Полная версия
Светлана Лёвкина
Это будет секрет
Пролог и Глава 1. Чужая личинка.
ПрологЕго кровь стекала по виску, липкими ручейками, ползла по груди. Она капала вниз и впитывалась в цветной домотканый половик. Бабушка в сенях глухо ворчала и расшвыривала тяжёлые стеллажи с банками и старой обувью так, словно те ничего не весили.
Ему удалось сбежать, укрыться в комнате, но он понимал, что это не продлится долго. Она найдет его. Даже слепая. Найдет по звуку дыхания, по малейшему шороху.
Шум в сенях стих, и скрип досок возвестил о её приближении. Бабушка шла в комнату. Шаг. Другой.
– Где ты есть, засранец? Иди ко мне… я тебя слышу…
Он задвигался, быстро пополз под кровать. Кровавая дорожка потянулась следом. Если бы бабушка могла видеть, она бы сразу поняла, где он скрылся. Но она прошлась по комнате, слепо выставляя руки, наткнулась на шкаф.
Под кроватью пахло пылью, старыми тряпками и чем-то сладким. Его кровью. Сердце билось так громко, что казалось, она услышит его прямо сквозь пружинную сетку с матрасом.
Бабушка медленно обходила комнату, её пальцы царапали стены. Мальчик слышал этот скрежет. Её дыхание хриплое, страшное, клокотало в груди, порыкивало.
– Тебе не спрятаться… всё равно найду…
Она сделала шаг в сторону комода. Тот задрожал от её удара. Мальчик стиснул зубы. Каждая капля крови, падавшая на пол, казалась ему предательским ударом в гонг. Он не плакал. Слёз не было. Только что-то холодное в груди сжимало сердце, давило на желудок и скручивало его в узел. Голова кружилась. Ещё минута и его точно вырвет. Ноги бабушки остановились прямо у кровати, под которой, он затаился. Старые тапки топорщились бахромой. Он мог бы дотронуться до них, так близко они стояли у его лица, по которому продолжала течь кровь.
Челюсти мальчика сжались, пытаясь сдержать позывы к рвоте. Рот наполнился горькой желчью. Он икнул и… не сдержался. Его вывернуло. Вонючая жидкость заполнила ноздри, полилась струйками через нос.
– А-а-а, – зашипела бабушка и резко наклонилась.
Старческие суставы хрустнули, руки впились в край кровати. Матрас прогнулся под её весом. Мальчик зажмурился, но даже сквозь веки увидел, как подкроватная темнота исчезла. Железный остов с матрасом отлетел в сторону, точно бумажный лист.
– Вот ты где!
Над мальчиком нависла фигура, изо рта которой сбегала слюна. Пальцы её рук потянулись к худенькой шее. Она хотела забрать его жизнь.
Глава 1. Чужая личинка.– И не побоишься жить в криминальном районе? Одной с малышкой тяжело будет, – сказала Ленка, когда Яна решила, что не будет продавать квартиру своей бабушки.
– Всё, чего стоит бояться, уже случилось, Лен.
– Ну, хотя бы своя, – вздохнула подруга. – Редко кому сейчас «двушка» перепадает.
Яну тогда совсем не взволновали Ленкины слова. Она знала, что микрорайон трогает лишь тех, кто ему не принадлежит, поэтому не боялась ничего. Раньше ВРЗ, в котором жили рабочие Вагоноремонтного завода, носил славу суровой окраины Барнаула, но это время давно прошло. Теперь здесь было относительно тихо и спокойно. До той самой ночи на тридцатое мая.
Изогнувшись буквой «г», девятиэтажная «брежневка» стояла прямо за железнодорожным переездом и мимо неё частенько грохотали поезда. В детстве Яна проводила тут каждое лето, сбегая к бабушке от неуживчивой матери. Старая детская площадка и россыпь квадратных крышек погребов у ограды спортивного комплекса грели Яну особенным теплом. Окна дома с тремя подъездами смотрели прямо на небольшое футбольное поле, окруженное черной железной оградой с ярко-желтыми пиками, а за спорткомплексом зеленел и шумел листвой маленький парк. Здесь было место, где, несмотря на кондиционеры и иномарки, всё ещё можно встретить бельевую веревку с выстиранной простыней посреди двора или услышать, как кто-то из детей кричит маме, чтобы она скинула мяч со второго этажа. Пожилые жильцы по-привычке сидели на лавках, а молодые мамочки наматывали круги по растрескавшейся асфальтовой дорожке. Так вскоре стала гулять и Яна со своей Анечкой.
Поступив в институт, она совсем переехала к бабушке, Анне Васильевне, и к матери больше не вернулась. Студенческая жизнь закрутилась, завертелась – вместо школьной формы теперь были джинсы с потрёпанными краями, тетради в разлинованную линейку сменились конспектами в клетку, а ранние подъёмы уступили место бессонным ночам над книгами.
Данила она встретила на одной из студенческих вечеринок – в тесной комнате общежития, где пахло дешёвым пивом, сигаретным дымом и чем-то по-хулигански беспечным. Он всех веселил и слыл душой компании. Его красивые руки с длинными пальцами, чуть шероховатыми от гитарных струн, ловко перебирали аккорды, а низкий баритон, пробирающий до мурашек, пел Цоя и «Крылья» Наутилуса. Под звуки Даниловой гитары даже самые чёрствые к музыке однокурсники замолкали, а девушки украдкой вздыхали.
Друзья любили Данила – он умел разрядить напряжение меткой шуткой или наоборот настроить всех на серьёзный лад. И Яна тоже полюбила. В один миг. Она наблюдала за ним издалека, пряча улыбку, и не осмеливалась подойти первой. Она и подумать не могла, что он обратит на неё внимание.
Но он заметил. Сам подошёл к русоволосой невысокой девушке в очках – той самой, что всегда сидела в уголке. Присев рядом, он наклонился к её уху и пошутил нечто вроде:
– Вы не знаете, как пройти в библиотеку?
Яна засмеялась, хотя шутка была глупой, а её сердце забилось так, будто она бежала марафон, а не сидела на подоконнике с тёплым пластиковым стаканчиком в руках.
– Там, – она кивнула в сторону двери, стараясь говорить безразлично, но стаканчик предательски хрустел.
– А если я хочу не в библиотеку, а, например… на чай? – он улыбнулся ей и его глаза вспыхнули озорством.
Тогда Яна поняла: всё, ей конец. Она почувствовала, как её уши мгновенно запылали, прикусила губу, стараясь не выдать смятение.
– На чай? – переспросила она, делая вид, что обдумывает его предложение. – Это уже сложнее. Чай у меня только дома, а я не пускаю к себе посторонних.
Данил усмехнулся и перекинул гитару за спину. Его смуглое лицо продолжало улыбаться:
– Во-первых, я не посторонний, мы с тобой на одном факультете. Во-вторых… – он понизил голос, будто делился секретом, – у меня с собой шоколадные печеньки.
– Ты шутишь? – Яна невольно улыбнулась, представляя, как этот парень в чёрной кожанке тайком носит с собой печенье.
– Клянусь мозолями на пальцах, – он поднял правую руку, демонстрируя покрасневшие подушечки пальцев. – Ну что, пустишь бедного студента в гости?
В комнате кто-то громко рассмеялся, зазвенела разбитая бутылка, но они оба не замечали шума.
Месяц они встречались и держались «за ручку». Он дарил ей по одной розе и читал стихи. Наивная Яна думала, что собственного сочинения. Только потом выяснилось, что за авторством Башлачева. Затем случилась нежная волшебная ночь и простыня с алым пятном, а через месяц тошнота и две полоски на хгч-тесте.
Первые недели Яна жила в состоянии оцепенения. Утренняя тошнота, неспособность сосредоточиться на лекциях – всё это казалось дурным сном, от которого вот-вот предстоит проснуться. Она несколько раз переделывала тест. Вдруг ошибка? Но две полоски, будто насмехаясь над её наивностью.
Данил растворился, как дым, узнав о Яниной беременности. Он заблокировал все мессенджеры, бегал от нее по коридорам института. Позже Ленка рассказала, как видела его в клубе с первокурсницей.
– Интересно, ей он тоже стихи читает? – спросила Яна, а потом проплакала всю ночь.
Тогда казалось, что мир рухнул, но то было лишь началом.
Мать назвала дочь потаскухой и настаивала на аборте. Яна, не осознавая своего выбора, встала в позу и Анна Васильевна поддержала внучку. Но на пятом месяце беременности Яна заметила, что бабушка стала всё чаще держаться за сердце. Она запиралась в ванной, чтобы откашляться. Притворялась, что специально роняет ложку, когда ладонь вдруг немела. За ужином замирала, глядя в одну точку, будто прислушиваясь к чему-то внутри себя.
Перед самыми Яниными родами – Анны Васильевны не стало. Десятого апреля, встретившись с дочерью, Яна дала ей имя – Анечка, и свою фамилию – Шестакова. В тот миг все прошлые печали отступили. Это маленькое создание с голубыми глазами и пушком на затылке, крохотные пальцы, вцепившиеся в Янину футболку, розовые пяточки – всё это забрало боль и в одночасье выстроило Янин мир заново.
На выписке из роддома их никто не встретил. Лишь мигнула фарами машина, вызванная Ленкой. У той ветер гулял в голове, поэтому Яна не удивилась, а даже порадовалась, что подруга вспомнила хотя бы о такси. Если честно Яне не особенно хотелось, чтобы Ленка приезжала. Последний её парень любил громко смеяться, бесцеремонно вторгался в личное пространство и внезапно рассказывал шутки про «Пупу и Лупу». Ленка везде таскала его с собой. Уставшая от родов Яна не испытывала восторга от мысли о подобной встрече.
Автомобиль тронулся, увозя их в новую жизнь, где не будет ни бестактных шуток, ни плохих парней, только тихие вечера под мерное посапывание в колыбели.
Три года прошло с того момента. Ленка перестала объявляться – обиделась на пренебрежение к её парню. Из института Яна ушла, чтобы не видеть Данила. Тот сразу же нашел себе новую пассию. Когда перестали приходить пособия, Яна устроилась на дистанционную работу в колл-центр. Такой заработок позволял одновременно присматривать за Аней, которая часто приносила насморк из садика.
Уютная бабушкина квартира с пожившим уже ремонтом превратилась в радужное царство с раскиданными повсюду игрушками. Сколько их не собирай, все равно к полудню выпрыгнут из коробки и окажутся в самых непредсказуемых местах. В зале, где стоял диван, обосновалась детская кроватка, а посередине стены напротив телевизора гордость трёхлетней Ани – обои в бледный цветочек, густо закрашенные фломастерами.
Когда Яна хотела побыть одна, она уходила в бывшую спальню бабушки, где обустроила рабочее место – узкий стол у балконной двери, ноутбук, груда блокнотов и вечно мигающая лампа. Вторым местом уединения служила кухня. Там Яна сидела, допивая остывший чай и иногда слушала музыку. Но подобные расслабления были чреваты. Таким образом и появился пресловутый узор. С того момента Яна стала прятать фломастеры и выдавать их «под запись», как огнестрельное оружие, а затем тщательно пересчитывала разноцветные «патроны».
И всё бы шло дальше своим чередом, если бы в новом году коммунальные платежи не повысились, а еда не стала стремительно дорожать. Яна оказалась перед сложным выбором – устроиться на другую работу в офис или сократить питание до макарон с «бумажными» сосисками. Поддавшись временной слабости, она набрала номер Данила, даже не рассчитывая, что он ответит. Но в динамике раздалось:
– Слушаю.
– Данил, привет. Это Яна.
– Какая Яна?
– Яна Шестакова.
– Что тебе от меня надо?
– Ты, наверное, в курсе, что у тебя родилась дочь. Так вот…, – Яна, запинаясь, начала объяснять. Она сама себя ненавидела за этот дрожащий голос и унизительную ситуацию, в которой вынуждена была просить бывшего парня о помощи.
– Мне это неинтересно, – оборвал он её сухо.
– Но тогда…
– Ты не поняла? Я не хочу иметь ничего общего ни с тобой, ни с твоим ребенком.
– Это и твой ребенок тоже, – выдохнула Яна.
– У тебя доказательства есть? Генетическую экспертизу сделай мне, тогда поговорим, – выплюнул Данил.
– У меня нет денег на экспертизу. Если ты поучаствуешь финансово, то можно будет сделать.
– Ага, я тебе бабок скину, а потом окажется, что на чужую личинку тратился, – расхохотался он. – Не, ищи деньги сама.
В трубке послышались гудки. Яна устало вздохнула и набрала номер из объявления о найме в офис. Собеседование назначили на тридцатое мая в шесть часов вечера.
***
30 мая, 2025 года.
В назначенный день Яна, скрепя сердце, оставила Анечку с пожилой соседкой, бабой Томой, а сама отправилась на другой конец города. У двери офиса ивент-агентства, которому требовался секретарь, собралась очередь из кандидатов. К шести часам перед Яной стояла одна девушка. Она-то и прошла отбор. Дверь перед Яниным носом отворилась лишь для того, чтобы сообщить о закрытой вакансии. Она мысленно выругалась и поплелась домой, благодаря себя за то, что не успела уволиться из своего колл-центра.
Автобус добрался до Яниного района к восьми вечера. Смеркалось, но еще гуляли люди, поэтому она позволила себе обогнуть остановку и завернуть в ворота с надписью «Добро пожаловать в парк ВРЗ». Прошла мимо дома культуры, в котором раньше работала ее бабушка, присела на лавку у детской карусели. Задумалась. Мысли в голове толкались медленными неповоротливыми бегемотами, перемежаясь с клацаньем крокодильих зубов безысходности. Яна моргнула. Пора завязывать смотреть с Анькой эти мультики про африканских обезьянок.
Она не знала, сколько просидела в парке, но в какой-то момент поняла, что совсем стемнело. Встрепенувшись, Яна вспомнила про бабу Тому с Анечкой. Они там, наверное, уже устали её ждать. Ноги торопливо зашагали по аллее, руки придерживали сумочку. Включились фонари, освещая Яне дорогу. Стихли голоса гуляющих людей. Она миновала открытую хоккейную площадку и завернула на тропинку у двух больших качелей. Их толстые железные дуги держали длинные деревянные доски по коротким сторонам, отчего при катании создавалось впечатление, будто сидишь на бревне, свесив ноги по бокам.
Внезапно ближайший фонарь замигал. Яна прищурилась от вспышек и прикрыла глаза ладонью, как козырьком. В этот момент лампочка взорвалась, осыпав её стеклом и искрами. Яна вскрикнула и отшатнулась. Её нога подвернулась и, нелепо вскинув руки, Яна свалилась в кусты сирени. Тут же замигали и остальные фонари. Она, чертыхаясь, поднялась и бросила взгляд назад на аллею. Внутри всё похолодело. На тропинке за хоккейной площадкой кто-то стоял. Лица было не видно, только темный силуэт, покачивающийся из стороны в сторону.
Яна тут же опустилась на корточки и постаралась скрыться за густой листвой кустов. В голове лихорадочно закрутились подозрения. Рисовались буйные алкаши или хладнокровные маньяки, выслеживающие одиноких жертв. Яна замерла в своём укрытии, затаив дыхание.
Тень сначала стояла, затем двинулась вперед. Медленно, шатко, как обычный пьяный человек. «Точно, алкаш!» – догадалась Яна. Фонари, мигавшие до этого, стали гаснуть один за другим, пока в парке не остался лишь свет растущей Луны. В её холодных лучах и показалось невозможное: темная фигура пьяницы вдруг скрючилась, блеснули длинные когтистые пальцы.
Тень ускорилась. Она двигалась рывками, словно кадры, зависающего фильма. Крючковатые когти чертили зигзаги в воздухе, рассекая его со свистом. Вжик! И тень метнулась к качелям, стремительно прыгнула на одни из них. Те скрипнули и качнулись. Тень повернула голову. Её шея хрустнула, как сухая хворостина.
Желтые глаза загорелись в темноте. Тень втянула со свистом воздух, как бы вынюхивая кого-то. Сердце у Яны заколотилось, и она прижала руку к груди, боясь, что тварь услышит его грохот. Другого названия для тени, по-кошачьи сидящей на качели и скребущей доску когтями, на ум не приходило.
Неожиданно со стороны стадиона, за которым скрывался Янин дом, послышался крик. Тварь навострила уши. Раздалось глухое рычание. У ограды, отделяющей спорткомплекс от парка, стоял старик. Это было понятно по его седой бороде, серебрящейся в лунном свете.
Старик замахал руками крикнул:
– Эй! Иди сюда! Давай! Ко мне!
Тварь заклокотала, сорвалась с качелей так, что те зашатались, и помчалась на старика. Он развернулся и бросился прочь, увлекая её за собой. Когда их фигуры растворились в ночи, Яна даже всхлипнула от напряжения. Руки и колени дрожали, были ватными и не слушались. Она выждала минут десять, пока конечности снова ей подчинятся. Затем кое-как выбралась из кустов сирени и, не чувствуя ног, побежала домой. Сумка больно колотила по бедру, но Яна не обращала внимания.
Баба Тома встретила её всю мокрую и трясущуюся с причитаниями. Долго отпаивала чаем с мелиссой. Внутри Яны всё переворачивалось, щека непроизвольно дёргалась.
Анечка уже спала в кроватке. После ухода бабы Томы Яна немного успокоилась и взглянула на произошедшее иначе. Тот старик совсем не боялся твари. Он подзывал её специально. Что если Яне всё почудилось? Игра теней с неисправными фонарями подействовала на ее сознание ложным образом. Наверное, то была всего лишь старикова собака. Есть же доги или алабаи. Они огромные и в темноте вполне могут сойти за человека на четвереньках.
Яна прислушалась к сопению дочери и осторожно разложила старый диван. Затем подошла к окну и вгляделась в тёмный двор. По спине вновь побежали мурашки. На миг ей показалось, что кто-то невидимый следит за ней. Она мотнула головой, отгоняя дурное, но на всякий случай плотно задёрнула шторы.
