Кагуцути-но ками

Самаэль наполнила бокалы гостей вновь, а после плеснула и в нетронутый чистый, позволяя алому потоку заманчиво переливаться в бликах витражей.

– Мир полон трещин, как и склоны старого вулкана, но даже сквозь самую черную расселину может пробиться свет. И иногда… – Самаэль подняла бокал в немом тосте, – …иногда достаточно одного глотка, чтобы узреть этот свет вновь. И вспомнить, что по ту сторону не враг, а человек, с которым вас связывало что-то большее.

Драгос поднял голову. Глаза его, красные, опухшие, были лишены прежней ярости, налитые лишь растерянностью и глубочайшей усталостью. Он посмотрел на Лорела, на его бокал, который тот поднял в знак… Перемирия? Или признания? Он не мог знать наверняка, но поднял заполненный хрусталь в ответ. Лорел наградил его едва заметным кивком, некоторым забытым жестом их вновь признанного братства.

– Знаете, – начал Драгос, медленно вертя бокал в руке и напряженно следя за переливами янтарной жидкости. Выражение лица четко высказало его желание выругаться, что его не трогает ни изысканный вкус вина, ни намеки на примирение, но тепло напитка проникало глубже, чем он хотел бы, и это было настоящее поражение перед этой страшной и искренней силой. – Оно… сильное. Чертово вино ваше.

– Оно честное, господин Драгос, – мягко поправила Самаэль. – Как и земля, его породившая. Теперь, когда воспоминания нашли свой голос… может, обсудим, как это честное вино сможет зазвучать в ваших заведениях? Представьте, если ваши таверны предложат это удивительное вино людям, ищущим утешения после трудного дня, или тем, кто отмечает важные события своей жизни. Разве это не тот самый момент, который приносит настоящее богатство? Если и соперничать, то лишь в том, чтобы принести как можно больше удовольствия вашим замечательным гостям. А наше вино несомненно поможет вам в этом.

Формуляры взметнулись в воздух, мягко облетели сосредоточенных гостей и ненавязчивым осенним листом упали на их чуть подрагивающие колени. Бумага зашуршала в тонких пальцах Лорела, издавая единственный шум в зале, где только что витал дух пережитой бури и хрупкого, невысказанного перемирия. Самаэль глядела на раздумывающих над её словами клиентов с деловой вежливостью, но где-то в глубине, за фасадом идеальной хозяйки, мерцала тень усталости от веса чужих переживаний, которые ей пришлось ненадолго принять в себя, чтобы утихомирить взметнувшееся пламя прошлого.

– Мыслишь ты наивными истинами, девушка, – наконец произнес Лорел за них обоих, смакуя последний глоток вкуснейшего алкоголя и проверяя формуляр первого и единственного экземпляра, отдающего дымом и свежей травой. – Но ты права, я помню, что такое сидеть за столом с заклятым врагом и наслаждаться его компанией.

– И я могу представить, – Драгос качнул головой, вытер с пухлых губ остатки живительной влаги и со звучным вдохом приподнялся с дивана. – Хорошо. Я готов сделать заказ.

☼

Расправившись с нелегким поручением и проводив владельцев таверн к выходу, Самаэль облегченно выдохнула, поправляя за ухо вылезшую прядь волос.

Ей однозначно удалось растопить лед мертвенной сдержанности и недоверия, мешающих им найти общий язык. Ведь она, точно губка, впитывала в себя человеческие эмоции, пёстрым калейдоскопом сквозящие на румяных лицах сотни клиентов, которых они успели принять в своем доме, и умела искусно пользоваться их таинственной силой.

Испещренный чернилами лист в её руке, который один из господ передал ей в конце их разговора, был скорее похож не на заказ, а на молитву на чуждом языке, поэтому девушка поспешила передать его более разбирающейся в почерках персоне.

Оторвавшийся от бумажной волокиты Хван внимательно ознакомился с написанным, невозмутимо щурясь и ритмично покачивая головой вслед за бегущим по размашистым строчкам взглядом, под стать человеку его профессии. Поджатые губы Хвана разомкнулись в изумлении:

– Слава Богу, госпожа, вы наше спасение! – взбудоражено воскликнул он, что-то усиленно записывая на бедной пожеванной бумажке таким же неясным почерком. – Огромная поставка вина в Мосонж и заманчивое предложение о сотрудничестве наконец одобрены, я удивлен подобной продуктивности от одной лишь встречи, учитывая характеры наших клиентов… нужно составить отчет и доложить хозяину. Я с этим непременно разберусь, а вас благодарю за помощь, юная леди, – взором, полным бескорыстной благодарности, обратился он к Самаэль. – Вы ангел во плоти!

Нахлынувший энтузиазм Хвана вот-вот собирался обернуться актом нескончаемого восхваления, и Самаэль, подумавшая что может оказаться безотчетно зацелованной, внутренне сдерживалась, чтобы не разлиться в искреннем смехе, однако сама была очень рада услышанному.

– Что ты, что ты, мне стоило лишь показать им, насколько наше вино изумительно, но, кажется, мне даже не пришлось стараться, чтобы они поняли его суть. Самая легкая сделка!

Довольство своими успехами в отведенной ей работе отражалось не только в похвале со стороны, но и в собственном чувстве значимости, сияющей улыбке и воодушевленности, алой краской обнаруживающей скулы и слегка горящие уши девушки. Приносить пользу людям, таким как Хван и госпожа Медеа, которые дали ей всё в жизни, было по-настоящему приятным занятием. Но больше всего ей хотелось преумножить благо одного человека, который кроме сладостной жизни подарил ей способность чувствовать и мечтать.

Выразив свою признательность за добрые слова, Самаэль решила ненадолго задержаться с главой производства, помогая ему по мелочи: хвалебные и рекомендательные письма из Ментира и Усо плотными перевязанными кипами поочередно приземлялись на загроможденный канцелярией стол, а за ними и заказы из “Псэмы”, и отчеты по поставкам в Фексик и Ялана мельтешили где-то в просветах на самом краю, дожидаясь своей очереди на проверку. Самаэль стало интересно, не приходило ли свежих писем из Усо.

– Никаких новостей из столицы? – пользуясь случаем, но не надеясь спросила она, бумажным веером разложив несколько дорогих конвертов перед собой.

Бесцельно выискивая взглядом хоть что-то отдаленно знакомое, Самаэль остановилась на рукописях из Ялана, страны воссиявшего пламени, о которой она слышала бессчетное количество невероятных историй, волнующих любопытную душу. Пальцы её бегло заскользили по гладкой бамбуковой поверхности одного из писем, и, очертив золотую обводку, охватившую в строгие рамки неизвестное имя адресанта, принялись иллюзорно вырисовывать вместо него другое, более желанное, состоящее из шести незатейливых букв. Чернила под её настойчивостью намеревались размазаться под стать тому имени.

– Никаких, госпожа, – между тем досадно подтвердил Хван, ясно понимающий, каких именно новостей ожидала замечтавшаяся девушка в этот час. – Кроме преждевременных заказов на Дивали из города ничего больше не приходило. Разве что, то письмо от хозяина, которое вы получили в прошлую субботу.

Самаэль снисходительно кивнула, отрываясь от созерцания вычурной обертки для деловой информации, в которой она не сильно разбиралась, и прилежно продолжила свою работу, предаваясь воспоминаниям об упомянутом письме.

Личные письма приходили крайне редко, и это было первым за несколько нерасторопных месяцев. Когда она получила его из рук почтальона, внутри что-то нетерпеливо бухало и плотным узлом затягивалось в сладком предвкушении. И безумный восторг отчетливо охватил её в момент, когда она увидела аккуратно выведенный почерк, который невозможно спутать ни с чьим другим, когда вдохнула тонкий шлейф сожженного фимиама из инчхонского собора и перетертого цветка мугунхва, выращенного под присмотром монахинь, и когда с разлитым интересом в груди впитала содержание письма, между строк скрывавшее чувственное послание для внимательной девушки.

В те минуты она словно объездила целый Мир, сидя в уютном кресле перед жарко растопленным камином, пока читала письмо, в подробностях испещренного прелестями различных культур, о которых невозможно было вычитать из архивных книг.

Разнеженная этим вниманием и увлеченностью, она и сама мечтала путешествовать, но несправедливая реальность была её желанию яростной противницей. Хозяйство без неё, как без важной детали в карточном домике – только задень, и все разлетится, обращаясь в пепел, – поэтому её отъезд был слишком нежелательным. Еще и болезнь её разрешала вкушать прелести природы лишь в ранние часы утра, когда солнце только-только расправляло свои лучики, и в поздние минуты вечера, когда лунный блеск от утомляющего одиночества стремился завладеть вниманием засыпающей земной стязи. Но Самаэль было достаточно и того, что она знает практически всё об этом неохватном мире, ибо сумела рассмотреть его сущность глазами другого человека.

Мечтательный поток мыслей прервал тихий кашель Хвана, закончившего со своей частью раньше Самаэль:

– Вы не устали, госпожа? – беспокоился он, беря из чужой стопки непроверенные конверты, чтобы их совместное дело шло быстрее. Молодая девушка, отрешенным разумом затесавшаяся между трепетных строк, напоминала ему другого такого же юношу, когда-то любившего часами раздумывать над блаженным прошлым, нежели над неизвестным будущим. Только тот не был так открыт настоящему, как эта участливая девочка, в отрицании качнувшая головой на прозвучавший вопрос. – Вы очень трудолюбивы, как и всегда. Оно и понятно, Фелион нашептал мне, что вы хотели занять кухню и сегодня.

– О, кухня! – Самаэль признательно встрепенулась, глядя на настенные часы, минутная стрелка которых уже плавно перешагнула отметку в полдень. Она как раз вспоминала, что еще в письме вызывало у неё долгожданный резонанс – важная дата, помеченная ярко горящим золотом в самом конце послания, выпадала точно на сегодняшний день. – Хозяин наконец-то возвращается, поэтому я попросила освободить мне печь ненадолго. Хочу приготовить торт, – с улыбкой объяснила она, в кармане нащупывая и накручивая на палец веточку, соединяющую слегка размякшие плоды винограда, и в искренней просьбе посмотрела на мужчину. – Хван, расправишься с остальной работой? Время не ждет, летит как сумасшедшее.

– Разумеется, здесь осталось немного, – Хван понимающе кивнул, и ни на секунду не сомневавшаяся в этом Самаэль пожелала ему побыстрее закончить и отправиться чаевничать в приятной компании Медеа. Впалые щеки моментально вспыхнули пожаром, и хозяин их с тихим смешком отмахнулся от обличающих слов, отводя полный доброй грусти взгляд в сторону разлинованного пола.

Благо, Самаэль ничего не приметила, сгорая в предвкушении попасть на кухню – ведь там всегда происходило всё самое интересное.

Заранее предотвратив вероятность быть замеченной, она мягкой поступью пробралась по винтажной лестнице на второй этаж, где дверь, ведущая в храм вечной сытости и заливистого смеха, уже была немного приоткрыта. Даже предательский скрип половиц, который Самаэль заранее не пресекла, не сбил настрой, наполнявший маленькую светлую комнатку, где суетливо крутились двое близняшек, которых хозяин поместья однажды забрал из дряхлой таверны из-за приготовленной ими солянки, отличившейся незаурядным вкусом.

Теперь они жили и готовили для всего разношерстного семейства, балуясь и проводя свои дни веселее, чем взволнованные утята, плескающиеся в нагретом озере. Сердце Самаэль наполнялось теплом каждый раз, когда она могла без корысти и злых намерений понаблюдать за её беззаботной прислугой, не стесняющейся поговорить о чем угодно.

Правда, сегодняшний свежий диалог близнецов, который лишь разгорался с каждой секундой её присутствия, сразу показался Самаэль странным, а потому она прислушалась, пытливо склонив голову ближе к узенькой щели.

– …слышал еще, что та старушка, которая все борется за свой дом у водопада, совсем из ума выжила, ох, – светловолосый парень, Филион, почти наигранно охнул, толкнув вертлявую сестрицу в плечо, чтобы та не отвлекалась от готовки. – Вылезает из окна, как зверье какое-то, злобно смеется, проклинает все подряд, нарекая всем страшные мучения, и вновь ни слуху, ни духу от нее, пока кто-нибудь из бедолаг не пройдет мимо ее лачужки. Но мне все равно ее жалко, тяжело жить с унсурской проказой.

– Да… люди в нашей местности все чаще сходить с ума стали. И время сейчас опасное слишком, как будто лесных чудовищ не хватает, – волнительно прощебетала Сонми, следившая за тем, чтобы бурлящий будущий обед не ускользнул из разогретого чугунка. – Да уж, стоило им только допустить такое ужасное событие, как смерть унсу- – и не успев договорить, она изумленно вздрогнула, как только раздался булькающий звук и синхронный вздох от Филиона, затерявшийся в шумах кухни – вареная морковь предательски ускользнула из деревянной ложки прямо на заляпанный в муке стол, запачкав белоснежный фартук. – Проклятье! Ага, из рук все валится, это к беде.

– Это все неспроста, слухи не врут, – уверил веснушчатый парень, помогая брату убрать случайное недоразумение. Помельтешив перед несчастной морковью, Филион обернулся за близлежащей суконкой, но прежде этого, зацепился взором за застывшего в дверях бесшумного призрака в лице Самаэль, которая успела подслушать их нервные сплетни. – О, доброе утро, уважаемая мисс-госпожа Самаэль!

– Доброго дня, госпожа! – оторопело присоединилась Сонми, поправив брата и радушно обнажив белоснежные зубы, пока по шву её прелестного фартука кривой линией стекал морковный сок.

Совершенно нелепое зрелище, но до чего же Самаэль любила подобные ситуации.

– Очень глупое обращение ты выбрал для меня, Фили, но привет вам обоим, – она любезно откланялась, притворившись, что не слышала обрывок разговора и не видела забавного происшествия, а затем одарила каждого из близнецов почти неуловимым, но нежным взглядом.

Наученная вежливости и признанию чужого труда, девушка в искренней форме высказала свое почтение перед их ежедневным усердием, благодаря которому жизнь в усадьбе всегда оставалась комфортной. Хоть на данный момент кухня и блистала в беспорядке, но пахло как и утром – непередаваемо восхитительно.

– Вам нужна помощь? – полюбопытствовала она, разглядывая за причесанными головами груду немытой посуды выставленной небрежной горкой в раковину, и спрятала зудящие в странной нужде руки за спину. Близнецы в молчаливом вопросе воззрились на неё, продолжая слушать. – Давайте я расправлюсь с посудой, а вы поможете мне с тортом? Пока не вернулась госпожа Медеа и не вынесла вам по приговору за небольшой бардак на кухне.

– Торт? Вы сказали торт?! – неожиданно заголосил Филион, но тут же одернул себя от чрезмерного удивления. – Ах, конечно, мы же так давно его не делали, – он рассмеялся, поймав разящий расправой взгляд Сонми, а после вероломно указал пальцем в сторону виновника беспорядка, трясущегося над остатками соскользнувшей пищи. – Мы с мисс Сонни обязательно поможем… только, как видите, убраться нужно сначала, ваша светлость.

– Ого, слишком претенциозно, тебе так не кажется, Фили? – подхватив суконку, Самаэль направилась к захламленному столу, не разрешая широкой улыбке сойти с лица даже тогда, когда она заприметила возле жаровни приплюснутые до кашицы бобы. Такой подарок судьбы был для неё наимерзейшим из возможных. – Я… я не настолько важная личность в этом доме, чтобы получать такие титулы.

– Вы любимица хозя- – Филион отринулся от желания договорить фразу, и вместо этого слегка смягчил тембр, решив начать свою попытку сначала. – То есть, вас наказано уважать, как прямую наследницу хозяйства, да и мне нравится видеть, как ваши уши краснеют, а улыбка озаряет лицо, так что я прибегаю к таким радикальным прозвищам каждый раз, когда вижу проблески грусти в ваших глазах. Достойный ответ?

– Достойный, – Самаэль сощурилась и улыбнулась еще ярче, точно ментирская лисица, довольно обвившая найденное яблочко своим пушистым хвостом. Ей не нравилась патетика, обращенная в сторону её личности, но она всегда была рада забавным стараниям Филиона усладить её негодование.

Несчастные дары природы скоропостижно отправились в урну, так и не побывав в усонском рагу, а некогда чистый лоскут, смоченный моющей настойкой, вобрал в себя всю грязь одним движением, словно по щелчку пальцев. Завороженные близняшки покачивались на пятках, с восхищением осматривая безупречно чистую столешницу, и раздумывали о том, как это оказывается просто – держать рабочее место в чистоте.

– А ты знал, что наша маленькая госпожа – ашабра? – полушепотом полюбопытствовала Сонми у брата, чтобы лишние уши не засекли его провокационный вопрос. Однако это было достаточно опрометчиво с её стороны, ибо закончившая с уборкой Самаэль непременно услышала.

Ашабра… слово, знакомое Самаэль с детства из старых преданий и монастырских хроник. Оно предполагало больше, чем просто владение магией. Это был небесный дар, печать Дамнаторы – той самой Первозданной Силы, что пульсирует в жилах мира. Ашабра были посредниками между небом и землей, совсем как великие Унсуры. Но если те – стихийные, неохваченные человеческими пороками существа, то ашабра лишь воплощенные из плоти и крови люди. Но их руки могли лечить раны земли или успокаивать ураганы, их слова достигали духов гор и рек, а взгляд порой видел нити судьбы. В древних племенах ими становились вожди-целители, в великих храмах – верховные жрецы, на полях сражений – герои, чьи мечи горели священным пламенем.

Когда-то, давным-давно, до Великого Отречения, когда Мир был другим и его дети ходили под сенью благосклонности богов, такие дары могли проявиться в каждом поколении. Но потом Дамнатора отняла прямой доступ к своей силе. Никто не знал, что послужило тому причиной. Теперь ашабра были редки как угольные алмазы в речном песке, а их невероятные способности ценились на вес золота. Неужели Сонми и вправду видела в ней кого-то столь величественного?

Она сама знала лишь одного человека, которого она могла бы назвать ашабра…

Не предаваясь более размышлениям, Самаэль резво схватила бамбуковую палочку с дощечки, стукнула ею по бортикам миски с маринованным мясом и с серьезной важностью взмахнула рукой, направив её кончик на близнецов, успевших от внезапности поднять ладони вверх.

– Хотите быть превращенными в цыплят или в дамнатрийских белочек? – аккуратное лицо девушки вмиг обрело непреклонную выразительность, которая безучастными глазами и замерзшими в неподвижности устами заставила близнецов прочувствовать всю холодность момента. – Отвечайте.

Хотя это и было элементом игры, Сонми все равно жалобно застонала, изъявляя мгновенное желание опуститься на стертые колени и сомкнуть ладони в умоляющем жесте, чтобы получить гарантированное благословение на пощаду. Игривая маска Самаэль тут же дрогнула, смягчив её черты лица. Она хотела было опуститься следом за Сонми, чтобы не оставаться выше неё, но второй близнец опередил намерения обоих, благодушно подхватив свою сестру за осунувшиеся плечи.

– Уважаемая мисс, а можно выбрать ни то, ни другое? Мы бы не хотели расставаться со своими телами. Взамен мы сделаем все, что вы хотите! Даже полы вымоем! – не потерявший хватку Филион, воспользовавшись наигранной слабостью сестры, быстро вывел эскападу на компромисс, заставляя повеселевшую Самаэль опустить палочку.

– Так уж и быть, но взамен я прошу вас спуститься в подвал и улизнуть оттуда с самым сахарным вином, которое там есть, – когда ополоснутые палочки для еды приютились в глубине ящика, Самаэль еще пару мгновений уверенно порылась в его содержимом, а после вынула пекарский пергамент и не использованную зубочистку. С большим упорством выколов три размашистых буквы, Самаэль передала шуршащий лист Филиону, точно искусную вышивку, и солнечно улыбнулась. Веснушчатый парень лишь похлопал глазами. – А потом можете помочь испечь мне бисквиты для торта, договорились?

Переглянувшись недоуменно, Сонми и Филион кивнули, но еще с сотню раз переспросили, что значат эти символы и как им убедиться, что вино достаточно засахаренное. Только после пятиминутной лекции о том, как избираются самые сахаристые плоды и как происходит брожение сусла на мезге, близняшки скоропостижно распрощались с Самаэль, поскорее отбросили жеваные фартуки и голопом направились в подвал, оставляя законную хозяйку храма сытости, тихо смеющуюся от их серьезных лиц, подготовить все для предстоящей работы.

☼

В конце концов, целый день продлился быстрыми мгновениями витиеватых вспышек, которыми обычно расписаны недели, и Самаэль, слепо утонувшая в работе, не заметила как стремительно пролетело время. В тесном воздухе запахло природной сыростью вперемешку с ягодной сладостью, усыпляющей бдительность, и с ленивым изумлением она обнаружила, как за окном разливистой серостью окутало небо, и день потихоньку впадал в сумрачную прохладу. Но никаких признаков долгожданной повозки с фамильным гербом, всегда медленно выплывающей из каменной арки, так и не объявилось, что заставило её раздосадованно выдохнуть.

“Скоро начнется дождь, а вас все нет” – мысль хлестко взбодрила Самаэль, кропотливо раскладывающую половинки винограда по кремовой поверхности и случайно промазавшую пару раз мимо из-за глубокой задумчивости. Она поежилась, взглянув в приоткрытое окно еще раз. Измазанные в лакомстве пальцы невольно вздрогнули, когда осознание неожиданной горечью прокатилось на языке и искреннее чувство неприязни запульсировало венкой на взмокшем виске. Источником этого внезапного смятения – надменно надвигающиеся грозовые тучи, которые не сразу представились вялому взору.

С дождем Самаэль была в строго-натянутых отношениях – всё её нутро заходилось в волнении, потому что непогода в их краях выступала символом неудачи, посланной разгневанным небом: разоренные и безвозвратно затопленные поля, мертвые животные, пораженные электрическими языками, и труднопроходимая дорога, на которой путники сбивались с пути. Последнее особенно сильно беспокоило девушку, ожидавшую приезда наставника с минуты на минуту.

Пытаясь ужиться со стихией она не раз прибегала к чужой поддержке, но сегодня, хлопотливые близняшки, которые помогали ей с тортом, словно и не замечали факта близящейся бури, продолжая заниматься своими обязанностями, а Самаэль не хотелось лишний раз беспокоить их из-за своего глупого детского страха. Поэтому она могла только смириться с ним и закончить начатое. Взглянув последний раз в сторону близнецов и вооружившись глубокой тарелкой с заварным кремом, она принялась замазывать просветы на пышных пропитанных боках десерта, слушая очередной шквал забавных сплетен.

Однако с каждым движением ложки и хихиканьем с другой стороны кухни неуютное чувство не заглушалось, а сильнее нарастало капризной пульсацией в висках, не позволяя вновь с головой уйти в приятную работу.

Спустя недолгое время Самаэль почувствовала, как монотонный поток мыслей, прерываемый этим волнением, затянулся рябью, и правый глаз болезненно дернулся. Миска с остатками крема тут же выпала из её испачканных рук и тяжело бухнулась на заставленный ингредиентами стол, а зашипевшая от испуга Самаэль немедленно схватилась за шифоновую повязку, надавливая сквозь неё на дергающееся веко.

Внутри похолодело.

Почудилось, будто размеренный мир вокруг без ведомой на то причины ускорился и засуетился, не предупредив её. Заунывный ветер дотошно заревел, тревожа колышущиеся занавески и неистово ударяя оконные створки об кирпичные стены. Брякающие склянки и мелкие баночки со специями, задребезжав на полках, визгливым воем въедались в голову. Шкворчащий котелок с солянкой вот-вот намеревался взорваться и расплескаться кипятком на пыльный ковер, и Самаэль, удивленная спокойствию близнецов, безучастных к происходящему, не могла сдвинуться с места и окликнуть их, словно между ними встало разделяющее непроницаемое препятствие, заглушающее её слабо звучащий голос. А может она и не звала их, только нервно жевала скулами и хлопала сухими ресницами, не зная куда деться от спонтанно воцарившегося гула. Рукой она попыталась схватиться за вязкий воздух, но пальцы оцепенели, словно покрылись тонкой корочкой льда, и всё тело прошибло ознобом.

Самаэль почувствовала дыхание смерти.

«Что это… хватит» – что-то неуемно заскоблилось и зацарапалось на задворках разума, нестерпимая боль обожгла язык и горло, заставляя девушку невольно зажмуриться и молебно попросить еще раз. – «Пожалуйста, хватит, прошу тебя».

С трудом сглотнув солоноватую слюну, Самаэль ощутила как в одно мгновение, длящееся почти бесконечность, заложило уши, прервав разношерстное гудение и агонию смешавшихся чувств, и в них же прозвенел собственный удивленный вздох, когда за спиной так вовремя возникла знакомая фигура, привлекающая её рассеянное внимание.

– Все в порядке? – громкий женский голос заботливо вывел её из ступора и странной волной раскаленного шума отразился в голове, заставляя напряженное тело осыпаться теплыми мурашками. Изящная ладонь опустилась на её растрепанную голову, и батистовый подол платья щекотно прошелся по босым лодыжкам, отчего всё волнующее и звучащее, словно по щелчку, вернулось в неторопливую норму, а реальность истым всплеском заволокла помутневшее сознание. Кухонная утварь и откликнувшиеся на звучный голос близняшки еще гармоничнее вписались в окружающее её пространство, нежели было до этого. Сладость под тенью дрожащих ладоней волнительным шлейфом встревожила её обоняние и вместе с тем чужой интерес. – Какой замечательный торт вы собрали, госпожа Самаэль!