Чистильщик засоров в моей голове: история одного смыва

Ёшимура

Чистильщик засоров в моей голове: история одного смыва

Пролог

– Юни, что ты делаешь? – вздохнул Миямура, видя меня на офисной кухне.

– Чиню кофемашину.

– Как думаешь, НэкстПлюс стали бы платить за то, что ты оттираешь грёбанное протухшее молоко вместо того, чтоб, наконец, сдать сайт, который они ждут второй месяц?

– Нет, – отвечаю и послушно отхожу от аппарата. – Не стали бы.

Тогда я был очень послушным мальчиком. Приходил за полчаса до начала рабочего дня. Носил с собой обеды. Следил за тем, чтоб на календаре за моим столом всегда стояла верная дата.

Сегодня я ночевал в офисе, чтобы случайно не проспать утреннее совещание. По правде говоря, сдача сайта совсем не зависела от меня, и более того: он никогда не был отмечен, как приоритетная задача.

Коллеги, занимающие более удобные кресла в иерархии компании, имели разные взгляды на критерии для финального согласования. Поэтому сколько бы я не вносил правки, они не заканчивались.

– Представь, что у клиента есть веб-камера, отслеживающая каждый твой шаг. Он платит за каждый вздох, и любое действие должно приносить ценность для его бизнеса, – Миямура расхаживал по кухне в выглаженном костюме, который предназначался для подписания контракта с крупным табачным конгломератом, но никак не для воспитательной работы со стажёром. – Так скажи, какую пользу для продаж видеокарт Нэкста приносят твои вонючие липкие руки? – он кинул в меня пачку салфеток. – Может, они всё-таки займутся сайтом?

– Мне необходимо выпить кофе, чтобы сосредоточиться на работе, – я едва сдержал зевок.

– Правда? – сощурился Миямура. – Знаешь кому еще нужно сосредоточиться на работе? Бедняге Фан Тонгу, – он стукнул по стеклянной перегородке, за которой стоял смущённый уборщик. – Ты отбираешь его задачи, чтоб отлынивать от своих.

Всё-таки не стоило сегодня заходить на офисную кухню. Надо было стащить пакетик дешевого растворимого кофейного безумия со столика Рицуки, залить его мутным кипятком из кулера в коридоре, и тогда мой мозг впал бы в опьяняющую сахарную кому хотя бы на пару часов.

Целых два года мне приходилось жертвовать сном, едой и встречами с друзьями ради благополучия чужих бизнесов. И ни разу моё благородство не было вознаграждено хотя бы мизерной квартальной премией.

Не торопитесь бросать мне мелочь, деньги здесь волновали меня меньше всего. Единственным, из-за чего я просыпался по утрам, была мечта о том, что однажды мне позволят заниматься по-настоящему важными делами.

Какими именно – я так и понял. Но вчера меня посетило другое озарение: если останусь здесь ещё хоть на минуту – закончу также, как, примите мои соболезнования, Каору из финансового отдела.

Глава 1. На новой работе будет полегче

Юни

– С обратной стороны тоже подписывать?

– Как хотите, – кивнул Виталий, отпивая остывший кофе. – Можете хоть галочку поставить вместо подписи, – он взял ручку и чирикнул по краю листа. – Вы главное работайте, а бумажки перерисовать мы всегда успеем.

– Не боитесь проверок?

– Я сам себе проверка, – усмехнулся управляющий клининг-агентства. – Мы не банк, чтоб нас проверять, – он поправил пиджак и отклонился на спинку кресла так, что оно истерически скрипнуло. – Кому в Канде сдалось наше жалкое пристанище для нищих предпринимателей, у которых не хватает денег на аренду в нормальном здании?

Это была ещё одна, компания, куда не стоит ввязываться. Но здесь не было проблем с сайтами, кофемашинами и таск-менеджрами.

По пути в кабинет Виталия с синей вывеской «Сан-Техникс» я встретил десятки других разноцветных логотипов. Они выглядели так, будто над дизайном работали бедные вьетнамские студенты за миску риса. Причём большинство из них страдало дальтонизмом или слепотой. Кошмарные отступы, скачущие то вверх, то вниз иероглифы и нечитаемые мелкие подписи с грамматическими ошибками.

В Айчитаве за такое бы прилюдно унизили перед всем маркетинговым отделом, а затем разжаловали бы арт-директора, пропустившего подобный артхаус в печать, до помощника младшего дизайнера. Хорошо, что я работал в отделе айти. Впрочем, еще лучше, что уже уволился.

– Не забивайте себе голову формальностями, молодой человек, – Виталий перемешал холодную жижу с давно растворившимся рафинадом. – С набегами от санслужбы и налоговой я разберусь. А вы, будьте добры, выполняйте работу, на которую я вас нанимаю.

– Конечно. Мне не стоило спрашивать про такое, извините.

Это был скорее автоответчик, чем мой настоящий голос.

– Вы до нас вообще где, кхм, трудились? – спросил управляющий, поднимая заявление со стола.

Из кармана его светлого пиджака выглядывал зелёный платок, который идеально сочетался по цвету с галстуком и стенами кабинета. Те, кто работал в агентстве «Сан-Техникс» давно, отлично помнили, как Виталий был недоволен ремонтом в 2010-м, и клялся, что лично сожжёт эти отвратительные болотные обои вместе с работниками, которые решили расклеить их по всему первому этажу.

Однако пожара до сих пор не случилось: либо зёленый действительно успокаивает, либо Виталий никак не может купить зажигалку. Ведь он бросил курить после того, как женился на японке и переехал жить сюда, а «зажигалку без сигарет хранить невозможно: обязательно сорвёшься».

Впрочем, к тому дню, когда я впервые переступил порог его кабинета, Виталий уже успел развестись, но к вредной привычке возвращаться не стал: вредности в нём и так было предостаточно.

– Раньше работал доставщиком, кассиром, – вру, – улицы подметал в Синдзюку, – безбожно вру.

На такие подработки когда-то устраивались мои бывшие однокурсники, приехавшие в Токио издалека. Я презирал их, считал, что если ты хочешь «чего-то добиться в жизни», то учёбе нужно посвящать всё время – иначе никогда не получишь место в престижной международной компании.

В итоге, я получил такое, но теперь даже как-то стыдно указывать его в резюме. Лучше бы я вообще нигде не работал.

Виталий промычал и поправил очки:

– И отовсюду выгоняют?

– Нет. Сам ухожу.

– Какой вы… своенравный сотрудник, – он усмехнулся и опустил уже мятое по бокам заявление на стол.

Понял. Слишком много опыта и излишняя самостоятельность здесь не ценятся. В следующий раз надо будет сказать, что подрабатывал в какой-нибудь забегаловке, пока та не закрылась. Будем считать, что это моё первое настоящее собеседование, так что ошибки простительны – это новый опыт.

– Тогда расскажите, пожалуйста, – управляющий вновь обратился к бланку и постучал по нему пальцами, – про ваше образование. Зачем человеку с дипломом Токийского университета работа в моем дешёвом клининге?

Эта графа не была обязательной. Следовало поставить прочерк, а ещё не указывать старшую школу, но я ведь никогда раньше не устраивался в такие места. Поэтому с гордостью написал названия всех своих учебных заведений. Даже школу по дзюдо. Подробно, с расшифровками. А также приложил копии табелей с превосходными оценками.

Взгляд Виталия выражал крайнее удивление, ведь те, кто сюда устраивался, обычно даже паспорта не приносили.

– Я пошутил, – пытаюсь выкрутиться. Да уж, перестарался.

Управляющий приподнялся, чтоб лучше расслышать ответ, но зацепился за подставку для ручек. Она свалилась, и содержимое рассыпалась на пол.

– Простите, я думал, – начинаю собирать его дешёвые ручки, в таком незамысловатом подхалимстве мне нет равных, – что так будет больше шансов устроиться, – кладу горсть канцелярии обратно в пластиковый стакан. – На самом деле я нигде не учился. Ксерокопии поддельные.

– Пошутил? – Виталий строго смотрит на меня. – Но это же не шутка.

Напрягаюсь, будто попался на нарушении закона.

– Это ложь, обман, подхалимство, если хотите, но точно не шутка, – говорит он, выдерживая паузы, с ними акцент звучит ещё резче. – Шутка должна быть, в первую очередь смешной. Вот вы, например, знаете, как появились японцы?

– Как? – едва сдерживаясь, чтобы не выдать краткое содержание курса истории.

– У чукчей родился умный мальчик. И они его выгнали, – Виталий постепенно залился смехом.

Я скривился в ответной, но неискренней улыбке.

– Вот это шутка, понимаете? – он самодовольно поднял большой палец вверх.

– Простите, «чукчи?»

Раздался короткий стук. Не дожидаясь приглашения, в кабинет зашла женщина с ярко красными короткими волосами. Она выглядела моложе Виталия, но лет на десять старше меня.

– У нас планёрка, – твердо заявила она и показала на наручные часы.

– Нет уж, сначала у меня к тебе пара вопросов, Киён, – заявил Виталий. Он поправил очки и с недовольным кряхтением поднялся из кресла.

Женщина смахнула пылинки с торшера у деревянного шкафа. Похожа на японку, но слишком высокая. Даже с учётом каблуков.

На ней был синий костюм с юбкой карандаш, где пиджак подчёркивал угловатую фигуру приталенным фасоном и подплечниками.

– Послушай, – понизил голос Виталий и направился к ней. – Кого ты, – он перешёл с японского на русский. – Отправляешь ко мне? Неужели на рынке труда всё настолько ужасно?

Киён, не меняясь в лице, равнодушно слушала его. Это раздражало Виталия, поэтому он повысил голос и перешёл на иностранный мат.

Я пытался выцепить хоть пару слов, но он говорил слишком быстро, и его русский не был похож на тот, что можно узнать из фильмов. Смесь звуков напоминала особый варварский диалект.

– Может, отпустишь его? – предложила Киён. – И тогда мы сможем нормально поговорить.

– Завтра к 7:00, – наконец, по-японски ответил Виталий и открыл дверь. – До свидания, коллега, – он добродушно улыбнулся. – Жду не дождусь, когда наши клиенты, наконец, перестанут жаловаться на грязь, потому что, – он снова повернулся к Киён, – остальные чистильщики в последнее время халтурят. Вот например Саэко, чёрт её дери…

Я быстро поклонился в ответ и поспешил выйти в коридор.

Надо же. Получилось с первого раза.

Иду дальше, к двери с тонким слоем плесени по нижнему краю, на которой висела табличка с буквой «М». Натягиваю на ладонь рукав рубашки, чтобы дотронуться до железной ручки, мутной от чужих отпечатков пальцев.

Кабинок в три раза меньше, чем в туалете на 30-ом этаже Айчитавы1, из которого на той неделе сиганул бедняга Каору.

Мыло здесь пахнет более резко: как будто ты зашёл не в уборную, а в химическую лабораторию, где разрабатывают очередное средство 15в1, которое обязательно истребит всю плесень в твоем доме всего за пару сотен иен. Такие обычно покупал Аки, надеясь вычистить свою каморку до блеска к приходу девчонок. Неудивительно, почему он до сих пор одинок.

Из динамика у потолка звучала тихая музыка, которую пару раз в минуту нарушал «бульк» из крана, перевязанного изолентой.

Я зашел в кабинку. Как и ожидалось, туалеты здесь самые обычные: без пульта и экрана. Ни подогрева сидения, ни умного душа – наконец-то можно почувствовать себя человеком, который не доверяется мнимому течению прогресса, а твердо уверен, что никакая струя не прилетит ему в зад.

Я: Всё, устроился

Аки-Плаки: Ты о чём?

Я: Я же вчера говорил

Пересланное сообщение:

Я: Нахрен Excel, лучше пойду толчки драить

Аки-Плаки: XD

Аки-Плаки: Я думал ты стебался вчера

Аки-Плаки: Так куда конкретно?

Аки-Плаки: Что за место?

Я: Дешёвый клининг у какого-то русского мигранта

Аки-Плаки: Ха, так ты теперь поломойка?

Аки-Плаки: А может, мне отдраишь хату

Аки-Плаки: В качестве тренировки^^

Я: 30000 йен

Аки-Плаки: Ой-ой-ой

Аки-Плаки: Это за какие-то доп. услуги?

Аки-Плаки: Что за цены!

Аки-Плаки: Мне просто прибраться

Аки-Плаки: Не нужно вылизывать пол :Р

Аки-Плаки: 1000 максимум

Аки-Плаки: Ну, может, 1500

Аки-Плаки: Если люстру протрёшь

Я: Пошёл ты :Р

Поднимаю взгляд и замечаю табличку на двери туалета:

«Смывать вне зависимости от поставленных задач и достигнутых результатов!»

Фотографирую и отправляю её в чат с Аки.

Аки-Плаки: ;DDDDD

Аки-Плаки: Ты придумывал?

Я: Нет, но это очень жизненно

Пока друг перебирал смайлики, я начал печатать следующее сообщение. Хотя… долго писать. Записываю голосовое.

– Короче, весело тут, а этот Виталий, ну управляющий, так вообще…

Внезапный скрип снаружи заставляет меня дёрнуться.

Телефон выскальзывает из рук.

– Чёрт! – чувствую, как полетели брызги.

Скорее тянусь достать его. Нельзя, чтоб первая и последняя премия вот так просто уплыла в канализацию.

Рука наткнулась на что-то плотное, похожее на затвердевшее желе, и я мигом отпрыгнул.

Из слива начала хлестать черная жижа, она пузырилась будто кипящая вода, и пар поднимался всё выше, загораживая свет от лампы.

Я попятился в угол кабинки.

Бесформенная вонючая масса с кусками грязи, окурков и волос выросла в двухметровую насыпь. Из неё начали выпадать отдельные комки, и просветы от них постепенно принимали форму глаз и пасти.

– Р-р-р-рарар!

Я пригнулся, пытаясь спрятаться от вылетающих изо рта монстра ошмётков, и схватился за ёршик.

– Хр-р-р… Гр-раа!

Чудовище начало вытягивать из себя желе-отростки, которые тянулись вырвать у меня единственное попавшееся под руку орудие. Я бросил ёршик и прижался к полу.

Пытаюсь нащупать щеколду, чтобы выбраться. Она никак не поддаётся – всё из-за застывшей грязи, облепившей задвижку, как будто клей.

Это какая-то ловушка. В последний раз я чувствовал себя в настолько безнадёжном тупике, когда пытался объяснить отцу, насколько сильно устал от работы в Айчитаве. Хотя, этот монстр выглядит даже добрее, чем он. Всё же быть убитым живой кучей дерьма – не так страшно, как отдать всю жизнь в круглосуточное офисное рабство.

Дверь резко треснула от удара снаружи, затем широко распахнулась и выпала из петель.

В проеме стояла высокая блондинка в платье горничной. Она держала в руках швабру как автомат. Холодные синие глаза обвели кабинку, но в них не появилось ни капли испуга.

Монстр зарычал сильнее:

– Р-р-ра! Моё!

Горничная прицелилась ему в голову и с размаху ударила шваброй. Щётка засветилась.

Удар пришёлся точно в центр чёрной жижи. Из монстра вырвался хриплый визг. Слизь брызнула во все стороны, а из его «пасти» вывалился огромный клубок из слипшихся жвачек.

– И что ты встал? – крикнула горничная. – Ты его сюда притащил, сам и убирай!

Чудовище попыталось схватить её, но она ловко уклонилась и проткнула его шваброй насквозь. Тот начала дымиться. Дыра, которую проткнула в нём горничная, становилась сухой, как обуглившееся полено.

– Я вижу его впервые, – хриплю, прижимаясь к стене.

– Я тоже, – бросила женщина, выдёргивая швабру и снова готовясь к удару. – Засоры сюда очень редко суются, потому что всегда ищут добычу послабее. А у нас слабаки долго не задерживаются.

Тогда я ещё не понимал, что она несёт.

Монстр заревел так, что одна из ламп под потолком лопнула. Посыпались осколки стекла и искры.

Тень над унитазом распухла. Стены покрылись конденсатом, а зеркало запотело. Горничная резко развернулась и плюнула прямо в центр массы. Слюна зашипела, как кислота, и монстр завыл, сжимаясь в комок.

Я хотел засмеяться, но в горле застрял ком. Серьёзно? Просто плюнула, и он съёжился, как сдутый шарик?

Монстр таял, но не исчезал – он становился плотнее и собирался в ядро размером с дыню.

Из этого сгустка вытянулась тонкая рука, дрожащая как пудинг, и потянулась к кнопке смыва. Но женщина опередила его – она выдернула эту грязевую ручку, затем обхватила ядро обеими руками, и оно начало медленно сгорать в её руках.

Огонь, отражающийся в её голубых глазах, отливал розовым светом. Грязь вспыхнула в последний раз и осела крошечными частицами пепла на воду.

– Ещё один Липкий, – вздохнула она, нажимая на смыв, – плюс пять баллов в рейтинг.

Вода хлынула, чтобы унести грязь, и закрутилась в воронку.

– А ты, – сказала горничная, тяжело дыша, – жду от тебя объяснительную. И почему без формы?

– Я? Погодите, я не подписывался на такое, – казалось, она не в себе. – И вообще. Мой первый рабочий день завтра.

Горничная закатила глаза. Она поправила чепчик, затем с вызовом в голосе добавила:

– Хоть бы штаны подтянул.

Я лихорадочно натянул брюки и застегнул ширинку, поднимаясь с пола.

– У меня… Телефон туда упал.

– И что мне теперь, обосраться? – разозлилась она. – Засор сожрал его и был ликвидирован. Радуйся, что сам не пострадал.

Она сняла перчатки, затем достала из кармана помаду и начала поправлять макияж. Её глаза с презрением и насмешкой смотрели на меня через зеркало.

Я старался не глядеть на неё в ответ, а рассматривать исключительно себя: грязь везде, на рубашке, на брюках, под ногтями. Мне даже нечем вытереть лицо, ведь рукава…

А то голосовое сообщение для Аки отправилось? Он слышал что-нибудь? Кто эта ряженая тётка в конце концов? Может, на этом этаже по соседству с клинингом работает и контора по розыгрышам?

– У меня же там все приложения и карты привязаны…

Горничная резко оборачивается.

– Я спасла твою жизнь, а ты имеешь наглость просить о чём-то ещё?

– Вы могли предупредить, что собираетесь делать. Я имею право подать на вас в суд за порчу имущества и вторжение в личное пространство. Это мужской туалет, и вы вломились без спроса!

Она поднимает швабру с пола, не отрывая взгляда.

– Ну, попробуй, – замахивается.

Какой ужасный день, думаю я, закрывая голову руками.

Но удара всё нет.

Разлепляю глаза и с удивлением замечаю, что горничная лежит на полу, корчась от боли. Не знаю, что произошло, но надо срочно отсюда сматываться.

Глава 2. Кабинет №38.

Юни

– Простите, если эти звучит глупо… и нелепо… но они теперь повсюду. В каждом унитазе. Дома, в магазинах, да даже в вашем центре. Эти твари преследуют меня…

– Вам не нужно извиняться, – улыбнулся психотерапевт, записывая за мной в блокнот.

– Я уже второй день не могу спокойно сходить посрать… Вы вообще в курсе, каково это? Мне страшно ложиться спать, ведь ванная находится совсем рядом с моей комнатой. Оттуда теперь постоянно доносятся странные звуки.

– Это печально, я вас понимаю. Давайте попробуем разобраться в том, что случилось.

Я спрятал лицо в ладонях. В этом кабинете меня не было со времён школы. Да и тогда это было сложно назвать полноценным визитом, ведь мама привела меня, чтоб я заполнил тесты для младшеклассников на уровень интеллекта. Это было нужно больше ей, чем мне. Ведь слабоумием я не страдал, а о самоутверждении за счёт айкью ещё не думал, пусть и мог без запинки выговорить это словосочетание.

– Вы сказали, что пошли на собеседование в «Сан-Техникс», потому что решили поменять место работы. Расскажите, с чем было связано такое решение?

– Устал.

– Какой у вас стаж на прошлом месте?

– Если учитывать стажировку, – опускаю взгляд. – Почти два года.

– Вы сказали, что устали. Но почему не отдохнули после увольнения, а сразу стали искать новое место?

– Думал, что в новой сфере мне будет полегче, – вздрагиваю от холода. Из-за бессонницы даже легкий сквозняк пронизывает насквозь.

– Как часто вы брали отпуск в Айчитаве?

– Ни разу.

– Почему? – поднял брови психотерапевт. – Вы же знаете, что отдых – это необходимая составляющая для прогресса?

– Некогда было.

Усаги сделал очередную пометку в блокноте, фиксируя новые подробности моего кризиса чертверти жизни, граничащего с шизофреническими симптомами.

– Ваши близкие беспокоились о вашем состоянии? Может быть, советовали сделать перерыв или обращали внимание на ухудшение самочувствия, режима, внешнего вида?

Как бы вам сказать, Усаги-сан. Советовали они много чего, но только все «мы хотим как лучше» в итоге и привели меня в ваш кабинет.

– И сдались же мне ваши аттестаты и дипломы! – совсем недавно я сорвался. – Зачем, вот скажите мне, зачем надо было столько лет меня дрючить ради того, чтобы я корячился на каких-то ушлёпков?

Я вытаскивал школьные и университетские альбомы, тетради, учебники, спортивные медальки. Разбрасывал их по залу, пока родители неподвижно сидели на белом матовом диване посреди нашего. Нет, их. Особняка.

– Вы совсем с ума сошли?

– Юни, возьми себя в руки, – вздохнул отец, проводя рукой по скатерти на журнальном столике. – Если у тебя что-то не получается на работе, то это не наша проблема, и не проблема образования. Все, малыш, ты вырос, надо брать на себя хоть капельку ответственности за свою жизнь.

Жизнь? Да какая это жизнь?

– Не трогай меня! – я дёрнулся в сторону, не давая отцу схватить себя за уши.

Шудзи-сан использовал этот смертельный приём на всех своих детях, выворачивая мочки так, будто действительно их оторвет. Их с мамой друзья считали это милой семейной традицией, пока мы рисковали остаться инвалидами.

Отец начал доламывать оставшееся стекло на дверце шкафа, осторожно обходя пальцами острые края.

А я продолжал:

– Имеено твоим наставлениям я всю жизнь рвался выше головы, чтобы получать гроши и строчить код, который потом попросят переделать, а затем и вовсе снимут с меня эту задачу и отправят печатать ежегодный отчет, где мне надо будет либо собирать несуществующие данные, либо следить, чтобы CANON i-SENSYS LBP162dw печатал ровно и с двух сторон!

– Какой бы странной задача тебе ни казалась, она важна для компании. Не ты определяешь приоритеты, – повысил голос отец. – Ты учился, чтобы быть полезным обществу. Теперь оно будет решать, как правильно утилизировать твою рабочую силу.

– Утилизировать? – это было последней каплей. – А может мне вообще пойти посуду где-нибудь мыть или в мусоре ковыряться? Там получают примерно столько же, сколько на младшей позиции в Айчитаве.

– Не мели чушь, – отозвалась мать. Диван скрипнул от того, что она начала двигаться в поисках удобной позы. Конечно, ведь его собирали наспех, чтоб успеть сдать отцу этот дом.

– А что? У, как вы называете, «низших» профессий карьерный рост гораздо понятнее, чем в этой канцелярской… Пап!

Этот козёл кинул в меня мою же бронзовую звезду с международной олимпиады юных техников.

– Милый, зачем? – вздохнула мать. – А если бы ты окно разбил?

– Оно пуленепробиваемое, Мисаки.

Я стоял у окон, потирая затылок – шишка от старой награды уже набухала, но боль в голове была мелочью по сравнению с тем, что клокотало внутри: ярость, обида, чувство, что всю осознанную жизнь ты стремился к бессмысленной и бесконечной цепочке из дедлайнов и отчётов, которая маскировалась под золотой обёрткой «статуса».

Они же просто врали мне всю жизнь. «Учись, сынок, будешь большим человеком!» Ага, большим дураком! Чтобы потом кофе носить Миямуре и всему совету директоров?

– Я упрашивал Чжена взять тебя без тестовых заданий. По старой дружбе. Наперекор своим принципам. На все был готов, чтоб ты чего-то добился в жизни. Но после твоих сегодняшних исполнений Юни-чан… Я даже в свою, пусть и небольшую, компанию тебя не устрою.

– Да у тебя там такой же бардак как в Айчитаве, я уверен. Набираете выпускников и делаете из них рабов за йену в час.

Ловлю взглядом водителя мусоровоза, проезжающего за окном. Этим хоть понятно, за что платят. Забрал выброшенный отсортированный хлам – и свободен. А в офисе? Сидишь, пялишься в монитор, пока шеф не решит, что ты недостаточно быстро выполняешь его тупейшие поручения, и не поручит тебе что-то новое, прилюдно осуждая за скорость твоего мышления, которое, у него, между прочим, отсутствует вовсе. Я лучше с плесенью, вениками и гнилью, чем с этой корпоративной этикой.

Мать встала с дивана и подошла к нам, шурша меховыми полутапочками. Я вжался лбом в окно.

– Когда мы познакомились с твоим отцом, я тоже ненавидела все эти правила и условия, чтобы подняться по карьерной лестнице, – сказала она, крутя длинный темный локон своих волос. – Твои достижения и опыт не обесцениваются, тебе лишь нужно овладеть новыми навыками, перестать, как ты выразился, заниматься тупейшими поручениями, и начать выбирать более интересные задачи, проекты. Надо учиться быть наглее, посвящать больше времени…