Чистильщик засоров в моей голове: история одного смыва

В переводе с родительского это значило: «Как же ты меня задолбал, безвольное чмо».

– Я возвращаюсь домой в двенадцать ночи. И мне даже не платят за переработки. Когда?

– Значит ты неверно распределяешь свои силы, – мотнула головой мать.

В переводе с родительского это значило: «Заткнись и терпи».

– Я даже календарем своим не управляю! Меня постоянно о чем-то просят и ставят задачи!

– Но ты же можешь поговорить с руководителем отдела о приоритетах и планах на год? – в переводе с родительского это значит «ты создаёшь проблемы на пустом месте». – Вы ведь составляли персональную карту роста?

– Да, но… – на секунду зависаю, вспоминая эту бесполезную диаграмму. – Наверное, мне оно и не нужно.

– Что не нужно? – улыбнулась мать. – Карта роста?

– Развитие, проекты, карьера. Я просто хочу получать нормальные бабки, заканчивать часов в шесть без переработок, а потом… Идти тусоваться, – выпалил я, уставившись на небо через окно. – Какой смысл от работы, которая тебя убивает?

Наверное, самым счастливым воспоминанием за последние пять лет был тот раз, когда Аки затащил меня на «Фудзи-Рок». Этот бездарь только и делал, что шатался по концертам, но, видимо, он лучше разбирался в том, как не сойти с ума.

– Ты совсем дурак? – кричал мне в спину отец.

А я уже не слышал его, ведь прилип к окну, как к аквариуму с экзотическими рыбами.

– Родители не особо беспокоились, – ответил я, наконец, на вопрос Усаги.

После ссоры мать впихнула мне его номер, чтобы «полечить голову», и я никогда не позвонил бы, но случай с туалетным демоном в Канде всё изменил.

– А друзья? – продолжил психотерапевт. – Вам удавалось проводить с ними время, если вы так… Отдавались работе, что забывали про отпуск?

– Редко, но удавалось. У меня достаточно понимающий лучший друг.

– Редко это как?

– Раз в полгода.

Усаги сделал очередную пометку в блокноте, после чего продолжил:

– У вас в жизни были неприятные случаи, связанные с сантехникой? Может быть, уже когда-то роняли телефон в туалет, и это оставило печальные воспоминания?

Такие случаи действительно были, но кто же знал, что они аукнуться спустя столько лет.

– Отец только начал строить коттедж, поэтому когда мы туда приезжали – жили в пристройке. Там был обычный деревянный туалет на улице. И…

Усаги кивнул, продолжая фиксировать всё ручкой.

– Меня заставляли его убирать, – я скрипнул зубами, – Один раз я туда провалился.

– Кто-то толкнул вас?

– Нет, я оступился сам.

– И тогда у вас не было схожих галлюцинаций?

– Не было.

Врач кивнул и отвел взгляд в сторону.

– Что ж, а когда вас всё-таки нашли, то какая была реакция у родных? У вас?

Нужно ли объяснять, почему я не доверяю психотерапевтам, или подобные вопросы говорят сами за себя?

Каким образом эта «реакция родных» сейчас мне поможет?

– Я почти сутки в дерьме сидел, в яме, где воняло так, будто туда срали все черти ада. Мне семь лет было, Усаги-сан, я орал, пока горло не содрал, а что родители? Мать рыдала, а отец орал, что я дебил, который не смотрит под ноги. А я? Я просто хотел исчезнуть!

Усаги поднял взгляд, его очки блеснули, как у судьи, который вот-вот вынесет приговор. Он снова что-то черкнул в своём блокноте, и этот звук – скольжение ручки по бумаге – выбешивал ещё больше, чем эти дурацкие вопросы.

– Интересно, – протянул психотерапевт, поправляя очки. – Эта травма… она могла спровоцировать вчерашние видения. Юни-сан, – мягко продолжил он, – такие яркие образы часто связаны с подавленной травмой. Это, возможно, ваш способ справиться с чувством бессилия. Скажите, вы часто чувствуете, что мир против вас?

Да мне по боку на мир этот. Я хочу просто работать на обычной работе, куда уж обычнее, чем драить толчки.

– Я не какой-то псих, который себе демонов придумал и хочет это обсуждать часами! Вы врач, разберитесь и вылечите меня.

– Юни-сан, никто не говорит, что вы псих, – сказал он спокойно. – Но ваш гнев… он говорит о многом. Давайте попробуем упражнение. Закройте глаза.

Я стиснул зубы и нехотя зажмурился.

– Просто дышите. Вдох, выдох. Представьте тот туалет из Канды. Что вы чувствуете?

– Я не хочу думать о нём.

– Понимаю, – сказал Усаги почти шёпотом, как будто мы делили какой-то секрет. – Вы не псих. Но ваш разум… он пытается сказать что-то важное. Вы говорите про монстров, но, может, это ваш способ справиться с чувством, что вы… застряли? Дышите глубже. Теперь представьте, что находитесь в ванной у себя дома.

Как только я вернулся домой после того происшествия, то именно там, в родной ванной, меня ожидало нечто. Огромный змеечервь, пахнущий как тухлые яйца, и извивающийся как размякшая макаронина из переваренного рамена.

Не выдержав, я открыл глаза, и снова встретился с надменно-дружелюбным взглядом Усаги.

– Может, я и правда псих?

Было ужасной идеей идти сюда.

– Вы просто запутались. Давайте попробуем ещё раз. Представьте, что вы держите свой телефон. Но он не упал. Вы в безопасности. Появится ли тогда какой-нибудь демон?

– Извините, но… – пробормотал я раздражённо. – Ваши упражнения не делают лучше.

Врач улыбнулся, но его глаза не изменились.

– Мы разберёмся.

Он отошёл к кулеру, затем поставил передо мной стакан воды. Я не стал пить, но рецепт, который он выписал, всё-таки взял.

– Приходите через две недели. Но если почувствуете себя хуже или снова увидите тех же, хах, монстров… – не удержался он. – Звоните.

Разве профессиональные врачи смеются вот так? В спину пациенту, который пришёл с тяжёлой проблемой?

– Маме привет! – добавил он перед тем, как я закрыл за собой дверь.

Уверен, что их связывают далеко не рабочие отношения. Эта интонация, ухмылка. Уверен, что они уже обсуждают меня по телефону, и договариваются о том, чтобы как-нибудь потрахаться на выходных.

Я зашёл в аптеку на углу, затем вытряхнул таблетку из блистера и проглотил, запив тёплой газировкой из автомата. Вкус был, как у мела, смешанного с прокисшим молоком. Тогда я скривился и швырнул пустую банку в урну.

Дома было пусто. Все, как полагается и общественно поощряется, задерживались на учебе и работе. Сердце трепетало, в ушах будто звучал оркестр, а впереди – прокатилась красная ковровая дорожка, ведущая в ванную на втором этаже.

Я расправил плечи и толкнул дверь.

Туалет выглядел обычно. Натертая до блеска раковина, зубные щетки Химе и Ханы, свежие полотенца, банки с ватными дисками и палочками, а также рулон бумаги, который сестренка разрисовала кривыми цветочками.

Из слива медленно высунулась зелёная скрюченная рука и вытянула средний морщинистый палец с длинным жёлтым ногтем. Затем рука резко раскрылась и стала цепляться за ободок, как паук.

Очередное канализационное недоразумение вырывалось наружу: вздутая морда с красными мышечными прожилками и залитыми черным веками. Из его рта торчали гнилые зубы, а на голове красовались шипы.

– Серьёзно, тварь? – я закрыл нос от вони и побежал прочь.

С первого этажа высунулась белая трехпалая рука и преградила дорогу. Лестница была заблокирована, а зубастый демон приближался сзади.

Времени на размышления не оставалось, я повернул ручку окна и выпрыгнул в него прямо на мамины любимые хризантемы, семена которых она купила на прошлогоднем Кику-мацури2.

Я поднял голову. Два демона – зелёный зубастый и белая вытянутая макаронина – выглядывали из окна и корчили рожи. Они переговаривались шипением, визгом, звуками отрыжек и хлюпанья. Это был их язык, который я не мог понять так же, как русский Виталия. Но незнание не освобождает от чувства, что тебя обсуждают за спиной.

Блистер таблеток шуршал в кармане при каждом движении. Что если дозировка была недостаточной для исчезновения галлюцинаций? Тут либо прозреешь, либо сдохнешь от передоза.

Глава 3. Отряд особого очищения.

– Ещё один сильный выброс энергии в Синагаве, – сказала Харуми и ткнула пальцем в коммуникатор.

Рейз даже не посмотрел. Он шёл впереди, засунув руки в карманы синего комбинезона, и пинал пустую банку из-под энергетика. Звон жестянки отдавался эхом по всему тоннелю.

– Сектор G2, – коротко сказала она, затем осветила фонариком левый проход. Её белые перчатки и светло-розовые волосы выглядели слишком ярко на фоне окружающей грязи.

Тэру направил к выходу коммуникатор, и тот начал пищать с перебоями: действительно, G2 был сильно засорён.

Стены покрывал зеленоватый налёт. Тёплая вода поднималась по лодыжку, с примесью бензина и кислым запахом.

– Если сегодня мы не справимся, то я хотя бы умру рядом с собой, – сказал Рейвз, ровняясь с Меюми, которая после долгой реабилитации вернулась к работе.

Та фыркнула и сжала кружевной передник.

– Лучше бы подумал о том, как выплатить свои долги, чтоб они не легли на нас, – она подняла голову и попыталась угомонить его взглядом. – В случае чего.

– Я думаю только о тебе, Меюми, – слащаво сказал он, и девушка тут же схватила его за воротник.

– Слушай сюда, ещё одно слово, и твоё задание закончится прямо здесь, – красные волосы выбивались из под белого чепчика и спадали на её лицо. Меюми не смущала ни разница в росте, ни комплекция Рейвза: она была готова перегрызть ему глотку.

– Чёрт, ребят… – опустила руки Рин, но эта двоица не обращала на неё внимания. – Может, вы в другой раз пособачитесь? У нас всё-таки 20 баллов на кону.

– Скажи честно, – не унималась Меюми, – ты спал с Майией, пока я лежала в реанимации после инцидента в Икебукуро? Скажи! Пусть все знают.

Рейз сжал кулаки, но не стал отталкивать её.

– Ты серьёзно? – выдавил он с ухмылкой, смотря на неё сверху вниз. – Малышка…

– Смешно тебе? – её голос дрожал от ярости. – Ты даже не пришёл ко мне в палату. Конечно, ведь в медблоке сказали, что я вряд ли приду в сознание. Зачем утруждать себя? Лучше сразу прыгнуть в объятия этой уродины.

– Ты себе придумала это, – начал он. – Она меня никак не интересует.

– Ах, да! – горько воскликнула она и отпустила его. – Наверное, вы просто обсуждали тактику для следующего задания в твоей комнате? В три часа ночи?

Меюми отошла от Рейвза, хлюпая резиновыми ботинками по воде. Края её платья испачкались в брызгах вместе с чулками.

– Слушай, Рейз, я знаю, что ты не святой. Но думала – хоть в этом не будешь трусом. Просто признайся.

– Я не спал с ней, – сказал он, наконец глядя ей в глаза. – Она передала срочные разведданные по Когтям, потом я выставил её за дверь и отрубился, потому что после тренировок господина Ичиро мне меньше всего хотелось даже думать о, – запнулся Рейвз и отвёл глаза вверх, к темному бетонному потолку, – о том, что ты себе придумала…

Харуми, Тэру и Рин перестали обращаться внимание на бывших возлюбленных и вместо этого рассматривали карту сектора. Буква G соответствовала району Сетагава, цифра 2 – уровню коллектора. Нужно проложить наиболее быстрый маршрут к мигающим точкам, иначе они начнут разрастаться.

– Но ты не поверишь, потому что уже решила, что я предал тебя в тот момент, когда ты больше всего во мне нуждалась, – с театральной интонацией закончил Рейвз.

– Так ты не пришёл, – сказала Меюми, почти шёпотом. – Ни разу. Ни одного звонка или сообщения «как ты?»

Рейз молчал. Потому с этим он поспорить не мог.

***

Юни

Таблетки Усаги не помогли. Лекарство растворилось в желудке, но не изменило ничего. Теперь пустой блистер валялся на траве как бесполезный мусор.

Писк на втором этаже стал пронзительнее. Из распахнутой рамы выползали уже не два, а четыре слизких существа. Добавились ещё два белых растянутых червя. Они цеплялись когтями за кирпичи и спускались вниз, оставляя на стене чёрные следы. Их глаза светились ядовито-жёлтым.

Я попытался отползти. Зелёный сморщенный демон спыгнул мне на грудь. Из его пасти потекла зелёная слюна и запахло тухлой капустой.

В голове что-то щёлкнуло. Та сумасшедшая блондинка. Почему она не боялась, а я лежу здесь и боюсь дотронуться до этой груды гнили?

Я рванулся вверх. Страх перешёл в ярость.

Давай, Юни, представь, что это позеленевшая физиономия Миямуры.

Отталкиваю монстра и вскакиваю с места. Белые черви вились по стене дома, как лозы винограда, который мама принципиально не хотела сажать на участке, ведь он может разрастись так, что потом не выполешь с сорняками.

Я схватил грабли, которые валялись у стены и начал разрезать ими белые узлы. Они сочились гноем вместо крови и повисали друг на друге. Зубья продолжали впиваться в эту мёртвую бесцветную плоть. Сверху послышался пронзительный визг.

Зёленый бросился на меня, раскрывая когти. Выступающие мышечные волокна на его челюсти расправились, выпуская наружу чёрный язык.

Но я не отступал. Мне казалось, что сейчас, эти грабли были точь-в-точь как швабра, которой вертела та, влетевшая в кабинку горничная. И часто ей приходится заниматься таким? Может, это очередная буйная пациентка Усаги, с которой у нас совпало время психоза?

Я вращал грабли над головой, как одну из палок, с которыми у нас в средней школе тренировались ребята из секции кобудо. И зачем же тогда я выбрал дзюдо. Разве не очевидно, что палка круче, чем голые руки? Ах да, точно, ведь я ничего не выбирал.

Стараясь не дышать, чтоб не подхватить какой-нибудь бактериальный туберкулёз, я бил по монстрам, как мог. Со всей силы по этим тупым мордам, по глазам, по длинным белым червивым шеям.

Они сыпались, как размазанные макароны. Шипастая тварь вырвала у меня грабли, но стоило мне лишь взглянуть на неё – плечо монстра начало растекаться, пока скрюченная ручонка и вовсе не отвалилась.

Мы поменялись местами. Теперь они пытаются сбежать через забор.

Я настиг их на дороге, когда червяки, выглядящие как оборванные канаты, пытались уползти в люк вслед за шипастым одноруким гадом.

***

Стены в тоннеле задрожали. Издалека зашумел мощный поток воды. Засоры держались за пластиковую фанеру, будто за спасательную шлюпку, и изо всех сил гребли вперёд.

Рейз мгновенно раскрыл барьер прямо перед Меюми. Они оказались в плотном мыльном пузыре ещё до того, как грязная вода настигла их.

– Я не пустое место, – сказал он. – Я просто… дурак, который до сих пор тебя любит.

Меюми посмотрела на него. Потом резко шагнула вперёд, выходя из-за его спины.

– Не верю, – бросила она, разогревая в ладонях очистительный порошок до опасного свечения.

– Хорошо. Если тебе нужна честность… – начал он, но не договорил, ведь Засоры были совсем близки.

Все приготовились к схватке. Тэру вытянул водяной пистолет, Рин и Харуми приготовились запускать пароочиститель.

Но тут Засоры взвыли, теряя равновесие. Издалека в них полетели грабли, светящиеся в полутьме. Они попали точно в спины существ. Зелёная масса смешалась с белым гноем, как перегретый пластилин. Слизь потекла в воду, оставляя за собой мутный след поверх бензиновых разводов.

Засоры истошно визжали, умоляя о пощаде. Харуми разобрала лишь пару слов: «ужас», «боль», «кто позаботится о личинках», в то время как Тэру перевёл эти вопли дословно, ведь лучше всех из юниоров знал Сорянку (она же – демонический язык).

Рейз продолжал держать щит, прикрывая команду от водного потока. За мутной пеленой нахлынувшей жижи виднелись лишь контуры Засоров, растворяющихся в воде.

– Кто-то украл наши баллы, – хмыкнула Рин.

***

Юни

Я вцепился в ржавую лестницу и вылез на поверхность. В голове пульсировала боль. Воздуха было слишком мало. Надеюсь, соседи сейчас не смотрят в окно и не видят, как я выжимаю всю эту грязь из одежды.

В окнах дома отсвечивается фиолетовое небо. Пожалуйста, пусть у машин, что проезжают мимо, не работают видеорегистраторы.

Запираю ворота дома на все имеющиеся замки.

«Если ты не можешь выбраться из сумасшествия –

прими его правила игры».

Так сказал бы Аки, цитируя строчки из последнего альбома Йин-Йин. Всё-таки от попсы больше толка, чем от Усаги.

Тело начинает неметь будто после марафона. Хочу зайти внутрь, но не могу схватиться за ручку. Почему она уплывает куда-то вверх?

Глава 4. Луна начинает убывать.

Мисаки обнаружила старшего сына на коврике у порога, когда вернулась домой, волоча за собой малышку Хану. Закрыв глаза дочери, она затолкала парня внутрь и закрыла дверь на улицу.

Юни не почувствовал ничего сквозь крепкий сон. Мисаки не стала тратить на него время и прошла дальше, торопя с Хану ко сну.

К полуночи она вернулась в гостиную, надеясь, что там больше никого нет, но Юни всё ещё неподвижно валялся там.

Мисаки выдержала и огрела его полотенцем:

– Просыпаемся.

Однако её упрёки казались ему нежным шумом ветра в сравнении с мерзкими криками Засоров.

– Привет, ма-а-а-а, – протянул Юни, разлепляя глаза. Он приподнялся, чтобы снять кроссовки, но шнурки ему никак не поддавались. Перед глазами все крутилось, и он не мог ухватиться за обувь.

– Где был? – она старалась говорить дружелюбно, но в ее голосе чувствовалась ярость. – Аки затащил в какой-то крысятник? – продолжала она, крутя в руках полотенце, как орудие наказания.

– Не, – махнул головой он, пытаясь снять кроссовки, не расшнуровывая. – Я не пил.

– Да что ты, – сжала губы мать. – А как ты завтра встанешь? Тебя же выпрут из Айчитавы!

– Так я сам уволился. Ещё поза-поза… – он, кряхтя, с силой тянул за носок, пытаясь снять левую кроссовку. – Вчера, – он выдохнул, когда кроссовка соскочила, и, не глядя, кинул ее в стену за спиной.

– И почему я узнаю об этом только сейчас? – сквозь зубы процедила мать.

– А что, твой мозгоправ не передал тебе всё подчистую? – огрызнулся Юни, плюхаясь на диван. Он щурился, силуэт женщины качался перед глазами и выглядел туманно.

– Разве он тебе посоветовал… спиться?! – она повысила голос, но шёпотом, чтобы не разбудить Хану и Химе.

Юни промолчал. Он прилёг на диван и вытянул ногу вверх, чтобы расшнуровать второй кроссовок.

– Так где ты был?

– Гулял, – ответил он, скидывая обувь в сторону просторной кухни-гостиной.

– И где же?

– Во дворе.

– А, – медленно кивнула она, постепенно закипая. – Так вот, кто раздавил мои цветы.

– Я всё, и-и-ить, исправлю… Только можно… завтра, пожалуйста?

– Юни, скажи честно, ты специально мне на зло всё это делаешь? Увольняешься? Напиваешься? Почему именно сейчас? Когда отец узнает… а он узнает! Потому что я не буду дожидаться конца его командировки, а позвоню прямо сейчас. И тогда тебе…

– Иди спать, – рявкнул он, чувствуя болезненное давление в висках.

– Зачем ты ушёл из Айчитавы? – не отставала она, топая следом.

– Я уже говорил. Мне это не нужно, – парень отвечал коротко, чувствуя как мысли путаются.

– Откуда ты вообще знаешь, что тебе нужно? – крикнула Мисаки вдогонку, но Юни отшатнулся к лестнице на второй этаж.

Подняться по ней было как пройти полосу препятствий – он ухватился за перила, но те оказались слишком скользкими, и нога шагнула мимо нужной ступени.

– Да что ж такое! – зарычал он, сваливаясь.

Мисаки не унималась:

– Ты хоть понимаешь, что дети спят? Завтра у Ханы конкурс, и если она не выспится, то всё забудет. А если твой брат не выспится… Я не хочу слушать его нытьё.

– Ты сама решила уволить их няньку.

– И ты знаешь почему, – она уперла руки в бока. – Всё, вставай, ты не имеешь права спорить со мной, – её голос смешивался с едва ощутимым гудением.

Юни, скрипя зубами, попытался подняться, но ноги никак не хотели держать равновесие. Он рухнул снова, стукнувшись локтем.

– Зачем вообще отпустили тебя работать? Лучше бы пошел получать образование дальше. Магистратура, аспирантура, пошёл бы в науку в конце концов! – продолжала Мисаки, сминая свой халат от злости. – Когда ты учился, то был совсем другим, интересовался чем-то, постоянно рассказывал нам о своих успехах. А теперь что? Всё не просто безуспешно, Юни. В последнее время ты – сплошное разочарование, – она слегка пнула его по икре тапком. – Может, кроме учебы ты ничего и не умеешь? Может, вместо Ханы сдашь экзамены первого класса в следующем году? – она отошла, нервно потирая руки, затем опустила их в карманы и сжала в кулаках. – Если бы ты знал, чего нам стоило…

– Хватит, – заорал он в ступеньку, не выдерживая звука её голоса, раскалывающего голову изнутри.

Мисаки затихла.

Парень обмяк, тяжело дыша. Гудение в ушах медленно стихало, оставляя только приглушенный звон. Он прижался лбом к холодной ступеньке и попытался собраться с мыслями.

Найдя в себе силы, Юни медленно повернул голову, ожидая очередной тирады, и обомлел – мать лежала на полу прихожей, раскинув руки и выпучив глаза. Кожа на лице пузырилась от ожога, плавясь рваными кругами, а из носа и рта текла кровь.

– Ма-а-ам? – прохрипел Юни, но её тело не шевелилось. Под головой растекалась красная лужа, пачкая махровый ковер.

Паника сдавила горло. Кое-как он сполз с лестницы и рухнул рядом с ней на колени. Руки дрожали, когда он наклонился ближе, всматриваясь в лицо – глаза застыли, пустые, а кожа продолжала пузыриться.

Он протянул руку к её шее, ища пульс, пальцы скользили по липкой крови, но под кожей не было ни биения, ни тепла.

– Нет, нет, нет, – забормотал он, переворачивая её голову, отчего ковер становился еще более красным и мокрым.

Юни прижался ухом к её груди – тишина. Сжал её плечи, тряся сильнее, но тело не подавало признаков жизни. Тогда он отпрянул, хватая ртом воздух, и уставился на свои ладони – они дрожали, покрытые её кровью.

Слёзы жгли глаза, но он смахнул их, чувствуя, как шок пробирает до костей. Он не хотел этого, не понимал, как это вырвалось. Юни сжал кулаки, пытаясь заглушить нарастающий шум, но тот только усиливался, разрывая мысли.

Он начал бить себя по щекам и вгрызаться ногтями в кожу. Пусть это будет сон, стресс, «невысказанные обиды» или как там говорил Усаги.

Но проснуться не удавалось.

– Мама, очнись, – шептал он, вновь вертя в руках её голову, но кожа будто плавилась под пальцами, отходя от мяса. – Я… Не знал, что…

Юни задыхался. Сердце колотилось, вырываясь из груди. Железный, тошнотворный запах забивал ноздри. Он смотрел на мать, на её голову, которая теперь напоминала треснувшую маску из воска, и чувствовал, как его разум тоже раскалывается на куски.

– Я не мог, – шептал он, но голос дрожал, срывался на хрип. – Невозможно! – парень ударил кулаком в пол, и ковер прогнулся, впитывая кровь, как жадная губка.

Он оглядывался, пытаясь найти рядом кучку демонов, которые сделали это, но в гостиной и коридоре было пусто.

Сквозь дымку перед глазами всплывали воспоминания о том, как Мисаки дарила ему ужасные подарки на дни рождения, которые выбирала сама.

Как фотографировала его на выпускных и праздниках – насильно, но без её настойчивости у него бы не было ни единой карточки в альбоме.

Как всего желала спокойно ночи, когда он был занят чтением, а он даже не поворачивался на ее голос, ведь она строго настрого запрещала ему отвлекаться.

Казалось, только сейчас он смотрел на неё так долго.

Разговаривал с ней, не отвлекаясь на часы.

Он зажал рот рукой, подавляя рвотный позыв. Нельзя, чтобы это услышали младшие.

Юни в страхе огляделся. Дом казался опасным. То и дело чудились темные силуэты на лестнице, но ни монстров, ни людей там не было.

Он схватил тело под руки и потащил в гостиную. Дорожка из крови затекала по швам паркета.

Дверь на улицу скрипнула, впуская холодный ночной воздух, пахнущий сыростью и травой. Сад был пуст, только ветер гонял листья с деревьев, а где-то вдали сдавленно лаял соседский пёс.

Деревянный туалет торчал в углу участка, покосившийся, с облупившейся краской. Родители постоянно хотели снести его за ненадобностью, но это древнее сооружение редко попадалось на глаза, поэтому проблема забывалась до следующего случайного обхода участка.

Юни распахнул дверь, выпуская запах сырости и гниющих досок. Внутри было тесно и темно. Паутина липла к лицу, но ему было плевать. Он затащил тело внутрь, стараясь не смотреть в её глаза. Доски скрипели, разрезая слух.

– Сплошное разочарование… – тихо сказал Юни, чувствуя как зубы начинают дрожать. – Да, наверное, ты права, – слезы текли по лицу, смешиваясь с соплями. Холодный воздух касался мокрого лица, обжигая сильнее.

Юни вытер руки о джинсы и тихо закрыл дверцу, затем рухнул на каменную дорожку, хватая ртом воздух. Рядом лежали поникшие разноцветные лепестки. Гул в голове вернулся с новой силой, как рой ос.

– Я не убийца, – бормотал он, зажимая себе рот так, будто пытаясь задохнуться. – Это не я. Я даже не знаю, что это за…