Между мной и демоном

Рей Ами

Между мной и демоном

Пролог

Он появился в её жизни, как буря – без предупреждения, без прощения. Она чувствовала его до того, как увидела: запах дыма и кожи, напряжение в воздухе, будто что-то древнее проснулось. Он не спрашивал разрешения. Он просто смотрел – и мир вокруг исчезал.

– Ты знала, что позвала меня, – прошептал он, приближаясь. Его голос был низким, обволакивающим, почти звериным.

– Я… – она хотела сказать «нет», но язык предал её. Сердце билось в унисон с его шагами.

– Так и должно быть. Страсть не просит разрешения. Она берёт.

Он схватил её за запястье – не грубо, но властно. А потом… она уже не думала.

Амели проснулась с шумным вдохом, сердце пропустило удар. Она тяжело дышала, а в комнате ещё будто и впрямь витал этот неуловимый запах. Девушка застонала, уткнувшись лицом в подушку, затем нехотя поднялась и, шатаясь, подошла к окну. Свежий ночной воздух немного отрезвил, но не развеял дрожь.

Он приходил к ней уже год – во снах, но ощущалось, будто наяву. Как будто тонкая грань между сном и реальностью стиралась именно тогда, когда она произносила его имя в темноте.

Амели запустила пальцы в свои каштановые волосы, распутывая спутанные пряди, и вгляделась в уличную темноту, словно надеясь разглядеть там что-то – или кого-то.

– Это всё сон… Очень реальный сон, – пробормотала она, пытаясь убедить себя. Сделала шаг, потом ещё один – и, как испуганный ребёнок, быстро юркнула обратно под одеяло, будто монстр вот-вот схватит её из темноты. Зачем? Куда? – не знала. Но знала точно – он был ближе, чем казалось.

Сквозь плотно сомкнутые веки пробивался лунный свет. Амели снова свернулась калачиком, прячась от своих мыслей. Тишина окутывала комнату – слишком плотная, слишком живая.

И когда сон начал стелиться на неё, как густой туман, в комнате снова повеяло прохладой. Едва ощутимый аромат – древесный, с дымком и чем-то древним, – вернулся. Она узнала его. Её тело узнало его.

– Ты опять здесь, – прошептала она в полусне.

Ответа не последовало. Но воздух дрогнул.

Одеяло слегка шевельнулось, и её сердце глухо ударилось в груди. Амели медленно вытянула ладонь из-под ткани, будто пытаясь прикоснуться к самому сну.

И тогда – чьи-то пальцы. Тёплые. Невесомые. Но настоящие.

Они коснулись её запястья.

Глава 1

Дом, где просыпаются тени

Иногда, чтобы разбудить тьму, достаточно одного взгляда… или одного холста.

Вот так назову главу

Утро с ярким солнцем пришло резко, как удар, заставляя вырваться из цепких и липких рук беспокойного сна.

Амели открыла серо-голубые глаза, чувствуя, как по лбу стекает тонкая испарина. Каштановые волосы спутанно разметались по подушке, а руки и ноги казались затёкшими – как будто что-то держало её всю ночь, не давая пошевелиться. Грудь тяжело поднималась, дыхание всё ещё не выровнялось.

Уже несколько недель она пыталась собраться с мыслями, с силами, чтобы взяться за новый холст. Заказчик был, перевод с предоплатой давно пришёл – а она оставалась пустой. Пустой сосуд, не способный наполниться вдохновением. Всё, что она ни начинала, казалось фальшивым, мёртвым. Как будто что-то внутри неё иссякло.

– Надо что-то менять, – сказала она себе, умываясь холодной водой. В зеркале отражалась не художница, а женщина с тонкими чертами, усталым взглядом и почти болезненной бледностью.

Она вспомнила о доме.

Старый, с высокими потолками, потрескавшимися стенами, запахом дерева и… чего-то неуловимого. Что-то в нём всегда цепляло её, хотя и вызывало тревожное волнение. Она давно там не была – ровно год прошёл с той поездки. Тогда, в одиночестве, она написала картину и уехала. Но после того всё начало меняться. Сны. Видения. Его присутствие.

И вот теперь, словно по внутреннему зову, она снова собирается туда.Дом встретил её тишиной и легким скрипом пола под ногами. Всё осталось на своих местах – мебель, покрытая пылью, книги, полузасохшие травы в стеклянных бутылках, полное ощущение времени, которое будто остановилось.

И – картина.Она висела в гостиной, на том же гвозде, где она оставила её. Пейзаж. Лесной склон, небо в тумане, и на переднем плане цветы. Тогда она не заметила ничего странного, но теперь взгляд сам замирал на этих цветах. Они выглядели… мёртвыми. Лепестки – серые, безжизненные, словно иссушенные до того, как были написаны. Стебли – согнутые, безжизненные.

– Почему я это не увидела тогда?.. – прошептала она.Амели тяжело вздохнула, оглядываясь по сторонам. Пыль, беспорядок, скрип половиц – всё это раздражало. Она не понимала, почему вернулась именно сюда, но отступать было некуда.

Её взгляд снова упал на картину.

Что-то внутри сжалось. Она резко подошла и сорвала с кофейного столика старую ткань, наброшенную небрежно, словно в спешке. Покрыла ею холст, будто пряча не только изображение, но и всё, что с ним связано.

Скорее, чтобы не думать, Амели надела лёгкий светлый сарафан, собрала волосы и принялась за уборку. Пыль клубилась в солнечных лучах, вино лилось в бокал почти автоматически. Она пила большими глотками, с каждым чувствуя, как в груди поднимается глухое напряжение.

Май в этом году был на удивление тёплым. Окна распахнуты, ветер играл с занавесками, в комнату проникали запахи леса и пение птиц. Природа будто обволакивала дом – но от этого становилось только тревожнее. Её не пугало, что кто-то может нарушить тишину снаружи.

Её пугали сны.

С каждым вечером они становились всё ярче. Всё отчётливее. Всё опаснее.

Она сделала ещё один глоток – долгий, обжигающий, – и на мгновение прикрыла глаза.Солнце клонится к закату, и свет в доме становится мягким, словно мед растекается по стенам. Воздух густеет. Амели сидит на полу у раскрытого окна, обняв колени, босые ступни касаются тёплых досок. Пустой бокал стоит рядом.

Ветер играет её волосами, и где-то в этой лёгкой суете листьев ей слышится шёпот. Наваждение. Или предупреждение.

Её веки становятся тяжелыми. Голова чуть склоняется к плечу. Полутёмный дом обнимает её тишиной, но в этой тишине есть что-то… неправильное.

И снова – этот запах. Сначала еле ощутимый: древесный, терпкий, с нотой дыма и чего-то… первобытного. Он как след от прикосновения, которого не было, но кожа помнит.

Скрип.

Половица.

Амели вздрагивает. Тишина возвращается, но всё уже не так. Она встает, опираясь о стену, её дыхание сбивается. Комната кажется иной. Чужой. И в то же время – слишком знакомой.

– Это ты? – её голос звучит хрипло, почти на выдохе.

Ответа нет, но в животе скручивается тёплый, опасный клубок желания и страха.

Она подходит к картине, рукой убирает ткань. Цветы всё так же мертвы. Пейзаж будто выцветает с каждым днём, теряя краски. Или – отдавая их чему-то, что в ней самóй.

– Почему я снова здесь? – прошептала она.

Но вопрос повис в воздухе, не дождавшись ответа.

Только вечер, плотный, живой, тёмный – обвивал её тонкой нитью ожидания.Амели подошла к окну и, сделав последний глоток, поставила бокал на подоконник. Вино приятно жгло горло и уже растекалось теплом по телу, смягчая углы тревоги. Она уселась на старый потертый диван у стены, поджав под себя ноги, и с ироничной усмешкой покачала головой.

– Ну и дура, – пробормотала она. – Придумала себе демона… художница, называется.

Смех вырвался почти неожиданно – звонкий, лёгкий, пьяный. Он отозвался в стенах, будто кто-то в темноте услышал и улыбнулся в ответ.

– Может, мне просто не хватает секса… или вдохновения. А может, и того и другого, – продолжала она уже громче, чувствуя, как приятная волна вина расслабляет, делает мысли рассыпчатыми, неопасными.

Она поднялась, включила приглушённый свет настольной лампы. Его жёлтое сияние разлилось по полу, цепляя ножки мебели, её обнажённые плечи, и тени, легшие на стены, начали двигаться медленно, как будто жили своей жизнью.

– Всё. Хватит, – сказала она себе твёрже, размахивая рукой. – Завтра – новая попытка. Надо привести себя в порядок.

Сняв сарафан, она подошла к кровати в белье – простом, мягком, почти детском, с тонким кружевом. Укрывшись одеялом, она позволила себе закрыть глаза, чувствуя, как вино и усталость тянут её вниз, в дрему, как в тёплую воду.

Но перед тем как сознание поплыло, она снова уловила его запах.

Тот самый. Ни с чем не спутаешь.

Глаза её на миг распахнулись – пустая комната, тихая ночь.

– Я всё ещё схожу с ума, – прошептала Амели.

И сон утащил её обратно. Туда, где он ждал.…Сон накрыл её быстро, как морская пена – лёгко, но неотвратимо.

Сначала – лес. Мягкий мрак. Воздух густой, насыщенный. Она идёт босиком по влажной земле, в белом платье, которое прилипает к коже. Тишина. Но чувствуется: он рядом.

– Ты снова сбежала, – голос – низкий, опасный, идущий не извне, а будто прямо из неё.

– Я не… – её голос дрожит. – Это сон. Я не звала тебя.

– Лжёшь. Даже сейчас ты хочешь, чтобы я коснулся тебя.

Он появляется из тьмы. Высокий, в чёрном, его глаза – не совсем человеческие, что-то в них дрожит и пылает. Амели пятится, но он мгновенно преодолевает расстояние, хватает её за запястье.

– Ты рисовала меня, ты напоила меня своим желанием, своей тоской. Ты создала меня, художница, – рычит он. – И ты будешь моей.

Он резко прижимает её к себе. Она чувствует жар его тела, его дыхание у шеи, пальцы, сжимающие бедро сквозь тонкую ткань. Её разум туманится, но вдруг – вспышка боли.

Он вонзает зубы в её плечо.

Она вскрикивает, не отступая, а замирая – между страхом и сладким безумием. Губы его прижаты к её коже, язык скользит по следу укуса, и он шепчет:

– Носи это, как клеймо. Чтобы помнить, кому ты принадлежишь.

-–

Амели проснулась с криком. Сидя на кровати, прижав ладонь к плечу, она тяжело дышала. Сердце бешено стучало.

И тут её пальцы нащупали что-то. Тепло. Чуть влажно. Она метнулась к зеркалу.

На коже – след. Ровно там, где он укусил её. Красноватые, слегка припухшие отпечатки зубов. Не глубокие, но… слишком реальные для сна.

Её дыхание перехватило. Она прислонилась к стене, не отрывая взгляда от зеркала.

– Это… невозможно, – прошептала она. Но плечо пульсировало. И в комнате, будто насмешкой, всё ещё витал его запах.

Она снова села на край кровати, прижимая пальцы к укусу. Плечо горело – не от боли, а от чего-то странного… будто это было нечто сокровенное, интимное. Как тайна, которая теперь принадлежит только ей.

– Бред… это просто сон, – прошептала она. – Я… слишком много выпила. Я устала. Я…

Слова не имели веса. Рациональность рассыпалась, как пыль на старых подоконниках. Она снова взглянула в зеркало. След не исчез. Даже казался чуть более отчётливым. Как поцелуй, отпечатавшийся на коже. Как предупреждение. Как метка.

И почему-то мысль об этом пугала её меньше, чем должна была.

Амели подняла руку и коснулась отпечатка – нежно, почти с трепетом. И внутри, где-то между рёбер, что-то отозвалось дрожью.

– Носи это, как клеймо… – повторила она его слова вслух. И вместо страха почувствовала… тепло.

Словно его присутствие всё ещё витало в комнате. Будто он смотрел.

В этот момент скрипнул пол за стеной. Или показалось?

Она вздрогнула, быстро натянула на себя одеяло, почти рассмеялась от своей реакции. Но смех замер в горле. Потому что запах всё ещё был – древесный, тёплый, с дымной, первобытной нотой.

Она прижалась к подушке, завернувшись с головой, как ребёнок.

– Раэль… – вырвалось у неё. Тихо, будто имя само попросилось наружу.

Имя. Она не знала, откуда оно пришло. Но оно пришло.

Утро пришло тяжело, медленно, как густой туман, вползающий под дверь. Голова гудела, виски сжимало тугой болью, и каждый звук казался излишне громким. Амели села на кровати, прикрыв лицо рукой, и жалобно простонала, потирая виски.

– Да не умеешь ты пить… – пробормотала она, обращаясь сама к себе. Голос хрипел, в нём слышалась усталость и лёгкое раздражение.

Комната была полутемной – занавески всё ещё прикрывали окна, пропуская лишь тусклый, утренний свет. Всё казалось на месте, но ощущение… нет, оно не ушло. Напротив – будто осело в воздухе, впиталось в простыни, в её кожу.

Она провела пальцами по плечу.

След укуса был там. Немного побледневший, но вполне различимый.

– Господи, – выдохнула она, вглядываясь в зеркало напротив кровати. – Это правда было…

Внутри поднялось знакомое чувство – не страх, не боль, а… странное волнение. Тревожное, сладкое, неуместное.

Она встала, босиком прошла по прохладному полу к окну, отдёрнула занавески. Солнечный свет ударил в глаза, вызвав короткий спазм. День начинался. Но теперь, с этим клеймом на плече и тяжестью в груди, казалось – она уже не та, что просыпалась здесь вчера.

И всё вокруг это чувствовало.Душ оказался ледяным. Водяные струи обжигали кожу не теплом, а холодом, будто наказывая за что-то, чего она не помнила. Амели зябко повела плечами и пробормотала сквозь зубы:

– Да, утро задалось…

Она закрыла глаза, прислонившись лбом к холодной кафельной стене. Мысли путались. Что это было прошлой ночью? Сон? Видение? Реальность, которая не может быть реальностью?

Она не могла понять своей реакции. Страх ли делает её такой нервозной? Или… то, что разливалось внутри – как вязкий, густой мёд – вовсе не страх, а нечто иное. Голодное. Живое. Опасное.

Может, она и вправду сходит с ума? Или, чего доброго, это просто гормоны, обезумевшие от долгого воздержания? Секс в её жизни давно стал темой, которую легче не поднимать.

Амели… Тихая, неприметная. В колледже её называли «мышкой». Она не протестовала. На свидания почти не ходила. Пару раз – да, пробовала. Но реальность была куда жёстче и безжалостней любых любовных романов. Мужчины, что попадались ей, были или надменны, или грубы, или попросту скучны.

Её передёрнуло от воспоминаний.

Нет, девственницей она не была. Однажды – под давлением тела, обстоятельств и иллюзий – она позволила случиться этому. Без трепета, без желания. Не было ни страсти, ни огня, о котором с восхищением шептались её однокурсницы. Всё вышло… механично. Пусто. Грязно, если быть честной с собой. Даже противно.

После этого она замкнулась в себе. Решила, что это не её. Что, может быть, любовь – выдумка, секс – инструмент, а вся эта страсть – просто химия и маркетинг.

И вот теперь… После ночи, в которой не было прикосновений в реальности, но было всё – от дрожи до жара – она вдруг проснулась иной.

С потревоженным телом.

С голодной кожей.

С головной болью и укусом на плече.

«Может, я не безумна, – подумала она, выключая душ, – может, он и вправду был. Может, он… ещё придёт».Амелия была из тех, кого можно не заметить в толпе – если не приглядеться. Худощавая, с тонкими запястьями и чуть сутулой спиной, словно всегда пыталась спрятаться в самой себе. Длинные каштановые волосы вились капризно и упрямо – каждое утро она собирала их в небрежный пучок, из которого всё равно выпадали пряди, лаская щёки и шею.

Её лицо – тонкое, с мягкими скулами и мечтательным взглядом, будто она всегда находилась где-то вдалеке, в своих мыслях. Карие глаза с янтарными искорками задерживались на деталях, которые другие пропускали мимо – трещина на стене, отблеск света в пылинках, увядший цветок у дороги. Она словно жила в полутоне – тише, глубже, нежнее, чем все вокруг.

Скромная, застенчивая, в одежде предпочитала простоту: свитера, платья свободного кроя, выцветшие рубашки. Её стиль был непоказным, но в этом читалось что-то своё, особенное – как в вещах, которые не для других, а для себя.

Иногда от неё пахло кофе с корицей и старой бумагой. А ещё – тем, что нельзя объяснить словами: ожиданием, грустью.Она вышла из душа, вытерлась наспех, бросив полотенце на стул, и потянулась за своей электронной сигаретой. Щёлк – мягкое облачко пара окутало губы, оставляя лёгкий вкус ванили и никотиновую горечь, которой, несмотря на все попытки, она так и не смогла избавиться. Обычные сигареты она бросила давно – с того самого вечера, когда, задыхаясь от дыма и боли в груди, поклялась себе начать сначала. Но вот уже третий год этот слабый компромисс – пар, иллюзия – оставался с ней, как напоминание о привычках, от которых труднее всего уйти.

Она затянулась снова, сидя на краю кровати, и проводя пальцами по влажным прядям каштановых волос, которые уже начали пушиться в беспорядке. Всё-таки лучше сразу собрать их, – подумала она, небрежно скрутив волосы в привычный пучок.

Амели оделась в простые шорты и безразмерную серую футболку, которая всё время норовила сползти с одного плеча, обнажая светлую кожу. Волосы она собрала в небрежный пучок, как обычно – торопливо, почти машинально, оставив пряди, падающие на виски. Электронная сигарета нашлась на подоконнике. Несколько затяжек – привычных, утешающих, как жест, ставший ритуалом.

Она бросила взгляд на пустой холст у стены. Он смотрел на неё с немым укором. Вдохновение всё ещё не пришло, только тревожное послевкусие ночи.

Вздохнув, она налила себе кофе и вышла на веранду. Воздух был прохладен, утренний, с лёгким ароматом мха и влажной древесины.

– Ал, надо быть логичной, – пробормотала она себе под нос, садясь на деревянный стул и обхватывая ладонями кружку.

Она пыталась всё разложить по полочкам. Сон – это сон. Иллюзия. Даже если он вернётся… она в своём пространстве, в своей голове. И она установит правила. Она же хозяйка.

Только укус… с ним было сложнее. Логика тут спотыкалась. Но она заставила себя выпрямиться.

– Старый дом, рядом лес. Может, паук. Или, чёрт возьми, куница, – она усмехнулась, почти зло. – Аллергическая реакция. Вот и всё.

Она сделала ещё одну затяжку. Горячий пар обволакивал горло, мысли начинали упорядочиваться. Рациональность, как старая подруга, возвращалась, помогая выдавить тревогу из груди.

Но где-то глубоко внутри – под кофе, под дымом, под хрупкой логикой – сладко пульсировала память о сне. О нём.

О прикосновении, которое не могло быть настоящим.

––‐–

Работа не шла. Амелия стояла перед холстом, поигрывая кистью в пальцах, словно та могла сама найти направление. Линии не складывались, образы путались. Всё в ней было разбросанным – мысли, чувства, даже дыхание.

Она сделала пару мазков, не удовлетворённая, вытерла кисть о ткань старой футболки и вздохнула.

– Ладно, хватит на сегодня, – пробормотала себе под нос.

Решив, что свежий воздух прояснит голову, она взглянула на часы – было около полудня. Самое время выйти. Взять с собой лёгкую куртку, наушники, а может – и сигарету. В голове засела мысль: пройтись по лесу. Недалеко, просто почувствовать под ногами мягкость земли, услышать шорох листвы и, может быть… перестать думать о Нём.

Или хотя бы попытаться.

Тропинка вела Амелию всё дальше от дома, мягко петляя между деревьями. Лес дышал – влажно, терпко, насыщенно. Где-то далеко щебетала птица, ветер чуть тронул ветви, и всё вокруг затихло, будто слушая её шаги.

Она шла медленно, в наушниках звучала инструментальная мелодия, но мысли были громче. Земля под ногами пружинила, кусты пахли зеленью и прошлым летом. Она достала электронную сигарету, сделала пару затяжек, задержала пар во рту, будто хотела выкурить тревогу.

Вскоре тропинка вывела к старому пеньку, окружённому мхом и небольшим склоном, устланным сухой травой. Рядом шумел ручей – не слишком громко, ровно настолько, чтобы казаться убаюкивающим.

Амелия подошла ближе. Присела. Положила рядом куртку и легла на бок, смотря вверх, в прорехи листвы, где мягко колыхались пятна света. Было тепло. Невесомо.

Сон подкрался незаметно. Приятный, тихий, вязкий, как сироп. И всё бы ничего… если бы не ощущение, будто кто-то рядом наблюдает за ней. Не злобно – просто внимательно. Слишком внимательно.Пространство дрогнуло. Всё стихло – даже шелест листвы, даже стрекот где-то в глубине леса. Время будто затаило дыхание.

И тогда она почувствовала: не просто кто-то смотрит, а Он здесь.

Амелия резко открыла глаза – и увидела тень. Высокая, неясная, она стояла у самого края поляны, словно выросла из воздуха. Затем медленно, с ленивой грацией, шагнула ближе. Она узнала взгляд – глаза, преследовавшие её в снах, жгли сквозь толщу реальности.

Поднявшись на локтях, Амелия попыталась говорить, удержать дрожь в голосе:

– Ты… ты в моих снах. Ты – плод моей фантазии…

Слова прозвучали глухо, почти шёпотом, но она старалась казаться твёрдой.

Тень рассмеялась – низко, глухо, с хищной насмешкой. Очертания мужчины становились яснее: тёмная кожа, мускулистое тело, будто выточенное из чего-то первобытного. В нём было что-то звериное – не внешне, а в движениях, в том, как он стоял, как смотрел. Плавная, опасная мощь.

Глаза его были пронзительны, холодно-завораживающие, как у крупной кошки, которая точно знает, на кого охотится.

Амелия замерла. Казалось, если он двинется – даже чуть-чуть, – её сердце просто остановится.–

– Ты… – она сглотнула, медленно поднимаясь, – не настоящий. Сон. Всего лишь сон. И я… не боюсь тебя.

Он шагнул ближе. Земля под его ногами не издала ни звука. Его движения были слишком плавными, слишком беззвучными для человека.

– Тогда почему у тебя дрожат пальцы? – голос был глубоким, бархатным, с хрипотцой, как раскалённый металл в темноте. – Почему твоё сердце бьётся так, что слышно даже мне?

– Это… адреналин, – выдохнула она, стараясь не отступать. – Или гормоны. Или аллергия на твою… персону.

Он усмехнулся, наклоняя голову, будто изучал её.

– Всё ещё пытаешься убедить себя, что я не реален?

– Потому что иначе мне придётся признать, что я схожу с ума, – прошептала она. – А это куда хуже.

– Может, ты просто слишком долго пыталась быть нормальной. – Его голос стал тише, почти интимным. – Прятала себя. Прятала желания. Прятала то, кем ты есть на самом деле.

– Я знаю, кем я есть, – возразила она. – И я не хочу играть в твои игры.

– Не ты ли их начала, Амелия? – Его взгляд скользнул по ней, как прикосновение. – Ты вызвала меня. Ты нарисовала меня. Ты мечтала обо мне.

Её дыхание сбилось.

Он шагнул ближе. Так близко, что воздух между ними стал горячим и плотным.

– И теперь я здесь.Не зная, откуда в ней берётся эта храбрость – может, от страха, а может, от желания вернуть себе контроль – Амелия выпрямилась и сделала шаг вперёд, навстречу ему. Сердце стучало где-то в горле, но голос её был твёрд.

– Хорошо. Если ты плод моей фантазии – тогда подчиняйся мне. Ты в моём сне. А значит, здесь действуют мои правила.

Он замер, и уголки его губ чуть тронула полуулыбка – не доброжелательная, но и не злая. Просто… заинтересованная.

– Правда? – протянул он. – И что прикажешь мне делать, хозяйка?

Она не ожидала, что он подхватит игру. На секунду это её сбило, но она стиснула зубы, не позволяя себе дрогнуть.

– Исчезни, – прошептала она, глядя ему в глаза. – Растворись. Проснуться – вот чего я хочу.

Он не сдвинулся с места.

– Я бы исчез… – сказал он, его голос стал ниже, почти ласковым, – если бы ты действительно этого хотела.

Он наклонился чуть ближе, и его взгляд потемнел, стал обжигающим.

– Но ты не хочешь просыпаться, Амелия. Не сейчас. Не от меня.

Её дыхание участилось. Пальцы дрожали, но она всё ещё стояла. Не сбежала. Не отвела взгляда.

– Убедишь меня, – сказала она тихо. – Или убеди себя. Но знай – если это игра, я буду играть до конца. С тобой или против тебя.

Раэль рассмеялся, низко и глухо, будто звук поднимался из самой земли. Он сделал шаг назад, но не отступил – он уступил. Пока.

– Тогда игра начинается, – сказал он, и исчез так, будто никогда и не стоял перед ней.Она не бежала домой – шла, стараясь держать спину прямо и голову высоко, будто могла удержать в себе всю ту странную храбрость, которая вдруг дала ей голос перед ним. Но внутри было тревожно. Гулко. Пусто и… полно одновременно. Как перед бурей.