутить штурвал – дело, может, и благородное, но не моё.

Минуло около получаса. Сапоги мои скрипели от пыли, скопившейся у края причала. Я уже подумывал вернуться и попробовать поискать кого-нибудь в трактире, когда взгляд зацепился за мачту фрегата с выцветшим флагом, на котором была изображена чайка на фоне голубой волны. Судно выглядело крепким, свежевыскобленным и недавно просмолённым – значит, готово к ходу. Я нашёл одного из моряков, скучающего у трапа, и задал свой вопрос. Парень, пожёвывая соломинку, махнул в сторону города.

– Капитан ушёл. – сказал он. – Куда не сказал. Когда вернётся тем более. Хотите ждать, ждите. Мы не против.

Я кивнул, поблагодарил, и отошёл чуть в сторону. У одного из складов стояли сложенные друг на друга ящики. Я уселся на один, нашёл более-менее устойчивый, и с облегчением выдохнул. Стук каблуков, скрип досок под ногами грузчиков, далёкие выкрики – всё это слилось в привычный, убаюкивающий шум. Порт сам пел мне свою песню: меланхоличную, солоноватую, пропитанную потом и табачным дымом.

Я достал трубку, стараясь не нарушать ритуала. Палец привычно постучал по стенке, высыпая остатки золы. Достал кисет, высыпал последние щепотки, забил трубку плотно, даже немного с усилием. Щёлкнул кресалом, сделал пару глубоких затяжек – и выдохнул клуб дыма в закат. Привкус у табака был слабоватый – обидно, но не смертельно. Придётся пополнить запасы. Я отметил про себя лавку, мимо которой проходил по пути – вроде бы, там был выбор получше, чем в других местах.

Солнце ложилось на воду медленно, лениво, краем скользя по бурой чешуе волн. Река здесь была широкой, настоящей артерией, несущей в своих глубинах следы сотен путешествий. От одного берега до другого и днём не доплыть быстро. Нам предстояло провести в плавании не меньше пары часов, а то и больше, если течение или ветер решат капризничать. Но я был не против задержаться – спешка редко приносит золото.

Я затянулся ещё раз, наблюдая за движением экипажа на фрегате. Кто-то мыл палубу, кто-то перебирал снасти, но самого главного – капитана – всё не было видно. Что ж, подожду. Иногда хорошая сделка начинается с простого сидения на ящике с лёгкой усталостью в спине.

Прошло не меньше часа, прежде чем я заметил его. Он появился негромко, без объявлений и пыли под сапогами. Одет был без броскости: туника из плотного полотна, поношенные штаны, затёртый плащ на одном плече, только широкая походка и взгляд, слишком спокойный и уверенный, выдавали в нём человека, привыкшего управлять не только кораблём, но и судьбами тех, кто на нём.

Я встал, отряхнулся, и направился к трапу. Он стоял, привалившись к мачте, и лениво смотрел, как пара матросов тянут новый бухт троса на борт. Я подошёл ближе, прищурился – и тогда узнал его. По губам скользнула усмешка.

– Ты капитан этого судна? – спросил я без лишних поклонов.

Он обернулся, и в серых глазах вспыхнуло нечто живое, острое. Он смерил меня взглядом с ног до головы, будто взвешивал. Я не стал выпрямляться. В таких разговорах прямой спины мало. Куда важнее, чтобы глаза не бегали.

– А ты кто, чтобы спрашивать? – спросил он, голосом низким и хриплым, как скребок по доске.

– Тот, кто платит. – ответил я спокойно. – Мне нужен корабль. Вверх по течению. Перекинуть на другой берег, ближе к старым топям.

Он фыркнул, но, кажется, без злобы.

– Дело не из лёгких. Течение в ту сторону капризное. Да и место гнилое, опасное. Только дурак или мертвец туда суётся.

– А я и то и другое. – усмехнулся я. – Переправишь?

Он на мгновение задумался, потом кивнул, сдвинул плащ на плечо и произнёс цену. И назвал её таким тоном, что собирался не везти меня через реку, а проводить к самому трону Императора, с песнями, трубами и золотыми подпорками под локти. Я даже не сразу поверил, что расслышал верно сумму в десять золотых с человека. И это за простую переправу.

– За такие деньги, я мог бы купить маленькую лодку и десять лет кататься туда-обратно. – произнёс я медленно, глядя ему в глаза.

– Так купи. – пожал он плечами. – Или плыви сам. Вода всех примет. А вот вернёшься ли уже другой вопрос.

– Не борзей. Хочешь с меня шкуру содрать? Это не морской рейс. Мне нужно лишь на другую сторону. Я, может, не в золотых доспехах, но и не последний идиот. Возьми обычную цену и будь рад.

Он помолчал. На лице его что-то скрипнуло, как ледяная корка под ногой – будто гордость пыталась уцепиться за жадность и обе поскользнулись. Наконец, он откашлялся и махнул рукой.

– Так и быть. Сбавлю до пяти монет. Время сейчас не дешёвое, и погода скоро переменится.

– Договорились. – кивнул я, хотя внутри всё ещё тлел уголь недовольства.

Я усмехнулся. В таких играх главное не моргать. Даже если карта одна, но держишь её крепко, можешь выиграть у тех, у кого колода полная. Пока лучше так. Обычно за переправу с человека берут один или два золотых. А тут целых десять загнул! Серые, как мокрый камень. Гладкие, но хранящие внутри упрямство и тяжесть. Таких людей нельзя назвать просто «жадными» – у них на это есть философия. И именно такие не спасают никого даром.

– Когда отплываешь? – спросил я, не надеясь на скорый ответ.

Капитан задумчиво осмотрел гавань.

– Не раньше недели. – буркнул он, наконец, лениво, с тем безучастным видом, какой свойственен людям, знающим, что у них есть власть.

Я кивнул. Всё равно пока не к спеху. Остальные наёмники ещё в пути, и раньше, чем они доберутся, переправляться не имело смысла. Поблагодарив капитана и попрощавшись без особого дружелюбия, я развернулся и пошёл обратно в трактир.

Внутри было шумно. Столы гудели, люди смеялись, кто-то спорил о картах, кто-то о бабах, а кто-то о богах, которых давно никто не видел, но обсуждать не переставал. Я уселся за стол, заказал ужин. Жаркое из зайчатины с черствым хлебом и глиняную кружку эля. Жевал без спешки, размышляя. Живот был доволен, а вот мысли не давали покоя.

После ужина, коротко кивнув трактирщику, поднялся по лестнице наверх. В комнате было темно, но прохладно и тихо. Всё, что нужно сейчас. Я закрыл за собой дверь, снял сапоги, сбросил с себя перевязь с мечом, с тихим стоном повалился на деревянный табурет. Тело болело после дороги, плечи ныли от постоянной тяжести, а спина напоминала о каждой миле, пройденной пешком. Я достал из-за пазухи мешочек с монетами и высыпал его содержимое прямо на кровать. Золотые и серебряные блеснули при тусклом свете лампы. Я пересчитал их в уме.

Двести пять золотых. Плюс мелочь в серебре. Переправа обойдётся по пять монет с человека. Добавить к этому пару монет на припасы, возможно, заточку меча, а то в последнее время затупился, то останется около ста восьмидесяти. На дорогу хватит, если не случится чего дурного. А дурное случается всегда. Чаще, чем хотелось бы. И на той стороне уже не будет уютных трактиров и лавок. Люди встречаются реже, чудовищ и зверей там много. Причём то, что не прячется от тебя, а идёт навстречу, глядя прямо в глаза.

Я зевнул, отбросил мысли и монеты назад в мешочек. Утром надо будет найти кузнеца, заодно искупаться бы не мешало. Пыль въелась в кожу так, что, кажется, я стал частью дороги. Неплохо бы и приглядеться к местным торговцам. Вдруг найдётся что путное из снаряжения. Новый ремень для ножен, фляга получше, да хотя бы крепкая ткань на обмотки. Сейчас – всё, что угодно, лишь бы чувствовать себя хоть на шаг дальше от смерти.

Но всё это потом. Сейчас глаза слипаются. Голова тяжёлая, мысли путаются. Я улёгся на скрипучую кровать, отвернулся от тусклого света свечи и позволил телу провалиться в долгожданный, тяжёлый, но, надеюсь, спокойный сон.

Проснулся я с лёгкой тяжестью в плечах и стоном в затёкшей шее. Потянулся, пощупал виски. Хорошо хоть вчерашний эль не оставил после себя гвоздей в голове. Бросив взгляд на мешочек с золотом у изголовья, хмыкнул – день предстоял недешёвый.

Лоринтар встретил меня внизу. Мы дружеское кивнули друг другу, я рассказал ему о корабле, и остались при себе.

Завтрак был сытным: густая овсянка с мясом, чёрный хлеб и добротный чай с чем-то горьким, прогоняющим остатки сна. Поел молча, глядя, как за окнами просыпается город.

Потом – базар. Бродить по прилавкам в поисках табака было делом не из приятных: люд, гомон, крики, вонь рыбы и пряностей. Но нашёл-таки – одну из лучших смесей, терпкую, с послевкусием мёда и гари. Купил без торга, цена была приличная, но оно того стоило. Когда дойдёт дело до ночных дежурств в полях, эта вещь согреет не хуже вина.

Далее – к кузнецу. Знал его ещё с прошлой зимовки. Меч отдал молча. Тот принял с уважением, как и положено хорошему мастеру. Работа шла недолго, но аккуратно. Когда получил его обратно, лезвие пело, отражая свет так, что пальцы зачесались вновь пуститься в бой. Два золотых – справедливо. Настоящая сталь заслуживает должного ухода.

Конюшни встретили запахом сена, тёплой шерсти и конского пота. Мою лошадь приняли радушно, как старого знакомого. Заплатил пятьдесят золотых – пусть смотрят, кормят, чешут. Я вернусь не скоро, а такую лошадь терять не хотелось бы. А вот вещи с лошади забрал, сложив всё в сумку, оставив только седельные сумки. Можно было бы переправить и лошадей, но там такие болота, что лучше не рисковать.

Из конюшен отправился прямиком в бани. Прачкам отдал всё до последней нитки – пусть выстирают как следует, не хочу, чтоб через пару дней рубаха стояла колом. Оставил только меч. Его я из рук не выпускаю, слишком долго он со мной. Закончив купание, приоделся в запасную одежду.

Выйдя на улицу, вновь пересчитал монеты. Осталось немного. Не то чтоб впроголодь, но уже не так свободно. А ведь ещё зелья нужны. Хорошие. Не вода с травами, как некоторые продают, а настоящие. Ладно, выручит старина Ардур. Алхимик местный, но с характером. Бывает сварлив, но не злопамятен. Может, продаст подешевле. С ним всегда можно договориться, если не словами, то делом.

Шёл по улицам и чувствовал, как город дышит: запахи пекарен, звон молотов, визг детей, перебежавших дорогу…

На фоне прочих зданий квартала, лавку не спутаешь ни с чем. Дорогая дверь из резного чёрного дуба, инкрустированная латунью, тяжёлая, как ворота в замок. Окна – узкие, но стекло в них чистое, а на подоконниках причудливые бутылки с жидкостями всех цветов радуги. Под самой крышей, вырезанный вручную герб: чаша, обвитая змеёй, из которой поднимается пар. Аромат лаванды и ещё чего-то остро-пряного, струился из-под двери, лаская ноздри.

Когда я толкнул тяжёлую дверь, над головой негромко звякнул колокольчик, возвещая о моём приходе. Внутри лавки было полумрачно. Здесь царил уют, сплетённый из ароматов сушёных кореньев, вяленых листьев и густых травяных настоев. Воздух был тёплым и плотным. Стены утопали в полках, уставленных бутылками всех размеров, цветами, переливавшимися от алого до ядовито-зелёного. Где-то в углу скрипел медный механизм, раскачиваясь медленно, как маятник, а под потолком покачивались пучки свежих трав, сохнущие над огнём.

Я шагнул внутрь, прикрыв за собой дверь, и взгляд сразу упал на фигуру за прилавком – согбенный силуэт в длинной коричневой мантии. Ардур, алхимик. Лысина его блестела под светом масляной лампы, а длинные седые брови нависали над глазами, из-за чего он выглядел вечно насупленным. Нос крючковатый, как у старой совы, чуть вздрагивал при каждом движении ступки. Он был погружён в работу: правая рука уверенно вращала пестик в каменной чаше, левая придерживала ступку, при этом он бормотал себе что-то под нос. То ли рецепт, то ли ругательства.

Я подошёл ближе, не подавая голоса, и, остановившись перед прилавком, усмехнулся.

– Ардур, да ты всё так же женат на своей ступке?

Он вздрогнул, чуть не уронив чашу, и резко поднял голову. Глаза прищурились, будто от света, а потом на лице проступило что-то среднее между удивлением и весёлой досадой.

– Глянь-ка ты… Калдрин! – Он выпрямился, потирая глаза тыльной стороной ладони. – А я уж думал, ты сдох где-нибудь на болотах Лунтирии. Говорили, видели, как тебя утащила трясина.

Я фыркнул, опираясь локтями о прилавок.

– Не, я просто спал с вдовой Лунтирии. А та, поверь, вытягивает душу куда сильнее, чем трясина.

Старик хохотнул так, что его плечи затряслись, а изо рта вырвался хриплый кашель. Смех прошёл быстро, как будто его заслонило нечто невидимое. Он опустил взгляд в ступку, будто там были ответы, которых не хватало.

– Ха… да… вдова, значит… – пробормотал, а затем замолчал и тяжело выдохнул. – Ладно, чего тебе? Неужто просто заглянул?

Я примолк на секунду, удивлённый его переменой. Обычно он обрушивался на старых клиентов с радостным гулом, как пёс, завидевший хозяина. А тут встретил как на похоронах. Всё же, я не стал заострять.

– Нужны зелья. Боевые. Ну и мази для клинка. Всё в дорогу. Плыву на ту сторону.

Он кивнул медленно, потерев виски, и облокотился на прилавок, вглядываясь в меня через стекляшки своих грязных очков, висящих на шнурке у шеи.

– Вот значит, как… Новый заказ?

Я пожал плечами.

– Всё так. Уже с месяц с ним работаю. Обещал крупную сумму. Но большего не скажу. Сам понимаешь, ремесло требует не разглашать личную информацию.

Он кивнул, как человек, который знает цену молчанию.

– Да я особо и не настаивал. Просто из вежливости поинтересовался. Ну что, какие зелья нужны?

Я перечислил без колебаний: несколько зелий для заживления ран, три разных противоядия: от серой змеи, чёрной руды и болотного утопца. И ещё мазь от мохловца.

Ардур приподнял бровь.

– Мохловец, говоришь… Зелья есть, противоядия тоже, но вот мази пока нет. Делать не приходилось, ингредиенты есть, но варка непростая. Дня три, не меньше.

Я кивнул.

– Три дня я могу подождать.

Он начал что-то записывать в потрёпанный журнал, а я, подперев подбородок рукой, мысленно подсчитывал остатки золота. Монеты таяли, как снег на весеннем солнце – незаметно, но бесповоротно. От полученной суммы останется медь да латунь, а ведь неделя ещё впереди, и неизвестно, сколько ещё пройдёт до того, как отплывёт корабль, да и найдутся ли остальные наёмники вовремя. Быть на мели сейчас ни кстати.

Я поднял взгляд.

– Слушай… нет ли у тебя работы? Подходящей для моего ремесла? Не хочется ящики таскать за жалкие пару золотых.

Ардур усмехнулся, не отрываясь от своих записей.

– А что, монеты заканчиваются?

Я коротко кивнул.

– Да-а…

Он потер подбородок, нахмурился. По всему было видно, вспоминает. Через пару мгновений глаза его чуть сощурились, и в лице появилась деловая заинтересованность.

– Есть у меня один знакомый, которому срочно нужна помощь. Платит, говорит, щедро. Даже слишком.

Я чуть подался вперёд.

– Сколько?

– Если мне не изменяет память… около ста золотых.

На миг я замер. Сто золотых? За обычную работу такие деньги не предлагают. Таких сумм не дают даже за охрану в пути. Это плата за смерть, или за нечто, граничащее с безумием.

– Почему так много?

– Говорит, работа срочная. Но я деталей не знаю. Могу свести, если хочешь.

Я задумался. По сути, мне терять нечего. Вертон не то место, где можно позволить себе роскошь бездействия. И если золото заканчивается, а дорога ещё впереди, то любое лишнее задание шанс сохранить себя в целости. Всё же, сто золотых… слишком много, чтобы не насторожиться. Такая плата редко даётся за что-то простое.

Но я и не собирался сразу хвататься за меч. Сначала надо поговорить. Узнать. Понять, стоит ли оно того, или мне действительно лучше таскать ящики, чем сдохнуть в какой-нибудь подворотне от кинжала в спину.

– Давай. – сказал я. – Поговорю. А уж потом решу, браться или нет.

Мы ещё немного поговорили, и попрощавшись, я ушёл обратно в трактир.

Несколько дней прошли довольно скучно. Лоринтара нигде не было. Ни за столом, ни в комнате.

Пришлось ещё немного подождать. Я был не прочь уйти пораньше из трактира, где за последние дни успел пересчитать все трещины в потолке. Делать там было уже решительно нечего. Пыль в воздухе, запах прокисшего пива, и тяжелое безделье, прилипшее к телу хуже дорожной грязи. Я прибыл к Ардуру с рассветом. Он впустил меня с ворчанием, покормил чем-то горячим и попросил немного терпения.

Прошло часа три, может чуть больше. Я уже начинал думать, не передумал ли тот богач, как дверь алхимической лавки негромко скрипнула. Мужчина вошёл, тихо, уверенно. Лет пятидесяти, не меньше, но лицо сохранило ту породу, которую не стирают ни возраст, ни усталость. Щетина на щеках аккуратная, как и короткая, а на голове волосы зачёсаны назад. Под глазами тени недосыпа, но глаза ясные, холодные, серые, как сталь перед ковкой. На нём дорогой дорожный плащ, скрывающий добротный камзол и кожаную перевязь через плечо. Меча у него при себе не было, зато от походной обуви и жёсткой походки сразу было понятно, что этот человек ходит по земле часто и далеко. Простой купец не стал бы так глядеть, прицельно, оценивающе, с чуть заметным прищуром, как у охотника, что взял след.

Он остановился посреди комнаты, не произнеся ни слова. Ардур, как ни странно, тоже молчал, встал за прилавок и начал перебирать какие-то пузырьки, давая понять, что разговор теперь не его. Всё внимание было обращено на меня, и я чувствовал, как взгляд мужчины скользит по мне: от лица к нагрудным ремням, затем на перевязь, броню и, наконец, на рукоять меча, что чуть выступала из-за плаща. Не от страха, не от недоверия – просто проверка. Я ответил взглядом. Коротко. Без попыток впечатлить. Просто дал понять, что говорить можно прямо.