Временный сосед

Он слушает меня молча, и выражение его лица постепенно смягчается.

– И еще вы очень приятно пахнете по утрам, – добавляю я тише, сама удивляясь собственной откровенности.

Максим долго смотрит на меня, не говоря ни слова. Потом медленно подходит ближе.

– Анна, – говорит он очень тихо, – а вы понимаете, что сейчас защищаете меня?

– Что? – не понимаю я.

– Вы защищаете меня от этих комментариев. От этих людей. Хотя знаете меня всего четыре дня.

Я смотрю на него и с изумлением понимаю, что он абсолютно прав. Я действительно защищаю его – горячо, эмоционально, не думая о последствиях. И сама не понимаю, откуда это взялось.

– Может быть, потому что эти люди вообще ничего не понимают, – говорю я. – Они думают, что весь мир состоит из фейков, что настоящих чувств не существует, что все делается только ради денег и популярности.

– А ты так не считаешь?

– Нет, – отвечаю я с полной уверенностью. – Определенно нет.

Мы стоим посреди гостиной, между нами всего два шага, и я ощущаю что-то странное. Словно воздух вокруг стал гуще, время замедлилось, а привычные звуки лофта – гудение кондиционера, шум машин за окном – отодвинулись куда-то далеко.

– Спасибо, – говорит он просто.

– За что?

– За то, что поверила мне. За то, что увидела во мне человека, а не персонажа.

И в этот момент я понимаю, что за это время между нами действительно что-то изменилось. Мы перестали быть просто участниками эксперимента. Мы стали… кем? Друзьями? Союзниками? Или чем-то совсем другим?

Я смотрю на него – на серые глаза, которые сейчас кажутся мне теплее обычного, на правильные черты лица, на то, как он стоит, слегка подавшись вперед, словно готов сделать шаг навстречу.

И вдруг мне хочется, чтобы он действительно сделал этот шаг.

Но вместо этого он отступает назад.

– Мне нужно закончить проект, – говорит он. – А вам, наверное, стоит ответить на комментарии своих зрителей.

– Да, конечно, – киваю я, хотя мне совершенно не хочется возвращаться к телефону и читать, что пишут незнакомые люди о нас с ним.

Он исчезает в своей комнате, а я остаюсь одна в гостиной с телефоном в руках и каким-то новым, незнакомым чувством в груди.

Я защищала его. Совершенно инстинктивно, не рассчитывая эффект, не думая о реакции аудитории. Просто защищала, потому что мне было больно слышать, как о нем плохо говорят люди, которые его совсем не знают.

Но почему? Ведь мы знакомы всего четыре дня, как он сам справедливо заметил.

Я опускаюсь на диван и смотрю на экран телефона, где продолжают появляться новые комментарии. И впервые за много лет мне абсолютно не интересно их читать.

Глава 4

Пятый день эксперимента начался с нарушения всех планов. Рано утром, когда я, как обычно, направился к ванной для утренних процедур, меня встретила непривычная тишина. Анна не мурлыкала под душем, не гремела посудой на кухне, не комментировала что-то для своих воображаемых камер.

Первая мысль: критическая неполадка в системе под названием "соседка по эксперименту". Требуется срочная диагностика.

– Анна? – осторожно постучал я в дверь её спальни за матовым стеклом. – Всё в порядке?

В ответ – приглушенный стон и что-то невразумительное про "голову как молоток по батарее" и "горло из наждачки".

– Анна? – повторил я громче.

– Я не умерла, – донеслось хриплое бормотание, – но это пока не точно.

Диагноз был очевиден даже человеку с архитектурным, а не медицинским образованием: грипп. Или ОРВИ. В любом случае – критическая неполадка в работе главного элемента нашего эксперимента.

Я стоял перед её дверью и быстро анализировал ситуацию, как привык делать с любой архитектурной задачей:

Проблема: критическая неполадка в работе ключевого элемента проекта. Задача: восстановить функциональность системы. Решение: организовать техническое сопровождение до полного восстановления. Препятствие: пункт 3.2 контракта о "минимальном вмешательстве в личное пространство".

Пока я составлял в уме план действий, из-за двери донеслось:

– Максим, мне кажется, я умираю. И это очень, очень не фотогенично. Представляете заголовки? "Блогерша скончалась от простуды в прямом эфире".

Несмотря на ситуацию, я усмехнулся. Даже больная, она думала в категориях контента.

– Разрешите войти? Для… эм… мониторинга ситуации.

– Входите, только предупреждаю – тут зона бедствия.

Я осторожно толкнул дверь и замер. Анна лежала на кровати, закутанная в одеяло как в кокон, и выглядела… совершенно обычной девушкой. Никакого макияжа, волосы растрепаны, старая пижама в мелкий горошек, красный нос. Никакого гламура, максимум человечности.

И почему-то именно в этот момент я понял, что она красивая. По-настоящему красивая, без всех этих блогерских фильтров и постановочных поз.

– Как плохо? – спросил я, подходя ближе и стараясь сохранить профессиональную дистанцию.

– По шкале от "лёгкое недомогание" до "последний день на земле" – где-то "хочу в кому до полного выздоровления", – прохрипела она и попыталась улыбнуться. Получилось жалко.

– Температуру измеряли?

– А зачем? И так понятно, что высокая. Чувствую себя как батарея отопления.

Я автоматически протянул руку к её лбу, но остановился на полпути. Контракт. Границы. Профессиональные отношения.

– Ты же архитектор, а не врач, – заметила она, видя мою неуверенность. – Но раз уж взялся за техническое сопровождение больного…

Её лоб был действительно горячим. Я невольно задержал ладонь дольше необходимого – кожа мягкая, почти детская. Несколько прядей волос прилипли к влажным вискам.

– Высокая, – констатировал я, убирая руку. – Нужно принимать меры. План действий: жаропонижающее, обильное питьё, покой. Я схожу в аптеку.

– Максим, – она попыталась приподняться на локтях, – ты же не обязан… Контракт не предусматривает…

– Контракт предусматривает совместное проживание девяносто дней, – перебил я. – Трудно жить с человеком, который загнулся на пятый день от недостатка ухода.

Она фыркнула – звук получился сиплый, но искренне весёлый.

– Загнулся? Ты, кстати, иногда говоришь очень по-человечески. Не всё время как архитектурный справочник.

– Болезнь располагает к откровенности. С обеих сторон.

Пока я ходил в аптеку (двадцать минут на поиск ближайшей, ещё десять на разговор с чрезвычайно заботливой аптекаршей, которая выяснила мой семейный статус, род деятельности, диагноз "подружки" и даже уточнила, не хочу ли я заодно презервативы – "для полного выздоровления, молодой человек"), я думал о том, как странно видеть Анну просто Анной. Без камер, без постановочной жизнерадостности, без необходимости каждую секунду быть "на сцене".

Вернувшись с целым арсеналом лекарств (аптекарша, видимо, готовилась к эпидемии), я обнаружил её в той же позе, но с телефоном в руках.

– Пишете пост о болезни? – спросил я, доставая из пакета градусник.

– Отвечаю подписчикам, почему нет контента. Объясняю, что временно вышла из строя главная камера проекта. – Она показала экран. – Смотрите, какие милые комментарии: "Выздоравливай скорее!", "Максим, заботься о нашей Анюте!", "Мы переживаем!".

– Наша Анюта? – переспросил я, невольно улыбаясь.

– Не смейтесь. У меня с подписчиками близкие отношения. Они меня любят и волнуются. В отличие от некоторых соседей, которые строят из себя скорую медицинскую помощь.

– Сейчас я построю из себя строгую медсестру и заставлю вас выпить лекарство.

– Ой, как страшно, – она закашлялась и скорчила гримасу. – Ладно, давайте ваши медикаменты. Только предупреждаю: я очень капризная больная.

– Каким образом?

– Требую особое меню, постоянное внимание и развлечения. Представьте, что вы проектируете спа-комплекс для очень привередливого заказчика с температурой.

– С привередливыми заказчиками я умею работать. Обычно помогает чёткое техническое задание и поэтапная реализация.

– Тогда техническое задание: куриный бульон, мятный чай, интересные разговоры и никаких фотосессий в пижаме. Справитесь?

– Постараюсь соответствовать требованиям проекта.

Следующий час прошёл в странной атмосфере заботливой суеты. Я заварил ей мятный чай с мёдом, приготовил лёгкий суп из того, что нашёл в холодильнике (к счастью, мои базовые навыки выживания включали не только панкейки), и даже попытался развлечь разговором.

– Ты, оказывается, неплохая сиделка, – сказала Анна, устроившись на диване в гостиной под тёплым пледом. – Кто тебя этому учил?

– Логика и практический опыт. Плюс инструкции на упаковках лекарств.

– А я думала, у всех архитекторов есть секретные курсы по уходу за больными.

– Только по уходу за больными проектами.

Она засмеялась, но тут же закашлялась.

– Не смешите меня, мне больно смеяться. И вообще, раз уж ты сегодня играешь роль личного медбрата, расскажи что-нибудь. Чтобы отвлечь пациентку от страданий.

– О чём рассказать?

– О чём угодно. О работе, о планах, о том, зачем вам деньги за этот эксперимент. Я же, между прочим, до сих пор не знаю, на что они вам.

И вот тут я понял, что у нас есть тема для разговора.

– Ты действительно хочешь знать? – спросил я, устраиваясь в кресле напротив дивана.

– Действительно. Мне же с вами ещё восемьдесят пять дней жить. Хочется понимать, с кем имею дело. Плюс я больная, мне положены развлечения.

Я помолчал, собираясь с мыслями. Обычно о проекте я рассказывал в деловом ключе, для инвесторов и коллег. А тут сидела девушка в пятнистой пижаме, которая искренне интересовалась моими планами.

– Слышали про пожар в посёлке Сосновка? – начал я.

– Конечно. Это же было во всех новостях. Сгорело полпосёлка, люди остались без домов…

– Правильно. Семьдесят три семьи. Из них двадцать восемь – с детьми. Им обещали временное жильё, потом постоянное, но прошло уже восемь месяцев, а они до сих пор живут в вагончиках и съёмных углах.

Анна внимательно слушала, обняв коленки руками.

– И что, государство не помогает?

– Помогает, но медленно. Бюрократия, документооборот, тендеры… Пока всё это процедурно оформится, пройдёт ещё год минимум. А люди хотят домой. Сейчас.

– И ты решила построить им дома? – в её голосе прозвучало что-то, похожее на удивление.

– Не просто построить. Спроектировать принципиально новый тип доступного жилья. Быстровозводимое, но качественное. Энергоэффективное, но недорогое. Красивое, но практичное.

Я встал и начал ходить по комнате – как всегда, когда увлекался темой.

– Видите ли, у нас в стране доступное жильё ассоциируется с уродливыми коробками. Серые, безликие, депрессивные. Как будто небогатые люди не заслуживают красоты. А я считаю, что это неправильно.

– А как должно быть? – Анна приподнялась на диване, и я заметил, что несмотря на болезнь, её глаза горят интересом.

– По-другому. Дома должны быть… живыми. С душой. Представьте: небольшие, но продуманные планировки. Панорамные окна вместо крошечных форточек. Натуральные материалы вместо пластиковых панелей. Зелёные технологии, которые снижают коммунальные расходы.

– Звучит замечательно, но наверняка дорого.

– Вот в том-то и дело, что не должно быть дорого! – Я остановился перед окном, глядя на город. – Я разработал модульную систему. Базовые элементы производятся централизованно, а потом собираются как конструктор. Это снижает стоимость и время строительства в два раза.

– Как ИКЕА, только для домов?

Я повернулся к ней и улыбнулся:

– Примерно так. Но с человеческим лицом.

– И много денег нужно на всё это?

– Пятнадцать миллионов рублей. На первую очередь – десять домов. Если получится, технологию можно тиражировать по всей стране.

Анна молча смотрела на меня, и в её взгляде я видел что-то, чего не ждал. Не скепсис, не равнодушие. Что-то вроде… уважения?

– Поэтому эксперимент, – тихо сказала она. – Пятьсот тысяч – это неплохая сумма для старта.

– Отчасти да. Хотя основные инвесторы уже есть, но нужен определённый запас для непредвиденных расходов.

– А почему именно этот проект? – спросила она. – У вас же успешная практика, вы строите для богатых людей. Зачем переключаться на социальное направление?

Вопрос был неожиданно точным. Я вернулся к креслу и сел, обдумывая ответ.

– Знаете, когда постоянно проектируешь дома за пятьдесят миллионов для людей, у которых уже есть три других особняка, начинаешь чувствовать… пустоту. Красиво, дорого, престижно, но зачем? Какой в этом смысл?

– И?

– А потом видишь кадры из Сосновки. Семьи с детьми в тесных вагончиках. Пожилые люди, которые потеряли всё. И понимаешь, что твои навыки можно использовать для чего-то действительно важного.

Анна кивнула и неожиданно сказала:

– Я вас понимаю.

– Правда?

– Конечно. У меня же та же история, только наоборот. Я начинала как художник, иллюстратор детских книг. Мечтала создавать что-то красивое и значимое. А теперь вся моя жизнь – это реклама кремов и рекомендации кафе. Тоже красиво, прибыльно, но…

– Но пусто?

– Иногда. Хотя мои подписчики – замечательные люди. Они меня поддерживают, вдохновляют. С ними я чувствую связь.

– Значит, не всё потеряно.

– Наверное. – Она улыбнулась, и несмотря на красный нос и растрепанные волосы в этой улыбке было что-то очень тёплое. – А знаете что забавно?

– Что?

– Когда вы рассказываете о своём проекте, у вас полностью меняется голос. Вы говорите… страстно. Как будто это не бизнес, а личная миссия.

Я почувствовал лёгкое смущение:

– Возможно, я слишком эмоционально отношусь к работе.

– Это не плохо. Это прекрасно. Мало кто сейчас работает для души, а не только для денег.

Мы помолчали. В комнате стояла странная тишина – не неловкая, а комфортная. Как будто мы лучше узнали друг друга и поняли, что есть что-то общее.

– Максим, – сказала она наконец, – а можно мне как-то… помочь? С проектом, я имею в виду.

– Помочь? – удивился я. – Как?

– Ну, у меня двести тысяч подписчиков. Могу рассказать о ваших домах, привлечь внимание, может, ещё инвесторы найдутся…

– Анна, это… это очень великодушно с вашей стороны, но…

– Но что? – Она приподнялась на диване, и несмотря на болезнь в её глазах загорелся азарт. – Вы думаете, мои подписчики интересуются только макияжем и кафе? Многие из них – умные девочки, у которых есть собственный бизнес или богатые бойфренды. Если подать это правильно…

– Ты бы это сделала? Хотя мы знакомы всего пять дней?

– А почему нет? – Она пожала плечами. – Хорошие дела нужно поддерживать. Плюс мне нравится идея. Может быть, это шанс сделать что-то действительно значимое через мой блог.

Я смотрел на неё и чувствовал, как что-то меняется у меня внутри. Эта девушка, которую я поначалу считал пустой блогершей, оказывается, готова помочь совершенно незнакомому человеку в его мечтах.

– Спасибо, – сказал я и понял, что голос звучит более тепло, чем обычно. – Это… значимо.

– Не стоит благодарности. – Она снова улыбнулась. – Кстати, а что ваши друзья говорят о проекте?

– Какие друзья? – рассмеялся я. – У архитекторов обычно нет времени на социальную жизнь.

– Совсем нет друзей?

– Есть один. Денис Сергеевич Волков, шеф ресторана. Мы вместе учились, он единственный, кто не считает мои идеи совершенно безумными.

– А остальные считают?

– Коллеги говорят, что я трачу талант на ерунду. Зачем строить для бедных, если можно получать большие деньги за элитное жильё?

– И вы их слушаете?

– Стараюсь не слушать. Но иногда сомнения закрадываются.

Анна внимательно посмотрела на меня:

– А вы знаете, что такое синдром самозванца?

– Нет.

– Это когда успешный человек считает себя обманщиком. Думает, что не заслуживает своих достижений, что все его успехи – это случайность или удача.

– И?

– У меня это есть. Постоянно сомневаюсь, действительно ли я талантлива или просто повезло с аудиторией. А у вас, кажется, противоположная проблема.

– Какая?

– Вы думаете, что ваши благородные мотивы недостаточно важны по сравнению с коммерческим успехом. Но это не так.

Её слова задели что-то глубокое, и я почувствовал неожиданную благодарность за понимание.

– Откуда вы это знаете? – спросил я.

– Опыт, – усмехнулась она. – Плюс хорошая интуиция на людей. Профессиональная деформация блогера.

Мы снова помолчали, но это молчание было уже другим – более близким.

– Анна, – сказал я наконец, – а не кажется ли вам, что мы говорим как… друзья? Не как участники эксперимента?

– Кажется, – согласилась она. – И это приятно. Я не часто встречаю людей, с которыми можно говорить о серьёзных вещах.

– А я не часто встречаю людей, которые понимают мотивы.

– Может быть, мы оба немножко одинокие?

– Может быть.

– Анна, – сказала она вдруг, – а не странно ли, что мы так открыто разговариваем? Мы же знакомы только пять дней.

– Странно, – согласился я. – Но иногда с незнакомыми людьми проще быть честным. Меньше страха осуждения.

– Или потому что мы оба немножко… одинокие?

– Возможно.

– И ищем понимания?

– И это тоже.

К вечеру температура у Анны спала, и она почувствовала себя лучше. Настолько лучше, что предложила выйти на балкон – "глотнуть свежего воздуха и посмотреть на закат".

Балкон в лофте был крошечным – всего три квадратных метра, но он оказался единственным местом, где мы могли говорить без риска попасть в кадр каких-нибудь установленных камер.

– Здесь спокойно, – сказала Анна, устроившись в одном из двух маленьких кресел и укутавшись в плед. – И красивый вид.

Действительно, с десятого этажа открывалась неплохая панорама центра Москвы. Солнце садилось за высотками, окрашивая небо в мягкие оранжево-розовые тона.

– Редко удается просто посидеть и посмотреть на город, – заметил я, занимая второе кресло. – Обычно мы либо работаем, либо спим, либо куда-то торопимся.

– Точно. У меня вообще такой образ жизни, что я постоянно что-то фиксирую, документирую. Закат, завтрак, встречи с друзьями – всё превращается в контент. А здесь можно просто… быть.

– И как это – просто быть? – спросил я с лёгкой иронией.

– Странно, – призналась она. – Первые несколько минут я автоматически искала удачный ракурс для фото. Потом поняла, что никого нет, камеры выключены, и расслабилась. Это как… как снять туфли после целого дня на каблуках.

Мы сидели молча, наблюдая, как город зажигает огни. Анна выглядела задумчивой.

– О чём думаете? – спросил я.

– О том, как всё изменилось за эти дни. Я планировала эксперимент как способ доказать, что могу строить настоящие отношения. А оказалось… сложнее.

– В каком смысле?

Она повернулась ко мне, и в свете заходящего солнца её лицо казалось особенно открытым:

– В том, что настоящие отношения нельзя спланировать. Нельзя создать по техническому заданию или построить как… как ваши дома.

– А как тогда?

– Не знаю. Наверное, они просто… происходят. Неожиданно. Когда ты этого не ждёшь.

Что-то в её тоне заставило меня внимательнее посмотреть на неё:

– Анна, а вы… у вас были серьёзные отношения?

– Конечно. – Она грустно улыбнулась. – Даже несколько. Но все они разбивались об одну и ту же проблему.

– Какую?

– Мужчины влюблялись в мой образ. В успешную блогершу, яркую, уверенную, всегда на позитиве. А когда видели настоящую меня – с сомнениями, страхами, плохими днями – разочаровывались.

– И что говорили?

– Разные вещи. Один сказал, что я "не такая, как на фотках". Другой – что я "слишком сложная". Последний вообще заявил, что встречался с персонажем, а не с человеком.

В её голосе я услышал боль, которую она обычно скрывала за жизнерадостной маской.

– Мне кажется, они просто не были готовы к настоящим отношениям, – сказал я.

– Может быть. А может, я действительно потеряла себя где-то между камерами и лайками. Иногда мне самой трудно понять, где заканчивается Анна-блогер и начинается просто Анна.

– А сейчас понимаете?

Она задумалась:

– С вами – да. Странно, но да. Может быть, потому что вы изначально были настроены скептически. Не ждали от меня постоянного шоу.

– И это хорошо?

– Очень. Освежающе. – Она повернулась ко мне полностью. – А у вас как с отношениями?

Теперь настала моя очередь чувствовать дискомфорт:

– По-другому, но тоже сложно.

– Как по-другому?

– Женщины часто влюбляются в стабильность. В успешного архитектора с предсказуемым будущим. А когда узнают, что у меня есть собственные мечты и планы, которые могут изменить всё…

– Они пугаются?

– Скорее, разочаровываются. Оказывается, им нужен не романтичный мечтатель, а надёжный партнёр со стабильным доходом.

– И вы выбираете мечты?

– До сих пор выбирал. – Я посмотрел на неё. – А ты что выбираешь – образ или себя?

– Пытаюсь найти баланс. Но пока не очень успешно.

Мы снова помолчали. Город внизу жил своей жизнью, а мы сидели в маленьком оазисе спокойствия и говорили о том, о чём редко говорят малознакомые люди.

Анна внимательно посмотрела на меня:

– А вы знаете, что такое синдром самозванца?

– Нет.

– Это когда успешный человек считает себя обманщиком. Думает, что не заслуживает своих достижений, что все его успехи – это случайность или удача.

– И?

– У меня это есть. Постоянно сомневаюсь, действительно ли я талантлива или просто повезло с аудиторией. А у вас, кажется, противоположная проблема.

– Какая?

– Вы думаете, что ваши благородные мотивы недостаточно важны по сравнению с коммерческим успехом. Но это не так.

Её слова задели что-то глубокое, и я почувствовал неожиданную благодарность за понимание.

– Откуда вы это знаете? – спросил я.

– Опыт, – усмехнулась она. – Плюс хорошая интуиция на людей. Профессиональная деформация блогера.

Мы снова помолчали, но это молчание было уже другим – более близким.

Она вдруг засмеялась – тихо, но искренне:

– Забавно получается. Я затеяла эксперимент, чтобы доказать, что могу строить значимые отношения. А они начинают строиться сами, когда я этого не планирую.

– А я согласился на эксперимент ради денег на проект. А получаю… что?

– А что получаете?

Я посмотрел на неё – на лицо без макияжа, на глаза, в которых не было наигранности, на искреннюю улыбку – и понял, что не знаю, как это назвать.

– Получаю человека, с которым могу говорить о важных вещах, – сказал я наконец.

– Это хорошо?

– Очень.

Солнце окончательно скрылось за горизонтом, и на балконе стало прохладно. Анна поёжилась.

– Нам стоит зайти, – сказал я. – Ты только что болела.

– Наверное. – Но она не торопилась вставать. – Максим, а что будет дальше?

– В каком смысле?

– Ну, с нами. С экспериментом. Мы же не можем продолжать притворяться, что это просто деловая договорённость.

Вопрос повис в воздухе. Я и сам не знал ответа.

– Не знаю, – честно признался я. – Контракт подписан на девяносто дней. Но то, что происходит между нами… это не было в планах.

– И что делать?

– Может быть… просто позволить происходить тому, что происходит?

– Без планов и стратегий?

– Без планов.

Она улыбнулась:

– Это очень не в вашем стиле, Максим.

– Знаю. Но может быть, иногда стоит отступать от привычных схем.

Мы поднялись и направились к двери. В последний момент Анна остановилась и посмотрела на меня:

– Спасибо за сегодня. За заботу, за разговор, за… понимание.

– И вам спасибо. За доверие и откровенность.

– Мы странные люди, да?

– Возможно. Но это не плохо.

Когда мы вернулись в лофт, Анна сразу отправилась спать – лекарства и болезнь делали своё дело. Я остался в гостиной, обдумывая прошедший день.

Она спала, свернувшись калачиком на диване – не захотела идти в спальню, сказала, что здесь удобно. Я укрыл её пледом и какое-то время просто смотрел на спящее лицо.

За семь дней эта женщина умудрилась перевернуть мою размеренную жизнь. И самое странное – мне это начинало нравиться.

Блин, кажется, я влипаю.

Но вместо паники я чувствовал что-то похожее на предвкушение. Как будто впереди ждёт что-то важное и неожиданное.

И тут я поймал себя на мысли, что уже мысленно составляю "техническое задание на развитие отношений" и "поэтапный план влюблённости". Некоторые привычки, видимо, неискоренимы.

Хотя, может быть, пора перестать планировать каждый шаг и позволить жизни удивлять меня?

Завтра начинаем вторую неделю эксперимента. И я почему-то уверен, что она будет совсем не такой, как я планировал.

Впрочем, планы – это всего лишь схемы. А настоящая архитектура жизни, кажется, строится совсем по другим принципам.