Записки караванщика. Том 1

Что ж, если перед тобой предстаёт столь прекрасная и вызывающая желание девушка, почему бы и не предаться фантазиям о возможных перспективах мимолётного увлечения? Ведь в жизни и так слишком много трудностей и проблем. И встречаются они гораздо чаще, нежели столь очаровательные особы. Достаточно только отъехать подальше от обжитых мест. Впрочем, и на обжитых местах неприятностей тоже навалом. Так зачем отказываться от этих незатейливых радостей? К тому же девушка рисовала картины. А это было что-то очень не свойственное для подобных женщин. В любом случае, мой интерес был разогрет достаточно, чтобы взглянуть на работы Айгуль.

Зная, что надо проявлять уважение и соблюдать традиции, я не стал откровенно на неё пялиться. Впрочем, сделать это было достаточно сложно, потому что всё естество буквально орало о том, что хочет созерцать эту красоту как можно дольше.

Я отошёл в сторону, уступая девушке дорогу, и почесал затылок, сдвинув при этом рукой шляпу так, что бы барыга Камиль не мог видеть, куда на самом деле направлен мой взгляд.

Айгуль тем временем подошла к нужной полке и принялась разгружать ящик. Я вернул шляпу на место и посмотрел на барыгу. Тот откровенно пялился на задницу девушки. Не надо было обладать какими-то сверхъестественными способностями, что бы уловить ход его мыслей. Это было более чем очевидно

– Ледниковой воды сколько тебе? – протянул барыга, не глядя в мою сторону.

– Такая жара, мне бы стакан сейчас выпить, путь ещё предстоит не близкий. А так хочу заполнить флягу и пятилитровый термос. Думаю, будет достаточно.

– Еда, патроны, ещё что-нибудь купи… – добавил Камиль со всё той же интонацией, балансирующей на грани вопроса и утверждения.

– Благодарю за предложение, но мне только воды.

– Расплачиваться чем будешь?

– На обмен.

– Нет. По обмену мы больше не работаем. Караванный путь рядом, монеты есть?

– Найдётся пара штук, – кивнул я.

– Две монеты за всё, – протянул Камиль, задумчиво вытерев пальцами уголки рта, в которых выступило слишком много слюны.

– Многовато для шести литров воды, – присвистнул я. – Притом, что даже без добавления отвара.

– Стакан бесплатно выпей. Сил придаст, – отмахнулся Камиль, давая понять, что торговаться не будет. – Не нравится – купи ещё что-нибудь. Тогда скидку сделаю.

После удара Великой Катастрофы долгое время в мире никто не проводил никаких торговых операций. Практически все необходимые товары остались в огромном количестве. Иди и бери, что хочешь, только очисти от чёрной сажи и пользуйся. Деньги, драгоценности – всё утратило своё прежнее значение. Кто-то по старой памяти ещё хранил несколько стопок цветных купюр, видимо, как символ прошлой жизни или тлеющей надежды, что всё когда-нибудь станет как прежде. Но ничего подобного не произошло.

Потом долгое время люди просто обменивали между собой всё необходимое. В основном это были продукты питания. Во многом именно это и обусловило то, что немногочисленные выжившие быстро покинули руины крупных городов. Они перебирались на открытые пространства и свободную землю, где можно было что-то выращивать или держать скотину. Так длилось долгие годы. Кто-то выращивал, кто-то отбирал это силой. Кто-то сбивался в более крупные поселения, кто-то в более крупные банды.

А потом стали появляться странные караванные монеты. Их никто не штамповал и не отливал. Чтобы найти такую, надо было вернуться в мёртвые города. В мёртвые дома. В мёртвые квартиры. Было похоже на то, что сама Великая Катастрофа позаботилась о том, чем будут регулироваться товарно-денежные отношения между уцелевшими людьми.

Как правило, монеты находили рядом с останками людей, на которых в момент удара Катастрофы было много ювелирных украшений. В больших магазинах, кассовых рядах, ломбардах и прочих местах шанс найти монету значительно возрастал. Природу их происхождения никто не мог объяснить, а сам момент добычи этой редкости был окутан мистическим ореолом.

Лично я ни разу монету не находил. Хотя пытался много раз. Знающие люди поговаривали, что для успешного поиска надо вовсе не хотеть ничего найти. Вот и получалось, что серебро, золото, бриллианты не имели больше особой ценности. Хотя многие до сих пор их собирали. Потому что было глупо не признавать их притягательную красоту.

Мне попадалось много побрякушек, которые сейчас стоили меньше, чем надёжное ружье или коробка патронов. А вот с караванными монетами дело обстояло иначе. Эти яркие блестящие кругляши, будто сделанные из сплава всех известных драгоценных металлов: золота, серебра, платины и чёрных частиц Великой Катастрофы, имели особую ценность. Они были уникальны. Где бы не находили монету, она имела идеально круглую форму. Размер чуть больше ногтя большого пальца среднестатистического человека. Глянцевая поверхность обоих сторон была украшена причудливым узором из еле заметных разводов с ярко-голубым отливом.

Поцарапать ножом или согнуть монету было практически невозможно. Хотя со временем их всё-таки приноровились разрезать на несколько частей, но для этого было необходимо иметь специальное оборудование. Делили в основном на половинки и четверти.

Находились монеты редко, и не каждому это было дано. Старики говорили, что только человек, избавившийся от привязанностей, очистивший свою голову от сомнений и что-то там ещё, мог рассчитывать на заветную находку.

– Четвертак за всё, – наконец-то нарушил я затянувшееся молчание, запуская руку в карман брюк, где в потайном шве хранил небольшой запас монет.

Остальные свои сбережения я предусмотрительно прятал под разными деталями машины. А ещё в потайных кармашках рюкзака и нескольких походных сумкок. Это было достаточно распространённой практикой, чтобы не потерять всё сразу.

– Чего четвертак? – непонимающе моргнул Камиль.

– Четверть монеты, – уточнил я.

Барыга наконец-то оторвался от созерцания форм девушки и посмотрел на меня с нескрываемым презрением.

– Слушай, ты не местный, я тебя ни разу здесь не видел. Поэтому ты, наверно, не знаешь, что мы половинки и четвертинки не берём. Две монеты за воду. Стакан можешь выпить бесплатно, в рекламных целях, так сказать. Это единственное место с ледником на ближайшие пять сотен километров, ясно тебе? Нигде больше ледник не держится. Тут у нас полость, выжженная Катастрофой и прекрасный лёд. Не хочешь, не бери. Только время моё перестань тратить, у меня и другие дела есть же.

Похоже, торговаться было и правда бесполезно.

– Хорошо. Тогда я выберу ещё что-нибудь.

– Давай, только побыстрей. Пять минут максимум, – фыркнул барыга и для наглядности показал мне ладонь со всеми оттопыренными пальцами.

Я понимающе кивнул и двинулся вдоль полок. Тем временем Айгуль переставила последнюю банку и опустила ящик, устало вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. Пользуясь благородным предлогом осмотра всех товаров в лавке, я ещё раз посмотрел на девушку. Она мне определённо нравилась. Выгоревший чёрный топик обтягивал красивую грудь, а в широком вырезе игриво просматривался кантик плотного лифчика.

«Хорошо, что на улице жара, – иронично подметил я. – Провоцирует, так сказать, девчонок на минимум одежды. Очевидно, в этом поселении подобный внешний вид не осуждается. А может быть, ей просто наплевать на чужое мнение? Да, вполне может быть…»

Проходя мимо девушки, я приветливо кивнул. И ловко пользуясь преимуществом широкополой шляпы, скользнул взглядом в заманчивую ложбинку между грудей, как раз в тот момент, когда находился спиной к барыге.

– Айгуль, с банками закончила? – тут же гаркнул Камиль.

– Нет, ещё четыре ящика.

В её голосе чувствовалась усталость, которую она явно пыталась скрыть.

– Почему нет? Чего долго так копаешься? Давай быстрее, закрою через пять минут. Сейчас только этот ещё что-нибудь выберет…

Обращение «этот» явно было адресовано в мою сторону. Я повернулся и почтительно кивнул барыге, изобразив милую улыбку. Покойный Сарсеныч учил меня, что как бы ни был груб и недальновиден человек, находящийся рядом с тобой, никогда не следовало опускаться до его уровня. К тому же я был более чем уверен, что подобная улыбочка разозлила его ещё больше.

– Прекрасная лавка! Такой выбор, просто глаза разбегаются! – восхищённо протянул я.

Камиль недовольно фыркнул и, достав из-под прилавка пару толстых тетрадей, стал перелистывать исписанные страницы.

Айгуль, заправив за ухо выбившуюся из хвоста прядку волос, поспешно скрылась в полумраке дверного проёма. Я с трудом удержался от того, чтобы не проводить восхищённым взглядом её бёдра, покачивающиеся из стороны в сторону. Закончив делать вид, что действительно интересуюсь большинством выставленного барахла, я наконец-то оказался в дальнем конце лавке, где находились картины девушки.

Я ожидал увидеть что угодно. Действительно безвкусную мазню или банальные натюрморты, на которых в лучшем случае могли заменить кабачки с помидорами на пистолет и россыпь патронов. Или же репродукцию картин прошлого, о которых теперь мало кто помнил. Ещё был велик риск нарваться на однотипные пейзажи, сделанные на скорую руку. Настолько скорую, что художник зачастую даже не старался вложить в них хоть толику таланта.

Но первое, на что упал мой взгляд, оказалось полотно шириной почти метр, натянутым на крепкую деревянную раму. Я невольно замер, не в силах отвести глаз от изображения навсегда застывшего на поверхности холста.

Это был небесный разлом, который я видел в тот самый роковой день. Мне встречалось множество подобных картин. Это была достаточно популярная тема у художников, переживших Великую Катастрофу. Ведь никто практически не успел сделать снимки этого явления или заснять на видео. А если и успел, то, скорее всего, не пережил этот день, превратившись в искрящийся манекен, покрытый чёрной сажей.

Первое время подобные картины вызывали у меня раздражение, потому что каждый раз тревожили память о погибших родителях и жизни, которой больше нет. А потом, спустя годы, наоборот, вынуждали просто улыбнуться. Ведь каждый новый художник начинал добавлять в картины своё уникальное видение, чем всё дальше и дальше уходил от реальности. А потом я и вовсе утратил интерес к подобной тематике.

Но этот раскол был нарисован так, будто бы он только что вспыхнул прямо на поверхности холста. Казалось, что пройдет ещё секунда, и меня собьет с ног невероятной силы ураганный ветер. Я смотрел на холст и не мог произнести ни слова. Я снова чувствовал себя семилетним мальчишкой, застывшим от ужаса.

Возможно, всему виной было плохое освещение дальнего угла лавки, но мне начинало казаться, что полотно медленно увеличивается в размерах. Резкие тревожные мазки словно стремились сорваться со своих мест, окутав меня облаком сажи. Будто Катастрофа решила вернуться за мной спустя десятки лет, чтобы не дать второго шанса пережить этот день. От всего этого в моей душе начинал шевелиться давно забытый страх… Я сдавленно чертыхнулся и, невольно моргнув, с трудом отвёл взгляд от застывшего на холсте разлома.

В нижней части картины, в более светлых, контрастирующих с общей гаммой тонах был изображён УАЗ-ик и стоящий рядом с ним человек. Вернее их контуры на фоне красно-оранжевого неба. И человек и автомобиль были проработаны не так детально, будто были призраками. Или некими образами из странного видения о возможном будущем. Мне казалось, что это два времени, прошлое и настоящее, которые разделяли картину пополам, буквально растворяясь друг в друге. Голова человека была поднята, словно он смотрит прямо на раскол. Но в то же время вдали виднелись еле различимые силуэты разрушенных многоэтажек большого города. Так что по замыслу художника он вполне мог смотреть и на них.

Я так и стоял напротив, чувствуя, как меня переполняют давно забытые эмоции. Страх. Щемящая тоска. Какая-то безысходность. Но в тоже время было и что-то светлое в этой картине. Какая-то призрачная надежда или просто философичное высказывание художника, что несмотря ни на что, жизнь продолжается.

– Это Айгуль рисует? – наконец-то смог выдавить я, спустя почти двухминутное молчание.

– Да, – буркнул барыга, не отрываясь от записей.

– Откуда она знает, как выглядел разлом? Сколько ей лет?

– Двадцать четыре, – отозвался Камиль, убирая тетради. – Годик был, когда бахнуло. Так что формально она Катастрофу застала.

– Годик?! И с такого возраста она так хорошо всё запомнила?

Барыга фыркнул и, двигаясь вдоль своей стороны прилавка, подошёл ко мне. Я совсем не заметил, как утратил бдительность и выказал свою искреннюю заинтересованность картиной. Это было ошибкой. Теперь я вряд ли вообще уложусь в изначальную пару монет.

– Мама у неё хорошая рисовальщица была. Областной союз совета художников возглавляла. Видимо, талант в генах передался, а теперь она просто со слов стариков рисует.

«Похоже, помимо слов, она ещё очень верно понимает их эмоции…» – подумал я и добавил вслух:

– Чего же она с таким талантом помидоры на полки составляет?

– Потому что её семья мне должна, – хмыкнул барыга, покосившись на картину. – Они двадцать лет под нашим покровительством жили. Мой отец был сильно обязан её отцу. Наказал заботиться об этой «творческой» семье и уважать их жизнь. Я этого вообще не понимаю, за что их уважать? Сидят, нихрена не делают, а ты им и воду, и еду. И с домом помоги, и с ремонтом машины. И всё за просто так. А они тебе на день рождения стихи или мазню какую-нибудь… Но с недавних пор всё чуть-чуть по-другому стало. Я тут дела в порядок привожу, вот и пришло время долги отрабатывать.

– И что, хорошо получается отрабатывать?

Камиль довольно улыбнулся и вытер уголки рта.

– Пока не очень, но мы это скоро поправим.

С этими словами его глазки заблестели особенно маслянисто, так что я вполне догадался, что он имеет в виду.

– Что же её родные думают по этому поводу?

– Да ничего. Мать похоронили недавно. Неделю назад поминки были. Она перед смертью очень просила, чтоб я о дочери позаботился. Так что надо позаботится…

Я вновь посмотрел на картину. Полумрак угла и рассеянные блики от цветных стёкол лишь усиливали мистический эффект. Мне так и казалось, что мазки кисти словно оживают и находятся в каком-то непрерывном рябящем движении.

– Так, время выходит же. Давай, решай, берёшь воду или нет? – деловито поторопил меня Камиль.

– Да. Возьму воду и картину.

– Четыре монеты, – тут же выпалил барыга.

– Четыре монеты за глупую мазню, которой здесь не место, если я правильно помню? – попытался возмутиться я, в глубине души понимая, что уже проиграл этот торг.

Камиль прищурился и выразительно на меня посмотрел.

– Ты на неё так долго смотрел, хочешь сказать, она столько не стоит?

Он был прав. Картина зацепила меня настолько, что я даже не стал рассматривать другие представленные работы.

Я не очень верил в судьбу, предначертания и различные знаки. Но именно эта ситуация вынуждала меня прямо сейчас начать пересматривать свои убеждения. Ведь контур человека рядом с УАЗ-иком были явно моим. Да, собственного стального коня я не спутаю ни с каким другим. Вон даже тёмный мазок на капоте, как раз в том месте, где у меня реальное ржавое пятно и вмятина.

«Ну нет. Просто воображения разыгралось, – подумал я. – Мало ли сколько народу гоняет по степям на точно таких же машинах? Просто распространенный образ… Но почему именно здесь? Почему именно эта девушка нарисовала всё так реалистично? Почему я сошел с маршрута и уткнулся именно в этот посёлок? Почему я недавно поцарапал ногу, увидел указатель на ледник именно в этом месте, а не каком-нибудь другом? И, в конце концов, почему на картине этот человек держит в руке ту же самую шляпу, что сейчас находится у меня на голове?»

– Две с половиной. – Я вновь попытался скинуть цену.

– Мы половинки и четверти не берём. Сказал же! – Камиль явно начинал раздражаться. – Либо четыре монеты, либо давай прощаться. Закрываться надо, дела ждут…

– Хорошо, четыре, – тяжело выдохнул я.

Барыга неохотно протянул мне свою пухлую руку. Я пожал её в знак окончания торгов и отказа от претензий по цене. Камиль легонько кивнул, скорее просто по привычке, нежели действительно был рад заключенной сделке. А у меня вообще складывалось такое впечатление, что судьба этой лавки его и не заботит вовсе. Словно он просто вынужден здесь находиться в силу каких-то обстоятельств.

– Айгуль! – крикнул он в дверной проём, из которого доносилось приглушенное позвякивание стеклянных банок.

– Да, Камиль Испаич.

– Воды стакан с ледника принеси. И сейчас ещё шесть литров нальешь. И это, тряпку какую-нибудь тоже найди, мазню твою завернуть…

– Картину купили?! – тут же воскликнула девушка, словно не веря своим ушам.

– Купили, купили… Ты не расслабляйся особо, это ничего не значит. Один чёрт завтра всё это уберешь отсюда.

– Но, Камиль Испаич…

– Никаких «но», неси воду давай! – резко оборвал её барыга, добавив пару крепких выражений на казахском.

– Давай флягу свою и термос сюда неси.

– Я бы предпочёл сначала получить бесплатный стакан. В рекламных целях, так сказать, – улыбнулся я

Камиль открыл было рот, очевидно, собираясь высказать мне всё, что он думает о моих манерах, но тут где-то с другой стороны здания заскрипели ржавые петли массивной двери.

– Камиль Испаич, вы здесь? – громко крикнул сухой мужской голос, глухим эхом раскатившийся по всему помещению.

– Здесь. Чего хотел?

– Сафаргалеевы платить не хотят. Говорят, срок аренды не вышел! – отозвался хрипун.

Судя по всему, человек стоял где-то на пороге и кричал в открытую дверь, почему-то не собираясь входить внутрь.

– Что значит «не хотят»?! – воскликнул Камиль и поспешно перешел на казахский язык, громко ругаясь и выходя из лавки.

Из его слов я примерно понял, что он поносит как Сафаргалеевых, так и его собеседника за то, что тот слишком громко говорит о вещах, не предназначенных для чужих ушей.

Стоило Камилю покинуть помещение, как из дверного проёма тут же выскочила Айгуль, держа в руках оранжевый пластиковый стаканчик, покрытый капельками драгоценной влаги. Девушка выглядела очень взволнованной. Она покосилась в сторону удаляющегося барыги, а потом устремила на меня взгляд своих прекрасных глаз.

– Ты картину купил? – выпалила она, протягивая стакан.

Я кивнул. Айгуль внимательно меня осмотрела, словно выискивая какую-то скрытую деталь, которая была для неё чрезвычайно важна. Я же, взяв небольшой стаканчик, сделал осторожный глоток. Вода была действительно ледниковой, её вкус было не возможно ни с чем спутать. К тому же у меня почти сразу свело зубы от холода.

– Откуда ты едешь? – быстро спросила девушка.

– Издалека, – уклончиво ответил я.

– Ты местный?

– Не совсем.

– Путешествуешь?

– Да.

– Как далеко забираешься?

– Скажем так, пара тысяч километров далеко не предел…

– Жена, дети есть?

– Нет.

Айгуль выпаливала вопросы с такой скоростью, будто они были давно заготовлены. И, судя по начинающим всё больше блестеть глазам, мои ответы её вполне устраивали.

Несмотря на то, что я всё ещё находился под сильным впечатлением от картины, меня сильно интриговало такое поведение девушки. Я даже не стал лишний раз пялиться на её прекрасное тело. В голове боролись две навязчивые мысли. Одна из них была о том, что подобная «случайность» не случайна. Мне явно стоило получше обо всём расспросить Айгуль. Но вторая мысль очень громко кричала, что надо поскорее расплатиться и оставить лавку. Я был более чем уверен, что барыга Камиль не так прост, как кажется на первый взгляд. И мне явно стоит держаться от него подальше.

– Вот эти образы, – я указал рукой на нижнюю часть картины, – откуда они? Как они пришли тебе в голову?

– Приснились в ночь, когда мама умерла. Она очень сильно бредила перед уходом и говорила, что мне надо идти вместе с путником подальше от этих мест. Это недавно совсем случилось.

– Да, я в курсе, Камиль Испаич сказал уже.

– Забери меня! – напряженно прошептала Айгуль, придвинувшись ко мне почти вплотную.

Я чуть было не подавился вторым глотком воды.

– Что?

– У тебя же есть машина. Забери меня! – повторила она, схватив мои руки и сжав в своих ладонях, – Камиль та ещё скотина, ты не представляешь, на что он способен! Я такой жизни не хочу, понимаешь же!

Я чувствовал, как нервно дрожат её пальцы. От столь резкого прикосновения моё тело буквально окатило волной приятного тепла и нервного возбуждения. Так бывало всякий раз, когда длительное время не удавалось ощущать физического контакта с противоположным полом.

– Ух, давай-ка полегче, – выдохнул я, с трудом найдя в себе силы сделать шаг назад и мягко вытянуть свои руки из её горячих ладоней. – Ты к каждому мужику так кидаешься?

В глазах Айгуль промелькнули дикие искорки. Она так и осталась стоять, держа руки перед собой. Было видно, что в ней борются эмоции. Одна из них – это точно обида, что выставила себя полной дурой. А вторая – желание всё-таки добиться своего.

– Нет, не к каждому. К тебе первому, – озлоблено ответила она.

– И куда ты ехать хочешь?

– Да неважно куда, лишь бы подальше отсюда! Ты же сможешь меня защитить?

События развивались слишком быстро. Я даже не заметил, как согласно кивнул. Впрочем, тут же опомнившись, быстро добавил:

– Что, во всём поселении больше защитников нет?

– Все боятся Камиля, – быстро заговорила девушка, постоянно оглядываясь на дверной проём, из которого доносилось приглушенное эхо ругани. – Ты даже не знаешь, насколько он сильный. В смысле влиятельный. Ко мне вообще никто не подходит, боятся… Хотя смотрят все. Все мужики. И все хотят. Но никто не посмеет и пальцем тронуть. Я могу хоть голой по посёлку ходить, понимаешь?

Конечно, я всё прекрасно понимал. Красивая молодая девушка. Властный мужчина, который привык, чтобы всё было так, как ему надо. Старые обязательства, больше не играющие никакой роли. Всё было очевидно. Единственное, что меня заинтересовало в этой ситуации, так это явное нежелание Айгуль смириться с таким положением вещей.

Обычно женщины, которых природа не обделила красотой, не жаловались и наоборот, стремились оказаться рядом с сильным и обеспеченным мужчиной. Впрочем, Камиль был далеко не красавцем. Но разве это когда-то было проблемой? Главное – полная уверенность в лёгкости своей жизни, ради которой женщины готовы были терпеть такие мелочи, как пренебрежительное к себе отношение. Не говоря уже об отсутствии внешней привлекательности своих избранников.

Мне стоило большого усилия, чтобы не дать напирающим изнутри чувственным эмоциям захватить власть над голосом разума. Сколько я видел подобных историй, когда молодая, очень симпатичная девица ловко крутила сознанием юного дурака? Много. А то и не одного, а сразу двух или трёх, готовых ради неё на всё, лишь бы не упустить лишний грамм её благосклонности. И чем всё это заканчивалось? А ничем. В лучшем случае – печальным, полным боли взглядом у костра. Или ещё хуже – земляным холмиком серди бескрайних степей за оградой кладбища.

«И что? Надо тебе это? – поинтересовался внутренний голос. – Да, Айгуль, бесспорно, очень красива и привлекательна, но что с того? Тебе же не шестнадцать лет. Не восемнадцать. Не двадцать и далеко не двадцать пять. Не стоит связываться».

Всё это время девушка продолжала мне что-то сумбурно объяснять, но я остановил её движением руки.

– Нет, с этим не ко мне, – улыбнулся я.

Айгуль замерла на полуслове. Её глаза гневно блеснули. Всё-таки было в них что-то такое, что выделяло её среди остальных. Впрочем, может это был всего лишь голос моих эмоций, явно желающих обладать этой красоткой.

– У меня просьба! Я тебя прошу! – напряженно прошептала она.

Похоже, для Айгуль действительно было важно уехать куда подальше. Но это меня не касалось. Мир и так был слишком хрупким, а людей в нём осталось чертовски мало. К тому же я не собирался терять самоуважение и вляпываться в неприятности при виде первой же сексуальной девицы. Тем не менее, я всё равно успел быстро прикинуть явные плюсы, которые мог получить взамен оказанной услуге.

– Нет, это так не работает, – хмыкнул я. – Просьбу нельзя предложить самой. Просьбу должны предложить тебе. Так будет правильно…

– Так предложи!.. – почти умоляюще прошептала девушка.

«Вот чёрт, – мысленно засомневался я. – Какая-то фантастическая история. Скажи мне ещё вчера кто-нибудь, что такое возможно, я бы рассмеялся. Но ведь это я на этой картине! И машина моя! Что это, если не знак той самой пресловутой судьбы? Что ж я веду себя как скотина? Впрочем, почему скотина? Разумный человек, который из последних сил пытается сохранить способность трезво оценивать ситуацию и думать головой, а не другим местом. Образы на картине, да, хороши, но это простое совпадение и не более. А позволить себе вляпаться в историю, только из-за того, что гормоны взыграли и дико хочется овладеть ей прямо здесь, между полок – так это того не стоит, сам же понимаешь».