Арло Гримм и Летиция Браун убийство в Грейленд-Холле

Окридж отвёл взгляд, словно в поисках правильного ответа где-то среди могильных плит.

– Господин Эдмунд, как вам известно, был человеком сдержанным. Он редко делился мыслями. Разве что… – он запнулся, – в последние дни бывал более рассеян, чем обычно. Но никаких тревожных признаков не было. И, пожалуйста, позвольте напомнить, что я всего лишь слуга. Мне не пристало обсуждать дела господина без его разрешения, даже после его смерти.

Я взглянул на Летицию – она шла чуть позади, с задумчивым лицом. Письмо, которое мы нашли, явно противоречило словам дворецкого. Лорд Эдмунд не просто волновался – он боялся.

– Хорошо, Окридж, – сказал я с оттенком раздражения. – Не буду вас утомлять. Просто скажите: господин Эдмунд когда-нибудь отзывался о своей родне… негативно?

Он посмотрел прямо мне в глаза.

– Могу лишь сказать, что господин не питал излишнего тепла к большинству из них. Но, быть может, это характерно для многих богатых домов, не так ли?

Я кивнул и больше не стал настаивать.

Мы уже почти подошли к крыльцу замка, когда меня словно кольнуло подозрение. Мысль возникла внезапно, как вспышка: а что, если в ту ночь… фамильяр пришёл не к Летиции? А если он попытался проникнуть в комнату кому-то другому, ну кому?

Но… если в этой комнате кто-то другой оставался? И фамильяр исчез, потому что понял – это не тот, кого он искал?

Тогда кто это был?

Я нахмурился, задержав шаг, и обратился к Окриджу:

– Скажите, Окридж, ещё один вопрос… До прибытия нас с мисс Летицией – кто-то жил в той комнате, где вы её поселили?

Дворецкий, шагавший чуть впереди, остановился. Он медленно повернул голову, как будто ему понадобилось время, чтобы извлечь нужное воспоминание из глубин памяти.

– Да, детектив, – ответил он, чуть склонив голову. – Жила. Но… почему вас это так тревожит?

– Я просто уточняю. Не люблю неясностей.

Окридж на миг прищурился, затем продолжил:

– В той комнате жила Клементина, племянница господина Эдмунда. Но… она настояла на переселении в другую часть замка. Говорила, что не может спать. Якобы по ночам кто-то… скребётся к её двери. Через самую щель.

Её это пугало. Она называла это "шепотом чернозха"… Я, признаться, не знаю, что это значит.

– М-м-м… – протянул я, нахмурившись. – А кто-нибудь ещё жил тогда на том же этаже? В этом крыле?

– Нет, детектив, – спокойно ответил Окридж. – Клементина была там одна. Остальные предпочли более светлое крыло замка. Восточную сторону, с видом на сады.

– Тогда почему она выбрала именно эту комнату? Она плохо ладила с остальными? Или были… другие причины?

Окридж чуть заметно пожал плечами.

– На это я не могу ответить. Госпожа Клементина – особа своенравная. Её мотивы мне неизвестны. Но могу сказать: теперь она живёт вместе с остальными, как и вся родня лорда Эдмунда.

Позади нас слышался тихий шелест. Летиция шла с лёгкой походкой, почти беззвучно, и делала заметки в свой блокнот, не отрывая взгляда от бумаги.

Я бросил быстрый взгляд на неё. Она всё слышала. А значит, мои догадки тоже запали ей в голову.

Что-то здесь было не так. Очень не так.Фамильяр. Скрежет. Переезд. Одинокая комната…

Глава 3

Мы вернулись в замок. Вестибюль встретил нас привычной тишиной и запахом старого дерева, пропитанного временем.

– Прошу, детектив, – сказал Окридж, открывая дверь в просторную, но мрачную гостиную. – Оставайтесь здесь. Я распоряжусь, чтобы все родственники лорда собрались. Вы сможете опросить каждого по очереди, как и желали.

– Благодарю, Окридж, – произнёс я и сел в кресло у большого окна. Летиция встала рядом, и в комнате воцарилась напряжённая тишина.

– Летиция… – начал я, тихо, – что бы ты чувствовала, если бы поняла, что убийца сидел в этой комнате всего день назад и, возможно, снова войдёт сюда через минуту?

– Я бы держала руку ближе к кинжалу, детектив, – ответила она с лёгкой улыбкой, но глаза её оставались серьёзными. – А вы?

– Я бы держал ум открытым… и сердце закрытым, – ответил я, пристально глядя в танцующие тени на полу.

В дверь постучали, и она тихо отворилась. Появился дворецкий Окридж – с привычной невозмутимостью, но в глазах мелькало напряжение.

– Детектив, я привёл всех, – произнёс он, слегка наклонив голову.

– Хорошо, Окридж. Запускайте по одному.

– Да, детектив, – коротко кивнул он и, прикрыв за собой дверь, удалился.

Вскоре дверь вновь отворилась – уверенно, почти театрально. В зал вошла Августа.

Она шла с горделиво поднятой головой, словно не на допрос, а на приём. Всё в ней говорило о знатной породе: движения сдержанны, выверен каждый шаг, взгляд чуть прищурен – как у той, кто привык судить и быть судимой лишь по внешнему виду, но не по поступкам. Богатая дворянка вела себя не как гостья, а как хозяйка, ненадолго отлучившаяся.

Я сидел в кресле у стола, чуть подавшись вперёд. Августа приблизилась, не опуская подбородка, будто бы даже воздух в этой комнате был ей в тягость. Летиция встала и подала стул, подготовленный для каждого из гостей.

– Спасибо, что пришли, мисс Августа. Присаживайтесь, – сказал я.

Августа молча опустилась на край стула, будто боялась запылиться о чужое.

Две служанки, одетые в приглушённые серо-синие платья, вошли вслед за ней, неся чай. На низком серебряном чайном подносе с ручками, отполированном до зеркального блеска, стояло семь фарфоровых чашек с тонкой позолоченной каймой и массивный чайник. Склонившись в лёгком реверансе, девушки поставили сервиз на стол и бесшумно удалились.

Я дождался, пока Летиция нальёт нам по чашке, затем обернулся к гостье:

– Так-так, Августа… Я задам вам пару вопросов. Сильно прошу: постарайтесь отвечать прямо и без излишних эмоций.

– Лучше начнём сразу. Я не люблю терять время.Августа (сухо):

– Как вы отреагировали на смерть Альберта?Гримм:

– Спокойно. Он мне никогда не нравился. Слишком приторен, слишком услужлив, когда надо – и подл за спиной.Августа:

– Всё же, вы были родственниками.Гримм:

– А вы не заметили? В этом доме кровь – лишь повод для ненависти. Узы здесь не соединяют, они душат.Августа (с насмешкой):

– Кто, по-вашему, мог желать его смерти?Гримм:

– Почти каждый под этой крышей. Но особенно – Бэзил. Он был в бешенстве, что Альберт отказался выкупать его долги. Или Элоиза – она подозревала, что Альберт хочет выгнать её из дома, чтобы заселить кого-то «посвежее».Августа:

– А вы?Гримм:

– А теперь, если вы закончили…Августа (глядя прямо мне в глаза): – Я – слишком горда, чтобы пачкать руки кровью. Я предпочитаю умирать на ногах, а не ползать в тенях. (она чуть приподняла подбородок)

Августа резко встала, поправила манжеты перчаток и, хмыкнув, развернулась на каблуках. Её шаги – звонкие, отмеренные – отдалялись. Дверь хлопнула за ней, как удар веера по щеке.

Летиция, не отрывая взгляда от блокнота, сказала с лёгкой усмешкой:

«У них в венах не кровь – а чай с ядом. Вежливо, холодно… и смертельно точно».– Вот это да… настоящая леди.

Я лишь ухмыльнулся и сделал пометку на полях.

Вслед за хлопнувшей дверью и шлейфом духов Августы в комнату вплыл Бэзил – как всегда вальяжный, как будто пришёл не на допрос, а на приём к старому другу. В правой руке он вертел трость с серебряным набалдашником, а в левой держал полураспущенную перчатку. Его глаза, немного припухшие и блуждающие, указывали на то, что бренди с ним уже давно в товарищах.

– Ну что, детектив, – сказал он, прищурившись с кривоватой улыбкой, – мы тут почти наедине… Может, партию в портяночку? Или вы только допросами развлекаетесь?

Я ухмыльнулся, откладывая блокнот.

– Благодарю, но нет. Я – не азартный игрок, мистер Бэзил. Мой азарт – в другом. Я получаю удовольствие не от ставок, а от истины. Особенно когда она прячется под слоями вежливости и шелка.

– Ах, как изящно, – протянул он, опускаясь в кресло с той грацией, с какой пьяный кот может опуститься в кресло лорда. – Что ж, начинайте свои глупые вопросы, раз уж мы здесь.

Он развалился, закинул ногу на ногу и театрально зевнул, будто уже знал все, что собирался ответить.

– Чашечку чая? – вежливо предложил я.

Он скривился, махнул рукой:

– А покрепче ничего нет?

Я промолчал, взглянув на него чуть дольше, чем требовалось. Где-то внутри мне захотелось вздохнуть. Они, представители этого рода, вели себя как короли в изгнании: гордые, ленивые и глубоко уверенные, что правила – для кого угодно, только не для них.

Знатные люди… сколько я с ними не сталкивался, каждый носит маску. Одни – из страха потерять лицо, другие – чтобы никто не увидел их настоящую, уродливую скуку. Деньги не делают людей лучше. Они лишь дают им ширму, за которую можно спрятать убогость души.

Летиция с трудом сдерживала смешок, прикрыв лицо блокнотом. Но я заметил уголки её губ. Не ускользнуло. Она тоже читала в людях, как по открытому письму.

– Бэзил, благодарю, что нашли время, – начал я.

Он протянул трость и ткнул ею в узор на ковре:

– У нас тут, знаете ли, не бальный сезон. Гибель кузена лорда, детектив в доме – не хватало только воскового театра.

– Где вы были в ночь смерти Альберта?

– В своей комнате. Один. Или вы хотите сказать, что я прятался за гобеленом с кинжалом в зубах?

– Я просто задаю вопросы.

– Тогда задайте себе вот какой: кому он был нужен живым? Да никому. А мёртвым – может, даже мне. Но знаете что? Убийство – удел слабых. Я, несмотря на свои долги, всё же не идиот.

– Говоря о долгах… вы действительно должны были ему деньги?

– Да. И что? Это делает меня первым в вашем списке? Самым банальным вариантом? Если бы я хотел кого-то убить – я бы, как минимум, сделал это утончённее.

– За последние дни вы не замечали чего-то странного?

Он вздохнул. Глаза его на мгновение потемнели.

– Тут всё странно, детектив. Сестра шепчется со стенами. Огюст ведёт беседы с книгами. Клементина – с тенями. А я – с бренди. Каждый выбрал себе, с кем говорить, когда разговоры между собой стали невыносимы.

С этими словами он резко встал, чуть покачнувшись.

– Если у вас всё, детектив, прошу не отвлекать меня от беседы с моим единственным собеседником. Вы знаете, где меня найти.

Он направился к выходу, и уже почти на пороге бросил:

– Только не забудьте: в этом доме вас слушают не только люди. Некоторые стены тут… помнят.

Дверь закрылась.

Я долго смотрел на неё, прежде чем повернуться к Летиции. Она уже что-то черкала в блокноте.

– Ну и что скажешь? – спросил я.

Она кивнула на дверь:

– А я-то думала, что у нас аристократия. А это просто пьянство с наследством.

Я усмехнулся. Где-то в глубине души всё начинало приобретать форму.

Каждый из них играет свою партию. Кто-то в тишине, кто-то в тени, кто-то с чашкой бренди в руке. Но ноты у всех одни – зависть, страх, расчёт. Я слушаю музыку лжи… и ищу фальшивый аккорд.

Поставив чашку на стол, я заметил, как Летиция немного наклонилась ко мне и, понизив голос, произнесла:

– Тебе не показалось, что Бэзил что-то скрывает?

Я кивнул, не сводя взгляда с распахнутой двери:

– Да, Летиция. Ты как всегда права. Особенно настораживает его фраза о том, что "даже замок нас слушает". Такая мысль не приходит просто так.

– У меня от этих слов мурашки побежали, – призналась она, слабо улыбнувшись, хотя в глазах промелькнула тревога.

Я хотел ответить, но в этот момент в зал зашла Клементина. Маленькая принцесса, как я про себя её называл. Внутри она, возможно, дрожала, но снаружи держалась хрупко и гордо, словно хотела казаться выше страха.

Она подошла, села на стул, пригладив юбку, и сдержанно кивнула. Я, соблюдая вежливость, предложил:

– Чаю?

– Нет, спасибо, – тихо ответила она, – не думаю, что смогу сейчас пить.

Я выдержал паузу, давая ей время собраться.

– Клементина, бояться не стоит. Я лишь хочу поговорить.

Она зажала в пальцах кружево платка и отвела взгляд.

– Это… всё слишком страшно. Я не думала, что всё станет таким, как в книгах ужасов.

– Вы хорошо знали Альберта?

– Да… Он был добр. Всегда привозил мне книги. Понимал, что я боюсь толпы… и никогда не заставлял быть с остальными. Просто оставлял томик – и уходил.

– А бояться его вы не начинали?

– Нет… Но он изменился после смерти Эдмунда. Стал… другим. Жёстким. Подозрительным. Он почти не улыбался, даже со мной.

Я наклонился чуть ближе:

– Вы говорите об Эдмунде… осторожно. Словно не уверены, что он действительно умер.

Клементина замялась. Веки дрогнули.

– Мы… мы все видели его в гробу. Но… иногда мне кажется, будто он рядом. Понимаете, как будто воздух меняется. Простите, это, наверное, глупости.

– Вовсе нет. В таких местах память живёт дольше, чем люди.

Я сделал паузу, потом осторожно спросил:

– Скажите, почему вы выбрали тёмное крыло замка? Все родственники остановились ближе друг к другу, в светлых комнатах. А вы – отдельно. Почему?

Она откинулась чуть назад, насторожившись:

– Не знаю, кто вам что наговорил… Наверняка одни гадости. Я просто не хотела быть рядом с остальными. И… мне всегда казалось, что там, в тени, я одна, но свободна. Хотя…

– Хотя? – мягко подтолкнул я.

– Несколько раз я слышала шаги. Словно кто-то подкрадывался. Я запирала дверь. А в ту ночь… кто-то пытался ворваться. Дёргали ручку. Стук был жёсткий, нетерпеливый… Я испугалась и сразу же перебралась в светлое крыло.

– Кто-то мог не знать, что вы переехали?

Она замолчала, задумалась. В глазах мелькнула тревога.

– Почему вы спрашиваете, детектив?

Я ответил, пристально глядя ей в лицо:

– Потому что если кто-то хотел попасть именно в вашу комнату… и не знал, что вас там больше нет…

– Да… вы правы. Почти никто не знал. Сегодня утром, когда я вышла из новой комнаты, ко мне подошёл Бэзил. Он удивился. Спросил: "Ты что здесь делаешь? Разве не в другом крыле жила?" Я резко ответила, что это не его дело… и пошла сюда, к вам.

– Вы не часто выходите из своей комнаты?

– Почти никогда. Здесь я никому не доверяю, детектив. У каждого что-то за спиной. Все что-то скрывают – даже от родных.

Я взглянул на неё внимательно. Лицо Клементины – бледное, будто вырезанное из фарфора, – дрожало лишь на уровне глаз. В её словах была не просто тревога. Там была тень одиночества. И, возможно, правда.

– Понятно. У меня больше нет вопросов. Вы можете идти.

Клементина кивнула, поднялась и, не оборачиваясь, вышла. Мы остались в зале вдвоём с Летицией. Несколько мгновений мы молчали.

Я смотрел на чашку, в которой чай уже остыл. Всё в этом замке постепенно остывало – чувства, голоса, воспоминания. Всё, кроме страха.

Летиция заговорила первой:

– Она напугана. Но кажется, всё понимает лучше остальных.

Я кивнул:

– Возможно. И в этом тоже опасность. Здесь каждый знает слишком много. Или слишком мало. А кто-то… знает ровно столько, чтобы убивать.

Я встал из кресла, подошёл к столу и позвонил в колокольчик. Спустя мгновение дверь приоткрылась, и в проёме показалась голова служанки.

– Пока никого не запускайте. Я скажу, когда. – мой голос прозвучал спокойно, но твёрдо.

Служанка молча кивнула и снова скрылась за дверью.

Я подошёл к окну, всмотрелся в серое небо над башнями замка, потом повернулся к Летиции, что всё это время стояла молча с блокнотом в руках.

– Летиция… Что мы имеем? Ты записала их слова?

– Каждое, детектив. И особенно – то, что они сказали друг о друге. – Она уверенно кивнула, постукивая пером по краю страницы.

Я хмыкнул и, скрестив руки за спиной, медленно прохаживался по комнате.

– Со слов Августы выходит, что она не особенно жаловала Альберта… да и к Бэзилу с Элоизой относилась прохладно. Впрочем, сама она… – я замолчал, подбирая выражение. – Не самый тёплый человек. Как ледяной чайник на каминной полке – кажется, красивый, но тронь – и обожжёшься холодом.

Летиция улыбнулась уголком губ.

– Согласна. И Бэзил, между прочим, говорил о покойном так, будто не сильно скрывал облегчение. Дословно: «Кому он был нужен живым? Да никому. А мёртвым – может, даже мне».

Я покачал головой, глядя в стекло. За окном опускался вечер, тени медленно скользили по мрачным аркам.

– Да… его слова, как и слова Августы, рисуют Альберта не самым любимым родственником. Только вот… – я обернулся. – Только Клементина говорила о нём с теплотой.

Летиция тут же раскрыла блокнот и перечитала:

– «Он был добр. Когда приезжал – всегда приносил мне книги. Он знал, что я боюсь толпы, и никогда не давил. Но… он изменился после смерти Эдмунда. Словно стал другим. Жёстким. Подозрительным».

– Вот, – подтвердил я. – Смерть Эдмунда что-то перевернула внутри него. Возможно, в нём что-то надломилось.

Летиция подняла на меня глаза:

– Детектив, вы что-то поняли?

Я сделал паузу, опускаясь обратно в кресло. Мой взгляд стал тяжёлым.

– Честно? Пока рано говорить. Любое преждевременное заключение – как замок без фундамента. Русло неправильно выбранной реки может затопить деревню. А ошибка здесь – значит обвинить не того… кого не следовало бы.

Мы помолчали. Я откинулся на спинку кресла, глядя в потолок.

– Летиция, ты сказала, что Бэзил показался тебе… несимпатичным?

– Да, – ответила она сразу. – Он слишком спокойный. Слишком выверенный. И слишком быстро удивился, когда увидел Клементину в другом крыле. Как будто следил за её перемещениями, но сам не знал об этом моменте.

– Верно. – Я постучал пальцем по подлокотнику. – Но пока это лишь домыслы. Нужно больше нитей, прежде чем ткать полотно обвинения.

Я вновь потянулся к колокольчику и позвонил. Раздались лёгкие шаги за дверью, и голос служанки ответил:

– Да, детектив?

– Пригласите следующего.

– Слушаюсь.

Дверь распахнулась, и в зал вошёл Огюст. В нём было что-то от сыщика, что-то от шулера и что-то от актёра. Он вальяжно шёл, будто хозяин этого зала, с ухмылкой, в которой читалось больше самодовольства, чем искренности.

Я подумал: Вот и наш хитрый лис. Посмотрим, как он сыграет свою партию.

– Чашечку чая не желаете?Огюст сел, не отворачиваясь – его взгляд упёрся в мой, как кинжал в плоть. Пронзительный, тяжёлый, сдержанный. Я указал на чайник и произнёс спокойно:

– Нет, спасибо. – Сказал он резко, почти с отвращением.Он скользнул взглядом по посуде, губы его сжались в тонкую линию.

– Я задам вам несколько вопросов, месье Огюст. Прошу отвечать честно.Я устроился в кресле напротив и, сцепив пальцы, подался чуть вперёд.

Он чуть кивнул, будто сквозь силу.

– Господин Огюст, вы человек знаний. Я надеюсь, вы сможете мне кое-что прояснить, – начал я.

– Если вы ищете научное объяснение семейного безумия – боюсь, не смогу помочь.Он откинулся на спинку стула, соединив руки на животе.

– Вы были близки с Альбертом?

– Мы вели переписку. Его интересовали семейные хроники, особенно эпоха Эдмунда. Но… что-то тревожило его в последнее время. Он просил меня искать документы, касающиеся… внутренней архитектуры замка. Не объяснил, зачем.

Я нахмурился.

– Он что-нибудь говорил о страхе? О слежке?

– Нет. Но он стал крайне замкнутым. Словно боялся не внешнего врага, а… внутреннего.

– Внутреннего?

Огюст задержал дыхание, его зрачки чуть сузились.

– Быть может, себя. Быть может, самого замка. Вы удивлены? Напрасно. У каждого замка есть сердце. А у этого – оно чёрное.

– «Чёрное»? – повторил я, приподняв бровь. – Что вы имеете в виду?

– Не обращайте внимания. Просто… мысли вслух. Профессиональная деформация.Он хмыкнул, как человек, осознавший, что сказал лишнего.

– Подскажите мне, месье Огюст, вы и Альберт – родные братья?Я не отводил взгляда. Он сделал вид, что не замечает.

– Да, детектив. Родные. Хотя… временами казалось, что мы – из разных миров.Он медленно кивнул.

– Скажите, я тут слышал… вы, бывает, разговариваете с книгами. И вроде бы они – хорошие собеседники?Летиция стояла в углу и быстро водила пером по страницам блокнота. Я перевёл взгляд на неё, затем снова на Огюста.

– А вы тоже хотите с ними поговорить, детектив? Могу представить вас паре томов, особенно одному – он особенно язвителен по утрам.Огюст чуть усмехнулся.

– О чём вы с ними беседуете?Я хмыкнул, но не дал себе увлечься.

– Позвольте узнать, откуда у вас эта информация? Неужели… Бэзил?Он нахмурился.

– А почему вы так решили? – ответил я уклончиво.

– Не слушайте его. – резко бросил Огюст. – Не верьте ни одному слову. Он пьяница, игрок… готов продать собственную душу за фишку и стакан.

– Хорошо, забудем об этом. Скажите, о чём вы читаете в книгах?Я кивнул, не выдав, что это действительно сказал Бэзил.

– Обо всём, детектив. История, философия, алхимия… Меня интересует скрытое. Оккультизм, в том числе. Но не для игры. Для понимания.Огюст откинулся назад, скрестив ногу на ногу. Его лицо озарилось почти гордостью.

– Понимания чего?

– Природы вещей. Их тени. Тех звеньев, что ускользают от простого взгляда.Он замолчал, глядя куда-то в сторону, словно прислушивался к далёкому эху.

– Скажите, вы владеете магией? Или… может быть, хотели когда-нибудь провести ритуал?Я наклонился вперёд:

Летиция едва заметно напряглась и приготовилась писать.

Огюст резко повернул ко мне голову. Лицо его сделалось серьёзным.

– Ритуал – это запрещённая магия, детектив. Я – человек науки. Да, мне интересно, как работала алхимия. Как мыслили люди эпохи Эдмунда. Но проводить ритуал?.. – Он замолчал, на миг задержав дыхание. – Нет. Я бы не стал. И… зачем?

Молчание повисло в воздухе, и я изучающе смотрел на него.

– Понимаю, – сказал я наконец. – У меня больше нет вопросов. Вы можете идти.

Огюст поднялся медленно, словно хотел что-то сказать, но передумал. Он прошёл мимо меня, слегка задевая плечом край стола. Его взгляд – всё тот же: колючий, читающий, будто он видел в тебе больше, чем ты хотел показать.

Как только дверь закрылась за ним, Летиция прошептала:

– Он опасный.

Я кивнул.

– Да… Но не факт, что убийца.

И снова зазвенел колокольчик.

– Следующего, пожалуйста.

– Чашечку чая не желаете?Огюст сел, не отворачиваясь – его взгляд упёрся в мой, как кинжал в плоть. Пронзительный, тяжёлый, сдержанный. Я указал на чайник и произнёс спокойно:

– Нет, спасибо. – Сказал он резко, почти с отвращением.Он скользнул взглядом по посуде, губы его сжались в тонкую линию.

– Я задам вам несколько вопросов, месье Огюст. Прошу отвечать честно.Я устроился в кресле напротив и, сцепив пальцы, подался чуть вперёд.

Он чуть кивнул, будто сквозь силу.

– Господин Огюст, вы человек знаний. Я надеюсь, вы сможете мне кое-что прояснить, – начал я.

– Если вы ищете научное объяснение семейного безумия – боюсь, не смогу помочь.Он откинулся на спинку стула, соединив руки на животе.

– Вы были близки с Альбертом?

– Мы вели переписку. Его интересовали семейные хроники, особенно эпоха Эдмунда. Но… что-то тревожило его в последнее время. Он просил меня искать документы, касающиеся… внутренней архитектуры замка. Не объяснил, зачем.

Я нахмурился.

– Он что-нибудь говорил о страхе? О слежке?

– Нет. Но он стал крайне замкнутым. Словно боялся не внешнего врага, а… внутреннего.

– Внутреннего?

Огюст задержал дыхание, его зрачки чуть сузились.

– Быть может, себя. Быть может, самого замка. Вы удивлены? Напрасно. У каждого замка есть сердце. А у этого – оно чёрное.

– «Чёрное»? – повторил я, приподняв бровь. – Что вы имеете в виду?