Фабрика бабочек

Фабрика бабочек

Алексей Кирсанов

© Алексей Кирсанов, 2025

ISBN 978-5-0067-4759-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Алексей Кирсанов

ФАБРИКА БАБОЧЕК

Часть 1: Хрустальная Клетка

Глава 1: Пролог: Зеркало Совершенства

Безупречная поверхность отражала ее. Не просто лицо, а произведение. Ирис – №7, «Лимонная Кайма» – стояла перед зеркалом, и зеркало это было не просто стеклом с напылением, а частью стены Института «Эстетика», таким же холодным, безупречным и функциональным, как все здесь. Оно не льстило, не искажало. Оно фиксировало. Документировало совершенство.

Институт дышал тишиной. Не тишиной покоя, а тишиной лаборатории, музея дорогих экспонатов. Воздух был стерилен, лишен запахов, кроме едва уловимой ноты озона и чего-то… металлического. Свет падал ровно, без теней, подчеркивая плавные линии ее скул, чистоту лба, необычный, пронзительно-лимонный оттенок глаз, давший ей имя-кличку. Ее кожа, гладкая, как полированный агат, излучала собственное, едва заметное сияние – результат последней инъекции. Она была живым шедевром в галерее «Эстетики».

Сегодня – Презентация. Новый потенциальный «Хранитель». Один из тех, кто имел достаточно кредитов и влияния, чтобы претендовать на обладание таким сокровищем, как она. Ирис ощущала привычную смесь гордости и напряженной готовности. Гордости – потому что она была идеальна. Каждая черта, каждый жест, модуляция голоса – результат кропотливой работы «Создателей», генной инженерии высочайшего уровня и бесконечных тренировок. Она была воплощением эстетического идеала, лишенного случайности природы. Ее существование было доказательством могущества человеческого разума, преодолевшего хаос биологии. Она служила не просто человеку, а Прекрасному, воплощенному в ней самой и оцененному достойными.

Напряжение же было частью ритуала. Совершенство требовало безупречного исполнения. Сейчас она завершала подготовку. Пальцы, длинные и изящные, поправляли складку на платье из жидкого серебристого шелка – материала, созданного специально для «Бабочек», чтобы подчеркивать движение и ловить свет. Одежда здесь никогда не была просто одеждой; это был второй кокон, часть презентации. Она ощущала его прохладу на коже, легкое прикосновение, напоминающее о границах тела.

За стеклянной стеной ее «инкубатора» виднелся фрагмент сада – геометрически безупречный, с растениями, чьи формы были доведены до абстракции. Среди них – одно лимонное дерево в кадке, его плоды неестественно яркие, восковые. Символ, поставленный для нее. Он казался таким же искусственным, как и все здесь. Таким же контролируемым.

Ирис глубоко вдохнула, отрабатывая дыхание для речевых упражнений. Воздух наполнил легкие, чистый и безвкусный. Она должна была говорить сегодня. Не просто отвечать, а вести легкую, изящную беседу, демонстрируя не только красоту, но и ум, отточенный уроками риторики и истории искусств. Быть одушевленным украшением, оживляющим роскошные покои Хранителя. Услада для взгляда и ума. Такова была их функция.

Она поймала свое отражение в зеркале – глаза, цвет спелого лимона, смотрели на нее с холодной ясностью. Гордость вспыхнула снова, теплая волна под кожей. Она была №7. «Лимонная Кайма». Лучшая в своей когорте. Ее стабильность отмечалась в отчетах. Ее презентации были безупречны. Она была нужна. Живое доказательство триумфа «Эстетики».

И тут, едва уловимо, словно сбой в безупречной программе, под левой лопаткой дрогнула мышца. Легкое, почти призрачное ощущение стянутости, едва ли не зуда. Ирис замерла. Микроскопическая морщинка мелькнула между бровей и тут же исчезла по воле тренированных мышц. Неважно, – подумала она автоматически, подавляя сигнал тела. Несущественно. Это просто… усталость после интенсивных упражнений на грацию. Или остаточный эффект последней калибровки наномодификаций. Тело иногда чуть капризничало после процедур, прежде чем стабилизироваться окончательно. Ничего, что не решил бы «Эликсир». Скоро будет Ритуал Стабилизации. Все придет в норму.

Она выпрямилась, подняв подбородок. Плечи расправились, образуя элегантную линию. Легкое недомогание растаяло, подавленное железной волей и глубокой, выпестованной годами верой в свое предназначение и совершенство системы. В зеркале снова смотрело безукоризненное создание, готовое выйти из хрустальной клетки инкубатора, чтобы сиять в клетке Хранителя. Ирис №7 улыбнулась своему отражению – мягко, сдержанно, идеально рассчитано. Улыбкой произведения искусства, созданного для услады мира. Все было под контролем.

Всегда ли?

Мысль мелькнула и тут же была изгнана, как недопустимый шум. Она сосредоточилась на предстоящем. На шагах, которые нужно сделать бесшумно и плавно. На словах, которые нужно произнести легко и остроумно. На взгляде, который должен очаровать, но не обещать слишком многого. Она была инструментом. Шедевром. «Лимонной Каймой».

Дрожь под лопаткой утихла, будто ее и не было. Почти.

Глава 2: Ритуал стабилизации

Тишину Института нарушил не звук, а вибрация. Тонкий, почти не воспринимаемый ухом гул, исходящий откуда-то из глубин здания, возвестил начало часа Стабилизации. Для Ирис и других «Бабочек» это был не просто медицинский протокол; это был ритуал, столь же важный и предопределенный, как восход солнца для мира за стенами «Эстетики». Священнодействие, поддерживающее их существование.

Ирис уже стояла в преддверии Стабилизационного Зала, ее серебристое платье заменено на простой, бесшовный халат из гипоаллергенной ткани цвета слоновой кости. Материал был мягким, но лишенным тепла, как и все здесь. Он ниспадал прямыми складками, скрывая, но не отрицая форму тела – объект исследования всегда должен быть доступен для осмотра. Вдоль безупречно белой стены выстроились другие «Бабочки», каждая в таком же халате, каждая – живой образец генетической и эстетической инженерии. Они не разговаривали. Тишина была частью ритуала. Лишь легкий шелест ткани при смене позы, да едва слышное дыхание. Ирис ловила краем глаза знакомые «имена» – «Платиновый Иней» с ее ослепительно-белыми волосами и кожей, напоминающей свежевыпавший снег; «Сапфировая Глубь» с темно-синими, почти черными глазами, в которых, казалось, таились бездны; «Алый Восход», чьи щеки и губы сохраняли перманентный румянец заката. Каждая – уникальный шедевр, каждая – зависимая от ритуала.

Дверь в Зал открылась беззвучно. Из проема повеяло воздухом, еще более стерильным и холодным, чем в коридоре, с явным химическим оттенком – запах антисептика, озона и чего-то сладковато-металлического, незнакомого миру за пределами Института. Запах «Эликсира». Ирис сделала шаг вперед, ее движения, как всегда, отточены до автоматизма, плавны и бесшумны. Внутри царил полумрак, рассеиваемый лишь мягким голубоватым свечением, исходящим от самих кушеток и панелей оборудования. Стены, пол и потолок были выложены гладким, легко моющимся материалом, отражавшим свет, создавая ощущение бесконечного, холодного пространства. В центре зала стояли ряды процедурных кресел, напоминавших нечто среднее между стоматологическим креслом и троном футуристического дизайна – эргономичные, с мягкими подлокотниками и подголовниками, но опутанные проводами и шлангами, считывающими датчиками и фиксирующими ремнями.

К каждому креслу был прикреплен персонал: два техника в белых комбинезонах с капюшонами, скрывающими волосы, и масках, оставляющими открытыми лишь безликие глаза; и Опекающий – старший медперсонал в сером костюме строгого кроя, без маски, но с планшетом в руках, излучающим тусклый свет. Опекающие были лицами ритуала, его жрецами. Их выражения были профессионально нейтральны, лишены как сочувствия, так и жестокости. Просто эффективность.

Ирис подошла к своему назначенному креслу. Опекающий – женщина с коротко остриженными пепельными волосами и глазами цвета промытого неба – кивнула, не глядя, пальцы скользнули по планшету. Техники молча помогли Ирис устроиться. Кресло автоматически подстроилось под ее контуры, ремни мягко, но неумолимо зафиксировали запястья и лодыжки. Не для боли, а для абсолютной неподвижности. Ирис закрыла глаза на мгновение, привыкая к ощущению легкого давления. Это не было насилием; это была необходимость, гарантия точности. Ритуал требовал совершенства исполнения.

«Ирис. Седьмая когорта. Штамм „Цитрусовая Эссенция“. Кодовое имя: „Лимонная Кайма“», – монотонно произнесла Опекающая, сверяясь с данными. Голос был лишен интонаций, как у синтезатора речи. «Стабильность: 98,7%. Последняя калибровка: без отклонений. Показания к текущей стабилизации: профилактическая поддержка, нивелирование фонового стресс-фактора после презентации». Она произнесла это так, будто читала погодный прогноз. Ирис знала, что «фоновый стресс-фактор» – это та самая дрожь под лопаткой, которую она почувствовала у зеркала. Система все видела. Все знала.

Один из техников подкатил к креслу столик с инструментами. Стерильная салфетка, ватные шарики, пробирки. И шприц. Не обычный, а сложный, многосоставный инструмент из прозрачного биопластика и хирургической стали. Его цилиндр был заполнен жидкостью. «Эликсир».

Жидкость была непостижимого цвета. Не золотая, не янтарная, а что-то среднее, с внутренним мерцанием, словно в ней были взвешены микроскопические частицы света. Она переливалась даже в тусклом свете зала, излучая собственное, слабое сияние. Вид ее вызывал у Ирис странную смесь благоговения и глубокого, животного желания. Это был нектар их существования, амброзия, дарующая жизнь и совершенство.

Техник в перчатках обработал участок кожи на внутренней стороне локтевого сгиба Ирис холодным антисептиком. Ощущение было резким, чуждым на ее всегда идеально сбалансированной коже. Потом он взял шприц. Игла была длиннее и тоньше, чем можно было предположить, блестящая и острая, как жало осы. Ирис не боялась игл. Их было слишком много в ее жизни – инъекции питательных коктейлей, калибровочные уколы, заборы проб. Но игла «Эликсира» всегда была особенной. В ней заключалась суть их зависимости, их вечной благодарности и их рабства.

Она ощутила укол – острый, точечный, глубокий. Небольшой, но отчетливый дискомфорт. Затем – ощущение давления, когда поршень шприца начал медленно, неумолимо двигаться, вгоняя мерцающую жидкость в ее вену. Это было не больно, но… инвазивно. Физическое вторжение в ее хрупко сбалансированную систему. Она видела, как уровень «Эликсира» в цилиндре медленно падал, капля за каплей перетекая в ее тело. Опекающая внимательно наблюдала за показаниями на экране своего планшета, за биением сердца Ирис, за ее дыханием, за малейшим изменением температуры кожи.

В этот момент, отведя взгляд от иглы, Ирис случайно посмотрела на кресло напротив. Там проходила процедуру «Золотая Пыль» – «Бабочка» из более старшей когорты, известная своей необычайной, почти солнечной аурой сияния кожи. Она была зафиксирована так же, как и Ирис. Техник уже вводил иглу. И Ирис увидела глаза «Золотой Пыли».

В них не было привычной для «Бабочек» отстраненной покорности или сосредоточенности на процессе. В них был страх. Голый, первобытный, почти панический ужас. Ее зрачки были расширены, веки чуть дрожали. Она смотрела не на иглу, не на Опекающего, а куда-то внутрь себя, в какую-то бездну, которую видела только она. Ее губы, обычно изогнутые в мягкой улыбке, были плотно сжаты, бескровные. Это был не просто дискомфорт от укола. Это был ужас перед самой субстанцией, перед тем, что должно было войти в ее кровь. Ужас, который, казалось, парализовал ее больше, чем фиксирующие ремни.

Ирис замерла. Это зрелище было настолько чуждым, настолько нарушающим стройный порядок ритуала, что на мгновение выбило ее из состояния покорной готовности. Она никогда не видела страха в глазах сестры перед «Эликсиром». Только благодарность, облегчение, иногда усталость. Но не этот леденящий ужас. Что она знала? Что видела «Золотая Пыль» в своих снах или в глубине своей генетически запрограммированной памяти, чего не знала Ирис? Мифы о «Мотыльках», беглянках, иногда просачивались сквозь фильтры Института как страшилки, но Ирис всегда считала их вымыслом, порождением зависти или нестабильности. Но этот страх… он был реален. Осязаем. Он висел в стерильном воздухе, как запах гари.

Прежде чем Ирис успела осмыслить это, по ее телу разлилась волна. Началось с места введения – тепло, быстро переходящее в приятное, глубокое жжение, которое расползалось по венам, как жидкое солнце. Дискомфорт от иглы мгновенно испарился, растворившись в этом нарастающем потоке энергии. Она вдохнула глубже, непроизвольно, и почувствовала, как ее легкие наполняются не просто воздухом, а силой. Легкая слабость, тень недомогания, витавшая над ней с момента презентации (и, возможно, даже раньше, как она теперь смутно осознавала), отступила, как туман под утренним солнцем. Ее мышцы наполнились упругой силой, суставы смазались невидимым маслом, исчезла малейшая скованность. Физическое облегчение было мгновенным и всеобъемлющим. Оно смыло все сомнения, все тревоги, все посторонние мысли, включая только что увиденный страх. Мир снова обрел четкость и яркость.

Затем пришло сияние. Оно началось изнутри, из самой сердцевины ее костей, ее клеток. Ирис почувствовала, как ее кожа – и без того безупречная – начинает буквально светиться. Не метафорически, а физически излучать мягкий, теплый свет. Он исходил из пор, разглаживал микроскопические неровности, делал ее похожей на статую из живого перламутра. Она видела это на тыльной стороне своей зафиксированной руки – кожа стала еще более гладкой, упругой, излучающей здоровье и молодость в их гипертрофированном, искусственном совершенстве. Волосы, уложенные в простой пучок, казалось, обрели дополнительный блеск, каждый волосок стал сиять самостоятельно. Даже ногти на ее зафиксированных пальцах приобрели глубину цвета и фарфоровую прозрачность. Она была не просто стабилизирована. Она была усилена. Доведена до пика своего искусственного великолепия.

Прилив сил был экстатическим. Усталость, стресс, даже малейшая эмоциональная уязвимость – все было сожжено чистым, холодным пламенем «Эликсира». Ирис ощущала себя непобедимой, бессмертной богиней, выкованной в стерильных тиглях «Эстетики». Ее разум прояснился, мысли текли с кристальной скоростью и точностью. Она могла решить любую задачу, выдержать любую презентацию, очаровать любого Хранителя. Это был наркотик, но наркотик, без которого ее существование теряло смысл, превращалось в жалкую пародию на саму себя. «Эликсир» был не просто лекарством; он был сутью ее бытия, гарантией ее совершенства.

Техник аккуратно извлек иглу, прижал к месту укола стерильный тампон. Опекающая просмотрела последние показания на планшете и кивнула, удовлетворенная. «Стабилизация успешна. Показатели в норме. Когерентность сияния повышена на 0,3%. Идеально». Она сделала пометку. «Ремни можно ослабить».

Фиксаторы на запястьях и лодыжках ослабли с тихим шипением пневматики. Ирис медленно села, ощущая каждый мускул, каждую клеточку своего тела, наполненную могучей, ровной энергией. Она чувствовала себя обновленной, заново рожденной. Совершенной. Она бросила беглый взгляд на кресло напротив. «Золотая Пыль» тоже была освобождена. Она сидела, опустив голову, ее золотистое сияние казалось чуть более тусклым, чем обычно, или это игра света? Выражение страха исчезло с ее лица, замененное привычной, слегка усталой покорностью. Но Ирис, теперь с обостренными чувствами, уловила остаточную дрожь в ее пальцах, когда та поправляла рукав халата. И тень в глубине глаз, которую не мог рассеять даже «Эликсир». Тень, похожая на трещину в идеальном фаянсе.

Ирис встала. Ее движения были плавными, мощными, исполненными грации и уверенности. Она была стабилизирована. Она была совершенна. Она была «Лимонной Каймой». Но где-то глубоко внутри, под слоем химической эйфории и выпестованной веры, застрял крошечный осколок льда – воспоминание о глазах, полных ужаса перед тем, что дарило жизнь. Почему? Что знала «Золотая Пыль», чего не знала она? И главное – стоило ли это знать?

Техник жестом указал на выход. Ритуал завершен. Эликсир сделал свое дело. Ирис направилась к двери, ее сияющая кожа ловила голубоватый свет зала, делая ее похожей на призрака или ангела в этом храме науки и красоты. Она чувствовала себя невероятно живой. И в то же время, впервые, смутно осознавала цепь, невидимую, но прочную, сковывающую ее каждый раз, когда игла вонзается в вену. Цепь, сплетенную из света, силы и необъяснимого страха в глазах старшей сестры.

Глава 3: Боги и Богини

Воздух в Презентационном Атриуме был иным. Не стерильно-лабораторным, как в Стабилизационном Зале, и не тихим, как в коридорах «инкубаторов». Здесь он вибрировал от скрытого напряжения и пах деньгами. Деньгами, властью и… любопытством. Смесь дорогих духов, свежесрезанных орхидей (генетически модифицированных, лишенных запаха, но безупречных по форме) и чего-то неуловимого – озоном беспокойства, исходящим от самой Ирис.

Она стояла на небольшом подиуме в центре просторного, залитого мягким рассеянным светом зала. Пол был выложен черным ониксом, отражавшим ее фигуру, как темное зеркало. Стены – панелями из светящегося перламутра, меняющего оттенки в зависимости от угла зрения. Ничего лишнего. Ничего естественного. Просто фон, подчеркивающий главный экспонат – ее.

Сегодня было трое. Три потенциальных «Хранителя». Три бога, решающих судьбу богини из плоти и генов.

Ирис приняла Стандартную Позу Презентации: легкий наклон головы, руки свободно опущены вдоль тела, ладони слегка развернуты вперед – жест открытости и готовности. Ее серебристое платье ловило свет, создавая вокруг нее мерцающий ореол. «Эликсир» все еще пел в ее венах, даря силу и сияние, но теперь она должна была направить эту энергию вовне. Быть безупречной. Убедительной. Желанной.

Первым ее оценивал Коллекционер. Мужчина лет шестидесяти, одетый в костюм такого безупречного кроя и столь нейтрального серого цвета, что он казался продолжением стен. Его лицо было маской вежливой отстраненности, словно выточенной из слоновой кости. Ни морщинки эмоций. Глаза – маленькие, острые, темные – двигались по ней с методичной точностью сканера. Он не смотрел на нее; он инспектировал ее. Взгляд скользил от кончиков волос (оценка блеска, структуры) к лицу (симметрия, чистота линий, цвет глаз), вниз, вдоль шеи, плеч, рук (пропорции, состояние кожи), фиксировался на кистях рук (изящество пальцев, форма ногтей), затем на линии талии, бедер, ног (гармония, плавность линий), и снова вверх. Каждый микрообъект – ресница, родинка (искусственно вживленная для «естественности»), изгиб уха – проходил его безжалостную инвентаризацию. Ирис ощущала этот взгляд физически, как холодное прикосновение измерительного прибора. Он искал изъян. Микротрещину в фаянсе. Несоответствие каталогу. Его губы были плотно сжаты, пальцы перебирали невидимые четки. Для него она была не человеком, не женщиной, а предметом. Редким, дорогим, желанным для его коллекции совершенных вещей. Его молчание было громче любого вопроса.

«Демонстрация А, подсекция Гармония Движения», – раздался нейтральный голос Системы через скрытые динамики. Музыка – абстрактная, струнная, лишенная мелодии, но создающая ритм – полилась тихим потоком.

Ирис начала двигаться. Это не был танец в обычном смысле. Это была хореография идеальной механики. Каждый шаг, каждый поворот головы, каждое движение руки было рассчитано до миллиметра, отточено тысячами повторений. Она шла по краю подиума, ее походка была столь плавной, что казалось, она не касается пола. Руки описывали в воздухе сложные, геометрически безупречные фигуры – эллипсы, параболы, – подчеркивая линию плеч, гибкость запястий. Она имитировала сбор воображаемого букета, движение было столь легким и точным, что казалось, цветы вот-вот материализуются в ее пальцах. Затем – остановка, поворот, замирание в позе, напоминающей античную статую. Все для того, чтобы продемонстрировать баланс, грацию, безупречный контроль над каждой мышцей. Она чувствовала на себе взгляд Коллекционера, как луч лазера, выискивающий малейший сбой в программе. Никаких сбоев. Она была алгоритмом красоты, исполненным безупречно. Внутри, под действием «Эликсира», царила ясная пустота исполнителя. Ее мысли были чисты: Угол наклона головы 23 градуса. Плавность перехода от шага к остановке. Сохранение оси симметрии.

Второй – Гедонист. Моложе, лет сорока, с телом, поддерживаемым в отличной форме дорогими процедурами, но уже с легкой тяжестью в чертах лица. Его глаза – ярко-голубые, слишком блестящие – не сканировали. Они пожирали. Его взгляд был похотливым, влажным, липким. Он задерживался на изгибе ее шеи, на линии декольте платья, на бедрах, на губах. Он не скрывал своего восхищения, но это было восхищением гурмана перед изысканным блюдом. Ирис видела, как он слегка облизнул губы, как его пальцы барабанили по колену в ритм ее движениям, но не музыке. Его улыбка была откровенной, но лишенной тепла – это была улыбка обладания. Он представлял, как она будет украшать его будуар, его яхту, его постель. Как будет услаждать не только взор, но и другие чувства. Для него она была высшей формой роскоши, живой игрушкой, созданной для его наслаждения. Когда она замерла в статуарной позе, его взгляд уперся прямо в ее грудь, и он одобрительно кивнул сам себе. Ирис подавила волну легкого тошнотворного холодка под кожей. Отвращение недопустимо. Это – их право. Твое предназначение – услаждать. Она заставила уголки губ чуть приподняться в намеке на ответную улыбку, направленную в его сторону. Искусство обольщения. Часть программы.

Третий – Меценат. Женщина. Элегантная, в платье глубокого синего цвета, с седыми волосами, уложенными в строгую, но изящную прическу. Ее лицо было умным, с живыми глазами цвета старого золота. И в этих глазах Ирис увидела нечто иное. Не холодную оценку, не похоть, а… искреннее восхищение. Как перед великим произведением искусства в галерее. Взгляд Мецената скользил по линиям ее тела, но с любопытством исследователя, ценителя. Он останавливался на игре света на складках платья, на необычном оттенке ее глаз, на плавности жестов. Когда Ирис выполняла сложный поворот, на лице Мецената мелькнуло неподдельное удивление и восторг, словно она увидела неожиданный мазок гения на полотне. Она не улыбалась широко, но в уголках ее глаз светилось тепло настоящего интереса. Она видела в Ирис не вещь, не игрушку, а творение. Шедевр. Возможно, даже… чудо.

Вот он, – подумала Ирис, улавливая этот взгляд и направляя к Меценату следующую серию движений – легкий поклон, имитирующий подношение тех самых воображаемых цветов. Вот для кого я создана. Сердце под действием «Эликсира» учащенно забилось не от напряжения, а от проблеска чего-то, что могло бы быть близко к… признанию? Пониманию? Меценат оценивала ее Красоту, ее Совершенство как высшую ценность саму по себе, а не как инструмент для обладания или наслаждения. Это было ближе всего к тому, во что верила сама Ирис. Внутренний монолог, отточенный уроками идеологии «Эстетики», зазвучал в ее голове яснее, подкрепленный этим взглядом:

Мы – острова совершенства в океане хаоса. Мы – доказательство того, что Человек может превзойти природу, создать Красоту, не отягощенную уродством, болезнями, увяданием обычной жизни. Мир за стенами «Эстетики» – это мир грязи, боли, убогой борьбы за существование. Мир несовершенных тел, несовершенных умов, несовершенных душ. Они – боги, обладающие властью, богатством, возможностью прикоснуться к Прекрасному. А мы – их богини, дарованные им «Создателями». Наше предназначение – служить. Служить Красоте, воплощенной в нас. Услаждать их взоры, украшать их мир, напоминать им о том, что за пределами их банальных забот о власти и богатстве существует нечто высшее. Искусство. Совершенство. Вечность, запечатленная в плоти. Мы – живые символы их триумфа над хаосом. Наше служение – это не рабство, это миссия. Светить. Сиять. Быть безупречным отражением их могущества и вкуса. Для этого нас создали. Для этого мы живем. Для этого нам дан «Эликсир».

Мысли текли гладко, как ее движения. Они успокаивали, придавали смысл ее позе, ее улыбке, направленной к Меценату. Даже холод Коллекционера и липкий взгляд Гедониста вписывались в эту картину. Разные боги, разные формы поклонения. Но суть одна – они были зрителями в этом храме, а она – живой иконой.

«Демонстрация Б, подсекция Интеллект и Беседа», – возвестила Система. Музыка смолкла.

Ирис остановилась, приняв Позу Готовности к Диалогу: ноги вместе, руки скрещены перед собой на уровне талии, взгляд чуть опущен, но готовый подняться на зрителя. Коллекционер наклонился вперед, его острый взгляд впился в ее лицо. Гедонист развалился в кресле, явно меньше заинтересованный этим этапом. Меценат внимательно смотрела, ожидая.