Полночный пир

Ольга Ленская

Полночный пир

Глава 1

Часть I. Начало

Глава 1. Экхард. Похоронный Звон

Погони не было. Я прислонился спиной к дереву, стараясь унять сбившееся дыхание и привести в порядок скачущие мысли. Меня не забили насмерть, не вздёрнули на ближайшем суку, не заперли в тюрьме до суда, даже избили не слишком сильно. И не догнали, когда мне удалось сбежать.

Я снова прислушался – только шум ветра в ветвях, птичьи голоса да шелест травы. Я был один и, похоже, заблудился. Вместо того, чтобы встревожить, эта мысль успокоила. Теперь я всё равно, что дикий зверь – чем дальше от людей, тем больше шансов выжить. Язык не поворачивался сказать о самом себе: я – убийца, на моей совести смерть двоих людей. Даже мысленно такое не повторить. Однако же, так всё и было.

В памяти насмешкой возникло вчерашнее утро. Начиналось-то всё, можно сказать, хорошо…

– Не надо его привязывать, господин. И так подкую.

Склонясь в глубоком поклоне, я не мог видеть лица заезжего лорда, но выпрямившись, заметил на нём удивление, почти интерес. Хотя, мне тут же пришлось снова низко опустить голову – негоже смотреть на благородного господина свысока, а получилось именно так – ростом-то он был, пожалуй, не выше моего плеча.

– Да вы не думайте, господин! Подкую.

– Ну-ну… Надеюсь, леди успеют отвернуться, когда Ворон разобьёт тебе копытом голову.

Невдалеке впрямь стояли две дамы, толком разглядывать которых я не посмел, хотя, понятное дело, очень хотелось. Ну, хоть на коня мне позволено смотреть… Господи, что это был за конь! Крупный вороной красавец с атласно лоснящейся на солнце шкурой и едва не метущим копыта шёлковым хвостом. Вот уж точно – полжизни можно отдать за то, чтобы оставшуюся половину ездить на таком.

Подойдя и взяв повод из рук слуги, тут же с облегчением отошедшего, я уже чувствовал себя счастливым. Ворон недовольно всхрапнул, дёрнув головой, но рука-то у меня твёрдая. Лорд и стоящие чуть поодаль в окружении слуг дамы молча наблюдали. Конь нетерпеливо переступал на месте, зло кося на меня влажным глазом, однако ж со мной особо не поспоришь. А он не больно-то и пытался, к удивлению зрителей позволяя мне спокойно делать своё дело и напряжённо слушая, как я, вычищая копыто и меняя подкову, тихонько с ним разговариваю.

Вот уж не знаю, откуда что берётся, только давно уже работая в отцовской кузнице, я привык к ругани и затрещинам, постоянно делая что-то не так, но когда нам приводили подковать лошадь, у меня всё получалось в лучшем виде. Даже с самыми норовистыми. Даже вот с этим красавцем.

Когда дело было закончено, одна из дам подошла ближе, негромко и мелодично рассмеявшись.

– А, может, правду говорят что все кузнецы – колдуны?

Тут я достаточно осмелел, чтобы мой взгляд оторвался от земли, скользнув по тонкой талии, обтянутой бархатом груди и виднеющейся в вырезе воротника ямочке между ключицами. Леди улыбнулась.

– Признавайся, кузнец, ты колдун?

– Бог с вами, госпожа, что вы такое говорите?

– Не бойся, я пошутила. Какой же ты колдун? Нет… Ты похож, скорее, на эльфа, или на фэйри. Ведь они тоже понимают язык животных. И ты, кажется, его понимаешь.

И как она тут на меня посмотрела! Словно это я был жеребцом, выставленным на продажу, а она – придирчивым покупателем. И опытным, кстати. Жаль только, что я не нашёлся с ответом, всё-таки впервые в жизни со мной заговорила леди. Нет, может, окажись я с ней наедине, и придумал бы, что сказать. А, может, и говорить бы ничего не пришлось…

Мысли – не лошади, их так просто не удержишь и узду не накинешь. Я снова низко поклонился, чтобы ненароком не столкнуться взглядом с лордом. А то, если конь мне голову не разнёс, так его хозяин, кажется, уже был готов это дело исправить. Зайдя между мной и леди, он небрежно сунул мне в руку горсть монет. Пока я благодарил и кланялся, нежданные гости сели на лошадей и скоро исчезли за поворотом, оставив меня смотреть на медленно оседающую дорожную пыль, поднятую множеством копыт.

Трактир в это время был почти пуст, ни местных, ни проезжих, но мне было всё равно – хотелось сохранить подольше хорошее настроение и приятное воспоминание. Нет, кое-кто здесь, конечно, был, да и разговоры о нечаянном визите знатных господ, чей конь потерял по дороге подкову, уже и сюда доползли. Ну, это понятно – нечасто здесь видят настоящих аристократов. Долго ещё обсуждать будут.

Стоило мне сесть, как рядом возник Том. Как его вижу, всякий раз думаю, что зря меня называют бездельником, потому что по сравнению с ним я работящий, как пчела. А Том, ко всему прочему, ещё и дурак. И болтун.

– Дэйв, ты сегодня, вроде как, прославился?

– Да ладно. Коня подковал просто.

– Ага. Коня подковал, жену его хозяина чуть не объездил.

– Ты чего, свечку держал?

Том глупо ухмыльнулся.

– Ты бы лучше свою жену объезжал, а то уже…

Закончить он не успел, сильно приложившись лицом о столешницу, попав прямо в пивную лужу. И голову поднять у него не получилось, потому что я продолжал держать его затылок.

– Ну чего!… Ну ты это… Дэйв! Ладно, всё! Ну чего ты…

– Да ничего. Морду тебе мыть помогаю. – Я от души повозил его по мокрой столешнице. – Видишь, уже чище стал.

Рывком подняв, я подтащил его к двери и хорошим пинком отправил на улицу. Ничего, он привык. Из-за своего дурного языка он часто огребал, и не только от меня.

Я нехотя вернулся обратно, настроение уже было ни к чёрту. И даже не из-за напоминания о том, что мой трёхлетний брак до сих пор оставался бездетным. Если уж положа руку на сердце, то меня это радовало – меньше ртов кормить. Скорее уж просто напоминание о жене взбесило. Перед глазами до сих пор стояла заезжая леди – тонкая талия, маленькие руки, точёная шея, грудь пышная, но аккуратная, так обрисованная тканью платья, что голова кружилась… Теперь осталось только вспоминать, зная, что дома меня ждёт Агнес.

Наверное, Агнес была хорошей женой. Она терпеливо сносила нужду и мужа, на всю жизнь, похоже, застрявшего в подмастерьях. Но в её терпеливости не было ни капли мягкости или доброты, вообще ничего не было, кроме осознания собственной тяжёлой судьбы и молчаливого осуждения моей, самому-то мне не совсем понятной порочности. И из-за этой терпеливости, вечно осуждающего взгляда и сурово сжатых губ я ночами чувствовал себя с ней как рабочий конь, впряжённый в плуг. Да и красавицей она не была. Даже хорошенькой не была. Широкобёдрая, крепко сбитая, грудь под платьем едва угадывается. Перед глазами снова возникла сегодняшняя леди – нежная шейка, тонкая талия, узкие запястья… У Агнес запястья были, пожалуй, не уже моих.

Я, кстати, был довольно узок в кости. Не как аристократы, конечно, но для человека, работающего в кузнице – точно. У нас в семье все мужчины такие – высокие, худощавые. Наверное, леди это имела в виду, говоря, что я похож на фэйри. От её слов было приятно. Не часто ж, наверное, леди останавливают взгляд на мастеровых вроде меня. И от этого мысли в голове бродили самые шальные… Жаль только, что бесполезные. И к Агнес идти не хотелось.

Так я и просидел чуть не допоздна, то вспоминая красивую леди, то мечтая оседлать Ворона, то представляя, как лежит в руке рукоять шпаги, висевшей на поясе его хозяина. Я хорошо успел рассмотреть её, пока сгибался в поклоне – сетчатая гарда с длинной поперечной планкой, идущая к позолоченному навершию изящно изогнутая дуга… Драться-то я неплохо умел, но, понятно, не так, как дворяне на таких шпагах. А хотелось. Ой, как хотелось! Почти так же, как обнимать стройных красавиц с осиными талиями. А, может, и того больше.

В общем, когда я собрался уходить, уже темнело. Нет, на ногах-то держался. Впрочем, я под столом никогда не оказывался, натура у меня крепкая. Многие завидовали. Том, например, который, кстати, быстро вернулся после того, как я отправил его пинком на улицу. Мировую пить. Так под столом и оставался, когда я уходил. Ну, я ему не нянька. Раз пить не умеет.

Оказалось, что Агнес зачем-то решила меня поискать. Во всяком случае, когда я возвращался, она со своим обычным обречённым видом шла мне навстречу. Но мои попытки её обнять по душе ей не пришлись, хотя мне казалось, что я имею на это право. Чем дольше длился наш брак, тем своевольнее и оскорбительнее она себя вела. До того, что в собственном доме я себя чувствовал нищим, из милости пущенным на порог. И ведь терпел это, как и её постный вид. Да ещё сейчас, войдя, сильно приложился головой об угол, что настроения не улучшило. А, главное, я даже руку на жену никогда не поднимал! Ну, почти никогда. Только разве Агнес способна это оценить? Бабам ведь страдания подавай, чёрт бы их побрал…

Я шагнул к ней вплотную, снова ударившись обо что-то плечом. Мне хотелось, чтобы Агнес в ответ прильнула ко мне, но вместо этого она отодвинулась. Я всё ещё хотел её приласкать, когда сверху на нас не вовремя вывалились какие-то плошки, и это меня уже разозлило всерьёз. Я намотал на руку прядь её волос, другой сдёрнув съехавший набок чепец. Нет, из этой пакли такой причёски, как у знатной леди, не соорудишь. Агнес попыталась высвободить волосы, глянув на меня с привычным суровым терпением. Если она хотела меня этим окончательно взбесить, у неё получилось в лучшем виде. Я подтолкнул её к лохани с водой, нагнув ей голову к отражению.

– Ты на себя посмотри, дура! Вот за что ты мне такая досталась, а?

Я пригнул её ещё ниже, окунув её лицо в воду. Агнес закашлялась, я убрал руку, и тут она, извернувшись, толкнула на меня лохань, обдав водой с ног до головы.

– Охладился?

Прислонясь к стене, я оторопело смотрел, как она надевает чепец, убирая под него волосы, чувствуя, как с моих волос по лицу течёт вода, как насквозь промокает одежда, и не понимал, что на неё нашло. В этот момент скрипнула оставшаяся приоткрытой дверь и на пороге появился младший брат Агнес. Не знаю, что к нам принесло мальчишку на ночь глядя, но он не успел ничего сказать, потому что, увидев меня, зашёлся хохотом, тыча в мою сторону противным, коротким и грязным пальцем.

– Заткнись, – прикрикнул я на него, но не тут-то было. Гадёныш продолжал давиться смехом.

Уж не знаю, отчего так получается, ведь я никогда не был размазнёй, но почему-то со мной все чувствовали свою безнаказанность. Это было как проклятье. Кажется, даже мой гнев для мальчишки был смешным. Когда я, справившись с поднявшимся на дыбы полом, двинулся к нему, он только чуть отскочил в сторону, продолжая кривляться и хохотать. Перешагнув через опрокинутую мной скамью, я ухватил его за воротник, но он и тут не испугался. А потом его смех перешёл в кашель, а из кашля в хрип. И когда хрип разом прекратился, а взгляд остекленел, было поздно. Я разжал пальцы и тело повалилось на пол. Агнес прижала руки к лицу и пронзительно закричала. А я… ну, ударил её, чтоб не орала. Может, силы не рассчитал. Может, лавка эта виновата, о которую она головой приложилась, падая…

Не знаю, сколько времени я стоял неподвижно, глядя на два мёртвых тела у своих ног. И когда сбежались соседи, я не сопротивлялся.

Меня избили, связали и заперли в сарае на краю деревни, где я провёл ночь. Лежал, привалившись к стене, и ничего не чувствовал. Ни о чём не думал. Просто смотрел сквозь щели в потолке, как меняется цвет неба – с блёкло-сероватого на почти чёрный, как на чёрном появляются звёзды, как они бледнеют и исчезают, как снова светлеет небо…

На рассвете снаружи донеслись рыдания и обрывки разговора. Вроде, соседи решали, что со мной делать. Везти в город на суд лорда или на месте по-тихому свернуть шею. Даже не верилось, что речь обо мне. Ну какой из меня убийца? Всё казалось дурным пьяным сном.

Но попытки восстановить перед глазами произошедшее сами собой вернули меня в реальность. За стеной уже давно было тихо. Разошёлся народ? Или кого-нибудь оставили сторожить? Ясно одно – что бы они не решили, а мне всё равно конец. Здесь меня убьют или на виселицу отправят, неважно. Умирать из-за Агнес и её брата было страшно. Я пошевелился, проверяя верёвки. Связали на совесть. Извернувшись, попытался ударить локтём в дощатую стену.

– Эй!

– Чего тебе?

Том. Ну, да – кого ещё оставлять сторожить? Всё равно бездельничает целыми днями.

– Отлить надо.

– Обойдёшься.

– Сдурел?

Дверь приоткрылась. Бормоча ругательства, Том развязал часть верёвок, чтобы я мог встать, и вытолкал меня наружу.

– Руки развяжи. Или помочь хочешь?

Он молча плюнул мне под ноги, развязал оставшуюся верёвку и тут же достал нож. Ну, да, меня ж теперь нужно бояться. Хотя сейчас мне с ним всё равно не справиться – всё тело затекло, пока сидел связанный. Да и безоружен я, в отличие от него. В общем, просто стал справлять нужду. И тут мне повезло – не пожелал Том смотреть на это, отвернулся. Упускать момент было глупо, чёрт с ними, со штанами. Удар сзади под колени сбил его с ног, он замешкался – скорее, от неожиданности, но мне этого хватило, чтобы ударить его по затылку. Всё-таки по-настоящему быть настороже он никогда не умел. Поправив одежду, я подобрал выпавший из руки Тома нож и огляделся.

Сарай стоял на окраине, однако не на отшибе. Совсем рядом, за заборами, текла спокойная и размеренная, простая и честная жизнь, к которой я теперь не имел никакого отношения и которая мне этого не простит. Боясь выйти из тени сарая, я прижался к бревенчатой стене. От неё пахло нагретым деревом, в густой траве звенели кузнечики, всё было таким обычным, казалось таким безопасным. Стараясь не раздумывать, я сделал осторожный шаг вдоль стены, покосившись на лежащего в траве Тома. Приложил я его, конечно, хорошо, но всё равно вот-вот очухается. Я обогнул сарай и медленно, уговаривая себя не бежать, пошёл в сторону леса. И только когда за деревьями скрылись стены и заборы, изо всех сил бросился прочь.

Остановился я только когда сердце уже едва не выпрыгивало из горла. Прислонился спиной к стволу и медленно сполз на землю. Казалось, кроны деревьев над головой продолжают кружиться в такт моему сбившемуся дыханию. Я прикрыл глаза, стараясь успокоить мысли, скачущие в такой же бешеной гонке. Никаких звуков, которые могли бы означать погоню, не было слышно. Только шум ветра в ветвях, птичьи голоса да шелест травы. Я был один и, похоже, заблудился. Вместо того, чтобы встревожить, эта мысль успокоила. Теперь я всё равно, что дикий зверь – чем дальше от людей, тем больше шансов выжить. И жизнь моя теперь зависит только от меня самого.

А потом было долгое бегство в неизвестность. В полудрёме, возле потухшего за ночь костра, мне казалось, будто ничего не произошло, что сейчас я проснусь дома, рядом с женой, а когда просыпался на самом деле, реальность била по лицу напоминанием, что каждый день жизни мне теперь нужно завоёвывать, упрямо вырывать у окружающего мира, в котором ни одна живая душа не встанет на мою сторону. Чувство вины за содеянное я, конечно, ощущал, но даже сам удивился, когда понял, что оно идёт на убыль, а настоящее раскаяние так меня и не посетило. Наверное, желание выжить победило все остальные, мешавшие ему чувства.

Я не мог толком сказать, сколько времени я скитался по лесам, уходя всё дальше и дальше от родных мест. Поначалу мне казалось, что после уже совершённого мной, просто ограбить одинокого путника будет легко, но когда я впервые увидел незнакомого человека на дороге, почувствовал, как у меня дрожат руки. При мысли о новом насилии или даже о том, что я просто буду кому-то угрожать, меня бросало в холод. По счастью, бедняга сам был так напуган, что, кажется, не уловил дрожи в моём голосе и безропотно отдал всё, что имел с собой. Похоже, он заранее ожидал нападения и заранее же его боялся, не допуская мысли о том, что грабитель боится ещё сильнее. Впрочем, так было лишь в первый раз, очень скоро голод и холод сделали меня если не решительнее, то равнодушнее. Грабить не сложно, если нападаешь на тех, у кого много не возьмёшь, а мне ведь много и не нужно было.

Мне ещё повезло, что я не напоролся на настоящих лесных разбойников. Спасибо графу, хозяину этих мест – успел перевешать большую их часть. А то неизвестно, как бы они отнеслись к такому жалкому сопернику – те, кто стоит вне закона, любят иногда поразвлечься… Впрочем, разбойничья удача вскоре от меня отвернулась.

Сначала мне показалось, что это обычный путник, потому что лошадь под ним была не такая, на которых ездят лорды. В лошадях-то я разбираюсь лучше, чем в людях. А когда я вышел на дорогу перед всадником и взял за повод его лошадку, оказалось уже поздно. Достаточно было взглянуть ему в лицо, чтобы понять – это человек, привыкший приказывать и не привыкший, чтобы его приказы не выполнялись. И оружие при нём было. А смотрел он на меня так, будто его лошадь наступила в коровью лепёшку.

– Ну, что? – Мне показалось, что в его голосе не было насмешки. Даже презрения не было, только спокойное любопытство. – Грабить меня собрался? Парень, скорее, я тебя ограблю.

– Что ж делать, попробуйте.

– А у тебя есть, что взять?

– Рубаха последняя есть. Подойдёт?

– Вполне. Но лучше себе оставь, ночи сейчас холодные. Может, мне кусок плаща тебе отдать?

– Благородно. Только лучше себе оставьте, ночи и впрямь холодные.

– Что, грабить уже раздумал?

– Не смейтесь, господин. Давайте разойдёмся с миром.

– С миром? А я тебе войну и не объявляю. От виселицы бегаешь? Что натворил?

Он говорил без нажима, без угрозы, но догадка, что этот человек не привык, чтобы ему не то, что перечили, а и просто мешкали, выполняя его приказы, превратилась в уверенность. Нет, он не вызвал во мне ни страха, ни злости, но не для того я скитался по лесам как зверь, чтобы при первом же властном взгляде привычно и послушно склонять голову.

– А что бы ни натворил, всё моё. – Я отступил к обочине.

– Ну, только что ты и от чужого не отказался бы. – Он усмехнулся. – Грабить ты не умеешь, на вора тем более не похож. Значит, кого-то убил. За грязную работу возьмёшься? Заплачу хорошо.

– Вам убийца нужен?

– Да.

Я молча смотрел на него. Вот, значит, как оно бывает. Вот как лорды решают свои проблемы. И как просто… А чего ему опасаться, я – никто, слово моё и так ничего не значило бы, а уж против его слова и подавно. Он ничем не рискует, я рискую всем. Могу отказаться, но что тогда? Опять в леса, опять неумело пытаться грабить, трясясь от страха?

– Что я должен делать?

* * *

Около месяца прошло после того, как я выполнил грязную работу неизвестного мне лорда. Он оказался честным и даже по-своему благородным. По-своему, или, скорее – по-моему, потому что работа была и впрямь грязная, а презрения ко мне в нём не чувствовалось ни до, ни после того, как я выполнил порученное. Мы даже выпили из одной фляжки за успех. Странно, конечно, но именно так всё и было. Может, ему нравилось играть с огнём, а, может, он мстил за что-то судьбе, когда не боясь замарать дворянскую честь снисходил до проклятого изгоя. Замечая в его холодном взгляде отчаянные искорки, я догадывался, что больше таких нанимателей у меня не случится, хоть жизнь и показала, что я ошибся. И какими же многоликими бывают наши ошибки! Говорят, что человек предполагает, а Бог располагает, но вряд ли Бог способен на такие расклады. В моей жизни, скорее, всё решал случай, или, что ещё вероятнее, её величество Судьба, и с Богом, да и с дьяволом они оба при этом не советовались.

Заплаченного хватило на то, чтобы придать себе вид приличный и неприметный и убраться оттуда, где я пролил кровь. Впрочем, нет. Крови-то я как раз и не проливал, но о том, как человек медленно задыхается под моей рукой, предпочитал некоторое время не думать.

Я мог спокойно и скромно жить ещё какое-то время, но деньги – на то и деньги, чтобы рано или поздно заканчиваться. Надо было что-то делать, а что – я не представлял. Не к кузнецу ж снова в подмастерья наниматься! Опасно, да и за год работы в кузне я не получал столько, сколько заплатил мне за убийство неизвестный лорд. И я всерьёз стал задумываться о дороге, на которую меня толкнул этот змей-искуситель…

Трактир располагался на самой окраине городского предместья и был тесным, грязным и вонючим. То, что нужно. Так мне, по крайней мере, казалось по моей наивности. Впрочем, наивность улетучилась с первым же полученным ударом, и даже раньше. Нет, поначалу меня не трогали, мало ли, кто сюда забредает. Но когда случайный посетитель не убирается поскорее восвояси, а сидит, пялясь по сторонам и неумело пытаясь выдать себя за завсегдатая, это настоящих завсегдатаев раздражает.

Силой, несмотря на обманчиво худощавое сложение, бог меня не обделил, да и вряд ли мои противники когда-либо, подобно мне, орудовали кузнечным молотом, но их было много. Во всяком случае – для одного.

Оказавшись на полу, я очень быстро перестал различать лица и понимать, кто меня бьёт. Вкус крови во рту, грязный пол перед глазами, боль в затылке, боль в боку… Подняться с полу мне, всё-таки, удалось, впрочем, понятно, что ненадолго. Воспользовавшись передышкой, я схватил за плечо сидящего за ближайшим столом и рухнул на скамью вплотную к нему. Тот замешкался, ошарашенный такой наглостью, а в следующий момент тяжело осел, привалившись ко мне. На доски стола упала капля крови. Я обнял мертвеца за плечи, не давая ему соскользнуть со скамьи, и опёрся о столешницу другой рукой с зажатым в ней кинжалом.

Только что бившие меня люди застыли. Поначалу-то я орудовал кулаками, как и они, а кинжал вытащил незаметно. Они смотрели на меня, я – сквозь них. Сзади меня защищала стена, спереди – широкая столешница, сбоку – мёртвое тело. Конечно, убить меня было несложно, но очевидным было и то, что сначала умрёт первый, подошедший к мне, а я – это уж как получится, может, вторым, а, может, третьим. И первым не хотел стать никто.

Несколько неубедительных выпадов в мою сторону сменились угрозами, угрозы – ругательствами, и они оставили меня в компании мертвеца и недопитой им кружки. Всё тело болело, руку, продолжавшую сжимать кинжал, я почти не чувствовал то ли от напряжения, то ли от побоев, из ссадин на лице сочилась кровь, но мне было всё равно. Я сидел в обнимку с покойником и пил уже ненужное ему пиво.

На меня напало усталое безразличие, мир отгородился мутноватой пеленой, я стал неинтересен ему, а он мне. Я просто сидел, как сидел когда-то в таком же отупении рядом с телами Агнес и её брата, когда сквозь сеть безразличия стал прорываться голос. Он то ли снова угрожал, то ли чего-то требовал. Я оторвал взгляд от капель крови на столешнице и перевёл на человека напротив. Тот устроился на безопасном от моего кинжала расстоянии и что-то говорил мне. Чего-то хотел? Что-то предлагал? Я заставил себя стряхнуть пелену безразличия. Вроде бы, кто-то собирался кого-то ограбить. Вроде бы я убил одного из подельников. Вроде бы им нужен другой. И стать этим другим предлагают мне. Сидящий напротив человек смотрел на меня вопросительно. Я кивнул, оттолкнул покойника, отодвинул стол – мой собеседник быстро подался назад, – и вышел из трактира.

Разбойничий мир уверенно-равнодушно указывал мне дорогу. Впрочем, разве я не сам хотел этого, придя сюда? Я пнул носком сапога камень, он со стуком ударился о стену и отлетел к пыльной обочине. Убить меня, конечно, попытаются, но вряд ли сразу. Мне казалось, что эти люди способны заманивать кого-то в ловушку только если оно сулит выгоду, а чтобы прикончить такого бешеного пса, как я, просто подождут удобного момента. Значит, надо держать ухо востро.

Сразу освоиться в наспех сколоченной банде мне не удалось. Эти люди, не впервые идя на такое, понимали друг друга с полуслова, и им не приходило в голову, что со мной всё иначе. Да и что им до меня? Правила просты – делай, как все, а если ошибёшься, то тебе же и не поздоровится. В общем, я плыл по течению, мне это не нравилось, но поделать я ничего не мог. Просто не знал, что тут можно сделать.

Засада была устроена недалеко от города, там где дорога идёт по краю неглубокого заболоченного оврага, густо заросшего высокими кустами, да и тёмные осенние сумерки были нам на руку. Хотя «нам» – это сильно сказано, я себя своим здесь не чувствовал, наоборот, у меня крепла уверенность, что сегодня от меня и попытаются избавиться – заодно. Если те не убьют, так эти прикончат, всё просто. Я чужак, зачем им со мной делиться.

Возок, сопровождаемый двумя верховыми, показался довольно скоро. Что это были за люди и что везли, я так и не узнал. Вместе с остальными я выскочил на дорогу, едва не попав под копыта, и даже попытался схватить коня за уздечку, но получил от всадника удар сапогом в грудь. Из лёгких вышибло воздух, я отлетел на дверцу возка, которая тут же распахнулась. На какой-то миг я оказался лицом к лицу с выскочившим из возка человеком, и тут же левый бок взорвался болью. Дыхание снова перехватило, под ногами заскользило, видимо, меня отбросили с дороги на мокрую траву. В глазах потемнело от боли, я куда-то падал, по лицу что-то хлестало, из рук вырывались мокрые стебли, хлюпала вода…