Эдем

– Но я был таким дураком… – прошептал он дрожащим голосом. – Я всё сломал… Не только оборудование в зале, но и… нашу репутацию. Теперь все будут шептаться за спиной: какой я неудачник, слабак…

Кай качнул головой.

– Нет, Хёнджин, ты не слабак. Ты просто человек, который любил и которого обманули. Ошибся – да, но это не делает тебя слабым. Ты показал свои чувства, свою боль. Это гораздо лучше, чем держать всё внутри и позволять этому дерьму съедать тебя изнутри. А сломанная техника? Да пофиг! Купят новую… за твои деньги, конечно же.

Кай сказал это с лёгкой ухмылкой, и Хёнджин горько засмеялся.

– Это просто жесть! – вырвалось у него между смехом и слезами.

– Да, жесть! – кивнул Кай с улыбкой. – А теперь самое главное – объяснить всё Натали! Ведь ты же её любишь?

Хёнджин вспомнил неприятный разговор – тот самый момент, когда всё пошло наперекосяк.

– Я люблю… Но теперь у меня есть огромная помеха…

– Что? Что ты имеешь в виду? – удивлённо спросил Кай.

– Джордж Сент-Клер узнал о моих чувствах к Натали. Он инвестирует в айдолов нашего агентства, но Юджин пока не общался с ним. Натали против такого вмешательства, но руководство «Эдема» может заставить её согласиться, ведь она всего лишь наш менеджер.

Кай слушал внимательно:

– Так что он предложил Натали уладить мой скандал… Но при этом он копается в грязном белье: у него есть компромат на меня и на Соён – наши переписки сексуального характера и фотки вместе. Пригрозил мне исчезнуть из жизни Натали или выложить всё в сеть…

Кай выдохнул тяжело и провёл рукой по лицу:

– Чёрт…

Всё оказалось гораздо сложнее… Этот тип Сент-Клер – хитрый и богатый инвестор, превратил чувства Хёнджина в настоящий кошмар. Кай сидел за столом, стуча пальцами по поверхности, будто пытаясь выбить из головы тревожные мысли. Угроза слива компромата в сеть – это не шутки. Для них, для Соён и всей их карьеры, это был бы полный крах. Потерять репутацию в индустрии K-pop – значит всё, конец. Агентство «Эдем», хоть и выглядит солидно и обещает поддержку, вряд ли встанет на их защиту, если Сент-Клер начнёт давить на руководство. Его инвестиции – это их слабое место. А Натали? Хотя она и симпатизировала Каю, она всего лишь менеджер, и против такого мощного игрока у неё шансов мало.

– Что мы можем сделать? – спросил Кай, голос его звучал безнадежно. – Может, есть шанс договориться с ним как-то по-другому – предложить что-то взамен? Только не Натали, конечно.

– А что мы ему можем предложить? – ответил Хёнджин вопросом на вопрос. Он был айдолом, у него не было миллиардов долларов, чтобы откупиться от Сент-Клера.

– Надо использовать его же методы против него, – предложил Кай с блеском в глазах. – Давай найдём на него компромат! У такого типа, как Сент-Клер, наверняка есть свои грязные делишки. Что-то серьёзное, что заставит его от нас отвязаться. Будет непросто, но других вариантов нет.

– Честно говоря, я даже не уверен, что эта гнида не чистит за собой, – Хёнджин помолчал, будто взвешивая слова. – Ты понимаешь, кто он и кто мы? Мы – айдолы. Сегодня нас любят, а завтра о нас забудут.

– Да-да, я понимаю, – кивнул Кай, повернув кружку с остывшим кофе в руках. – Но это не повод опускать руки. Мы найдём что-нибудь на этого Сент-Клера! Начнём с его бизнеса: налоговые проверки, незаконные сделки, подкуп чиновников… Где-то обязательно есть зацепка.

Хёнджин вздохнул и провёл рукой по лицу. Чувство выжатого лимона не покидало его. Шантаж Сент-Клера висел над ним дамокловым мечом, отравляя жизнь. Мысль о том, что его интимные переписки с Соён могут стать достоянием общественности, вызывала у него холодный пот.

– Кай, ты в курсе, какой это риск? Мы лезем в гнездо осы. Сент-Клер – не простой человек. Он может нанести нам серьёзный удар. Может даже использовать свои связи в полиции…

– Поэтому нам нужна чёткая стратегия, – спокойно ответил Кай. – Мы будем работать тихо и аккуратно: сначала соберём информацию, а там посмотрим дальше. Но самое главное – поговори с Натали! Она уже три дня плачет, и всё из-за тебя!

– Я сейчас поеду к ней в отель, – сказал Хёнджин решительно. – Ты прав… Надо всё объяснить ей лично.

Он поднялся из-за стола, подошёл к раковине и включил воду. Прохладная струя смыла усталость и тревогу с лица. Затем решительно направился к выходу из апартаментов. Выглядел Хён не самым свежим – все эти заморочки явно не делали айдола привлекательнее, но это никак его не беспокоило. Кай даже не успел ничего сказать, как дверь за ним захлопнулась с грохотом. Быстрым шагом он спустился на парковку и запрыгнул в свой Ferrari и рванул к отелю Four Seasons, будто у него в голове только одно – убежать от всего этого безумия.

Стиснув руль, Хёнджин гнал по ночному Сеулу. Машина ревела, словно разъярённый зверь, отражая всю бурю эмоций внутри своего хозяина. Вина давила на него тяжёлым камнем – каждый поворот руля напоминал о слезах Натали. Три дня. Три дня её слёз – три дня мучительной нерешительности. Он знал, что должен был поговорить с ней раньше, объясниться, но страх перед неизвестностью и возможным разрывом парализовал его. А теперь, когда Кай прямо указал на его уязвимость, понял: больше откладывать нельзя.

Остановившись чуть в стороне от главного входа на широкой парковке, Хёнджин заглушил мотор и несколько минут просто барабанил пальцами по кожаному рулю, размышляя, что же сказать Натали. Так торопился, что даже цветов не успел купить – эта мысль немного зацепила его. Где вообще взять букет после 21:00? В голове мелькнула идея – достал телефон и начал искать на картах Сеула хоть что-то подходящее.

Через пять минут наткнулся на то, что искал, – ближайший круглосуточный магазин «Seven Eleven». Бросил телефон на сиденье, снова завёл мотор и рванул туда. Навигатор показывал, что до магазина всего пять километров, и каждый километр отдавался трепетом. Добравшись до магазина, он быстро выбрал большой букет белых лилий – символ чистоты и искренности. Сердце колотилось как бешеное. Пока возвращался к машине, уже предвкушал встречу, надеясь, что эти цветы и его искреннее раскаяние смогут хоть чуть-чуть вернуть то, что чуть не потерял.

Вернувшись к отелю, снова та же парковка – тусклый свет фонарей, немного мрачно. Хёнджин аккуратно достал букет и натянул капюшон от своей спортивной худи, чтобы скрыться немного. Тёмные длинноватые волосы слегка падали на глаза, мешая видеть. Отель Four Seasons встретил айдола привычным блеском и сиянием, но он прошёл мимо улыбчивых консьержей и быстро поднялся на лифте на нужный этаж. Ноги чуть подкашивались. Номер Натали он знал наизусть. Но перед дверью вдруг остановился, глубоко вздохнул и замер. Пальцы тряслись, когда он постучал. Тишина.

Через минуту за дверью раздался шорох, а затем тихий голос:

– Кто там?

– Натали… – прошептал он, голос был хриплым, как будто давно не говорил. – Это я, Хёнджин…

Ответа сразу не было, но потом – только короткое и холодное:

– Уходи.

– Натали… пожалуйста… открой, – пробормотал он тихо, почти шёпотом. – Я идиот…

Но за дверью снова наступила тишина, и Хёнджин постучал ещё раз.

– Натали, дай мне объяснить.

За дверью послышались тихие всхлипывания – было ясно: она там внутри борется сама с собой. Можно было понять многое – его сердце рвалось к ней, а ложь режет по ней остро.

– Уже поздно объясняться, – сказала она тихо, но в голосе слышалась горечь. – Я всё поняла. Всё. Твои обещания… Всё это оказалось просто словами. Пустыми. Уходи.

Хёнджин опустил руку – сердце стало тяжелее камня. Его пальцы, которые ещё секунду назад дрожали от волнения, теперь словно окаменели в бездействии. Но представил себе Натали: хрупкие плечи, чуть наклонённую голову, слёзы, которые она, наверное, изо всех сил сдерживала. Каждое её слово, как будто стрелы – острые и режущие, пробивало тишину через дверь. Он понимал, что сам виноват во всём этом. Знал, что все его оправдания звучат жалко и неубедительно. Ложь, которая так долго висела между ними невидимой стеной, теперь превратилась в бетонную преграду – такую крепкую и непреодолимую. Хён аккуратно положил цветы у её двери и прислонился спиной к стене. Конечно, что могут исправить его слава и белоснежные лилии? Он уставился в тёмный дверной проём и тяжело вздохнул. В голове мелькали образы: их первая встреча в агентстве, прогулка под луной, тихие шёпоты любви и горькая правда.

Он пытался понять, когда всё начало идти наперекосяк. Когда лёгкая ложь превратилась в привычку, а привычка – в глубокую яму, из которой уже не выбраться. Тишина вокруг тянулась густая и вязкая, как смола. В горле пересохло. Хотелось кричать, просить прощения или умолять её дать ему ещё шанс, но слова застревали где-то внутри, невысказанным комом. Натали была слишком ранена и обижена. Доверие разрушено – он не заслуживал прощения. Провёл рукой по лицу, чувствуя всю жестокость своих поступков. Раскаяние было искренним, но пришло слишком поздно. Слова, раньше такие лёгкие и беззаботные, теперь казались пустыми и лишёнными смысла. Наконец Хён медленно отошёл от двери – не оборачиваясь. Каждый шаг отдавался в сердце тупой болью. Но он всё равно увидит Натали в агентстве – ведь она всё ещё их менеджер.

Вернувшись к своему Ferrari у отеля, он сел внутрь и уткнулся головой в руль. Горячие слёзы жгли кожу на щеках, оставляя солёные дорожки. Айдол не плакал открыто – сейчас не время для слабости, – но чувствовал, как мышцы лица напрягаются от сдерживаемой боли. Автомобиль – символ его успеха – казался теперь клеткой: холодным металлом без души, отражением разбитого внутри человека. Хёнджин повернул ключ зажигания, и мотор заурчал мощно и громко, словно демон, просыпающийся в ночи. А он сидел неподвижно, крепко держась за руль, как за спасательный круг в бушующем море собственных ошибок и переживаний.

Хёнджин понял, что потерял не только любимую женщину, но и часть себя. Верить в доброту и искренность стало сложнее. Мысль о встрече с Натали в агентстве вызывала у него новый приступ отчаяния: как смотреть ей в глаза? Что сказать? Пустые извинения звучали бы глухо и бессмысленно – словно шёпот ветра. Натали не так легко простит его… И, честно говоря, он сам не был уверен, заслуживает ли вообще её прощения? Чувствовал себя недостойным её взгляда или улыбки. Взяв телефон в руки и собираясь позвонить или хотя бы написать ей сообщение, рука дрожала так сильно, что слова просто не шли…

– Буду добиваться тебя снова… – тихо прошептал он себе под нос, словно заклинание, которое должно было что-то изменить.

В этот момент Хёнджина уже ничего не волновало – ни угрозы от Джорджа Сент-Клера, ни весь этот шум вокруг. Репутация и так уже в полной заднице, и он это ясно понимал. Внутри была только тишина и ощущение пустоты.

Натали чувствовала себя так, будто её разорвало на куски – внутри всё было пусто и разбито. После того как Хёнджин ушёл, она собиралась пойти на ресепшн и попросить, чтобы его больше не впускали в отель. Но вдруг у двери обнаружила букет белых лилий. Осторожно подняла их с пола, как будто это что-то очень хрупкое и ценное, и внесла в номер. Вдохнула – и сразу почувствовала яркий запах. Аромат лилий, чистый и немного горьковатый, заполнил номер, смешиваясь с еле уловимым запахом духов Хёнджина – того самого, которого она одновременно ненавидела и любила всей душой.

Белые цветы – символ чистоты и невинности – казались таким резким контрастом к бушующему внутри урагану эмоций. Натали медленно опустилась на кровать, букет покоился на коленях. Лепестки казались такими хрупкими, как её собственное сердце. За эти несколько дней вдали от него она пережила всё: от яростного гнева и обиды до безумной тоски и пустоты. Его уход был внезапным, жестоким – без объяснений. Только короткое сообщение, брошенное как камень в спокойное озеро.

Вначале она кипела от злости: как он мог просто так уйти? После всех обещаний, нежных слов и ночей вместе – хоть они и не могли пока что перейти на новый уровень отношений, – но была готова впустить его обратно. Представляла себя брошенной, одинокой, преданной… И слёзы лились рекой, заглушая голос разума.

Потом, когда первый приступ гнева утих, началась тоска, тягучая и бездонная, что поглощала всю целиком. Она пересматривала его фотографии, слушала песни группы с его голосом – каждое слово напоминало о тех мгновениях счастья. Теперь, увидев букет лилий, Натали поняла, что окончательно сдалась. Её гордость, её упрямство, её нежелание первой делать шаг сломались под тяжестью невыносимой тоски.

Она взяла телефон – рука дрожала. Набрать его было так просто… и так трудно одновременно. Наконец написала: «Хёнджин… букет красивый». Ответ пришёл через несколько минут: «Натали, прости меня. Пожалуйста, дай мне шанс что-то исправить?» Но гордость снова взяла верх – Натали оставила сообщение без ответа.

– Пусть помучается… – прошептала она сама себе, откладывая телефон в сторону, и снова вдохнула аромат лилий с трепетом в сердце.

Прошло ещё пару дней после всех этих неприятных событий. И вот настал тот день – день публичной порки. В агентстве все готовились к долгожданной пресс-конференции: Хёнджин признал свою вину, заявил, что на видео – он, и теперь всё должно было закончиться. Правда, он не стал сдавать свою бывшую девушку и Джи Вона – решил держать язык за зубами, чтобы как можно быстрее утихомирить весь этот скандал вокруг себя и группы. Ведь уже совсем скоро должен был состояться долгожданный летний comeback «Seven Heavens», и все понимали, что лучше не раздувать огонь и не давать повод для новых слухов, ведь фанаты ждали их как манны небесной.

Пресс-конференция была назначена на три часа дня. В здании «Эдем» царила какая-то натянутая тишина – все ходили на цыпочках, стараясь не привлекать лишнего внимания. Воздух был пропитан запахом кофе и нервных потных ладоней. Хёнджин сидел в своей гримёрке, бледный и молчаливый, словно в трансе.

Натали пыталась его подбодрить, но слова звучали как пустой звук – в голосе всё ещё слышалась обида. А он чувствовал себя ужасно: не столько из-за предстоящих извинений, сколько из-за чувства вины перед группой и перед своей любимой. Он подвёл их всех – репутацию, будущее… Всё казалось безнадёжным. Вдруг дверь открылась, и вошёл Юджин. Лидер сел рядом с ним, положил руку на плечо и посмотрел с сочувствием, но с лёгким упрёком в глазах.

– Хёнджин, – тихо сказал он. – Мы все переживаем. Но главное – ты признал свою ошибку. Это уже большой шаг. Не бойся говорить правду, но не рассказывай больше, чем нужно. Они всё равно всё знают. Просто извинись искренне – и всё наладится.

Хёнджин кивнул, слёзы подступали к глазам. Друг был прав: ему нужно было просто признать свою ошибку и показать раскаяние. Ведь он просто хотел защитить своих друзей, хотя понимал, что это не самое лучшее решение. Через минут пятнадцать началось всё: зал был полон журналистов с камерами наготове. Их взгляды были прикованы к пустой трибуне. В зале сидели представители агентства – бледные от нервного напряжения – и юристы, готовые к любому развитию событий. Каждый щелчок камеры звучал, как выстрел прямо в голову.

В 15:00 точно по расписанию Хёнджин появился на трибуне, а Натали сидела неподалёку, чуть в стороне, рядом с представителями и директором агентства. В руке у неё была бутылка воды – на всякий случай, чтобы не потерять голос и не растеряться.

– Всем добрый день, – начал Хёнджин, голос немного дрожал. Но старался говорить спокойно и чётко. Слова давались ему нелегко – заучил свою речь до автоматизма, повторяя её снова и снова. Обычно его лицо излучало юношескую лёгкость, а сейчас было напряжённым. Но глаза – искренние и полные раскаяния – цепляли за собой весь зал. Он глубоко вдохнул, сердце будто сжалось от волнения, и всё равно продолжил:

– Мне очень жаль. Я понимаю, что мои действия нанесли огромный вред моей репутации, репутации моих коллег и всего агентства. Я осознаю, что мои попытки защитить друзей были неправильными, непродуманными и, в конечном итоге, нанесли ещё больший ущерб. Я не имел права вмешиваться в то, что меня не касалось, и пытаться манипулировать ситуацией. Это было эгоистично и глупо. Я совершил большую ошибку, и мне нечем оправдаться.

В зале повисла гнетущая тишина: только тихие шёпоты и щёлканье фотокамер. Все смотрели на него – сотни глаз пронизывали насквозь. Хёнджин сжал кулаки, стараясь подавить дрожь в руках. Натали, сидевшая неподалеку с представителями агентства, не сводила с него взгляда – лицо её было озабоченным, она чуть сильнее сжала бутылку воды, будто готова сорваться с места в любой момент.

– Я искренне прошу прощения у всех, кого обидел или подвёл, – продолжил Хёнджин чуть более твёрдо. – У моей группы, у агентства, у поклонников. Я беру на себя всю ответственность и готов понести любые последствия. Понимаю: доверие – это то, что зарабатывается годами и теряется за секунду. И я сделаю всё возможное, чтобы его вернуть. Не жду прощения – просто надеюсь, что вы увидите моё искреннее раскаяние.

Он замолчал и посмотрел в зал, словно искал там понимания. Некоторые журналисты записывали его слова, другие снимали на видео; лица у них оставались непроницаемыми. Только Натали смягчилась: её взгляд стал более сочувствующим. Она едва заметно кивнула ему, мол, всё хорошо. Хёнджин подождал ещё немного, чтобы дать залу осознать его слова. Потом глубоко вздохнул и добавил:

– Готов ответить на любые ваши вопросы. Но прошу быть корректными. Я открыт к диалогу – без обвинений и личных нападок.

– Сон Хёнджин, можете объяснить общественности и фанатам, почему вы скрывали тот факт, что действительно были на вечеринке и вели себя неподобающим образом? Может быть, вы пытаетесь защитить кого-то другого, взяв всю вину на себя? – спросил журналист.

Хёнджин вздохнул, плечи опустились под тяжестью невысказанных слов. Он опустил взгляд, пытаясь найти ответы в блестящем паркете зала. Молчание висело в воздухе, камеры гудели, журналисты шептались – всё казалось оглушающим. Наконец айдол поднял глаза и посмотрел каждому в лицо по очереди. Голос был тихий, но твёрдый, и каждое слово звучало чётко:

– Я не пытаюсь никого защищать, – ответил он, слова вырывались с усилием, будто камень давил на грудь. – На самом деле, я пытался защитить… себя.

– А что насчёт Юн Соён? Ходили слухи, что вы были парой. Правда ли, что её брат Юн Джи Вон теперь работает в том же агентстве, что и вы? – спросил другой журналист.

Хёнджин сжал губы, чувствуя, как кровь отливает от лица. Вопрос о Соён и её брате – удар ниже пояса. Он знал, что слухи о его отношениях с Соён ходили ещё до этого скандала, который стал причиной этой пресс-конференции. И сейчас, под прицелом камер, айдол чувствовал себя голым и беззащитным.

– Да, Соён… была мне очень дорога, – прошептал он. Его голос, хоть и тихий, прорезал тишину зала. – Мы встречались. Но наши отношения закончились задолго до… до всего этого. И да, Джи Вон работает в нашем агентстве. Мы знакомы, но он не имеет никакого отношения к тому, что случилось. Его присутствие здесь – чистое совпадение, и я прошу вас не втягивать его в этот конфликт. Он не виноват.

Журналисты зашушукались, обмениваясь взглядами. Кто-то кивал, кто-то оставался скептичен. Хёнджин почувствовал тошноту. Хотел бы просто исчезнуть, раствориться в аромате кофе, который доносился из соседней комнаты. Но он должен держаться. Он должен был дать им ответы, хотя и сам не был уверен, что они удовлетворят их жажду сенсаций.

– А почему вы решили защитить… себя? – прозвучал ещё один вопрос, на этот раз от женщины с камерой на треноге.

Хёнджин глубоко вздохнул. Закрыл глаза на мгновение, словно собираясь набраться сил. Правда – гораздо страшнее любых слухов.

– Потому что в ту ночь я, Соён и Джи Вон были вместе на вечеринке, где принял много алкоголя и стал неконтролируемым, – начал Хён, голос немного дрожал, но старался держать его ровным. – Я выпил слишком много и вёл себя так, как не следовало. Всё это было снято на камеру моей уже тогда бывшей девушки. Но Джи Вон не знал, что мы были парой, хоть и недолго. Тогда между нами возник конфликт, я извинился. Я не хотел, чтобы это повлияло на её репутацию, на репутацию её семьи или на Джи Вона. Поэтому я молчал. Но сейчас понимаю – это была ошибка. Я должен был сказать правду сразу.

Он раскрыл руки в жесте капитуляции. Камеры сосредоточились на его лице, улавливая каждую эмоцию, каждое микровыражение. Хёнджин знал, что эта пресс-конференция не изменит всё за один миг. Но хотел, чтобы люди поняли: он не убегал от ответственности. Он хотел, чтобы правда вышла наружу, какой бы горькой она ни была. Айдол надеялся, что, рассказав историю хотя бы частично, сможет наконец-то обрести покой. И чтобы люди увидели не только звезду K-Pop'a, но и человека, который страдал, который пытался защитить своих близких, даже рискуя своей собственной репутацией. Это было его признанием, его исповедью – он готов нести ответственность за свои поступки. За все, а не только за те, что ему приписывали лживые слухи.

– Значит, Юн Соён призналась брату, что у вас были тайные отношения, и поэтому видео попало в сеть? – уточнил другой журналист.

– Да, всё так, – подтвердил Хёнджин.

– А собираетесь ли вы снова, но уже открыто встречаться с Соён или решили всё-таки разорвать эти отношения? – не унималась журналистка.

Хёнджин устало потёр переносицу. Камеры слепили глаза, микрофоны жали словно иглы – прямо в сердце. Вопрос о Соён был особенно острым. Расставание было нелёгким, но необходимым. Их тайные связи стали причиной этого скандала, и только разорвав всё, он мог начать восстанавливаться.

– Мы решили расстаться, и я хочу сделать это открыто.

– У вас есть кто-то ещё в сердце, Сон Хёнджин? – улыбаясь, спросила другая журналистка.

– Нет, – ответил он ровным голосом, хотя в глазах читалась усталость, чуть ли не отчаяние.

Айдол не хотел лгать, но и не мог сказать, что его сердце свободно, когда оно принадлежало Натали целиком и полностью. Журналисты, довольные коротким ответом, переключились на другие темы – карьеру, планы, выступления группы. Хёнджин отвечал по минимуму, стараясь не давать повода для новых слухов. Он чувствовал, как Натали наблюдает за ним, её присутствие давало силы держаться и не сдаваться под натиском бесконечных вопросов. После пресс-конференции, когда шум и суета улеглись, он подошел к Натали. Менеджер уже стояла у выхода из зала в коридоре, держа в руках любимый кофе с корицей.

– Это было тяжело, – прошептал Хёнджин, его голос был хриплым от напряжения.

– Я знаю, – кивнула Натали. – Ты справился отлично.

– Нам нужно поговорить… Ты не отвечаешь на мои сообщения, избегаешь меня… – тихо сказал он.

Натали отвела взгляд в сторону, словно собиралась найти правильные слова:

– Мне нечего тебе сказать…

– А мне есть, – тихо, но твёрдо ответил Хёнджин.

В этот момент к ним подошёл Сент-Клер – как всегда, с этой своей хищной улыбкой на лице.

– Ну ты посмотри, наш скандальный айдол сегодня справился, даже не облажался – радует! – сказал он, ухмыляясь.

– Джордж, – процедила Натали сквозь зубы, стараясь не показывать раздражение.

Его присутствие всегда казалось чем-то тяжёлым, давящим на них обоих.

– О, не стоит так нервничать, дорогая, – протянул Джордж, игриво похлопав Натали по плечу.

Хёнджин сжал кулаки, а лицо стало каменным. Он терпеть не мог Джорджа, и это чувство было взаимным. Тот явно не скрывал своей неприязни к айдолу – считал, что Хёнджин слишком независим и непокорен.

– Натали, я надеюсь, ты уже убедила «Seven Heavens» не сходить с ума и подписать контракт с «Сент-Клер Групп»? Этот проект – их шанс стать мировыми звёздами. Их популярность сейчас выросла втрое, и ещё вырастет.

Натали молчала, нервно теребя край своей сумки, а Хёнджин ответил за неё:

– Наша группа ещё не приняла решения, – холодно сказал он, стараясь не смотреть на Джорджа. – Юджину нужно время, чтобы всё взвесить.

– Время – это деньги, Хёнджин, – усмехнулся Джордж. – И вы не можете позволить себе тратить его на раздумья. Вы нужны «Сент-Клер Групп», и «Сент-Клер Групп» нужны вам. Это симбиоз, понимаешь?

Наконец, Натали решилась вмешаться:

– Джордж, мы уже говорили об этом. Нам нужно время, чтобы принять решение. Не стоит давить.

– Конечно, конечно, – притворно согласился Джордж, но в глазах горел недобрый огонь. – Просто… Я хочу увидеть результат как можно скорее. И не забудьте, ваше молчание будет рассматриваться как согласие.

Сент-Клер развернулся и ушёл, оставив Хёнджина и Натали в гнетущем молчании. Айдол прислонился к стене, ощущая спиной холодный кафель.

– Видела? – прошептал он, его голос сжимался от отчаяния. – Он уже подготовил свою игру. Он знает, что я не хочу подписывать этот контракт.

– Я знаю, – мягко ответила Натали, подходя к нему. – Постараюсь поговорить с руководством «Эдема». А пока – держи Юджина подальше от Сент-Клера.