Закрытие врат. Сепарация

Такой ее сберег отец. И создал ее такой тоже он. Поэтому герой прекрасно разумел, что их встреча с матерью, разрыв и дрожь около старого дуба только начало, а основная битва или ее продолжение не хранились, в том числе и в умершем лесу. Из школы помнил, и, к своему несчастью, снова видел старое правило: отравленный дух – опасен, но отравленный шаман – опасен втройне. Всех еще интересовало, почему не вдвойне? А Ефимыч словно ждал этого вопроса, провоцировал. «Потому что он создаст вам множество оскверненных духов, постарайтесь остановить его на третьем».

Тогда отравленный ученик успел создать только одного, но и того с лихвой хватило, чтобы, как ветрянкой, заразились все, каждого покусало или поцарапало, кому-то пришлось искусственно вправлять мозг на место. Оттого-то Димитрия здорово передернуло, так как он даже и предположить не мог, сколько по округе гуляет созданных отцом отпечатков, и сколько из них питались людьми, авось тот в машине являлся самым слабым. Какова фактическая угроза? И не беспочвенна ли паника средних духов, а обрат справедлив наказ: бежать? Одно герой понимал точно, его сны, а именно присутствие в них матери, в странных обличиях, выступали следствием появления подобных отпечатков.

От отравленного шамана бед проистекало много, и зависели они от степени его эмоционального и мысленного раздрая, а также достигнутого им уровня силы. И в мощи отца Димитрий не сомневался, что не играло ему на руку в будущем, а вот в каком состоянии тот находился, герой не подозревал. В последний раз уже заговаривался, морил его голодом за неуспехи, запирался в тренировочном зале на несколько дней и игнорировал библиотеку. Однако оскверненным не коренился. Впрочем, Димитрий мог того просто не заметить, так как отец всегда был жесток в его сторону, потакая и видя наследника только в младшем брате. Для героя и после ухода родственников почти ничего не поменялось, лишь перестали кричать на каждую совершенную им ошибку, что он чужой. Подкидыш.

– «Нет, Ефимыч бы заметил или Дева».

Та терпеливо дожидалась, пока Димитрия несколько раз вывернет и он, очистившись под дождем, успокоит волю и возвратит правильное течение энергии, которая от ужаса била во все стороны, заставляя средних просыпаться и орать, как при незаконном срубе, а только затем принялась его отчитывать. Сама, видать, переживала за других звездных духов, так как на благодарность, пусть, и отвела привычно: «С геморроем разбираться не хотела, ты бы точно заставил меня отряжать оного водилу за грань, словно я для этих целей снизошла. Хотя се и верно, нечего ему тут шляться, поэтому лучше никудышный, чем отравленный» – но врата закрыть попросила.

Знала, что сил на то не имеется, но также ведала, что отравленный шаман, призывающий высшего, передает ему порченную энергию, а та уже разъедает и самого духа. Верхнего после только разрывать на первичные элементы, и как следствие катаклизмы, эпидемии. Поговаривали, что и к коронавирусу и его бешеному распространению приложил руку отравленный высший дух. Поэтому Димитрий позаимствовал мощь у заказника и отправил Деву за грань. Второго масочного режима он бы не пережил. Впрочем, истинно герой не пережил бы нахождения в мертвом лесу больше двух минут, с его натренированной дыхалкой, когда до дома оставалось идти около получаса.

– Уберешь? – поинтересовалась сосна, после длинной тирады, кою Димитрий прослушал.

– Сил нет.

– Я поделюсь.

Главное отличие средних от высших, впрочем, и низших духов состояло в том, что те с удовольствием отдавали часть своей энергии, если оной зиждилось у них в излишестве, а той частенько именно в излишестве и зиждилось. Редко Димитрий встречал у какого-нибудь замшелого пня или у тонкого деревца отсутствие внутренней мощи. Первый еще и наставлений мог накидать али коренился крепче взрослого дерева, а вот второе, пусть, и не говорило, и ничего не даровало, поколь формировалось огулом с духом, однако энергии вмещало вдоволь. В целом, если выйти в лес или даже обычный парк и сказать, что тебе нужна сила, то каждый первый, не имея капризного характера, готов был той поделиться. Безвозмездно.

Одноклассники Димитрия в школе так экзамены сдавали, другие – течение в отношениях сглаживали. И интересное таилось в том, что средние духи помогали как хорошим людям, так и плохим. Отравленных не очень любили, фыркали на них, пытались отогнать от себя желудями или ветками, но часть себя тем вручали. Не по своей воле. Кусок энергии, коего касался порченый шаман, средние, как отрезали, точно заплесневелую корку хлеба, и оставались не тронутыми. Словно они таковыми и создавались. В непрерывном обмене с внешней средой, в постоянной взаимопомощи другим.

Хотя самое серьезное удивление от средних Димитрий испытывал, когда с перестройкой на мир духов выбирал арбуз. Лет одиннадцать ему считалось. Подумал тогда: «Так точно выберу спелый». Ан не разумел юный шаман, что арбузы окажутся сродни голодным голубям, увидевшим в руках у пришлого булку, то бишь крикливыми и наглыми. Орали наперебой: «Выбери меня. Лучше меня. Забирай и не думай. Я лучше, его не слушай, он недозрелый». Какие-то ругались, что нарочито сгниют, угрожали, если их не возьмут. Где-то внизу кряхтели и те, кого придавили. Но продавец достал именно того, кто сказал: «Я незрелый» – правда потом извинился и вытащил другой, надобный, скандирующий, что он лучший. Сам арбуз не затыкался вплоть до дома, а когда его разрезали, указывал, как его необходимо есть, и что после делать с его костями и кожурой. Не настаивал, приказывал. Беспардонней и хуже Ефимыча, прям.

Оттого-то Димитрий втайне и потешался над вегетарианцами. Мертвое мясо хоть в тарелке не разговаривало, в противовес тому же листу. Верно, боль плоды или листья не ощущали, супротив животным или тем же деревьям, однако поесть спокойно не давали. И, в общем, чувствовалось происходящее крипово, равно также, как и лес, который резко всполошился, отреагировав на слова шамана о том, что у него нет сил.

– Я тоже. Возьми мою. У меня больше. Я помогу.

Как с арбузами.

Понятное течение, деревьям хотелось залечить гнилостный кусок и вернуть себе целостность. Хотя делились они энергией не по этой причине, а потому что та кому-то требовалась и стремление воли их очень устраивало. Средние в отличие от тех же людей не воплощали что-либо для достижения чего-надо. Свободно даровали силу, как тот же кислород. Не прося ничего взамен. И на отрубленную руку, а именно с потерей сей конечности и сравнима утрата, в виде куска мертвого леса, средние смотрели проще. Жить продолжаешь и нормально, где-то поначалу неудобно, а затем привыкаешь. А для некоторых сие казалось концом всего сущего. Лес без руки или ноги не становился каким-то некрасивым или неполным, оставался таким же лесом, каким и был прежде. И он не печалился и не сетовал, просто жил и продолжал радовать глаз своим бытием. Тому Димитрий считал, что стоило поучиться.

Однако герой прозябал обычным человеком и не угадывал, как откликнется на то, что в любой момент, ему оскверненное воспоминание матери оторвет ногу или руку, вывернув из-за какого-нибудь дерева, пока он открывал под проливным дождем рюкзак, вытаскивал из него термос, наполненный кипятком еще в аэропорту, сало в вакуумной упаковке и черный хлеб. Но явствовал едино, чтобы пройти дальше, ему стоило плотно поесть, потому как одной энергии леса для восстановления сил, призыва высшего духа и дальнейшего пути – не хватит.