Переселенцы

– Товарищ старшина, так у нас самих харчей на три дня, сами-то что жрать будем? – Петренко всегда был прижимистый, – И когда подвезут никто не знает, чем я людей кормить буду…

– Не жмись, разберёмся… А вы, товарищ Тадеуш, отведите людей за комендатуру, там, в конюшне, размещайтесь, по крайней мере, там сухо, а чуть позже и покормим. Потом подойдите ко мне, в кабинет, понадобится ваша помощь…

– Добро, пан офицер, мы так и зробим.

Тадеуш увел людей в сухую конюшню, старшина остался доволен сложившейся ситуацией, а особенно тем, что появился переводчик, дела пойдут веселее.

Курт вернулся озабоченным, после обсуждения с односельчанами, все пришли к одному выводу – жизнь в деревне кардинально поменялась и будет ли возвращение немецких войск в пущу – одному господу известно. Точно было понятно только одно – с этими русскими надо быть настороже, ведут себя как то странно, никого не арестовали, войска пришли и ушли, оставили несколько человек – разве это гарнизон? И вообще – непонятно, что они хотят.

Марта внимательно слушала рассуждения мужа, а в голове убедительно крутилось свое – ей на глаза русским лучше не попадаться, а Анне тем более. Все непонятно. Как оно будет дальше…

Местные ждали обещанных арестов, грабежей и расстрелов, прошло уже несколько дней, но ничего не происходило, странно все это… В тихих, коротких обсуждениях сходились в одном, что, видимо, позже все будет…

В поселке, неожиданно для всех, появилась работа – сформировали бригады на валку леса, обещали платить… Несколько раз приезжала автомашина, в поселке жителям выдавали хлеб, крупы…. Бесплатно и ничего не требуя взамен. Нет, все-таки русские какие-то странные…

В поселке ходили слухи, что в пуще бродят много солдат от остатков немецкой армии, их не видели, но иногда слышали стрелковые бои в удалении.

ЗОЙКИНА ОБИДА

Сашка приволок мешок со своей добычей и был счастлив – это была еда на несколько дней для всей семьи. Для начала надо все хорошенько спрятать, не дай бог, кто увидит – лишние вопросы к семье совсем ни к чему. В коровнике была небольшая яма, прикрытая досками и старым сеном, туда и спрятал колхозную картошку. Старательно укрыл перегоревшим сеном, осмотрел, поправил траву и, довольный результатом, пошел домой.

С самого порога Сашка увидел неистово молящуюся на икону мать и молчаливого отца. Он сидел на лавке и о чем-то крепко задумался. Даже сразу не увидел вошедшего сына. В хате стояла полная тишина, перебиваемая тихой молитвой матери, даже мелкие братья и сестренка молчали, только сверкали голодными глазами с печи.

Сын стягивал мокрую, загрязненную одежду, случайно громыхнул сапогами, отец поднял глаза.

– Беда у нас, Сашка, беда, – тихо сказал отец, – Мы того… Зойку изувечили, случайно, докладать побежит… Принес чаво?

– Треть мешка добыл, воду ставить? – Сашка ничего толком из слов отца не понял, – с печки, молча, смотрели братья и маленькая сестренка, вечерняя краюха хлеба давно желудком была забыта. Надо их кормить, да и у самого живот урчит с голода, с утра во рту макового зернышка не было…

Мать продолжала неистово молится иконе, отец сидел на лавке, Сашка понял, что все надо делать самому и принялся за хозяйство, времени нет, надо малых кормить.

Всю ночь семья провела, практически без сна. Утром Василий решил помочь жене подоить корову, ушел в хлев, но вернулся довольно быстро и злой, с пустым ведром, потирая левую щеку…

Стук в окно вывел всех из ступора.

– Василий, слышь, Василий, председатель зовет, – женский голос за окном сообщил неприятное известие.

– Иду, – обреченно сказал отец и поднялся одеваться. Мать застыла у иконы, потом спохватилась и начала мелко и часто крестить супруга.

Сашка так ничего и не понял, да и некогда, печь никак не хотела разгораться, труба давно не чищена, да и дрова сырые… Позже все узнаю… Отец тяжело вышел из хаты и, еще сильнее хромая, медленно вышел со двора.

Вопли Зойки из комнаты председателя разлетались на всю округу, собирая у правления толпу любопытных баб.

Василий медленно преодолел три ступени и вошел в правление.

Хмурый председатель сидел за столом, толстая Зойка крутилась вокруг и десятый раз перечисляла свои обиды, каждый раз все громче и громче, что бы не только председатель, но бабы за окном хорошо все слышали… Только с каждым разом история обрастала все более и более страшными подробностями…. Фантазии было Зойке не занимать…

– Проходи, Василий Иванович, садись, говорить будем, – председатель указал на стул.

– Какой говорить!? Садить его, гада, надо, садить в тюрьму, советского торгового работника изувечил, фашист проклятый, – Зойка остервенело сверкала подбитым глазом, взвыла, все более и более увеличивая громкость воплей, – Он же меня убить хотел!!! Вор проклятый, колхозное добро украл и домой тащил, а я ….

– Замолкни!, – не выдержал председатель, – Иди отсюдова, я все понял, а сейчас с ним говорить буду, выйди, не мешай.

Зойка обиженно замолчала и, всем своим видом выражая несогласие, медленно вышла на крыльцо, впрочем, ей это даже понравилось – вокруг собрались соседские бабы, благодарные слушатели, и можно было еще гуще приукрасить свою роль в защите социалистической собственности…

– Василий Иванович, тут Зойка много чаво наговорила на тебя, бумагу исписала, вот почитай.. – протянул тетрадный, мелко исписанный листок, – Читай, потом скажешь что правда, а что нет… А что это у тебя за фонарь такой, аж на пол лица? Да неушто Олимпиада приложилась?

– Да нет, не жена. Я давеча, с утра, пошел корову доить, а она, зараза, все норивит меня своим хвостом лупануть, ну вот, я и привязал на хвост камень, что б, это значит, своим хвостом меньше мотыляла… Доить начал, а тут, как назло, стая мух… Вот она и огрела меня камнем на хвосте, и прям по лицу…

– Да-а-а… Дела…. Это ты здорово придумал, с камнем, – улыбнулся председатель, – Ладно, заживет, а сейчас давай, читай…

Василий шевеля губами углубился в медленное чтение, по мере чтения становился все более мрачным, председатель достал очередную папиросу, наступила тишина, которую нарушил резкий звонок телефона.

– Слушаю, председатель, – услышав голос на другой стороне трубки председатель вытянулся, – Слушаюсь, товарищ первый секретарь, буду.

– В райисполком вызывают…, – задумчиво проговорил, – На Зойку не похоже, что-то другое… Ты вот что, Василий Иванович, ты все обдумай что, да как, потом ответишь мне…. Что врет Зойка, а что нет… Вдвоем мы остались, подумай, крепко подумай и…. Ежели овес взаправду спер – верни в конюшню, потом разбираться будем, по приезду… А сейчас запряги мне тарантас, в район мне надо, сам слыхал…

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ НЕДЕЛЯ

Анна уже перечитала все книги в доме по два или три раза. Но из дома, без крайней необходимости, старалась не выходить, отец строго сказал – на улицу не высовываться, а про пущу вообще забудь. Но как же скучно! Все подружки то же сидят по домам, читать уже нечего, дома работы немного, да и мама старается все сама делать – лучше быть занятой, чем пытаться думать о происходящем, как жить дальше, вопросы, вопросы… А ответов нет. Единственное – местные немного успокоились, время идет, но вроде ничего страшного эти русские не делают… Может быть пока…

А скоро Рождество, самый любимый праздник, мама вкусное печенье печет, а Анна с отцом выбирает в пуще елку для дома, потом ее бережно связывают, пакуют на санки и вдвоем тащат домой… По дороге отец рассказывает про пущу, птиц и животных… Мама достанет ящик со стеклянными елочными игрушками с чердака и разрешит дочери самой украшать елку, она уже второй год сама украшает ее, достаточно взрослая… Интересно, а в это Рождество будет елка? Надо у папы спросить…. Что же делать? Вот бы в комендатуру попасть – там раньше была комната с книгами, деревенская библиотека, где можно было выбрать и почитать новую книгу…

Идея Анне понравилась. Но пока еще не придумала, как ее осуществить. Ослушаться родителей не хотелось, но они и не разрешат самой пойти, там живут эти чужие солдаты…

Второй месяц впроголодь, припасы кончаются, одежда не высыхает, землянку затапливает талым снегом, кругом огромный лес, батарея радиостанции села и связи нет… Практически все, что было заранее припасено в схронах, у остатков разведроты вермахта кончилось, те вылазки, что им удавалось сделать, не приносили результата, более того, в стычках за еду с разрозненными группами своих же окруженцев, потеряли еще троих, тут стояло на кону не выполнение приказов командования, а само выживание. Несколько раз пытались выходить по направлению на Кенигсберг, но высокая плотность русских войск похоронила эту самоубийственную надежду, оставалось одно – сидеть в пуще и пытаться что-либо отыскать в прилегающих деревнях и ждать, только чего ждать? Судя по той массе русских войск, что они неоднократно видели на дорогах, шансов на возвращение своих практически не оставалось…

Двое вернулись с охоты, но расставленные петли оказались пустыми, зверья много, но стрелять никто не решается – по звуку обнаружат группу, сразу уничтожат, в последний раз нарвались на русскую засаду, потеряли почти половину остатков роты и еле оторвались от преследователей, а еще и стычки со своими же, добавляли отчаяния.

Командир роты, капитан Блансберг, при свете коптилки, сидел над картой, надо предпринимать что-то решительное – во-первых связь, надо связаться с командованием и выяснить оптимальный маршрут выхода к своим, во- вторых, пополнение съестных припасов, для экономии уже разбавляли еду остатками ягод, почками и мхом, что совсем не лучшим образом сказывается на состоянии здоровья остатков группы и, наконец, окончились все лекарства и бинты, сырость, проклятые холода и снежные дожди скоро доконают всех. И так осталось от роты семь человек… Но мыслей о сдаче в плен ни у кого не возникало.

Вокруг огромная пуща, густой лес и болота, но все направления перекрыты, что у нас в округе из населенных пунктов – до Толльмингема почти восемь, до Гросс Роминтерна почти пятнадцать километров. В прошлый раз захватили лесоруба из Роминтерна, он рассказал, что гарнизон совсем небольшой пять или шесть человек, местного убивать не стали, до смерти напугали и отпустили, а то могут заметить отсутствие гражданского в бригаде, а в Толльмингемме целый взвод, не справимся, сил мало, практическое самоубийство, значит надо пробовать захватить Гросс Роминтерн. В любом случае что-то раздобудем, сидеть уже невозможно, надо действовать.

– Группа, – сбор!, – Блансберг принял решение, – Выдвигаемся на Гросс Роминтерн, там гарнизон пять-шесть человек, задача – захватить комендатуру, радиостанцию, продовольствие, медикаменты. Часовых один-два человека, группа захвата Герман, Отто и Курт, прикрытие – я и остальные. Основное – Курт- радиостанция и батареи, Отто – медикаменты. Выдвигаемся через час, головной дозор – Герман.

Получив приказ, группа подтянулась, надо успеть проверить снаряжение, оружие и боеприпасы, немного отдохнуть.

Густой лес поглотил тени группы. За последние месяцы все неплохо освоились в этом районе и знакомыми тропами приближались к Роминтерну. Оттепель, промозглая сырость утяжелила снаряжение и одежду, но двигаться было все равно лучше, чем часами, дрожа от сырого холода лежать в подземном укрытии без движения или мокрым лежать на земле и наблюдать за дорогами, поселками. Но без связи никому полученная информация нужна не была… И что происходило вокруг неизвестно. Можно было организовать засаду и захватить несколько русских, но их пропажу быстро обнаружат и тогда всю пущу прочешут и группа останется без последнего пристанища в лучшем случае. Уже несколько раз, с большим трудом, избегали зачистки леса русскими, людей совсем не осталось…

Грустные мысли покинули капитана, как только группа вышла на опушку леса перед поселком. Рассредоточились, укрылись. Надо осмотреться, уже наступило утро, русские с рассветом расслабятся, успокоятся и перестанут ожидать нападения. Нужно только выбрать удобный момент.

Анна уже чуть ли не наизусть знала свою любимую книгу о доблестном рыцаре Айвенго – раз пять перечитывала, хотелось что-то нового, но как пройти незаметно в книжную комнату еще не придумала. Мама категорически против выхода в поселок, а дома уже все так наскучило… Что могла все переделала, выход за дровами из дома и то уже маленький праздник. Но так просто невозможно… Да и отец стал более лояльный к русским, особенно когда появилась работа и паек для семьи, да и мама не так категорична… В конце концов – ну не съедят же ее за книжку? Анна все более и более убеждалась, что ничего плохого она не делает и беды ждать неоткуда. Нужно попробовать, только у мамы отпрашиваться бесполезно – не отпустит, а папа еще на работе, может подождать его и попросить сходить за книгой вместе, так спокойнее, тем более, что он говорил, что сегодня они закончат работу после обеда, ждать не долго осталось. Довольная своими выводами и решением, Анна побежала к матери – может что-то помочь надо…

Ежедневная рутина уже начала надоедать Валентину Степановичу. Хорошо, что рядом появился Тадеуш, который взял на себя прием поселковых: кому дров выписать, кому пропуск для поездки в соседнее село, да и мало ли ежедневных нужд в поселке. Основная масса жителей как-то успокоилась, но все еще продолжала настороженно относились к новым властям. Надо с солдатами какие-то занятия организовать, а то что-то совсем расслабились, к службе поверхностно относиться начали, словно война закончилась. А вместе с тем, в пуще еще полно недобитых групп немцев, солдаты вермахта еще ничего, что-то грабанут у местных и в лес, но Смершевцы ищут группу эсесовцев на севере пущи, это звери, никого не жалеют, ни чужих, ни своих, кого встретят – убивают сразу. Вот эти группы и заботят больше всего старшину, как-то все подозрительно слишком тихо… Словно война закончилась… В прошлое воскресенье просил Тадеуша присутствовать в остатках кирхи, на проповеди – надо же понимать, что там проповедуют местным, так ничего вроде, седовласый настоятель спокойный, никакого вреда не чинит власти, не подстрекает, правда и помощи от него не дождешься, но лучше худой мир, чем хорошая драка… А кирху было жалко даже старшине, шальная авиабомба в аккурат в середину крыши попала, пробила и взорвалась внутри, хорошо, что ночью, людей в ней не было. Остались только высоченные наружные стены. Местные прибрались, что-то расчистили, алтарь почти полностью уцелел, и старый пастор продолжал проводить службы под открытым небом.

Старшина вышел из комендатуры, часовой, что стоял к нему спиной, не видел его и пытался о чем-то болтать с моложавой немкой, которая стаяла на углу и ничего не понимала о чем ей говорит солдат, только хихикала, но не уходила. «Ну, это совсем непорядок… Часовой называется, мать его….» – осерчал Валентин Степанович. Громко кашлянул, солдат встрепенулся, поправил автомат и лихо доложил старшине о порядке на охраняемом объекте. Сердитость куда-то ушла, старшина молча показал солдату кулак и пошел на пустую площадь, несмотря на то, что комендантский час уже давно закончился, местные жители старались без крайней надобности из домов не выходить.

Остановился посередине площади и с удовлетворением осмотрел ее: уже привык к порядку немцев, все чисто, дома добротные, сады ухожены, в поселке свой сквер с ажурной литой чугунной решеткой, красивая… Как-то и снабжение выправилось, только тушенка уже поперек горла, благо выпросил у начальства разрешение добыть тонну мяса в пуще, все хорошо, но начальство строго наказало мясо распределить, а шкуры засолить и сдать интендантам… Засолить то можно, только чем? Соли нет, просил, что б подвезли. Обещали…. А пока придется повременить с мясом, а то за сгнившие шкуры как бы своей не пришлось отчитываться…. Да и с местными надо посоветоваться, тут, в поселке, целая бригада лесников живет, лучше их, все одно пущу никто не знает… Рассуждения Валентина Степановича прервал вид высокого мужчины в форме лесника идущего от кирхи, кажется, Куртом зовут. Рядом с ним шла девочка. Она что-то прятала под короткой курткой. « … На ловца и зверь бежит, – подумал старшина, – Вот и поговорим о мясе, старший лесник тут все знает». Между тем собралась бригада для лесозаготовки в ближайшей пуще, они столпились у комендатуры и ожидали солдат охраны. Когда вышли двое солдат с оружием, немцы деловито построились и, небольшой колонной, направились на выход из поселка. Комендант остался стоять на площади, дожидаясь, когда лесник приблизится к нему.

Курт учтиво приподнял шапку, здороваясь с комендантом, представил Анну. Девочка ловко присела и быстро спряталась за спиной отца. Курт попытался объяснить цель своего визита, но быстро понял, что господин комендант ничего не понял, но жестом пригласил Курта с дочерью в комендатуру. С переводчиком будет все проще…

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

Председатель лихо осадил лошадь около крыльца управления, выскочил из брички, захватил свой старинный, потертый портфель и быстро пытался проскочить в свой кабинет, но крыльцо перекрыла настырная Зойка.

– Ну чаво? Посадят супостата? – несчастная Зойка весь день дожидалась председателя с решением своего вопроса, даже сельмаг не открывала…

– Отстань, Зойка, не до тебя тут… – председатель сердито насупился, и Зойка тут же уступила дорогу, – Потом, все потом, тут райисполком задачи важнее ставит…

– Да, да, – закивала Зойка, – Извиняйте, я чуток позже зайду….

В прохладном управлении председателю было жарко, в исполкоме надавали кучу документов для выполнения, но толком ничего не объяснили, и, одновременно, требовали немедленного исполнения. Усевшись за стол, достал из портфеля кучу листов машинописного текста и углубился в чтение. Пока понятно одно – разбираться во всем надо самому… Да и отвечать за все так же самому…. Время такое…

Во исполнение решения партии и правительства об освоении новых территорий, которые получил Советский Союз по итогам второй мировой войны, партия провела разнарядку по республикам и областям страны – сколько, когда и куда должны быть направлены советские семьи для освоения территорий восточной Пруссии. Вот райисполком и передал свое решение председателям совхозов и колхозов для исполнения. Председатель обязан в срок до шести месяцев направить в Пруссию три семьи добровольных переселенцев. В исполкоме подчеркнули – добровольцев. Так то так, да только где же их взять? Председатель подошел к истертой карте на стене, пытался там найти эту самую Пруссию, ничего не нашел и не понял, плюнул и махнул рукой. Стало понятно одно, она где-то далеко от него…

В окне часто мелькает круглое лицо Зойки, но вид озабоченного председателя не позволял ей вторгнуться в управу, неизвестность ситуации не на шутку озаботило Зойку – она видела, что—то произходит, и происходит серьезное, а она не в курсе происходящего и это волновало ее даже больше, чем сладкая месть Олимпиаде… Она твердо решила, что пока не выяснит, с крыльца не уйдет сколько бы времени ей не понадобилось…

Председатель внимательно вчитывался в бумаги райисполкома, возвращался и перечитывал снова, что-то подчеркивал карандашом… Наступил вечер, а он все продолжал сидеть над бумагами…. Бабы периодически подходили в управление по жительским делам, но там их встречала тучная Зойка, которая с чувством исполняемого долга всех разворачивала восвояси… тут, видимо, дела государственной важности, а может и её, Зойкина, месть этим личным врагам-соседям наконец-то осуществится…. Как тут уйдешь… Надо ждать.

Уже смеркалось, Зойка устала прыгать от крыльца к окну, там картина не менялась, но продолжала упорно сидеть на ступеньках управления. В кабинете председателя засветилась керосиновая лампа, и он продолжал что-то внимательно перечитывать… Глубоко за полночь свет погас – и Зойка запаниковала – результата её бдительного нахождения на подступах к председателю не получилось. Похоже, что старый хрычь завалился на лавку спать… А она так ничего и не узнала…. В состоянии близким к катастрофе, уставшая и изрядно голодная, озабоченная Зойка побрела домой.

Наступившее утро не принесло женщине облегчения – практически бессонная ночь – в голове крутились всякие варианты, объясняющие странное поведение председателя, но ни к каким выводам Зойка так не могла прийти… теплилась надежда, что это её вопрос стал причиной, значит, она совершила что-то важное, государственное, может и орден дадут или медаль какую… под утро Зойка задремала, но вчерашние переживания и недостаток сна разбил ее несчастную голову окончательно, слишком много всего для простой и спокойной сельской жизни.

Зойка подпрыгнула – уже утро, а она так ничего и не узнала!!!! Наскоро собравшись, порылась в шкафу, нашла и накинула платок понаряднее – она же будет в магазине первая все рассказывать бабам, а те обязательно соберутся. Причина вчерашней, такой непривычной местным, занятости председателя поставило в тупик всех в селе. Зойка, невзирая на приличные телеса, довольно резво поскакала к управлению колхоза – она должна быть первой, ей председатель обязательно все чин по чину расскажет, а она станет королевой села. Бабы и так ей завидуют, так пусть лопнут от зависти!

Мокрый, почти малиновый, истерзанный дождями и ветрами флаг уныло висел над управой. Вдохновленная Зойка влетела на пустое крыльцо. Отдышавшись, взволнованная дама деликатно три раза стукнула в дверь, в ответ послышались шаги и табачный захлебывающий кашель. Засов громко упал, в открытой двери появился заспанный председатель, глаза красные, волосы всклокочены.

– Чаво тебе, Зойка? —председатель задал вопрос в пустоту, ответ он знал заранее и прекрасно понимал, что она не отвяжется. Махнув рукой и повернувшись он побрел в пустоту кабинета, Зойка проворно засеменила следом, зная крутой характер председателя, опасалась что-либо спрашивать. Он достал из стола большой типографский напечатанный лист газетной бумаги, молча, не замечая ожидающую Зойку, прошел мимо нее к стене объявлений. Открыв стеклянную дверцу, прикрепил большое объявление, закрыл дверцу. Вернулся в кабинет.

– Сергеич? Так это… – Зоя осторожно начала допытываться, – Так это, как там?

– Чаво там?, – нахмурился председатель, – Сама грамотная, иди и читай, а мне забот выше крыши, сроки уже все вышли, а мне только передали к исполнению, голова кругом…

– Сергеич, так это, в газете, там что, все обо мне? – опешила Зойка.

– Дура ты, – определил председатель, – делать больше нечего, в правительственном постановлении о Зойке писать, вот же дура….

Зоя опешила от такова ответа, повернувшись подошла к стенду с вывешенной газетой. Действительно постановление…

– Сергеич, а как же я, а обо мне чаво? Я ж писала заявление, – вспомнила цель визита, – Мне как теперь? Обиженная я…

– Остынь, пока не до тебя, разберемся, скажи бабам в магазине – сегодня вечером, часов в семь – общее собрание колхозников, быть всем, говорить буду. Дело серьезное, надо до людей довесть.

Сказав, председатель углубился снова в кучу бумаг.

Зойка поняла, что продолжать опасно, вернулась к постановлению, что-то начала читать, но её печальные мысли не позволяли сосредоточится, плюнув в сердцах, пошла открывать магазин.

Оставшись один, председатель сам, уже в который раз, подойдя к стенду, продолжил изучение постановления.

СОВЕТ МИНИСТРОВ СССР

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

от 9 июля 1946 г. N 1522

О ПЕРВООЧЕРЕДНЫХ МЕРОПРИЯТИЯХ ПО ЗАСЕЛЕНИЮ РАЙОНОВ

И РАЗВИТИЮ СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА В КАЛИНИНГРАДСКОЙ ОБЛАСТИ

В целях заселения районов и развития сельского хозяйства в Калининградской области Совет Министров Союза ССР постановляет:

1. Переселить на добровольных началах в районы Калининградской области на постоянное жительство в августе – сентябре – октябре 1946 года 12000 семей колхозников.

Переселение 12000 семей колхозников провести из следующих областей и республик: из Брянской области – 500 семей, Великолукской – 400, Владимирской – 400, Воронежской – 900, Горьковской – 400, Калининской – 400, Калужской – 300, Курской – 900, Кировской – 400, Куйбышевской – 200, Костромской – 300, Новгородской – 400, Московской – 400, Орловской – 500, Псковской – 300, Пензенской – 500, Рязанской – 400, Ульяновской – 400, Тамбовской – 400, Ярославской – 300, Мордовской АССР – 300, Марийской – 200, Чувашской – 300 и из Белорусской ССР – 2500 семей.

2. Направить в числе колхозников, переселяемых в Калининградскую область: 240 председателей колхозов, 240 заведующих животноводческими фермами, 240 бригадиров полеводческих бригад, 150 трактористов, 50 бригадиров тракторных бригад и 240 счетоводов с распределением по областям и республикам согласно приложению (не приводится).

3. Установить, что из числа колхозников, подавших заявления о переселении, в первую очередь направляются в Калининградскую область семьи демобилизованных из Красной Армии и Военно-Морского Флота и лучших колхозников, имеющих наибольшую выработку трудодней непосредственно в сельскохозяйственном производстве.