Земская воля, или Истоки общественного самоуправления

– Я возьмусь, – твёрдо сказал Алексей. – Как сын Михаила Нестерова и… – он усмехнулся, – юрист с петербургским образованием.

Варвара внимательно посмотрела на него.

– Вы серьёзно? А как же Ваша позиция о бессмысленности перемен в России?

– Меняется, – просто ответил Алексей. – Под влиянием обстоятельств.

К полудню Тимофей вернулся с лекарствами. Варвара сразу же принялась за их распределение. К вечеру состояние большинства больных улучшилось, но появились новые случаи заражения.

Алексей вернулся в Заречье на следующий день, оставив деньги на первоочередные нужды. У него была конкретная цель – организовать экстренное собрание земства и добиться выделения средств на борьбу с эпидемией.

Первым делом он отправился к Павлу Ильичу Сомову. Выслушав рассказ о ситуации в Заозерье, старик горестно покачал головой:

– Беда! Настоящая беда! Но знаете, Алексей Михайлович, в этой ситуации есть и возможность. Эпидемия – это то, что нельзя игнорировать. Даже Саввин не сможет отмахнуться, если привлечь общественное внимание.

– Как это сделать?

– Для начала – посетить всех уважаемых членов земства. Я дам Вам список. Рассказать о реальном положении дел в деревнях. Затем – опубликовать заметку в "Губернских ведомостях". У меня есть знакомый редактор, он поможет. Ну а потом – требовать созыва экстренного собрания.

– Могут ли они отказать? – спросил Алексей.

– По уставу, для созыва экстренного собрания нужны подписи не менее пяти членов земского собрания, – ответил Сомов. – Я свою подпись дам. Князь Барятинский, думаю, тоже поддержит. Ещё троих найти будет сложнее, но возможно.

Следующие дни Алексей посвятил переговорам с влиятельными жителями Заречья. Он ходил от дома к дому, рассказывая о ситуации, убеждая, иногда умоляя. К его удивлению, многие проявили понимание и сочувствие. Купец Рябинин, владелец мукомольного завода, первым подписал требование о созыве собрания.

– У меня в Заозерье сестра живёт, – объяснил он. – С детишками. Не дай Бог, заболеют.

Помещик Трубецкой, известный своим либерализмом, тоже не отказал.

– Михаил Андреевич был моим другом, – сказал он, ставя размашистую подпись. – Рад, что его сын продолжает дело отца.

Алексей не стал его разубеждать, хотя внутренне всё ещё сопротивлялся мысли, что идёт по стопам отца.

Пятую подпись получить оказалось сложнее всего. После целого дня отказов Алексей в отчаянии зашёл в трактир "Золотой якорь", чтобы перекусить. Там он встретил урядника Фомина, того самого, что присутствовал при спасении мальчика у моста.

– А, Нестеров! – радушно поприветствовал его Фомин. – Присаживайтесь, составьте компанию.

За рюмкой водки Алексей рассказал о своих злоключениях.

– Да, плохи дела, – покачал головой урядник. – А ведь тиф – штука серьёзная. До города дойдёт – мало не покажется.

– Именно! – подхватил Алексей. – Но Саввин словно не понимает опасности.

– Он-то понимает, – усмехнулся Фомин. – Просто ему выгоднее деньги в банке держать, проценты капают. А жизни людские – что ему до них?

Алексей внимательно посмотрел на собеседника.

– Степан Ильич, а Вы ведь тоже член земского собрания, если не ошибаюсь?

– От полицейского ведомства, да, – кивнул урядник. – Только толку от меня? Я человек подневольный, как начальство велит, так и голосую.

– А если по совести? – тихо спросил Алексей.

Фомин помолчал, разглядывая содержимое своей рюмки.

– По совести… По совести, конечно, надо с эпидемией бороться. У меня в Глухове кум живёт, у него сын намедни слёг. Говорят, тоже тиф.

– Так подпишите требование о созыве экстренного собрания, – Алексей достал бумагу. – Это не обязывает Вас голосовать против Саввина. Просто дать людям возможность высказаться.

Урядник ещё помедлил, но потом решительно взял перо и размашисто подписал документ.

– Будь что будет, – сказал он. – В конце концов, я присягал государю и Отечеству служить, а не Саввину.

С пятью подписями Алексей направился в земскую управу. Секретарь, увидев документ, сначала попытался отговорить молодого человека, затем угрожал, что "будут последствия", но в конце концов был вынужден принять требование.

– Собрание состоится через три дня, – сухо сообщил он. – Но не обольщайтесь, господин Нестеров. Большинство в собрании у Николая Игнатьевича.

– Посмотрим, – спокойно ответил Алексей. – В вопросах эпидемий даже самые верные сторонники иногда начинают думать о собственной безопасности.

Он вышел из управы с чувством выполненного долга. Впереди была непростая задача подготовки к собранию, но первый шаг был сделан. А главное – он почувствовал, что не одинок в своём стремлении изменить ситуацию.

Вечером того же дня Алексей вновь отправился в Заозерье, чтобы сообщить Варваре о созыве собрания и привезти новую партию лекарств. Заменив её на ночном дежурстве, он настоял, чтобы женщина отдохнула несколько часов.

Ночью, сидя у постели больных, Алексей размышлял о странном повороте своей судьбы. Ещё месяц назад он был уверен, что проблемы провинциальной России его не касаются. Теперь же он сидел в импровизированном лазарете, ухаживая за крестьянами, и готовился к борьбе с коррумпированным чиновником ради спасения незнакомых ему людей.

Что изменилось? Он сам? Или просто обстоятельства заставили его увидеть то, что всегда было перед глазами – реальные человеческие страдания, которые можно облегчить конкретными действиями?

Варвара вошла в комнату перед рассветом, отдохнувшая и полная решимости.

– Как наши подопечные? – спросила она, проверяя пульс у ближайшего больного.

– Стабильно, – ответил Алексей. – Двоим стало лучше, у остальных без изменений.

– Уже хорошо, – кивнула Варвара. – Если удастся получить финансирование и наладить снабжение чистой водой, мы сможем остановить эпидемию до того, как она распространится на город.

– Мы остановим её, – уверенно сказал Алексей. – Я обещаю.

Варвара внимательно посмотрела на него:

– Знаете, Алексей Михайлович, когда мы впервые встретились, я подумала, что Вы – типичный столичный сноб, презирающий провинцию. Рада, что ошиблась.

– Не совсем ошиблись, – честно признался Алексей. – Я действительно был… им. Возможно, отчасти остаюсь до сих пор. Но некоторые вещи начинаю видеть иначе.

Он не добавил, что во многом причиной этих перемен была она сама – её самоотверженность, искренность, бескомпромиссность. Но, кажется, Варвара и так всё поняла.

– Что ж, – она улыбнулась, – возвращайтесь в город и готовьтесь к собранию. А я буду молиться за ваш успех. Ради всех нас.

Глава 5: Наставник

Вернувшись из Заозерья, Алексей обнаружил, что весть о созыве экстренного земского собрания уже разнеслась по городу. В лавках, трактирах, на рынке – везде говорили о тифе и о "смелом поступке молодого Нестерова". Это было неожиданно и даже немного тревожно. Алексей не стремился к публичности, но теперь, кажется, стал центральной фигурой местной общественной жизни.

– Вы не представляете, какой переполох вызвали, – с усмешкой сказал ему Павел Ильич, когда Алексей заглянул к нему вечером. – Саввин в бешенстве. Говорят, угрожает Вам всевозможными карами.

– Пусть угрожает, – пожал плечами Алексей. – Закон на нашей стороне.

– Закон-то да, – вздохнул Сомов. – Но в наших краях не всегда закон решает. Будьте осторожны, Алексей Михайлович.

Старик пригласил его к столу. Анна, жена Сомова, накрыла ужин и деликатно удалилась, оставив мужчин наедине.

– Я внимательно следил за Вашими действиями последние дни, – начал Павел Ильич, разливая чай. – И знаете, что заметил? Вы всё делаете правильно. Интуитивно выбираете верное решение. Как будто… – он замялся.

– Как будто что? – Алексей с интересом посмотрел на собеседника.

– Как будто это у Вас в крови, – закончил Сомов. – Вы идёте по стопам отца, хотя, возможно, сами того не осознаёте.

Алексей хотел возразить, сказать, что это совпадение, что он всего лишь выполняет свой гражданский долг. Но что-то остановило его.

– Возможно, Вы правы, – задумчиво произнёс он. – Последние дни я много думал об отце, о его записях, его делах. И начинаю понимать, что двигало им все эти годы.

– И что же? – глаза Сомова блеснули.

– Чувство ответственности, – ответил Алексей. – Отец считал, что долг образованного человека – использовать свои знания и привилегии не только для личного благополучия, но и для общего блага.

– Именно! – воскликнул Сомов, стукнув ладонью по столу. – Вот Вы сами и сформулировали основную идею земства! Самоуправление – это ответственность. Ответственность перед собой и перед другими.

Он поднялся и подошёл к книжному шкафу:

– Знаете, Алексей Михайлович, Вам предстоит серьёзная борьба. Саввин не сдастся легко. Я хочу дать Вам кое-что, что может помочь.

Старик достал с полки потрёпанную тетрадь в кожаном переплёте:

– Это мои записки о становлении земства в нашем уезде. Я вёл их с самого начала, с 1864 года. Здесь всё: наши успехи и неудачи, методы работы, способы преодоления препятствий. Думаю, Вам будет полезно.

Алексей с благоговением принял тетрадь:

– Спасибо, Павел Ильич. Я обязательно изучу.

– И ещё один совет, – Сомов вернулся за стол. – На собрании не нападайте на Саввина напрямую. Сосредоточьтесь на проблеме эпидемии. Пусть это будет не борьба с коррупцией, а борьба за здоровье людей. Так Вы получите больше поддержки.

– Умно, – кивнул Алексей. – А что, если Саввин просто проигнорирует решение собрания?

– О, на этот случай у меня есть план, – хитро прищурился Сомов. – Я договорился с редактором "Губернских ведомостей". Отчёт о собрании будет опубликован. Если Саввин проигнорирует общественное мнение, мы подадим официальное обращение к губернатору. С публикацией в газете он не сможет его проигнорировать.

Алексей посмотрел на старика с невольным восхищением:

– Вы продумали всё несколько ходов вперёд. Как в шахматах.

– Земское дело и есть своего рода шахматы, – рассмеялся Сомов. – Только фигуры – живые люди, а ставки – их благополучие. Ваш отец был гроссмейстером в этой игре.

Они проговорили до поздней ночи. Павел Ильич рассказывал о первых годах земства, о надеждах, которые люди возлагали на реформу, о том, как постепенно власти урезали полномочия земств, опасаясь их растущего влияния.

– И всё же, – говорил он, – даже в нынешнем виде земство – это уникальная возможность для людей разных сословий вместе решать общие проблемы. Крестьянин и помещик, купец и мещанин – все заинтересованы в хороших дорогах, в медицине, в образовании. Не всегда получается найти общий язык, но когда получается – результаты поразительные.

Алексей слушал, и перед его глазами вставали картины прошлого, о котором с таким воодушевлением говорил старик.

– А какими были Ваши первые шаги? – спросил он. – Как Вы начинали?

– О, это была настоящая революция! – Сомов оживился ещё больше. – Мы, молодые дворяне, только что пережившие отмену крепостного права, горели желанием изменить мир. Многие из нас учились в столицах, читали прогрессивные журналы, знали о европейском опыте. Когда вышло Положение о земских учреждениях, мы увидели в нём шанс.

Он рассказал, как они с Михаилом Нестеровым и ещё несколькими единомышленниками ездили по деревням, объясняя крестьянам суть реформы, уговаривали их выдвигать своих представителей в земское собрание.

– Поначалу крестьяне не верили. "Как это, барин, мы с Вами за одним столом сидеть будем? Не бывать такому!" – Сомов усмехнулся. – А потом, когда увидели первые результаты – школы, больницы, – отношение изменилось.

– А со стороны властей не было противодействия? – поинтересовался Алексей.

– Ещё как было! – Сомов махнул рукой. – Губернатор каждое наше решение по десять раз проверял. Уездный исправник доносы строчил. Но мы справлялись. Ваш отец был особенно хорош в преодолении бюрократических преград. Умел находить формулировки, к которым не придерёшься.

– Юридическое образование помогало, – заметил Алексей.

– Несомненно! Потому мы так обрадовались, когда узнали, что Вы тоже юрист. Словно судьба даёт нам второй шанс.

Эти слова заставили Алексея задуматься. Неужели он действительно был предназначен для этого? Странное стечение обстоятельств привело его в Заречье именно в тот момент, когда земству понадобился человек с его образованием и связями.

– Павел Ильич, – спросил он вдруг, – а почему отец никогда не рассказывал мне о своей работе? Я знал, что он занимается земством, но деталей не знал.

Сомов задумался:

– Думаю, он ждал подходящего момента. Хотел, чтобы Вы сначала получили образование, оперились. А потом… – он вздохнул. – Потом Ваши взгляды разошлись. Вы увлеклись столичной жизнью, карьерой. Михаил Андреевич был разочарован, но не терял надежды, что однажды Вы вернётесь и поймёте.