Пепельный Ангел 1

– Почему вы говорите про взлом? Он сам открыл дверь. Это же не считается взломом! – возбужденно оправдывалась Энжи.

– Тогда как он оказался без сознания? – не уступал ей прокурор.

– Меня и это саму напугало! – пожала плечами Энжи. – Но как только он открыл дверь и увидел меня, то сразу же упал без сознания! В день отчисления я в сердцах пообещала поджечь его школу, может, он решил, что я собираюсь это реализовать! – иронично продолжала она, чтобы отбить от себя подозрения.

– Мисс Хиллс, вы сказали, цитирую: «Она сделала это моими руками!», что вы подразумевали под этой фразой? – не унимался прокурор.

– Моя встреча с директором была просто отвлекающим маневром, – начала пояснять та. – Филлис тоже работал на картель и спешил занять место покойного Мэттью. Узнав это, Хейзер захотела этому помешать. Поэтому она устроила встречу с Аланом, а меня отправила в тот особняк. Но ее план я разгадала только в полицейском участке, – грустно подытожила Энжи. – Хейзер снова меня обманула, а я ей доверилась!

– То есть во всем вы обвиняете собственную мать? – вступила в диалог судья.

– Ваша честь, я не считала ее своей матерью. Мало родить ребенка, чтобы ею называться! Но да, в этом она была виновата, а не я! – оправдывалась девушка.

– Выходит, что вы, мисс Хиллс, дочь Мэттью и Хейзер, которые на протяжении многих лет занимались контрабандой и распространением наркотиков, просто были их дочерью и ни разу не были замешаны ни в одном преступлении? – снова подначивал прокурор.

– Ваша честь, я протестую! – выступил адвокат.

– Протест отклонен! – ответила судья, пожимая плечами.

Она понимала, что прокурор дошел до пика напряжения, и его вопросы имеют наиболее важное значение для дела.

Энжи посмотрела на Альфреда, который просто развел плечами, якобы выражая свое сожаление.

«Вот и сдулся, мужик! Ну ничего, позер, я сама позабочусь о своей безопасности! Для «Фокси» это раз плюнуть!» – подумала про себя Энжи и, вооружившись своим проницательным взглядом, начала «наступление»:

– О, прокурор…Я понимаю, к чему вы клоните! Кто я для вас? Воровка…? Убийца…? Вы пытаетесь меня «разоблачить», но у вас это не получится, ведь я не такая! Да, мои предки работали на картель! Да, меня исключили из школы, и я наделала много глупостей, чтобы решить этот вопрос! Но я это делала, потому что у меня не было другого выхода!

– Поэтому вы покушались на жизнь директора Филлиса? – невозмутимо вел свою «игру» прокурор.

– Покушались? Что, блин, это значит? – резко спросила Энжи, которая уже была на взводе.

Альфред хотел подсказать Энжи синоним и также попросить ее вести себя спокойнее, но прокурор не хотел, чтобы адвокат вмешивался, и перебил его:

– Это означает «желание убить» человека! – также спокойно пояснил тот и натянул на себя ехидную улыбочку.

«Теперь ты выйдешь на чистую воду, девочка! Я тебя дожал!» – подумал прокурор про себя.

– Думаете, я способна кого-то убить? За то, что меня лишили аттестата? – агрессивно настроенно спросила Энжи, сильно нахмурив лобик.

– Я считаю, что у вас было достаточно оснований для такого мотива! – многообещающе завел тот. – Во-первых, с ваших слов, он был любовником вашей матери (хотя Энжи это конкретно не упоминала в контексте), что после смерти даже не горячо любимого отца было унизительным, затем несправедливое отчисление из школы, которое могло вызвать вашу агрессию! Он проповедовал Христа, но оказался черствым человеком, и вы решили этому положить конец!

Энжи испуганно посмотрела на прокурора, затем на судью и на своего адвоката. Это было ее первое судебное заседание, и у нее было плохое предчувствие, однако она не ожидала такого исхода. Альфред, который обещал ее защищать, весь процесс только сидел и указывал пальчиком на бумажный листок со сленгом.

Она ожидала от него совсем других действий. Девушка знала, что ее станут обвинять в работе на картель, но вешать на нее убийство! Тем более к которому она совсем была не причастна – это уже было слишком!

Она вздрагивала от страха и хотела выбежать из этого треклятого зала суда. Мысли и эмоции смешивались у нее в голове и не давали ей возможности вздохнуть полной грудью. От волнения у нее закружилась голова.

– Когда я вошла, он был вооружен, – сделав усилие над собой, твердо ответила Энжи. – Он сам мог меня убить, но он просто упал на пол. Да, он был плохим человеком, но это не значит, что я такая же! Я бы не посмела … у..убить.

– Как вы узнали, что у него было оружие? Он наставлял его на вас? – уточнил прокурор.

– Пистолет был в его пиджаке, когда я проверяла дыхание, – тихо ответила девушка, сделав еще несколько глотков воды, чтобы успокоиться.

В этот момент в разговор наконец вмешался адвокат:

– Прошу заметить, что мистер Филлис написал на мисс Хиллс заявление, и на этом основании ее продержали всю ночь в участке, а затем отправили в буткэмп. Поэтому до буткемпа директор был жив! Так что у вас нет оснований подозревать мою клиентку!

– У вас есть какие-то доказательства? – бросил на него взгляд прокурор.

– Да. У меня есть копия заявления. Но мы пришли рассматривать дело не о покушении на убийство, поэтому я не предоставлял его суду! – спокойно пояснил Альфред.

Чтобы как-то сосредоточиться, Энжи положила взгляд на бумажку и стала про себя ее читать. Она чувствовала, что может сорваться.

– Что это у вас за бумажка? Шпаргалка от адвоката? – желая надавить на девушку, переходил границы дозволенного прокурор.

– Это я дал мисс Хиллс список с допустимыми для суда словами! Девушка не обучена светским манерам и часто употребляет жаргонную речь! – не поддаваясь на его компрометирующие слова, ответил Альфред.

Эжни почувствовала сильный шум в ушах, ее охватил ужас. Она еще не отошла от предыдущих обвинений и теперь снова испытывала давление от прокурора.

«Я больше не буду отвечать на вопросы! – тихо прошептала она, глядя на судью. – Сажайте меня куда хотите. Вы все равно мне не верите!»

Вслед за тем у нее полностью перекрыло дыхание, и это спровоцировало у девушки паническую атаку. Ее лицо вмиг стало багровым, а из глаз брызнулись первые слезы.

Судья испуганно посмотрела на девушку и тотчас отдала приказ: «Объявляю перерыв на десять минут! Все, кроме обвиняемой и защиты, выйдите из зала суда! И позовите медсестру!»

Энжи злилась на Альфреда, так как он до конца не пояснил ей, как в действительности будет проходить судебное заседание. Поэтому она испытала шок от того, что ей пришлось говорить тет-а-тет с прокурором, а адвокат ни разу не вмешался (так как он не имел на это права, если только слова прокурора не противоречили нормам суда).

Поэтому, когда ей полегчало, она злобно посмотрела на Альфреда и прохрипела:

– Что за фигня здесь творится?

– Сейчас время для допроса прокурором. Его просто надо перетерпеть! Потом будет полегче! – постарался спокойно донести до нее адвокат.

– Почему ты меня не защищаешь? Почему мне приходится все делать в одиночку? Почему ты молчишь! – захлебываясь в слезах, обвиняла она Альфреда.

– Я дал тебе все необходимые инструкции, следуй им и не говори ничего лишнего! – тихо процедил тот и снова встал, чтобы поприветствовать судью.

Энжи тоже встала, чтобы выказать честь судье, которая показалась ей очень добропорядочным и чистосердечным человеком. А про себя она подумала:

«Какой смысл нервничать и переживать из-за того, что в любом случае произойдет?» – рассуждала в своей голове девушка. – «Они хотят тебя посадить? Ну и хрен с ними! Говори, что думаешь и ничего не бойся! Хуже уже не будет!»

– Давайте продолжим с того момента, где мы закончили, – тактично объявила судья и обратилась к девушке. – Мисс Хиллс, поясните суду почему вы не пошли учиться в другую школу, если вас исключили из прежней? Или почему вы не занялись домашним обучением?

– Хотя бы потому, Ваша честь, что у нас никогда не было документов, – спокойно проговорила девушка. – Ни паспортов, ни страховок, только свидетельства о рождении. Предкам всегда было на нас пофиг, поэтому все упиралось в наши личные деньги. Даже обучение в школе стоит определенных взносов! В той школе, где мы учились, взнос был всего лишь сто пятьдесят долларов в год, поэтому мы сами могли его оплачивать. Тем более несовершеннолетние не могут себя сами записать в школу! Так что и тут все упиралось в ро-ди-те-лей! – иронично добавила та.

– С какого возраста вы с братом стали оплачивать школьные взносы?

– Когда только пошли в школу. Когда мне было пять лет!

– Поэтому после того, как вас исключили, вы сразу же решили заниматься продажей наркотиков? – снова выступил с обвинениями прокурор.

– Еще нет. Брат взял полный график своей подработки. Он хотел заработать денег, чтобы купить аттестат и устроиться куда-то легально на работу. Я тоже брала разные работы, чтобы скопить денег на документы и школу, однако вскоре после смерти Мэттью моя мать – Хейзер Хиллс – умерла от передозировки и меня сразу же отправили в бутеэмп.

Брат хотел оформить надо мной опеку, но для этого ему нужны были официальная работа и жилье. И, пока брат работал и решал эти вопросы и собирал документы, я загремела в госпиталь! – подвела итог Энжи.

– Приложены ли к делу данные справки из госпиталя? – спросил судья у адвоката

– Да. Ваша Честь, там есть справка о нахождении в госпитале и свидетельство о смерти!

– Мисс Хиллс, давайте еще раз поднимем вопрос об этом свидетельстве, – снова начал прокурор, – поясните нам, каким образом в базе данных вы до сих пор числитесь как умершая?

– Я уже говорила, что это дело рук Алана, – спокойно ответила Энжи. – «Невидимку» не будут искать ни служба опеки, ни копы, ни люди картеля, потому что ее нет.

– Если это так было необходимо для дела – то почему, к примеру, мистер Робин Хиллс не обзавелся подобным свидетельством? Почему именно вы? – продолжал прокурор.

– Потому что Робин решал квартирный вопрос. Его имя должно было числиться в документах, чтобы у нас не отобрали жилье!

– Но ваше имя и прежде нигде не фигурировало. Вы же сами утверждали, что у вас даже не было свидетельства о рождении. Тогда зачем было делать вас «невидимой», если вы, итак, ею были? – дожимал ее тот.

Эти расспросы стали надоедать Энжи, и она не выдержала:

– Знаете, господин прокурор, я уже смирилась с вечными обвинениями. Но, может быть у вас, когда-нибудь проснется совесть, и вы перестанете приплетать мне все грехи картеля?

Вам не кажется, что все эти вопросы следовало задавать моим предкам? Почему они, вместо того чтобы быть родителями и нести за это ответственность, все время создавали только одни угрозы для нашей жизни! Почему они практически все время были или в картеле, или находились под наркотой? Почему моему брату приходилось меня всегда защищать от них? Почему ему приходилось прогуливать уроки, чтобы успеть на подработку? Почему каждый раз, когда мои предки приходили домой, мы перелезали через окно наружу и ночевали на улице? Почему Мэттью, когда я была еще совсем ребенком, продал мое легкое и другие органы, чтобы разобраться с долгами по картелю? Почему вы обвиняете детей, а не подкупных полицейских и других мудаков, из-за которых все так случилось?

В зале суда на миг повисло гробовое молчание. Спустя мгновение Энжи стала слышать за своей спиной перешептывания, которые по нарастающей разрастались по залу. Присяжные выражали свое негодование прокурору. И в тот момент девушка поняла, что они прониклись к ней эмпатией и оказались на ее стороне.

Тогда она почувствовала, что может «управлять» судебным заседанием. Это было не сложнее, чем достучаться до Алана или Рэджа и всех остальных картельных олухов из ее команды. Слово всегда было ее самым мощным оружием, и она стала им бомбить!

Судья постучала молоточком, чтобы вернуться к процессу. Вмиг гул прекратился, и судья начала говорить:

– Мисс Хиллс, мы здесь для того и собрались, чтобы вы смогли поведать нам свою правду! Пока мы только ведем допрос, а не предъявляем конкретные обвинения. Расскажите суду вашу версию!

– Хорошо, но что же мне нужно рассказать? – смягчившись, поинтересовалась Энжи.

Судья посмотрела на прокурора и сделала легкий кивок, который разрешая ему продолжать допрос. Поэтому прокурор начал:

– Мисс Хиллс, давал ли вам мистер Эдон деньги за вашу работу?

– Нет, он никому не давал деньги. (Алан давал кому-то из парней карточку и посылал в магазин, или заказывал для всех доставку еды. Мелкие покупки типа прокладок и лекарств я тоже сама покупала его картой.)

– Была ли у вас, может быть, премия или иное поощрение за ваш труд?

– У нас была система процентов. От одного до трех от общей суммы за выполнение работы. Это то, что Алан обещал выплатить каждому, кто проработает у него один год, – безэмоционально поясняла Энжи.

– Получили ли вы свой процент?

– Нет, – грустно вздохнула девушка. – Мы с Робином остались на второй год, и Алан пообещал отдать обе суммы по его окончании. Так что деньги я не получила!

– Принимали ли вы, мисс Хиллс, оплату в виде наркотических средств? – не останавливался прокурор.

– Нет, я не принимаю наркотики, – сухо ответила девушка.

– Какой непосредственной работой вы занимались?

– Дилер. Я присутствовала на каждой вечеринке в клубе и продавала посетителям дозы. Мне нужно было вести себя очень заметно: красиво одеваться, танцевать и резвиться на танцполе, заказывать напитки в баре – чтобы молодые парни захотели со мной познакомиться, а после я предлагала им купить таблетку или «грамм». Смотря, какой был товар, – спокойно разъясняла девушка.

– То есть вы работали так называемым распространителем!

– Да.

– Сколько доз вы могли продать за ночь?

– Это сложно сказать, ведь все зависело от «проходняка» на вечеринке. В будние дни меньше, в выходные больше, – неоднозначно добавила та.

– Назовите наименьшее и наибольшее количество проданных доз за вечеринку! – гибко подстраивался прокурор.

– От трех до двадцати пяти. Но обычно всем дилерам раздавали по десять на вечер. А там как у кого уже получалось!

– Ваш брат тоже занимался распространением наркотиков?

– Да, поначалу он работал дилером, а я была дегустатором, но потом Алан решил, что я буду нужна ему в клубе, и он поменял нас местами, – ответила она и, чтобы смочить пересохшее горло, потянулась к бутылке с водой.

– Значит, вы также дегустировали наркотические средства! – лукаво улыбнулся прокурор и добавил. – Однако минуту назад вы утверждали, что никогда не принимали наркотики! Очевидно, вы врете, мисс Хиллс! – торжественно изрек тот.

– Моя клиентка сказала, цитирую: «Я не принимаю наркотики», она не утверждала, что никогда в жизни их не принимала. Поэтому в данном случае здесь нет обмана! – тотчас вступился за нее адвокат.

– У меня непереносимость наркотиков, – поддерживала слова Альфреда Энжи. – Они содержат один и тот же компонент, который отторгает мой организм. Каждый раз, когда я принимала их внутрь, меня сразу же выворачивало наизнанку. Однако, если наркотик был синтетическим или имел много примесей, меня к тому же еще обсыпало красными пятнами. Поэтому для Алана моя непереносимость имела большую ценность, и он таскал меня всюду для дегустаций!

– Есть ли какое-то документальное или медицинское подтверждение ваших слов, мисс Хиллс? – недовольно пробурчал прокурор.

– Мы не проверяли мисс Хиллс на непереносимость наркотиков, потому что для этого ей необходимо принять эти наркотики. А эта процедура уже противоречит закону! – спокойно пояснил адвокат.

– Тогда каким образом можно подтвердить особенности организма мисс Хиллс? – не унимался прокурор.

– Меня проверял Алан у своих «проверенных» врачей, и они установили, что эта непереносимость у меня с рождения. Возможно, потому что Хейзер, будучи беременной мной, часто принимала кокаин и морфин, – отбила его натиск Энжи.

– Тогда у меня следующий вопрос: как мистер Хиллс относился к наркотическим средствам? Была ли у него такая же врожденная непереносимость?

– Он тоже негативно относился к наркотикам и такой работе.

– Но медицинские показатели мистера Хиллса гласят, что он страдает никотиновой зависимостью. Как вы это аргументируете? – хитро прищурившись, спросил прокурор.

– В картеле нельзя не «подсесть» на наркоту. Суть их системы – вызвать зависимость и у покупателей, и у распространителей, чтобы не было текучки людей, – поясняла суду Энжи.

– Тогда скажите, принимал ли ваш брат оплату в виде наркотических средств?

– Какое это имеет отношение к делу? – возразил Альфред.

– Сейчас мое время задавать вопросы, адвокат! – остановил его прокурор и снова обратился к Энжи. – Мы понимаем, что из-за ваших чувств к брату вы не можете рассуждать трезво. Но это не означает, что вы имеете право «покрывать» его зависимость!

– Я говорю правду, господин прокурор! – возбужденно ответила девушка.

– Тогда ответьте на поставленный вопрос: принимал ли ваш брат оплату наркотическими средствами?

– Нет, не принимал! Ему приходилось использовать наркотик только в качестве дегустаций! Думаете, ему было время заниматься такой ерундой? Он заменил мне вечно обдолбанных отца и мать! – заступалась за Робина Энжи.

– Однако, по словам мистера Хиллса, которого мне посчастливилось допрашивать, он говорил, что принимал участие в загородных вечеринках на виллах, где присутствовали наркотические средства! – с жеманной улыбочкой ответил прокурор. – Получается, что я уличил вас во лжи?

– Это были издержки работы, – испепеляюще посмотрела на него Энжи.

– Хорошая, однако, выходит работа! – усмехнулся прокурор.

Эти допросы снова вывели девушку из себя. Поэтому она в очередной раз начала «бомбардировку» словами:

– Картель промышляет у вас прямо перед носом, но вы этого намеренно не хотите замечать. А потом ищете крайних, чтобы все на них спихнуть! Очень удобно сидеть за своим креслом и рассуждать, как бы вы поступили на моем месте. Но прогуляйтесь по моему району и посмотрите, как легко оттуда выйти без дозы и пули в башке. И потом нас осуждайте!

– В нашем государстве хватает служб, которые целенаправленно курируют такие неблагополучные районы, как ваш! – насмешливо возражал ей прокурор. – Будь я на вашем месте – я бы непременно ими воспользовался!

– Программы? «Хммм», —возмущенно протянула Энжи. – А где ваши программы реабилитации для таких, как я?

Предоставьте таким подросткам, как я, не эти ужасные буткэмпы, а возможность получить бесплатное обучение в школе, отдельное проживание, если у них проблемные семьи, как моя. Дайте им возможность получить документы, выйти на работу, положите на их столы хотя бы минимальную еду, и вы увидите, как на улице станет гораздо меньше обкуренных отморозков, которыми, как я понимаю, вы считаете нас с братом!

Затем Энжи повернулась к присяжным, чтобы заручиться их «поддержкой»:

– Может быть, богатенькие детки и колются от распущенности своими родителями, но на наших улицах так поступают от безвыходности! Людям приходится выживать, а не просто жить!

Прокурор хотел было вставить слово, но Энжи сразу его пресекла:

– Господин прокурор, я только начала говорить! Теперь подождите!

Прокурор обескураженно посмотрел на судью, которая одобрительно кивнула головой, словно разрешая Энжи продолжать.

– Представьте, что пятилетний ребенок ищет молоко для грудной сестрички, потому что их мать снова в отключке. Он бежит к соседке, но та его не впускает, а малышка— Энжи все плачет, Робин бежит вместе с ней в ближайший госпиталь, где чудом находит родильное отделение. Он просит женщин накормить его сестричку молоком, и сердобольные женщины кормят грудничка, а также угощают мальчика печеньем…Радостный он снова бежит домой. А дома все, как и прежде… Отец пришел только на следующий день или через неделю…

И вот так моему брату пришлось жить большую часть своей жизни. Он не хотел пробовать наркотики, но из-за работы ему пришлось принять дозу! И тут Робин впервые ощутил настоящий кайф – ему не надо ни о чем думать, не надо выживать… И после этой дозы ему, конечно, захочется еще… Ему захочется уйти от реальности, потому что его жизнь – полное дерьмо, к которому не хочется возвращаться…!

Поживите так хотя бы сутки – или отправьте в Комптон своего собственного ребенка, если он у вас конечно же есть! И тогда я посмотрю, что вы на это скажете!

По залу снова прошелся одобрительный гул.

Альфред с восхищением посмотрел на свою клиентку. «А из нее бы вышел неплохой защитник!» – подумал он про себя.

Мистер Морган, слушая рассказ Энжи, мысленно благодарил Бога за то, что он вышел гулять в тот вечер и спас такую замечательную девочку, которая смогла, несмотря на свою ужасно сложную жизнь, сохранить свое достоинство и уважение. Он был горд за то, что она, не получив базового образования, так лихо выдерживала натиск прокурора и даже смогла добиться признания зала.

Судья тоже в глубине души была на «стороне» Энжи. Она прекрасно помнила свое детство, которое ей пришлось провести в гетто. И знала, каких трудностей стоит ребенку из такого места «выбиться в люди». И, если эта девочка осталась до сих пор жива – ей можно было только молча аплодировать.

Миссис Фарс снова разрядила гул громким постукиванием молотка и продолжила допрос подозреваемой:

– Когда же вы закончили работу на картель?

– Полагаю, когда моего брата закрыли на двадцать лет! – мрачно ответила девушка, на которую после рассказа разом нахлынули все воспоминания. – Это уже был предел, понимаете?

– Сколько лет вы проработали в этой преступной организации?

– Год и почти три месяца. Все закончилось в феврале.

– А как долго вам удалось проработать конкретно распространителем? – снова выступил прокурор.

– Я не считала. Я часто работала и там, и там, – сухо ответила Энжи.

– Мисс Хиллс, по вашим словам, получается, что вы знали, какие последствия наносят наркотики, и вы без какого-либо зазрения совести снабжали ими других людей! Скольким подросткам за этот год и три месяца вы успели продать дозы? Скольких подростков вы подсадили и этим сломали им жизнь? – снова вступил в стычку прокурор, пытаясь перевести на себя поддержку толпы.

– И снова вы пытаетесь загнать меня в угол! – не отступала Энжи. – Моя виновность дана мне с момента рождения! Я же дочь Мэттью Даллоса, и мне не смыть эту репутацию даже после его смерти! – грозно воскликнула та.

– Я ничего не говорил про мистера Даллоса, речь шла о том, что вы без зазрения совести подсаживали людей на наркотики! – твердо проговорил прокурор.

Энжи уже поняла суть их «игры», и поэтому, снова «вооружившись» новыми доводами, яростно прогремела:

– У меня никогда не было шанса на нормальную жизнь, и сейчас вы мне его не даете! Вам лучше посадить меня, чем признать, что вы где- то проебались! – не обращая внимания на листок адвоката, высказывалась та. – Что подкупные копы до сих пор существуют, и что у детей из бедных районов нет шанса выйти из зала суда без конвоя! Вы не решитесь их оправдать! И меня вы все равно посадите! Потому что дать мне шанс на нормальную жизнь – будет для вас означать, что вы проебались! – громко повторила девушка.

В зале в очередной раз поднялся гул.

– Тогда зачем вы продолжаете участвовать в судебных заседаниях? – подначивал ее прокурор.

– Вопрос отклонен! – возмущенно произнесла судья.

Но Энжи уже была на взводе и не могла остановить свой порыв:

– Потому что мне страшно думать о тюрьме! Мне страшно видеть за решеткой брата! Потому что мои показания, возможно, помогут ему быстрее «откинуться»! – Энжи усмехнулась. – Если, блядь, наконец, у вас появится человечность! Я хочу жить, а не выживать в этом гребаном продажном мире! … Хотя бы попробовать…жить….

Мистер Морган закрыл рот ладонью, чтобы скрыть нахлынувшую на него скорбь. Ему было больно слышать рассуждения этой маленькой девочки, которая уже даже не надеялась на лучший исход процесса. Она заранее приговаривала себя к заключению, чтобы никакой взрослый не смог ее больше обмануть.

На этой ноте, миссис Фарс еще раз стукнула молотком в знак окончания судебного заседания. Она не посчитала нужным растягивать процессуальные сроки и назначила повторное слушание через неделю, чтобы быстрее со всем разобраться…

Эпизод 41

Оперативный отдел Управления по борьбе с наркотиками

По окончании суда, как и предполагалось, прокурор «заглотил наживку» и отошел переговорить с адвокатом. Он пригласил его обсудить возможные условия сделки. Закончив, Альфред подошел к своим клиентам и с довольным лицом завел разговор:

– Не могу сказать, что я поддерживаю твои методы, но сегодня ты всех их сделала! Энжи, ты молодец! – высказался адвокат, похлопывая девушку по плечу напрочь забыв о формальностях.

– Самое главное, что я действительно вышла из зала суда не под конвоем! Теперь я верю, что шанс есть! – все еще не отойдя от стресса и все еще дрожа, проговорила Энжи.