Ori-ori: между лесом и сердцем

Анна Гурьянова

Ori-ori: между лесом и сердцем

Глава 1

История родилась в далёких землях Элиге, на материнском лоне Рэдэленге. Там, ближе к закатному полушарию, где багряное солнце топило горизонт в крови, магия не ласкала смертных своим благодатным прикосновением, а извращалась, мутировала, словно гниющий плод, порождая чудовищных гибридов человека и зверя.

Дивная и ужасающая сила, способная не только выткать из ничего красоты и извергнуть зло, но и сплести нечто доселе невиданное, живое и чуждое всему сущему. Новая раса, сотканная из осколков былого, словно кошмар, воплощённый в реальность. Но не суждено было новорожденным найти приют в этом мире. Созданные магией, отмеченные печатью проклятия, зверолюди стали символом ужаса и ненависти в глазах обитателей Элиге, словно тень, упавшая на светлый лик мироздания. "Ибо страх рождает чудовищ гораздо чаще, чем сама тьма," – шептали в народе, закрывая ставни и запирая двери, боясь встретиться взглядом с воплощением кошмара.

Среди лесных преданий шепчутся имена звериц и змееголовов, существ, сотканных из мифа и реальности. Каждая из них – неповторимый узор в ткани мироздания, отмеченный печатью индивидуальности. В отличие от обычных обитателей лесов и небес, они наделены искрами человеческой души, отчего в их взорах мерцает отблеск разума. Но вместо слов из их уст льётся серебряное пение синиц, мелодия, что способна зачаровать сердце и открыть врата в неведомое. В этом пении – мольба, откровение, сама суть их бытия.

Обитают зверицы в сердце густых лесов и на затерянных болотах, являясь лишь тем, кто умеет слушать тишину рассвета. Местные жители, словно хранители древних тайн, передают из уст в уста легенды об этих существах, об их роли стражей леса, о невидимой нити, что ведёт заблудших путников к спасению. Но горе тому, кто осмелится нарушить их покой! Ярость защитников, пробужденная от сна, подобна буре, сметающей всё на своём пути.

Говорят, что в глазах звериц отражается мудрость тысячелетий, а в их песнях звучит эхо сотворения мира. И каждый, кто хоть раз удостоился чести встретиться с ними, уносит с собой не только воспоминание, но и частицу вечности. А, что касается змееголовых.… О них давно ничего не слышно, поскольку два поколения назад, люди изгнали их в холодные пещеры.

У самой кромки безбрежного моря, там, где шепот волн сливается с дыханием вековых сосен, притаилось поселение воинов. Словно осколок древней легенды, затерянный среди снежной пелены, этот край стал домом для тех, кто взвалил на свои плечи непосильную ношу – охрану рубежей мира. Их жилища, будто тайные знаки, сокрыты за изумрудными завесами листвы, и лишь избранным дано узреть шпили их деревянных твердынь, дерзко пронзающие небеса над кронами деревьев – "каменные стражи, зорко бдящие в ночи", как гласит старинное предание. Здесь каждый вздох пропитан запахом смолы и стали, а эхо битв шепчет свои истории сквозь зимнюю вьюгу.

Закалённые в горниле Элиге, мужчины и женщины, чьи колыбели качали ветра битв, а материнским молоком было выживание. Грозные лики, хранящие печать беспощадности, но и отблеск благородства, внушали ужас и восхищение. "Варвары! Злодеи!" – шептали о них, и в этих словах звучала горькая правда, выкованная в набегах и межплеменной вражде. Но за маской жестокости билось сердце, жаждущее справедливости, алчущее единства. Внутри племен царил кодекс чести, высеченный в камне уважения к старейшинам и защиты немощных. Искры мечты об объединении пылали в их взорах, несмотря на завесу нескончаемой борьбы. Они были хранителями древних традиций, чтили подвиги предков, словно высеченные на скрижалях памяти. И порой, когда ночная тишина опускалась на землю, а звёзды рассыпались по бархатному небосклону, из их уст вырывались песни, полные тоски и надежды, мелодии о мире, "мираже, мерцающем на горизонте их кровавых дней".

В устоявшемся ритме жизни, словно в заведенном механизме, сельчане веками предавались разведению коров, кур, овец и свиней. Их незатейливые хижины, словно махровые бунгало, прилепились к земле, словно грибы к стволу дерева. Воины же из племени «Медвежий коготь», чьи сердца бились в унисон с зовом дикой природы, видели свое призвание в охоте и торговле на островах Сильвании.

Ремесло кипело в их жилах, превращая трофеи охоты – шкуры зверей и зверо-людей, этих печальных гибридов, – в оружие, украшения и одежду. В лесной чаще, словно зубы хищника, раскрывались капканы, ловушки и сети, присыпанные коварной белой пудрой снега, скрывая свою смертоносную суть.

Когда наступали летние периоды, было сложнее разложить сети, а посему ставили только капканы, прикрывая листвой или ветками. Ржавый метал особо не видно среди коричневой древесной коры, поэтому махинации часто срабатывали успешно. Поймать за год десяток звериц настоящее чудо.

На первый взгляд, жизнь текла, словно по маслу, и так оно, казалось, и было. Но за этой идиллической картиной скрывалась изнанка – охота на мелкую дичь капканами, полная подводных камней и скрытых опасностей. "Благими намерениями вымощена дорога в ад" – как нельзя лучше описывала эту практику. Во-первых, в железные объятия ловушек попадали вовсе не те, кого ждали, словно судьба насмехалась над охотником, подсовывая нежеланную добычу. Во-вторых, эти бездушные механизмы сеяли хаос в лесной чаще. Словно злые духи, выпущенные на волю. И, наконец, терпение, поистине ангельское, требовалось для этой работы. Каждый капкан – словно капризный ребенок, нуждался в постоянном внимании и уходе, иначе он превращался в бесполезный кусок железа.

Тем не менее, для кого-то эта жестокая игра становилась единственным способом выжить в долгие летние месяцы, когда другие тропы охоты зарастали травой, и надежда таяла, как дым. И поимка десятка зверьков за год превращалась в подвиг, в личную "Илиаду", где героем был охотник, а оружием – его руки и хитрость.

В племени «Медвежий коготь», словно рассвет после долгой ночи, забрезжило чудо – у вождя родился сын, наследник, чья поступь, казалось, уже сотрясала землю под ногами предков. Будущий вождь, чье имя еще не прозвучало, но чье появление было подобно восходу нового солнца над горизонтом племени.

В то утро, когда солнце только коснулось верхушек вековых сосен, гадалка, чьи глаза хранили тайны мироздания, предрекла младенцу судьбу, сплетенную из звезд и ветров.

– Дитя, отмеченное духами! – провозгласила она, и голос ее прозвучал как звон древнего колокола. – Его ждет великая дорога, усыпанная свершениями, словно поле цветами после весеннего дождя. Он поведет нас сквозь бури и невзгоды к славному будущему, вождь. Судьба его предрешена, как полет стрелы, выпущенной из самого сердца лука.

С того дня, над племенем «Медвежий коготь» разлился покой, тихий, но могучий, как горная река. Каждый воин ощущал в груди отголосок великой судьбы, готовясь ко дню, когда юный наследник поднимет знамя племени. Каждый занимался своим делом с усердием, словно вышивая нить в гобелене будущего: кто охотой, кто заботой о скоте, кто трудами по хозяйству. В каждом движении чувствовалась предвкушение великих перемен, словно перед грозой, когда воздух наэлектризован и каждая травинка трепещет в ожидании.

Бьернсон

Юнца нарекли Лейфром, что звучало как обещание – «наследник». Имя отца, Бьернсон, он принял как эстафету, прибавив к нему родовое окончание, словно клятву верности предкам. Мать, Эрна, воительница зрелой поры, имя которой звенело как сталь – «умелая». Жизнь текла то тихим ручьём, отражающим облака, то вздымалась штормом, готовым поглотить утлую ладью в бездне. Но в сердце Лейфра уже пылал огонь странствий, неутолимая жажда найти свой путь под северными звездами. Он грезил о далёких землях, где клинки пляшут в смертельном танце, о славе, что опьяняет сильнее мёда, о том, как его имя станет легендой, пересказанной бардами у жарких костров.

Эрна, видя его мечты, улыбалась краешком губ, но в глубине её глаз таилась тень, словно предчувствие бури. Она знала, что их деревня – лишь островок спокойствия в бушующем океане мира, и за его пределами скрываются хищные тени, о которых сын пока не ведает. В такие мгновения она крепче прижимала Лейфра к себе, словно пытаясь укрыть его от всех ветров судьбы, что неслись с далёких горизонтов, полных незримых опасностей и горьких разочарований, и словно говорила без слов: "Пусть буря минует тебя, дитя моё".

Вещунья, словно ткачиха судеб, разматывала перед смертными клубок грядущего, щедро одаривая их то обрывками сновидений, то осколками яви. Её слова сплетались в причудливый узор, где сказка переплеталась с былью, а зыбкая грань между ними дрожала, как мираж в знойной пустыне. "Где же ты, истина, – вопрошали души, измученные неведением, – за какими горами скрываешься?"

А за горами, словно в хрустальном ларце, хранился иной мир, недоступный простому смертному. Там, в царстве невидимом, где туман клубился у подножия гор, словно дыхание уснувшего великана, а ветер шептал древние предания, вещунья черпала свои пророчества. Она видела не только завтрашний день, но и тропы судьбы, разбегающиеся во все стороны, словно реки, и каждая из них несла свои радости и печали.

"Не всем дано избежать объятий рока, – предостерегала она, – ибо за горами, где течёт река Времени, судьба куёт свои цепи, и лишь избранным под силу разорвать их". И каждое её слово, словно удар колокола, разносилось эхом по горам, напоминая о бренности жизни и о вечном поиске истины.

Дружины витязей, уходящие за моря и земли, возвращались не только с трофеями, но и с диковинным скарбом: новым оружием, словно выкованным самим дыханием дракона, и былинами о колдовстве и героях, чьи подвиги гремели где-то за краем света. Дети, затаив дыхание, ловили каждое слово, словно жаждущие путники – каплю росы в пустыне. Взрослые же, умудрённые житейской прозой, лишь усмехались, будто бы говоря: "Жизнь – не сказка, а тяжёлый плуг, которым пахать да пахать". И казалось, мир пропитан тоской, словно осенний туман, когда сказка меркнет в свете будней. Но порой и в их сердцах, зачерствевших от забот, вдруг вспыхивал огонёк. Забывая о бремени лет, они уносились в чарующий мир грёз, где каждый мог стать героем, а каждая звезда – исполненным желанием. И тогда мир преображался, становясь полотном, на котором воображение писало самые невероятные истории.

Год за годом, словно грани на драгоценном камне, оттачивались знания наследника. Сначала шаги, робкие, как первые лучи рассвета, затем – сказания и легенды, словно эхо голосов предков, доносящееся из глубины веков. Меч в руке – продолжение воли, охота – танец со смертью, а мудрость управления народом – тяжкое бремя ответственности. Бьёрн, вождь, чья статность была подобна вековому дубу, а взгляд – как северное сияние, полон решимости и суров, как скалы Навии, желал передать сыну самое ценное – умение слышать боль своего народа и нести его нужды на своих плечах. Ведь жизнь – это лишь миг, хрупкий, как лед на весеннем солнце, и никогда не знаешь, когда судьба обернется роковым ветром.

Когда юноше исполнилось семь лет, он начал постигать искусство стрельбы из лука. Лето стояло в самом разгаре – время, когда природа щедра, как никогда. Птицы заливались трелями, словно соревнуясь в красоте голосов, а в лесу алели сочные ягоды, маня своей сладостью. Листья на деревьях, словно изумрудный ковер, укрывали землю, а на дикой яблоне, словно рубины, висели плоды, искушая своим ароматом и сладостью.

Сбросив оковы нянек, словно цепи, юный вождь, словно сокол, вырвавшийся из клетки, устремился в лес – доказать, что кровь предков кипит в его жилах, что он уже не птенец, ждущий крошек из рук надзирательниц, чьи улыбки – лишь маска, скрывающая холод безразличия.

Лес встретил его шепотом листьев, он скользил меж деревьев, словно тень, обходя коварные объятия ветвей и цепкие пальцы кустов, уподобляясь бесшумному духу, что крадется за добычей. В его сердце жила искра охотничьего мастерства: видеть невидимое, слышать беззвучное, чувствовать пульс леса нутром, а не сталью лука.

Затаившись за древним дубом, словно лесной эльф, он зорко следил за поляной, где каждая травинка трепетала под дыханием ветра. Сердце замирало в предвкушении, пальцы нетерпеливо поглаживали тетиву. И вот, чудо свершилось! Через изумрудную гладь поляны промелькнул силуэт – кролик. Но не домашний увалень, нет! Этот – дикий зверь, воплощение свободы и ловкости. Отбросив сомнения, как шелуху, Лэйфр превратился в саму охоту, в смертоносную стрелу, готовую сорваться с тетивы.

Прозвучало в голове юноши и, прицелившись, сделал первый выстрел, да только промах… Стрела пролетела рядом, тем самым спугнув ушастого.

Кролик юркнул через поляну, словно тень, и тут же растворился в изумрудной чаще кустов. Но юноша не отступил, лишь прошептал одними губами, словно давая клятву:

– Я не сдамся, догоню… и убью…

Сердце его пылало, как кузнечный горн, раздуваемый неукротимым желанием добиться своего. В этом мальце угадывалась стальная целеустремленность, воля к победе, подобная клинку, отточенному тысячами ударов. Если однажды споткнулся, не сдавался, а вставал вновь и вновь, словно Феникс из пепла, пока не достигал желанного. И эта титаническая работа, словно труд каторжника, приносила свои плоды – мальчик взбирался на вершины, покорял одну цель за другой, оставляя далеко позади сомнения и страхи. В нем клокотала жажда жизни, неутолимая, как у путника в пустыне, а желание учиться было ключом, отпирающим двери в мир возможностей. Дух спортивного азарта, неустрашимость перед лицом любых преград сделали его подобным горному орлу, парящему над пропастью. Достигнув одной цели, он, словно голодный зверь, уже видел следующую добычу, продолжая свой неумолимый бег вперед, оставляя позади себя лишь пыль поражений и обломки ошибок.

Вырвавшись из тенистого лона укрытия, он, словно гончая, сорвавшаяся с цепи, пронёсся через поляну, на лету подхватив стрелу, воткнувшуюся в изумрудную плоть земли, словно жало осиное. Взгляд, острый, как клинок, метнулся в сторону мелькнувшего кроличьего хвоста, и он, ведомый первобытным инстинктом хищника, устремился следом, словно тень за ускользающим призраком.

Шаг захлестнула волна бега, и вскоре прямая, как натянутая тетива лука, дорога поползла вниз, под уклон, увлекая его в неизведанную бездну, словно река, стремящаяся к морю. "

Едва уловимая тропинка, словно нить Ариадны, слабо мерцала в изумрудном море травы – уже добрый предвестник.

Соскользнув со спины каменного исполина, юноша вступил в объятия открытого простора. Перед ним, словно стражи вечности, высились горы, их снежные короны искрились под лазурным небом. С ледяных вершин, подобно хрустальным слезам, низвергалась река, превращаясь в каскад звенящих водопадов. Чистая, как совесть младенца, вода пробивалась сквозь каменные объятия, рождая серебряные ручейки, что спешили вниз по горному склону, словно дети, убегающие от матери.

Глубина речушки – едва ли достанет до колена. Лэйфр, опьяненный красотой этих мест, двинулся вверх по течению, впитывая в себя атмосферу безмятежности. Свежий воздух, словно эликсир жизни, вливался в легкие, неся на своих крыльях ароматы лета. Миролюбивый уголок, где дикий зверь – гость редкий, зато рыба… Что это?! В зеркальной глади реки вспыхнули серебряные искры – чешуя карасей. Словно в крошечном озерце, неспешно кружили упитанные особи. Да, это не кроличье мясо и не лисья шкура, но и рыба – неплохая награда.

Лэйфр ступил на обкатанный рекой камень, словно на пьедестал охотника. Из колчана, словно из глубин памяти, извлек простую стрелу. Приложив ее к деревянному луку, он натянул тетиву, превращая ее в поющую струну, и прицелился. Вспомнив главные азы, словно шепот предков, выдохнул горячий воздух, и стрела, словно выпущенная из самой души, понеслась вперед!

Пролетев несколько метров, она вонзилась в брюхо рыбы, словно молния в небесную гладь. Серебряное тело, пронзенное стрелой, взметнулось над водой, оставив на поверхности кровавый след.

Улыбнувшись предвкушению победы, парень уже протянул руку к своему трофею, как вдруг за спиной раздался предательский хруст ветки, словно сама тишина леса разлетелась на осколки.

Резко обернувшись, он увидел видение, сотканное из мрака и света – девочку лет шести, закутанную в длинную, угольно-черную мантию, словно тень ночи. Её волосы, цвета первого снега, развевались на ветру, словно знамя зимы, а глаза сияли изумрудной зеленью, как трава на лугах, напоенных самой жизнью.

Лэйфр застыл, слова замерли на кончике языка, но в памяти всплыли предостережения отца Бьерна: "В лесах, дитя, живут тени, и некоторые племена используют невинность как щит". Инстинкт охотника взял верх. Он бесшумно вложил новую стрелу в лук, готовый обрушить на нарушителя тишины смертоносный дождь

– Эй! Да ты кто такая, выскочка?! Из какого поганого племени выползла? – прорычал мальчишка, словно щенок, лающий на луну, надвигаясь на хрупкую незнакомку. В ней не было и намека на оружие, лишь дикая, испуганная грация, как у загнанной лани. Любопытство и страх сплелись в его груди в тугой, змеиный клубок, отравляя воздух вокруг.

Вспоминая наставления отца, словно эхо из глубины веков, он зашептал под нос, как молитву перед бурей: – Ori-ori… – боевой клич, священное заклинание его рода, выкованное в горниле древних верований. Говорили, эти слова – ключи от врат небесных, мольба к богам о помощи в час нужды. Если же судьба, словно безжалостный охотник, уже натянула тетиву, то с этими словами душа воспарит в сияющий мир предков, где у огромного костра в чертогах вечности его встретят прародители, с улыбкой и распростёртыми объятиями.

В ответ девчушка лишь одарила его молчанием, словно статуя, изваянная из лунного света. Её глаза, два озерца удивления, скользнули по мальчишке, изучая его, как картографы исследуют неизведанные земли. Пусть их возраста и разделяла тонкая нить в один год, нападать в этой гнетущей обстановке было все равно что танцевать на краю пропасти. Мимолетная улыбка, подобная зарнице, вспыхнула и тут же погасла на её лице, а затем рука, нежная, как крыло бабочки, коснулась горла. Легкое поглаживание – безмолвный крик, отчаянная мольба, говорящая о том, что голос ее – пленник безмолвия. "Мой голос замер, как птица в клетке," – казалось, шептали ее глаза.

Опустив лук, Лэйфр позволил себе выдох облегчения, словно выпустил на волю птицу, запертую в груди. Внешне она казалась безоружной, хрупкой, как цветок, выросший посреди стального поля битвы. «И выглядит безобидно, странно…» – пронеслось в его голове, словно эхо далекого грома.

– Так значит, ты нема, словно лесная нимфа, утратившая свой голос? – промолвил он, приближаясь. Каждый шаг казался шагом по тонкому льду. Он робко заглянул в её глаза, зелёные, как весенняя листва, и утонул в них, словно в бездонном озере. В этот миг мир вокруг словно замер, оставив лишь их двоих в центре внимания вселенной. Внезапно, словно кистью художника, по его щекам пробежал алый румянец – предательский признак смущения.

– Амм, ну.… Как ты здесь оказалась, дитя? Может, ты заблудилась?

Седовласая, словно лунный призрак, качнула головой в знак отрицания, и костлявым перстом указала на горы, где величавые утесы, словно стражи вечности, таили в своей каменной груди неизведанное. Вещунья, чей голос звучал хриплой песней древности, предупреждала: "В этих горах дремлет нечто, что лучше не будить. Не искушай судьбу без крайней нужды, ибо каждый камень там – это шепот забытых богов".

Юноша, понимая, что колодец знаний старухи не бездонен, и на многие вопросы ему не сыскать ответа, избрал иной путь. "Молчание – золото", но даже золото можно добыть с умом.

– Ты же видишь мою жажду познания, понимаешь без слов? – произнес он, словно плетя нить между двумя мирами. – Тогда позволь мне задавать вопросы, требующие лишь кивка или молчаливого согласия. Согласна ли ты на эту игру?

В ответ – лишь утвердительный кивок, словно робкое согласие небес, и улыбка, теплая, как первое весеннее солнце. Так завязалась дружба, сотканная из нитей юности и беззаботности. Вскоре их смех, звонкий и чистый, подобно горному ручью, наполнил каждый уголок их мира. Часы, казалось, теряли счет времени, когда они, словно два соловья. Щебетали о сокровенном, делясь тайнами, как драгоценными жемчужинами, мечтами, взмывающими ввысь, подобно орлам, и страхами, темными тенями, что отступали в свете их дружбы. Они стали друг для друга тихой гаванью, где можно было найти утешение в бушующем море жизни, неразлучным дуэтом, чье присутствие, как яркий луч, рассеивало серые будни.

И день, словно конь, пущенный во весь опор, промчался вихрем. Солнечные лучи, подобно золотым стрелам, медленно угасали за неприступными горными вершинами, исчезая за горизонтом, словно растворяясь в вечности. Где-то там, в таинственных, неведомых землях, куда не ступала нога человека, рождался новый рассвет, окрашивая небо в багряные и алые тона, словно предвещая новую главу в книге бытия.

Пение птиц, словно выцветшая акварель, тихо растворялось в вечерней дымке, а детские игры, утомлённые долгим днём, замедляли свой бег. Лэйфр, с гордостью демонстрируя улов – несколько серебристых рыбёшек, добытых с помощью новоявленной подруги, вдруг насторожился. Издалека, словно эхо далёких колокольчиков, донеслись женские голоса. "Няньки… – пронеслось в его голове, – ищут беглеца. Если найдут, им головы не сносить!"

– Мне пора… – прошептал он, замечая в глазах подруги смесь удивления и… понимания, словно она прочла его мысли. – Но… ты придёшь завтра? Увижу ли я тебя здесь снова, когда солнце вновь разбудит этот лес?

В ответ он получил лишь кивок, лёгкий, как взмах крыла бабочки, но исполненный обещания. "Завтра…" – прошелестело между ними невысказанное слово.

Попрощавшись, мальчишка побежал в ту сторону, откуда доносились голоса. В руках удерживая верёвку, на кой болталась ещё живая рыба. Дети из племени не были похожи на новую подругу, и о ней хотел умолчать, ведь если бы она была из другого племени, последствия могли быть необратимы в виде нападения…

Как и ближайшие племена были разорены, люди убиты, кто-то взят в плен. Страшное зрелище, когда воинов не хватает, погибшие в бою, многие ранены, в крови, зато с победой. Жестокое время, когда взрослые передают свои знания будущему поколению, не желая что-то менять в своей жизни… Мальчишка знал, что его мир полон опасностей, и каждый день приносит новые испытания. Он ускорил шаг, стараясь не думать о том, что может произойти, если его тайна станет известна. Впереди, среди деревьев, мелькали фигуры сверстников, и смех их звучал как музыка, отвлекая от мрачных мыслей. Он мечтал о том, чтобы однажды все племена смогли жить в мире, без страха и ненависти. Но сейчас его заботила лишь рыба, которую он поймал, и радость, которую она принесет его друзьям. В этот момент мальчишка решил, что будет хранить секрет о своей новой подруге, пока не придёт время, когда мир вокруг изменится, и они смогут быть вместе, не опасаясь последствий.

Попрощавшись, мальчишка вихрем умчался в сторону, откуда доносился гул голосов, словно ветер, несущий шепот леса. В его руках трепетала веревка, а на ней, подобно последней надежде, билась еще живая рыба, серебряным блеском напоминая о мимолетной удаче. Дети его племени, чуждые мягким чертам новой подруги, были как высеченные из камня, и он лелеял молчание о ней, как пугливую птицу, зная, что раскрытие этой тайны может обернуться бурей, яростнее любой грозы. Ведь если она – росток из чужого племени, гнев соплеменников обрушится на них, как лавина.

Подобно хищным птицам, разорены были ближайшие племена, их земли – обагрены кровью, люди – превращены в тени прошлого. Лишь воины, израненные, но с победой в глазах, напоминали о жестокой цене их существования. Это был век, когда выживание диктовало свои правила, когда взрослые передавали потомкам не мудрость, а лишь эхо кровопролития, словно обрекая их на вечное повторение трагедии. "Кто сеет ветер, пожнет бурю", – шептала сама жизнь, и мальчишка чувствовал этот ветер на своей коже.

Он ускорил шаг, стремясь заглушить в себе страх, подобный змее, обвивающей сердце. Впереди, меж деревьев, словно искры костра, мелькали силуэты сверстников, и их смех, чистый и беззаботный, звучал как музыка надежды, отгоняя тени прошлого. Он мечтал, как птица о небе, о времени, когда все племена смогут жить в мире, не зная страха и ненависти, когда "волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком". Но сейчас его заботила лишь рыба, пойманная им, и тот миг радости, который она подарит друзьям. В этот миг он решил, что будет хранить тайну о своей подруге, словно драгоценный камень, до тех пор, пока мир не изменится, и они смогут быть вместе, подобно двум рекам, сливающимся в один могучий поток. Пока не придет время, когда "меч будет перекован на орало".