Про картошечку

– А сейчас она правду сказала, ей можно верить.

– На чём основываются твои убеждения, Яга? Аргументируй свою позицию. Давай откроем дискуссию, в крайнем случае – поспорим.

– Ну что с тобой спорить, МОХнатая твоя голова? Ты ещё не один спор не выиграл. А после третьего часа дискуссии ты вообще засыпаешь.

– И всё же. На чём основывается твоё утверждение, что лиса не врала?

– На неоспоримых доводах. Она очень чётко, честно и правдиво определила, как молодо я выгляжу. Ты чего своими зеньками хлопаешь? Что не так?

– Просто мне показалось, наверное, просто показалось, что ты грозилась превратить лису в головастика.

– Леший, ты хочешь обсудить со мной мой возраст или вернёмся к картошечке?

– Лучше вернёмся к картошечке. Что с ней не так?

– С ней как раз всё так. Так, как в сказаниях говорилось. Помнишь сказание про принцессу на картошине?

– Нет, я помню сказку про принцессу на горошине.

– Про принцессу на горошине – это сказка. А основывается она изначально на сказании. Сказка – это сказка. Фольклор. А сказание – это быль, былина, может даже легенда. Ты что, Леший, за 248 лет всё забыть успел? Уже не хочешь снова Алёшенькой стать? Понравилось мох на спине выращивать и живностью лесной командовать?

– Ой, сестрица Алёнушка. Я и позабыл всё. Ты думаешь, это та самая картошечка?

– Я думаю, что это та самая принцесса, которая превратилась в картошечку.

– А как она в лесу оказалась, Яга?

– Я думаю, надо повстречаться с этой особой, пообщаться, посмотреть, что это за фрукт, вернее, что за овощ. Откуда, кто послал, с какими целями, какова родословная.

Леший поднялся в полный рост, растопырил огромные ручищи и весь напрягся. Вся без исключения растительность на нём встала дыбом, будто ощетинилась, показалось, что Леший стал вдвое больше своего огромного размера.

– Ничего не получается, сестрица. Не чувствую я картошечку, не вижу и не слышу.

– Так она же не лесная живность, Леший. Оказией сюда попала. Лететь к ней надо.

– Лететь? Опять лететь? Нет. Ни за что. С меня хватит, налетался в прошлый раз, тормозили так, что я пятки чуть до колен не стёр.

– Да что ты всё тот случай вспоминаешь? Заснула я просто в полёте. Укачало меня, с кем не бывает.

– С пилотами летательных средств не бывает, вот с кем. Особенно с теми, которых разбудить обычными способами нереально.

– Ну я же ещё молода, у меня сон здоровый и крепкий. Хм, да, признаю, особенно в полёте. Но в этот раз на метле не полетим, опушка далековато, запаса хода на двоих не хватит. В ступе полетим. Я автопилот включу, нормально сядем. Я если засну – фиалок заранее нарви. Я от запаха фиалок сразу просыпаюсь – противные они для меня. Зачем их высаживают, не пойму, отвратительно пахнут, не то, что болотные лилии.

– Это для ведьм они отвратительно пахнут, а мне очень даже нравится, – проворчал тихонечко Леший. – Подожди, Яга, а как я в ступу влезу, маловата она для меня. Может, в избушке полетим?

– Избушкой мы весь лес переполошим. Нельзя пока на ней. Про неё забыли все. А в ступе на малой высоте никто не заметит.

– И всё же я не понял, как я в ступу помещусь.

– Но ты же знаешь, Лешик, превращу тебя в кого-нибудь. В кого ты хочешь? На время перелёта.

– Ни в кого не хочу, Ягичка. Вечно, превратишь в кого-нибудь, а потом путаешь, где я, а где насекомое. Давай если и будешь превращать, то во что-то более крупное, более заметное.

– А давай я тебя в мышь превращу. Мышь шустрая, заметная. Только, чур, ступу мне не грызть.

– Ага, заметная. Лакомая добыча для всяких там хищников. И главное, лёгкая добыча. Каждый так и норовит съесть. И опять же, мышей много. С лесной мышью меня перепутаешь, будешь её тыкать, с ней разговаривать, а я как тогда до тебя допищусь. А какой-нибудь ёжик слепой в это время меня съест. Нет, не хочу в мышь. Знаешь, а давай в летучую мышь.

– А почему в летучую?

– А потому, что на летучую мышь никто не охотится. Она сама хищник. Кроме того, у неё своя система навигации. Ну и лететь не так страшно. Я же сам, если что, лететь смогу.

– А как ты мне фиалку под нос подсунешь?

– Так ты все же спать в полёте собралась?

– Ну, часок вздремну, максимум. Знаешь, сон в полёте очень полезен – свежий воздух, солнце. Благодать. Фиалок нарви, только в пакетик спрячь, чтобы не пахли, пока я сплю. Не бойся, Леший, всё нормально. У меня автопилот обновился, круиз-контроль работает бесперебойно. Не полёт, а лёгкое приключение.

– Да, помню я лёгкое приключение. С тяжёлыми последствиями. Яга, если в этот раз опять что-то случится, обещаю, больше с тобой летать не буду.

– Иди за фиалками, Леший. – А вслед ему проворчала: – как будто здесь ещё кто-то летать может. Буду, не буду – детский сад.

Леший пошёл к болоту и стал вызывать кикимору болотную. Кикимора оказалась тут как тут. Леший долго молча смотрел на неё.

– Чего звал, Леший?

– Я? Ах, да, забыл. Вот спросить тебя хочу, да неудобно как-то.

– Что спросить хотел – спрашивай, не стесняйся, двести лет знакомы.

– Да вот не пойму, ты что, губы накачала?

– Да, накачала. А что, всем можно, а мне нельзя?

– Почему? Можно, конечно. Водяной, что-ли, надоумил? Или черти пробегали? Не отвечай. Не имеет значения. Ты думаешь, что если губы накачаешь, то из кикиморы в красавицу превратишься?

– Леший, ты что, на грубость нарываешься?

– Нет, кикимора. Просто не пойму, что в мире творится. Только что лиса-огнёвка прибегала, хвост хотела поменять. Ты недоразумение с собой творишь. Похоже, вы что-то в этой жизни не понимаете.

– Что мы не понимаем? Ты, Леший, посмотри на себя. Мхом оброс, ноги в тине, не причёсан, ряска болотная под ногтями. Совсем за собой не следишь. И не поймёшь сразу, страшный ты или не страшный. А мы – кикиморы. О нас что говорят? Нами детей пугают. А мы хотим быть красивыми. Красота – это сила.

– Чтобы вами детей не пугали, может, вам сначала стать добрыми? Дела добрые творить? Доброта – вот сила.

– А мы не умеем быть добрыми. И, кроме того, губы накачать легче, чем характер изменить. Злые мы, злые, и ничего поделать с собой не можем.

– Хорошо, кикимора. Буду вас воспитывать. По хорошему, по доброму, терпеливо. Для начала принеси мне несколько ночных фиалок.

– Леший, ты что, влюбился? Зачем тебе фиалки? Для кого? Сколько надо? А что нам за это будет? Мы не собираемся тебе на побегушках за цветами бегать. Тем более, по болоту. Тем более, за просто так. Что нам за это будет?

– Ничего вам за это не будет. В смысле – ничего плохого. Я же доброту у вас воспитываю. Вот это и есть первый шаг к доброте – сделать кому-то доброе дело без прямой выгоды для себя. Спасибо вам скажу.

– Так и ничего плохого не будет? Это уже хорошо. Ладно отвернись и сосчитай до десяти.

– Не буду даже спрашивать зачем, – сказал Леший и отвернулся. Он даже не стал считать, включил свой особый слух и услышал, что кикимора уже снова стоит у него за спиной. Леший повернулся. Кикимора в вытянутых руках держала букет фиалок, правда без цветков.

– Спасибо. А зачем я отворачивался, скажи, пожалуйста.

– Мне стыдно, – пояснила кикимора и щёки её налились яркой краской. Лиловой. – Мне спасибо ещё никто не говорил. Я сделала доброе дело. Это совсем не трудно, но непривычно. Я стесняюсь.

– А ты не стесняйся. Доброта делает красивой.

– Хи-хи. То-то я смотрю на Бабу-Ягу твою и понимаю, почему у неё такая внешность.

– Не злорадствуй, кикимора. Её зло такой сделало. Это обратимо. Увидишь, ещё увидишь, какой ты её увидишь. Увидишь – не узнаешь, подумаешь – Бабу-Ягу ли ты видишь. Видишь и не понимаешь – сон ли видишь или чудо видишь и своими ли глазами видишь.

– Остановись, Леший, не волнуйся, я поняла, видишь? Бери букет и беги к своей Бабе-Яге.

Леший схватил букет фиалок без цветков и помчался к Бабе-Яге.

Баба-Яга смотрела на него удивлёнными глазами:

– Леший, ты что, нюх потерял? Или у тебя короновирус?

– В каком смысле, Яга?

– В прямом. Энциклопедии читаешь, а не знаешь, что только цветущие цветы пахнут? Цветочки у цветков пахнут, а не стебельки. Ты свой букет нюхал? Лучше бы ботанику изучал, а не занимательную энциклопедию. В лесу живёшь! Изучай природу, будь ближе к ней.

– Яга, я, конечно, не ботаник, но знаю, что фиалки в июле зацветают, а сейчас апрель.

– Да, Леший, об этом я не подумала. Что делать–то будем.

– А может, попросим Деда Мороза июль позвать, фиалок цветущих наберём?

– Леший, посмотри на меня внимательно.

Леший подошёл к Бабе-Яге и уставился «глаза в глаза».

– Да нет, вроде с тобой всё в порядке. Ты точно дурман-траву не рвал?

– Нет, не рвал, а что?

– А то, что тупеешь. До июля три месяца ждать, а Деда Мороза восемь. Будем Деда Мороза восемь месяцев ждать, если три месяца до июля ждать не хотим? Или в гости к Деду Морозу отправимся. За фиалками. Вот Мороза рассмешим. Он решит, что мы в этот раз точно белены объелись.

– Да, надо что-то придумать. Яга, погоди, а может тебе просто не спать в полёте? Как-то летают, я знаю, самолёты, там лётчики не спят, о пассажирах заботятся. Чего бы тебе обо мне не позаботится чуть-чуть.

– Удивляюсь я тебе. Иногда. Не зря говорят, что всё гениальное – просто. Умный ты у меня бываешь, Леший. Пошли готовиться к полёту. Точнее – к превращению тебя в летучую мышь. Внутренний голос мне подсказывает, что это не просто мышь с пропеллером.

Глава V

А в это время картошечка стала прорастать. Глазки, те, которые были расположены снизу, закрылись и из них стали ползти стебельки. Тонкие сочные стебельки. Ими картошечка чувствовала запахи, отталкивала камешки. Но они же мешали картошечке двигаться. Картошечке было непонятно, что с ней происходит. Она планировала исследовать лес, отправиться в увлекательное путешествие, а всё больше и больше привязывалась к земле.

– Что со мной творится? – думала картошечка. – Не понимаю. Я не то, что не помню, я знаю, что бывала в разных местах, не раз избегала опасности быть зажаренной или запечённой. А тут почти невозможно пошевелиться. А если лесные обитатели узнают, что я проросла, что со мной будет? Меня же смогут тогда просто съесть. Надо быть начеку.

В этот момент мимо картошечки проползал уж.

– Ах, какая красивая у Вас кожа, – обратилась к ужу картошечка. – Змеиная?

– Змеиная, – удивлённо ответил уж и воззрился на картошечку змеиными глазками.

– Натуральная?

– Не знаю, – ответил уж, – наверное, натуральная. А какая ещё бывает?

– Бывает разная. Разных расцветок. С пятнышками, без пятнышек. Бывает на … – картошечка запнулась. Она хотела сказать «на обуви», но постеснялась. Она подумала, что ужу будет не очень приятно, если он узнает, что из змеиной кожи бывает одежда или обувь.

– Что «на», – попросил уточнить уж.

– Бывает на солнце блестит, вот что.

– Конечно, блестит, – гордо ответил уж. – Очень крепкая, не промокает в воде. Я каждый год её меняю.

– Кого ты меняешь? – изумилась картошечка.

– Не кого, а что. Кожу меняю. Каждый год. Люблю, чтобы всегда новенькая была. А то изнашивается за год, истирается.

– Шикарно ты живёшь, уж. Уж, я прямо завидую тебе. Каждый год одеваешься в новую кожу. А старую куда, в комиссионку?

– Как-то непонятно ты выражаешься. Уточни вопрос.

– Ну, старую кожу, уж, кому сдаёшь? Кому реализуешь?

– Выкидываю. На помойку.

– Ух ты. А можешь мне на следующий год сброшенный костюмчик подарить? Я себе плащик кожаный сделаю, буду лес удивлять.

– Да уж, – прошипел уж, – удивишь, так удивишь-шь-шь. Будет новая диковина в лесу – картошечка в змеиной шкуре. Что-то новое в природе.

– А я люблю новое, необычное. Уж, а мы с тобой раньше не встречались?

– Где мы могли с тобой встретиться? Я в лесу живу, ты – в огороде.

– Не знаю, может, в другой жизни? Точно, я вспомнила! Нет, не вспомнила, но я откуда-то знаю, у меня была другая жизнь. Иначе, откуда мои познания? Я же просто росла на грядке. А помню себя давным-давно, с тех времён, когда нас из Америки привозили, высаживали. Ужик, я помню, у нас сначала стебельки и цветочки пытались кушать. Это было так ужасно. Ужасно, ужик, не от слова уж. Просто ужасно. Мы через стебельки информацию передаём, новостями делимся. А новости бывают такими ядовитыми… А ты, ужик, не ядовитый? Эй, ужик, ау. Ужик, ты что, спишь?

Уж, пока слушал картошечку, свернулся вокруг неё колечком, пригрелся на солнце и заснул.

– Ну вот, опять не с кем поговорить. Теперь мне понятна моя страсть к путешествиям. Я переплыла сюда через океан. Но как переплыла? Когда? На чём? Не помню. Получается, как в кино: тут – помню, тут – не помню. Ой, а откуда я знаю про кино? Эй, ужик, ну проснись. Пошипи мне что-нибудь.

Картошечка хотела подтолкнуть ужика, но росточки крепко держали её в земле.

– Эй, Лопушок, – обратилась картошечка к лопуху, – растолкай ужика. Сейчас его ёжик съест.

Лопух наклонил листья и перевернул ужа.

– Ш-ш-што, где? – прошипел ещё не проснувшийся до конца уж, – где ёжик? Не люблю ежей. Они колючие. Они кожу портят.

– Конечно, – засмеялась картошечка, – зато они тебя любят. Уж, скажи, а ты можешь укусить себя за хвост?

– Зачем мне кусать себя за хвост?

– Действительно, зачем? Потому, что это смешно. Будет непонятно, где голова, а где хвост. Сплошная линия круга. А потом, можно катиться, как колесо. Ты не пробовал?

– Что-то мне не приходило в голову – катиться колесом.

– Ужик, ты на меня только не обижайся, но что у тебя за жизнь? Ползаешь, шипишь, лесной народ пугаешь. Так всю жизнь и прошипишь. А вдруг ты уж благородных кровей?

–Это как, благородных кровей? Я не хочу благородных кровей. Хочу быть гадом ползучим. Мне нравится гадом быть. Я и укусить могу, между прочим. Больно.

– Да уж, уж – ты не принц. Пресмыкающееся. Рождённый ползать. Давай, ползи отсюда, змеюка шипучая. Нет в тебе романтики.

Уж обиженно зашипел и тихо, не шелохнув листочком, пополз своей дорогой.

– Да, кстати, уж, захочешь побыть колесом – возвращайся. Устроим аттракцион, всех кузнечиков соберём, весело будет.

– Я не люблю весело, – прошипел уж, – я люблю тихо и спокойно. Но, – уж замер, – я люблю кузнечиков. Я подумаю, – донеслось уже издали до картошечки.

– Подумай, если умеешь, – тихо ответила картошечка. – Спросонья голову с хвостом можно перепутать, не сразу-то и поймёшь – куда платочек завязывать. – И продолжила. – Откуда я знаю, что принц – благородного происхождения? И вообще, кто такой принц? Звучит красиво. Ах, принц на белом коне. Просто мечта! – И опять картошечка испуганно закрыла глазки. – Откуда у меня эти знания? Ах, мне бы сейчас к доценту моему, но как? Это надо же было здесь прорасти. Это что, на всю жизнь?

– Нет, не на всю жизнь. Только на время, – неожиданно кто-то сказал картошечке. Но кто сказал и откуда – картошечка не поняла.

– А на какое время?

– Ты сначала прорастёшь, а потом на твоих отростках появятся маленькие картошечки, такие же, как ты.

– Такие, как я? Такие же умные?

– Так это и будешь ты. Одновременно во всех картошечках сразу или попеременно в любой из них.

– Не пойму, как это. Объясни.

– Подрастёшь – поймёшь.

– Это не ответ. Так отвечает, знаешь, кто? – кто сам ничего не понимает. И вообще, кто это говорит со мной? Покажись.

– Я, зайчишка-трусишка. Я боюсь.

– Чего ты боишься, зайчик? Выходи. Я тебя не трону.

– Точно не тронешь? – из-за лопушиных листов показались заячьи уши.

– Да точно, точно. Чем я тебя трону-то? Все ростки проросли.

Заяц вышел к картошечке и внимательно её оглядел.

– Да, действительно не тронешь, – заяц осмелел и лапой ткнул картошечку.

– А ты, я посмотрю, храбрец. Ну, прямо храбрый заяц. Как смело ты своими лапками тычешь. Не боишься!

– А чего мне бояться? – пролепетал зайчик. При этом уши у него задрожали.

– Лопушок, объясни, пожалуйста, этому смельчаку, что у нас принято быть вежливым. Здороваться при встрече. Соблюдать дистанцию.

– Какую дистанцию? – заяц задрожал, вжался в траву и хотел, было, отскочить в кусты, но лопух своими огромными ручищами схватил зайца за уши и крепко держал.

– Не дрожи, храбрый трусишка. Объясни мне, что ты мне рассказывал обо мне.

– Ты сейчас в процессе прорастания. На твоих отростках появятся молодые картошечки. Они будут всё больше и больше, а ты потихонечку будешь дряхлеть – молодые картошечки будут пить из тебя соки и получать все твои знания.

– То есть, ты хочешь сказать, лживый трусливый заяц, что я скоро стану дряхлой и умру?

– Картошечка, ты меня дослушай. Я трусливый заяц, но я честный заяц. Ты не умрёшь. Ты с молодыми картошечками будешь единым целым. Но, однажды, ростки отпадут и связь порвётся. И ты, твоё сознание, твоя индивидуальность, твоё «я» останется в той картошечке, в которой ты будешь в момент отрыва ростков. Ты перевоплотишься в новую картошечку, а остальные картошечки превратятся в обычные картофелины.

– И я снова стану той умной изысканной особой, готовой к путешествиям и приключениям, какой я была всегда?

– Да, станешь. Если тебя кто-нибудь не съест. Молоденькая картошечка вкусная, её много кто любит.

– Заяц, а ты что зубами щёлкаешь? Съесть меня хочешь?

– Нет, ты что, я морковку люблю, капусту очень люблю. А с картошечкой как-то не сложилось. А зубы щёлкают потому, что я боюсь.

– Чего ты боишься, зайчик? Или кого?

– Не знаю. Всех боюсь. Всего боюсь. Просто боюсь и всё. Душа заячья. Ветерок подует – боюсь. Затихнет – боюсь. Дождь пойдёт – боюсь. Перестанет – боюсь. Почему боюсь, отчего боюсь? Боюсь и боюсь. Тьфу, напасть какая-то.

– А откуда про меня так много знаешь?

– Так я думал, что боюсь от незнания. Устал бояться. Хотел наукам всяким обучиться, знаний понабраться. Понять – откуда у меня этот страх. Опять же, знания – сила. Поскакал в дачный посёлок, беседы умные послушать, посмотреть, как люди живут, с домашней животиной пообщаться.

– Странный ты, заяц. Чтобы в посёлок пойти, смелость нужна. Туда волка палкой не загонишь. А ты сам пошёл. Не побоялся. Вот точно я определила – редкий экземпляр – храбрый трусишка.

– Потому про тебя и говорят в лесу, что ты особа умная, не обычная, таких редко встретишь. А я действительно храбрый?

– Конечно, храбрый. Или просто глупый – в посёлок по своей воле попёрся. И что ты там нашел?

– Я там ничего не успел найти. Меня самого сразу нашли. Нашли и поймали. И посадили в клетку.

– Скажу тебе честно, в клетку – это не самый худший вариант. Могли и зажарить. В сметане, например.

– Конечно, не худший. Меня очень хорошо кормили, ухаживали. Возможно, лучшие дни моей жизни. Морковь, капуста – по потребности. На прогулку выводили. Много, чего хорошего было.

– Но ты оттуда убежал?

– Да, убежал. Жизнь, конечно, сытная. Но – жизнь в клетке. Всё по расписанию. Причём, по чужому расписанию. Я спать хочу, а меня на прогулку выводят. Я капусту хочу, а мне морковку суют. И ещё – дети. Эти несносные дети. Если бы не боялся, точно бы укусил.

– А дети тебе чем не угодили? Они были злые?

– Они были энергичные! Бегают, веселятся, визжат от смеха. А ещё привычку взяли – гладить по голове, по ушам. Это они, типа, так своё расположение демонстрируют. Себя бы по ушам гладили. Посмотрел бы я на них, как бы им понравилось.

– Так ты про меня от них узнал?

– От них? От детей? – заяц попытался засмеяться, но получилась крупная дрожь, а не смех. – Чему от детей можно научиться? В носу ковыряться и плакать визгливо по любому поводу и без повода? От кота узнал.

– От кота? От учёного кота?

– Почему от учёного? От простого чёрного домашнего кота. Хотя только доцент и дети думают, что у них кот домашний. Кот же думает, что это у него дома гости поселились.

– А откуда кот про меня знает?

– Ну я знаю – откуда кот знает? Он мне не докладывал. Он, вообще, любил сказки рассказывать.

– Заяц, с тобой невозможно разговаривать. Ты пошёл в посёлок за знаниями, а ничего вразумительного рассказать не можешь. У тебя память плохая или со слухом что-то не так?

– Да некогда мне было знания получать. Ел я. И спал. Опять ел. И опять спал. Когда тут учиться? Некогда.

– А ты пробовал не есть?

– Ты что, картошечка? А ещё слывёшь умной особой. Ну как можно не есть, когда только капусты дают пять видов: белокочанная, краснокочанная, кольраби, брюссельская. А ещё морковка, фрукты. Как не есть?

– Четыре получилось.

– Чего четыре получилось? – удивлённо переспросил заяц.

– Четыре вида капусты получилось, а ты сказал пять.

Заяц попеременно смотрел на картошечку то одним, то другим глазом, раскрыв рот от удивления, даже перестав дрожать.

– Ты что молчишь? Заклинило? Смотри, сейчас хвост к ушам прирастёт, как ушами дрожать будешь?

– Не прирастёт. У меня хвост короткий, до ушей не достаёт. А ты действительно умеешь считать до пяти?

– Заяц, ты юморист? Шутки шутишь? Ты что, не умеешь считать?

– Как же не умею? – обиделся заяц. – Умею! До двух. Раз-два, прыг-скок. Раз-два. Прыг-скок. И так сколько угодно, пока не стану.

Тут лопух по какой-то причине, возможно от смеха, ослабил хватку и заяц скаканул в кусты, прыг-скок.

– Заяц, – вдогонку ему крикнула картошечка, – ты не трусишка, у тебя просто заниженная самооценка. Вернись.

Но заяц был уже далеко.

Глава VI

– Вот и заяц убежал. Лопушок, ну почему так происходит? Приходят, смотрят на меня, как на диковину и пропадают. Может, со мной что-то не так? – задумалась картошечка. Мечтательно задумалась.

– Э – э – э, – лопух не стал отмалчиваться, – э – э – э.

– Я с тобой готова согласиться, – сказала картошечка, – у меня предчувствие, что вот-вот что-то произойдёт, что-то случится. Чрезвычайно интересное и увлекательное. Аж дух захватывает. Ты не знаешь лопушок, что это может быть?

– Э – э – э, – привычно ответил лопух.

– Да, мне тоже страшно, – подтвердила картошечка. – Я даже немного боюсь.

Но необъяснимо страшно было не только картошечке. Почему-то, хотя это было не первое его превращение, страшновато было и Лешему. Он внимательно следил за Бабой-Ягой. Их приготовления затянулись. Яга готовила таинственные волшебные отвары, химикаты, что-то шептала себе под нос и совершенно не занималась Лешим.

– Яга, ну ты скоро? Уже бы пешком дошли, – ворчал Леший.

– Пешком мы могли бы дойти только в том случае, если б ты нёс меня на руках, Леший. Ты хочешь заставить бабушку по лесу своими ноженьками топать? Совсем очумел что ли, мохнатый?

– Не понять тебя, Яга. То ты в расцвете сил, то ты бабушка. Страшно с тобой.

– А с тобой не страшно, громила лохматая? Не дай бог на ногу наступишь, ласта получится, а не нога, неуклюжий увалень. Отойди в сторонку. Или ляг, поспи. Только не на спине, а то храпом весь лес распугаешь.

– Чего это распугаю? Я только с виду страшный, а так я не опасный. Даже добрый.

– Сам ты может и не опасный, Леший, а храп твой очень опасный – для окружающих. Земля дрожит.

– Яга, а может всё же пешком пойдём, погуляем по лесу, природой полюбуемся? Я, пусть и не на руки, а на плечи могу тебя посадить, если тебе идти тяжело будет, – Леший всё пытался найти способ избежать своего превращения в летучую мышь.

Но Баба-Яга была непоколебима:

– Леший, ты же знаешь, как только мы отойдём подальше от болота, мы выйдем из его защитной сферы и окажемся в простом лесу. В красивом лесу. Популярном для всяких там туристов. И нас все смогут видеть. Все, Леший, это значит – все. В том числе дети. Ты наш вид представляешь: на опушку выходит Леший, а на плечах у него сидит Баба-Яга? В новостях мы будем на первом месте. А если ещё и заговорим… Продолжать? Ох, пошла я готовиться к превращению тебя в летучую мышь. Да, и напомни мне, пожалуйста, как выглядит летучая мышь. Что-то я запамятовала, – Яга задумчиво глядела на Лешего.

– Яга, ты что? У тебя же порошки из летучих мышей. Как ты можешь не знать, как они выглядят?

– Я забыла.

– А знала? – Леший изучающе, как впервые увидел, смотрел на Бабу-Ягу.

– А какая разница, знала или нет? Пусть и не знала, но потом всё равно забыла. Что тут такого? Я дома мышей не держу, тем более летучих. Ещё не хватало, чтобы у меня по избушке моей уютной мыши летали.

– А как ты порошок делаешь, Яга?

– Я его вообще не делаю, сложно это, хлопотно. Мне его сороки доставляют. На хвосте приносят. Иногда в клюве. Удобно. Сороки дело своё расширяют, у них это называется бизнес. Фирму открыли – «Лесная почта».

– А где открыли, Яга? И как это сороки могут почту открыть – они же всегда всё путают. Или для почты это нормально – путать всё постоянно?