Закрытие врат. Сепарация

Черных Маргарита

Закрытие врат. Сепарация

Глава 1. Странный таксист

Угораздило же Димитрия родиться в семье, которая управляет духами через призыв. Причем в древней. Да той, что взяла свое начало в эпоху устаканивания нижнего пантеона на Руси. Однако некие предки Димитрия в свитках и письменах утверждали, что на момент появления их рода, еще и самой Древней Руси не существовало, а на месте успешно осело обычное племя, кое в дальнейшем возглавило Новгородское княжество. Оттого, как и подобало потомку древнего рода, что в целом и логично, Димитрия с детства обучали семейному делу, указывая на значимость и священность тренируемого им мастерства.

Впрочем, так повелось с забытых времен. Отсутствие урожая, невзгоды, случайные смерти, даже отвод в последний путь – делали профессию уважаемой, а впоследствии и высокооплачиваемой. Просто плать нарекалась иная – зерно, ткань и земля. С приходом христианства работы нисколько не убавилось, люди по-прежнему верили в банников, водяниц и леших, да и большая часть семей, как и род Димитрия, стали священнослужителями, поэтому гонения, как принято считать, не имелось. Да и отчего тому существовать? Нижний пантеон – не чета верхнему, а он просто не успел сформироваться, и справедливости ради в те года воспевался героизм, а не святость. После те, конечно, стали едины, но то было после.

Престижность профессии, ее востребованность и поддержка вождей породили ярое желание среди присного народа освоить данное ремесло. Обучиться тому мог любой, пусть только достойный силился именно «управлять», потому-то количество учеников, а тогда подмастерьев или послушников, зашкаливало. И так как последним надлежало тренироваться и проживать подле мастера, то появилась необходимость в дополнительном пространстве. Строили в те поры в три этажа, если не считать нижнего погреба, кой засыпало снегом, но норовили и надстройку сделать, а жили несколькими семьями в длинных домах, ан спрос по-прежнему превышал предложение. По сей причине князья пожаловали земли за пределами градов. И все, потому что, из-за защитных стен и плотности заселения те просто не могли даровать надобную площадь: требовалось или стену новую возводить, или кого-то выселять, однако на угодной дальности настояли и сами семьи, занимающиеся управлением духов. Инфраструктура градов разрасталась, а, соответственно, большинство бестелесных уходило в располагаемые рядом поля и леса, если не оставались в кустах и деревьях в граде, привыкая к новому жизненному укладу, и до массы становилось просто неудобно добираться, чтобы продолжать правильное, и главное, плодотворное, обучение. Не маловажным фактором в освоении ремесла также являлась тишина, а в граде той до сих пор, даже с добротными пластиковыми окнами, не искалось.

Именно по этой причине, выйдя из «Путилково», Димитрий битый час пытался договориться хоть с каким-нибудь таксистом, чтобы тот отвез его, по сути, в лес. В Долину реки Смородинки, заказник, что находился возле деревни Орехово, горы Кивисюрья. Домой.

Естественно, из водил никто неутолимой жажды полюбоваться красотами Ленинградской области не испытывал. И здесь даже не в деньгах проблема крылась, во всяком случае, так мыслил сам Димитрий, он же предлагал оплатить дорогу и до Петербурга, так как многие таксисты ссылались на отсутствие клиентов на обратном пути. Однако темнили. Дух наживы, что уже успел сложиться под гнетом рынка и личных желаний, отвечал Димитрию однозначно: «Даже если ездить туда-сюда, до Петербурга-в аэропорт, денег заработаешь больше в противовес потраченному времени. Да и через город на Новопризерское шоссе не шибко хочется. Здесь и дорога лучше. Далеко, к тому же. Еще и дождь, а то колея. Что с камерами непонятно, связь точно собьется».

Димитрий тщился и мобильным телефоном воспользоваться, если бы тот, конечно, у него имелся, а не попрекался им, как и все современное научное развитие, откинувшее духовное в прошлый век или породившее присное мошенничество. Однако и в этом случае герой прекрасно знал, что его потуги утонули бы в начинающемся дожде.

Как-то раз Клевер, одноклассница Димитрия, напросилась с ним на летние каникулы, и когда они приземлились, она долго пыталась вызвать машину – заказ просто не брали. Потом, конечно, взяли, но приехал водитель и попросил их отказаться: «Я вас туда не повезу». Затем был второй, сказал что-то про разрешение на выезд в область. Клевер подумала, что он уголовник, и перепугалась до одури. В итоге пришлось добираться на электричке.

Ан сейчас у Димитрия такого желания среди не теплилось. И не из-за скопления народа на Финляндском вокзале, и даже не из-за самого здания, которое просило полюбоваться его видом и настаивало восхититься красотой и ровностью постройки, а из-за духов, что создавались людским сознанием, на платформах и подле электричек. На станциях те, ушлые, уговаривали пассажиров прыгнуть под приближающий поезд или просто заманивали спуском вниз с вопросом: «А что будет?» Некие, что посильнее, могли человеку и голову вскружить или заставить одного пассажира толкнуть мимо проходящего другого под поезд. Про дух зацеперства Димитрий вообще вспоминать не хотел.

«Весело!» – и то восклицали не души умерших подростков, тех благо отпели, хотя Димитрий все-таки приравнивал сей поступок к самоубийству, а радовался то дух азарта и авантюризма. Иногда тот еще трансформировался в героя дык девочку так поразишь или одноклассников. Займешь свое место под солнцем. То бишь, поганец давил на самые больные точки для подростков. Даже к Димитрию не раз привязывался, увлекая его за собой, используя притом разный арсенал манипулятивных техник. Раздражало.

Он, итак, после перелета, к тому же, боялся высоты, а чертов дух как нельзя кстати удобно расположился в салоне самолета и давил, одним своим присутствием, на чувства пассажиров. Конечно, герой того развеивал на протяжении шести часов кряду, пытаясь не смотреть в сам проем меж креслами, где бестелесный скалился. Однако тот после каждого разрыва появлялся снова, чем ужасно утомлял и изматывал. Сил из-за довлеющей внутренней оторопи Димитрий затрачивал практически столько же, сколько на поддержание высшего в телесной форме. Много, тем паче для того, кого и духом окрестить сложно.

Страх крушения самолета, страх высоты, страх падения, как и любая сущность, порожденная эмоциями человека, след, который убирался обычной уборкой. Ан если его постоянно напитывать ощущениями, да еще и в одном и том же месте, а также пренебрегать санитарными нормами, то он, всецело, мог обрести, пусть и не разум, но наполнение, перейдя в ранг нижних духов. Они, хоть, и зиждились тупыми, но чудно влияли на действия и решения людей через эмоции, как те же следы от зацеперства. И тут, видно, самолет давно не мыли, прям качественно, несмотря на то что в салоне было ощутимо чисто, вот гнилостный и сформировался.

Тем паче боязнь испытывал не только Димитрий, но и пассажиры до него, а во время полета дух еще и заставлял всякого сидящего ему поддаваться, чтобы напитаться самому и стать больше. Цель у низкоранговых одна – пожрать. А когда самолет разок тряхануло, дух заполнил собой все пространство, что даже натренированная воля Димитрия дала трещину. Не говоря о том, что девушка за ним постоянно ловила панические атаки, чем усугубляла не без того непростую ситуацию, и успешно помогала нижнему духу разрастаться. Ан с пассажиркой и проблема коренилась сложнее, она создала и держала подле себя другой след, пусть и равного происхождения. Благо в преддверии сцепки личного и самолетного, порождения неизвестного третьего, лишающего полного рассудка девушку, вмешался пилот. За то ему спасибо.

Разницу в нерушимости внутренней воли Димитрий ощущал и остро. И крылась та не в опыте или умении, количестве совершенных полетов или контролировании различных обстоятельств, а в банальном возрасте. Герою восемнадцать исполнялось в сентябре, через два с лишним месяца, может быть, и оттого дух зацеперства его преследовал и так на него влиял. По-прежнему.

Потому сказать, что полет Димитрия вымотал, не сказать ровным счетом ничего: он устал. Смертельно. Мечтал отдохнуть, а не рассеивать встречающиеся на пути низкоранговые духи, которые сразу же после его ухода образовались бы вновь. Да и человек с четками в поезде ниже произошедших терактов вызывал не особо приятные чувства, даже если он носил светлые волосы и имел славянскую внешность. Все равно люди смотрели на него с опаской. А образа того духа только в электричке ему не хватало.

Однако желаемое достигалось через труд и не сыпалось с неба, и зачастую шло вразрез с действительностью, и когда Димитрий уже мысленно смирился с Финляндским вокзалом, поездом, низшими духами и следами, один из приехавших таксистов условился доставить его на шестьдесят седьмой километр.

***

Малиновая Лада, мытая, с небольшой вмятиной на правом крыле. То ли Гранта, то ли Калина. Кожаный салон и обтянутое массажной обивкой водительское кресло. Номера белые, семьдесят восьмые, местные. И никакого упоминания, кроме брошенных: «Куда? Садись, отвезу» – о том, что автомобиль, к коему направился герой, это такси.

– «Бомбит», – подумал Димитрий.

Впрочем, его происходящее не удивляло. Часто, пока Клевер гостила у него и вызывала ту или машину через приложение, к ним приезжало не такси, а гражданский автомобиль и водитель, высовываясь из окна, говорил, что это он и приехал. По заказу. Даже номер такси называл. После оправдывался, что машина у него в ремонте, или повествовал, о том, как дядю подменяет: тому резко плохо стало, вот он и вышел. Отмазки, конечно, их школьного уровня. И так как в отличие от Москвы, в которой жила Клевер, в Петербурге выделенка, если и располагалась, а Димитрий ее припомнить с ходу не мог, то ни на что не влияла, в центре, да и вне того, в спальных районах, в любом случае бы встали, потому садились и не возмущались. Оттого-то герой и не поражался происходящему: сел, бросил рядом с собой рюкзак и поехал.

А дождь усиливался. Да так, что потемнело в вечер, переходящий в ночь, хотя прилетел Димитрий утром.

– «Дорогу до дома размоет», – сокрушался герой, понимая, что зря надел белые кроссовки.

Ему редко удавалось видеть асфальт, поэтому, радуясь сему событию, он сменил привычные берцы и наряд военного лесника, кой они носили в школе, на обычные джинсы с футболкой. Да… он больше туда не вернется. В Тайгу. Выпустился намедни, сдал единый государственный экзамен в местной школе подле Иркутска, о чем каждый год договаривался их директор закрытого интерната. В конце концов из какой родовитой ветви ты бы не происходил, законы Российской Федерации распространялись на всех одинаково. И один из основных заключался в образовании.

Вообще, развитие науки подкосило семьи, занимающиеся управлением духов, куда сильнее, чем рассказывают о гнете христианства над языческими племенами. В целом, и разумно, духа наука измерить не ладила. Во всяком случае, Димитрий всегда добавлял: «Пока» – так как высшего, если тот принимал по желанию шамана телесную форму, можно было не только увидеть, но и пощупать. Присутствие же низкоранговых духов выдавала грязь или черная плесень. Среди тех еще числились и элементарные: вода, земля, воздух; и иллюзорные, что порождались богатой человеческой фантазией, те же русалки, например, и, как ни странно, интернет. Он выступал чуть ли не гнездом, обителью иллюзорных духов. Оттого-то Димитрий и старался сторониться всей этой электроники. Любой сайт, любой чат, любое сообщество порождало исключительных духов, которые затем порабощали волю своих создателей. Средних же, люди вообще недооценивали, хотя и абсурдно, именно их они тщились встретить на улице каждый день. Представителей среднего мира – растений, животных; верхнего – птиц и нижнего – рыб.

Человек даже не подозревал, какая дедовщина могла царить в той же дубовой роще. Притом, когда отдельный лист дуба, если упал или его желудь кликался духом элементарным, а дерево – считалось уже средним. То, одинокое, силилось предстать и отдельным старцем, или всеми дубами сразу, а иногда явиться и целым лесом. Кедры часто пытались власть дубов оспорить, однако если кому рассказать, что хвойные жуткие матерщинники, а березы в ноты не попадают, когда поют, то ты быстро окажешься в белой робе в соответствующей клинике. Сегодня. А тогда на костре или в тюрьме, в лучшем случае забили бы камнями местные али окрестили юродивым, больше не подходя, в худшем – лечили.

Соответственно, семьям пришлось адаптироваться под изменяющие условия, снова. Наука, аграрная промышленность, силовые структуры – и все, с чем соприкасался мир духов. То бишь со всем. Рода разошлись по разным направлениям, связанным непосредственно с их управлением, как дети из школы отправлялись в различные институты, выбирая специализацию, в основном навязанную родителями. Мол, мы – бухгалтеры, и ты будешь, а Димитрий обязался стать астроном или астрофизиком.

По его крови из поколения в поколение передавались ключи от звездный врат, первого пояса, кои всякий обыватель мог лицезреть в гороскопе. Высшие духи. Градация зависела исключительно от уровня развития и ума. Вторым критерием шла плотность носителя. По этой причине человеческий дух, что называли в простонародье душой, не входил в классификацию и стоял над остальными. Порабощая их.

Димитрий управлял Девой. Этого духа, как и полагалось, по старой традиции семьи, ему подарили на его трехлетие, чтобы он оберегал героя, а неокрепшее детское тело, вмещающееся в себя душу, привыкало к давлению со стороны бесплотного. Высшие, из-за своего рабского статуса, людей не жаловали, и раз за разом пытались вырваться из оков, поглотив при этом душу человека. Только так разрывался заключенный контракт между шаманом и духом. Хотя на самом деле существовало много и иных способов, но та же Дева считала, что убийство людской души – это всего лишь компенсация за столько лет гнета живыми и мелочными созданиями, кои возвысили себя, не имея на то никакого права.

По сей причине специализированные семьи, как и сам Димитрий, долго и усердно тренировали не только волю, но и тело, чтобы иметь возможность как управлять высшими духами, так и случаем не сгинуть под их натиском. Немного наличествовало и тех шаманов, которые развили стремя и плоть до выдающихся показателей, что норовили противостоять даже высшему духу в его первородной ипостаси. Таких называли – карателями.

Специализация профессии появилась, как раз в период адаптации шаманов к научному прогрессу. Применять духа для того, чтобы урожай наладить, когда те же заморозки вдарили не к сроку, казалось правительству не прагматичным, особливо в период появления удобрений и теплиц, к родам, ушедшим в аграрку, перестали просто прислушиваться, а вот в военном деле те прижились и успешно. Разведка, циклы, ландшафт и то, что помогало усиливать государство, а также защищать границы от возможных натисков. Сами духи, как оружие не использовали, или использовали, но редко, однако и без того в очагах боевых действий негативной энергии скапливалось вдоволь, отчего даже высший дух сподобился потерять контроль и убить шамана, а засим и целый взвод. Устроить экологическую катастрофу.

Негативная энергия вредила духу и лишала его рассудка, он становился неуправляемым, и тогда вызывали карателей. Однако те, обученные военные, не просто очищали или отправляли высшего во врата, обратно за грань, отдыхать и возвращать рассудок, они его уничтожали. Все, что представляло угрозу, выкорчевывалось. Таков закон. И Димитрия он не устраивал.

Оттого-то, когда им рассказывали в школе про различные специализации, герой решил стать карателем и показать на своем примере нынешним современникам, что духи, в отличие от людей, не обременены, при отсутствии негативной энергии, человеческими грехами и чувством наживы. И не то, чтобы Димитрий не желал стать астрофизиком или астрономом, искренне уважал эти профессии, но считал, что только он сможет сгладить недопонимание между духами и людьми. Супротив описывать какую-нибудь туманность, разрабатывать очередную модель создания Вселенной или на основании данных конструировать космолеты должен человек, который этого хотел, как его отец, а сам Димитрий хотел другого. Того, чтобы люди прекратили относиться неуважительно к средним духам, творить низших и освободили, наконец, верхних.

Да, когда он произнес это в седьмом классе в кабинете директора, тот длинно гоготал, а с ним смеялись и шкаф, и стол, что-то брыкнуло про подростковый максимализм здание. И не удивляло, всему расположенному на острове «Святой Нос» исчислялось веками, а директор некогда служил карателем в комитете, последним прошел Афган, и нынче был уволен в запас, и руководил школой на Байкале. У Ефимыча даже не имелось ни одного духа в подчинении, но все его боялись так, словно тех около двухсот и высших за его спиной возвышалось. Глух, сед, хромал, ан взбирался на любую гору быстрее натренированного взрослого или прыткого подростка.

В общем, в их школе хватало противоречивых персонажей. Математика вообще из психушки вытащили. Он управлял цифрами, писал научные работы, преподавал в вузе, потом углубился в какое-то доказательство по Нобелевке, ушел в псевдонауку, описал характеры цифр и стал тех выставлять чуть ли не идеальным духом, сотворенным с помощью человека. В восьмидесятые умудрился, разъезжая по необъятной, даже секту организовать. Говорят, что до сих пор некие мошенники используют его схему в той или иной области, поэтому закрытие математика смотрелось логичным. Духов передали семье, Архимеду, так его кликали в школе, восстановили ум, и теперь он спокойно преподавал. Ну как спокойно. По-прежнему терял голову, если сказать: «Это только цифры» – а духи по единому его воплю появлялись из неоткуда и доказывали, что они «не только». И как подобное происходило без ключей, без открытия врат, до сих пор никто не понимал, ан духи к старику приходили и часто. Русичка, в противовес, глаголом жгла. В прямом смысле. У Димитрия даже татуировка на руке покрывала шрам от неправильно написанного слова «держаться». Угораздило же его тогда начать с ней пререкаться. Да, учили их такие же шаманы, которые по каким-то причинам не прижились в современном мире, поэтому на странных личностей герой насмотрелся вдосталь. Ан этот таксист напрягал.

Мужичок. Так бы описали в народе его внешность. Средних лет, без седин или залысин. Он виделся несуразным пельменем и казался ниже любого рядового мужчины, хотя водительское кресло практически наезжало на пассажирское заднее, а сам таксист был крепок. Димитрий даже не ладил вычленить у водителя ни одной выдающейся особенности, кою норовил зацепить его глаз. Сей таксист словно нарочно выглядел обычно. Светлое поло, джинсовка, что встречались у каждого второго мужчины его года, джинсы, чей срок службы явно превышал допустимый и возраст героя совместно, но без единого пятна или небольшой затертости, кожаные мокасины. С перфорацией. Летом тоже часто наблюдались на том же Финляндском вокзале. Притом не присутствовало ни часов, ни навигатора. Телефон и тот взгляд не радовал. Может, конечно, Димитрий привык к Москве, где каждый первый обращался к телефону, однако и в Иркутске таких хватало. И если они не смотрели дорогу до Ольхона первично и вовремя, то хотя бы переписывались с кем-то по пути. А этот – нет, даже радио игнорировал.

Внешний вид – обычный, но привычки… Таксист ко всему прочему еще и молчал. Герой, конечно, равно излишнее словоблудие не чествовал, но говорить умел и хорошо, что создавалось обратное впечатление. Клевер не раз удивлялась такой перемене в такси или кафе, впрочем, как и в любом другом месте, где наличествовали люди. Оттого-то Димитрий и насторожился. Знал ведь, что привычно, таксисты, которые отважились довести его хотя бы до Финляндского вокзала или до деревни Орехово, мол, смена заканчивается, а ему оттуда до дома быстрее, любопытствовали: «откуда он» или «куда», и «что он там забыл». Один аж умудрился вопросить про закрытый объект.

«Дык я частенько по тому направлению, правда, не в заказник, а на гору Кивисюрью возил молодых людей прямо из Путилкова. А то, как бы странно. Понятно, конечно, что достопримечательность, но разве не стоит сначала в отель вещи бросить, поесть, помыться там… А вещей у них с собой, скажу так, прилично набиралось. То по три, то по два чемодана. Тяжелые еще. Вот и подумал, а вдруг… Хотя на военного ты совсем не похож».

Оно и разумно. Уши проколоты, волосы длинные, еще и татуировки. И юн, слишком юн. Ан и те, молодые люди, военными не являлись, все то студенты отца: какие-то астрономы и везли с собой телескопы и иное специализированное оборудование, другие – управляющие духами, элементалями обычно. Отец их обучал по рекомендациям со стороны, как правило, поступившим от уважаемых людей, однако и то сегодняшними таксистами не гляделось. Привычного уклада и частых поездок на гору Кивисюрью не существовало уже больше трех лет.

В конце марта исполнилось три. Как раз столько времени прошло с нападения на дом Димитрия, похищения ключа от звездных врат Льва и убийства его младшего брата и матери. Отец того не стерпел: оборвал связи с внешним миром и закрылся в заказнике, пытался и Димитрия с собой забрать, настаивая на том, что дата турнира меж шамана определена, и будет его тренировать. Но то предотвратил Ефимыч, директор их школы.

Похитители начали орудовать прямиком после объявления нового турнира, и семья Димитрия не стала первой в списке грабителей, поэтому следом за бедой, директор школы привычно отправил ученика восвояси. Однако тот не вернулся и спустя летние каникулы. Поэтому однажды Ефимыч появился на пороге их с отцом дома и потребовал вернуть Димитрия в школу. Девятый класс, накануне экзамены, выбор профессии, непосредственная подготовка к турниру и справедливый укор: «Кто вы такой, чтобы попирать законы Российской Федерации и лишать ребенка обязательного образования? Мешать ему социализироваться? Влиять на его волю?»

Отец, конечно, сдался. Ефимыч все же бывший каратель, да и не последний человек в мире шаманов, оттого-то мог не только лишить немного спятившего от горя родителя какого-то духа, причем навсегда, воспользуйся тот супротив пришлого ключом, но и натравить на него отдел комитета, что занимался надзором за деятельностью управленцев. И только когда Димитрий с Ефимычем вышли из леса и сели в машину, перебив тем самым энергию отца, покрывающую часть заказника, директор скупо проронил: «Вижу, ты не передумал становиться карателем».

Умный мужик. Не зря военный, не зря выживший. Димитрию даже стыдно сделалось. Прикрывался красивыми словами, пускай те, и вправь, имели вес, ан по исходу служили не единственной, и не первоочередной, причиной его решения. Герой прекрасно сознавал, что не сможет противопоставить ничего отцу в прямом бою, пока тот управляет Овном и Стрельцом, а также довлеет на Деву контрактом. Первые два духа очень сильны, к ним, простым шаманом и не подступишься, тем паче отец того не допустит, а надобилось хотя бы одного из них лишить воли, чтобы освободить оставшихся. А Дева – это слабость. Способ манипуляции Димитрием и его психикой, а также основание, по которому он возвращался домой, а не ехал в Москву, к Клевер, дабы дожидаться официального зачисления в Академию управления МВД России.

Ефимыч удружил. Сам отправил документы, а дотоль сам его обучал. Каждый раз повторяя, что: «Космолеты собирать – это тебе не жестяную банку делать, да и ту ум и упорство требуемы, чтобы сделать, а у тебя их нет. Опять сдался, а мог победить». Эти космолеты Ефимыча не оставляли. Зацепили с седьмого класса. «Недооценивай ни одну из существующих профессий, если они есть, знамо, нужны. Щегол». Конечно, тренировки принесли свои плоды, но сотворили из Димитрия настоящего параноика, так как Ефимыч учил граничить их нормальное и ненормальное, а среди обычного искать необычное, мол, только эти знания помогут уберечь жизнь. И этот таксист был одновременно нарочно обычным и необычным.

Не торговался, не условился о цене. Ладно, и пусть, проблемы в конце пути как-нибудь разгребет. Однако таксист не поддержал ни единого разговора с Димитрием, а тот его заводил. То на дождь норовил сослаться, то на опыт вождения, то на выбор дороги, но в ответ кроме коротких: «Ага» и «Попробуем» – ничего не услышал, поэтому отстал.

– «В целом, видимость упала до нуля авось сосредоточиться хочет», – пробовал оправдать действия таксиста Димитрий, но напряжение в салоне нарастало.

Помимо тренировок Ефимыча, щепетильной осторожности предшествовало, и нападение на дом героя, и вести, которые он различил после возвращения в девятый класс. За прошедшее лето вторглись чуть ли не в каждую родовитую семью, к неким вдобавок не по одному разу. Похищали ключи, контракты, старинные архивные записи, но так никого и не убили. Даже не покалечили. Напрягало до одури. У Димитрия же в доме кровавую баню устроили, пятеро учеников огулом сгинули. Потому что далеко? Или неслышно? Но кто-то жил также удаленно от деревень и городов, как и семья Димитрия. Однако остались целы, многих вообще не присутствовало в момент вторжения. А здесь… постоянно студенты, матушка, еще и каникулы весенние, сверху. Оба сына, скорее всего, должны были прибыть из школы. Простая оплошность или просчет? Стали осторожней? Мысли не укладывались в голове и усугубились поимкой этих самых похитителей.