Хранители Севера

Адриан всё-таки сделал глоток, и почти сразу глаза его чуть прищурились от неожиданности. Он задержал дыхание, внутри него будто полыхнул живой огонь. Казалось, он вот-вот закашляется, но сдержался, лишь с силой выдохнул сквозь стиснутые зубы и отставил стакан на край стола. Он бросил в её сторону прямой, упрямый взгляд, полный молчаливого упрёка: «Ты это нарочно, да? Подсунула самое крепкое?»

Девушка невозмутимо повела плечом в лёгком полупожатии. Уголки её губ чуть дрогнули, выдавая сдерживаемое веселье. Ответа не последовало, но он и не был нужен – всё и так было ясно.

Он покачал головой, но к стакану больше не притронулся.

– Прочитал, – произнёс он наконец.

Она отвела взгляд в сторону, к окну. Пальцы её инстинктивно крепче сжали прохладный бокал. Медленно сделала ещё один глоток.

«С чего начать?»

Мысли путались, набегая друг на друга, слова, которые она могла бы сказать, казались ей одновременно единственно верными и невероятно опасными.

«А если он не поймёт? Как ему довериться, если я и сама до конца не верю? Я не могу?»

Она даже не заметила, как её собственное лицо выдало все эти терзания: между бровей залегла глубокая складка, губы плотно сжались, а длинные ресницы подрагивали от внутреннего волнения.

Адриан не двигался, давая ей время. Его руки лежали спокойно, но кончики пальцев всё-таки предательски дрогнули. Он ждал, не торопил, не перебивал, знал: рано или поздно она заговорит, потому что ей больше некуда было деваться. Он ждал, но с каждым мгновением это ожидание становилось для него всё труднее. Его взгляд сам по себе скользнул по её лицу, и остановился на маленькой, почти незаметной капельке. Остаток напитка застыл в уголке её губ, словно роса. Мужчина сглотнул, силой отгоняя назойливое, внезапно возникшее желание. Его пальцы чуть дрогнули и сжались в замок сильнее. Ему до боли в груди, до физической ломоты захотелось стереть эту каплю с её губ, просто дотронуться – ощутить мягкость кожи, почувствовать её тёплое дыхание, хоть на одну короткую долю секунды. Но вместо этого он резко, почти с яростью, схватил свой бокал и осушил его до самого дна.

Это была ошибка.

Огонь прорвался в горло, рванул в грудь, взвился внутри и ударил в голову с новой, удвоенной силой. Всё его тело накрыло волной жара.

– Чёрт! – выдохнул он, закашлялся, пытаясь перехватить предательски сбежавшее дыхание. Грудная клетка болезненно сжалась, в глазах защипало от слёз, он жадно, с хрипом хватал воздух.

Мелисса улыбнулась чуть шире, едва сдерживая улыбку, что так и норовила расползтись.

– Очень крепко, – прохрипел он наконец, с силой вытирая губы тыльной стороной ладони.

Она неторопливо поднялась с кресла, не спеша подошла к нему ближе. Молча протянула ему заранее приготовленный стакан с чистой водой. Адриан принял его с безмолвной благодарностью и жадно, большими глотками отпил. Холодная вода прошла по обожжённому горлу, остужая боль. Он пил быстро, шумно, почти захлёбываясь, пока жгучее напряжение внутри не отпустило, потом резко, с глухим стуком, поставил пустой стакан на стол.

Девушка звонко, беззаботно рассмеялась. Смех вырвался сам собой, чистый и искренний. И он, к собственному удивлению, тоже не сдержал короткую, хриплую усмешку. Что-то внутри щёлкнуло, какая-то невидимая стена рухнула. Он даже не сразу мог вспомнить, когда в последний раз позволял себе вот так просто, по-дурацки, смеяться. То тяжёлое, давящее напряжение, что окутывало комнату всего минуту назад, растворилось в один миг.

– Подлить? – с весёлой хитринкой в голосе спросила она, чуть качнув в руке почти полную бутылку. В янтарной жидкости лениво закружились тени, отразившись в её сияющих глазах.

– Не нужно, – он покачал головой. – С меня достаточно.

Она кивнула, но сама, не задумываясь, опрокинула остатки из своего бокала. Горький, обжигающий вкус лишь на миг тронул нёбо, прошёлся огненной полосой по горлу и исчез, оставив после себя лишь глубокое, согревающее тепло. Почти сразу же она снова налила себе, движение её было точным и привычным. Стекло тихо зазвенело в её руке, когда она поставила тяжёлую бутылку обратно на столик. Жар поднимался изнутри медленно, разливаясь по телу. Голова чуть кружилась, но это приятное головокружение было ничто по сравнению с тем, что она чувствовала, когда он был рядом. Когда их плечи случайно соприкасались. Когда она слышала, как меняется ритм его дыхания.

– Всё, что написано в этой книге, – правда, – сказала она внезапно, без всяких прелюдий и подготовок. Будто не она сама, а тот самый внутренний огонь, разожжённый напитком и его близостью, подталкивал её говорить.

Адриан ждал этого ответа. Подсознательно он уже знал, что это правда, но услышать прямое подтверждение из её уст – это было словно удар током по обнажённым нервам.

«Запретная магия существует. Звери Хаоса реальны. И они, носители этой силы, всё это время жили рядом с нами. Ах, отец… сколько же тайн ты скрывал от меня…»

Мысль об отце больно кольнула в груди, глубже, чем он ожидал. Его пальцы начали ритмично, нервно постукивать по огранённому ободку бокала. Он смотрел на неё, не отводя взгляда, впитывая каждую черту её лица. А она, с лёгким, почти невесомым вздохом, снова потянулась к бутылке и налила ему, не спрашивая. Тёмно-рыжая жидкость заполнила стакан до середины. Он выпил, не раздумывая, залпом, одним решительным движением. Снова закашлялся, снова обжёг горло, зажмурился от резкой боли, но ему это было нужно. Нужно было выжечь это всё изнутри: накипевшую злость, глухую обиду, грызущее чувство бессилия.

– Я бы хотел услышать эту историю от тебя… – Его голос был тихим, почти хриплым – это был не приказ, не требование, а что-то вроде мольбы. Он сам боялся, что она снова замкнётся, уйдёт в себя, спрячется за свои стены.

Мелисса замерла. Её пальцы, лежавшие на коленях, слегка дрогнули, но она не отвела взгляда, не спрятала лицо. Потому что в его глазах, в этой чуть сдавленной, напряжённой интонации, она уловила то, чего ждала и одновременно боялась: он действительно хотел знать. И, возможно, был одним из тех редких людей, кто способен не просто выслушать, но и понять. Она задержала дыхание на секунду и тихо кивнула. Пора. Зачем дальше тянуть, если решение уже принято сердцем?

Сначала слова шли тяжело, с трудом: короткие, рубленые фразы, между ними – долгие паузы, в которых слышалось только мерное тиканье часов на стене и далёкий, приглушённый гул города за окном. Она говорила обрывками, словно проверяла саму себя и его: можно ли доверять, или лучше остановиться, пока не поздно. Но с каждым новым глотком крепкого напитка воздух в комнате становился мягче, податливее. Алкоголь притуплял острые углы страха, размывал границы осторожности. И она продолжала, набираясь смелости: о Хаосе. О древней магии, что веками скрывали в глубокой тени. О зверях, о тварях, о том, что даже в собственных снах она боялась называть по имени.

Адриан не перебивал. Он сидел, слегка наклонившись вперёд, локти упёрты в колени, а пальцы медленно, почти медитативно водили по влажному краю бокала, оставляя мутные разводы на стекле. Иногда он замирал совершенно, не моргая, ловя каждое её слово, каждый вздох, каждую неуловимую дрожь в голосе. За окном медленно гас дневной свет. Солнце сползло за линию горизонта, оставив после себя лишь кроваво-оранжевую полосу на тёмном небе. Тени в комнате удлинялись, сливались в углах в единые тёмные пятна, но они будто не замечали наступления ночи.

И чем больше она говорила, тем легче и свободнее становилось у неё на душе. Впервые – без сковывающего страха, без постоянной оглядки на возможные последствия. Впервые – с кем-то, кто слушал её не для того, чтобы осудить или воспользоваться услышанным. Говорили они долго, очень долго. В какой-то момент всё вокруг перестал существовать, остались только их голоса, тёплый, мягкий свет единственной лампы, и этот всё более открытый взгляд, который теперь встречался с её всё чаще и чаще.

Мужчина вглядывался в неё, в её ожившее, одухотворённое рассказом лицо. История её королевства, её народа захватывала его, завораживала своей суровой эпичностью. И чем дольше он слушал, тем отчётливее понимал – насколько разными, почти чужими были их миры, и насколько сильно он, вопреки всему, хотел этот другой, незнакомый мир узнать. В его голове сами собой рождались яркие образы: бескрайние снежные равнины под низким свинцовым небом, могучие крепости, вросшие в вековой лёд, люди в тяжёлых мехах, закрывающие лица от хлёсткого, пронизывающего ветра. С каждой минутой желание однажды увидеть Север своими глазами росло, становясь почти осязаемым. Он хотел узнать поближе её народ, понять обычаи, и главное – понять её саму, увидеть ту самую, настоящую, беззаботную и светлую улыбку, которая, он был уверен, озарит её лицо, когда она наконец вернётся домой. Он видел, как каждый раз, когда она вспоминала о Атреи, её голос едва заметно, но предательски дрожал. И его собственное сердце сжималось от тёплого, щемящего чувства, которое он пока не решался называть вслух даже в мыслях. Он не заметил, когда именно всё внутри него перевернулось, но теперь понял с абсолютной ясностью: ему не всё равно. Совсем не всё равно, что с ней будет.

Когда их взгляды пересеклись снова, уже не в первый раз за этот долгий вечер, но на этот раз – особенно глубоко и осознанно, он медленно, почти неуверенно подался вперёд.

– Предлагаю… когда мы наедине, обращаться друг к другу на «ты», – прошептал он, и его шёпот был слышен в наступившей тишине. – Думаю, после всего, о чём мы говорили сегодня… это будет уместно. Что скажешь?

Мелисса чуть приподняла бровь, в её взгляде промелькнула тень удивления и размышления. Она помолчала, решая в уме – стоит ли позволять ему, делать этот шаг, пускать его ещё ближе к тому, что она так тщательно охраняла. А потом в глубине её глаз мелькнуло что-то тёплое, тихое, почти смиренное.

– Хорошо…

Адриан чуть улыбнулся, уголки его губ дрогнули в едва заметном, но искреннем движении. Он опустил взгляд, словно внезапно смутившись, провёл подушечкой пальца по тонкому, прохладному стеклу бокала, собираясь с мыслями, чувствуя, как между ними что-то важное и необратимое только что сдвинулось с места.

– Знаешь… – начал он, тщательно подбирая слова, – услышав всё, что ты рассказала… Я бы очень хотел увидеть Север своими глазами.

Она молчала чуть дольше, чем нужно для простого ответа. Наклонила голову, чуть прищурилась. Внимательно изучала его взгляд, желая докопаться до сути: это просто вежливая любезность, пустое «хочу» или настоящее желание. И вдруг увидела в его глазах что-то настолько искреннее и прямое, что на секунду почва ушла у неё из-под ног.

– Когда-нибудь сможешь, – ответила она наконец. Сама не ожидая, как легко и естественно дались эти слова.

– Обещаешь? – его голос вдруг стал серьёзнее, глубже. Карие глаза, обычно такие насмешливые, теперь пристально и почти беззащитно вглядывались в неё.

Мелисса чуть вздрогнула, но взгляда не отвела. Короткая, почти лукавая улыбка дрогнула в уголках её губ. Она не дала прямого ответа, вместо этого, не торопясь, поднесла бокал к губам. Ещё один глоток. Стекло на мгновение скрыло нижнюю часть её лица. Щёки едва заметно вспыхнули румянцем. То ли от крепкого вина. То ли от того жара, что разливался по всему её телу. То ли от того, как он на неё смотрел – так, будто видел не принцессу, а просто женщину. Алкоголь лёгким, приятным туманом растёкся в крови. Стирал границы дозволенного, упрощал сложные слова, делал взгляды глубже и откровеннее.

– Сомневаюсь, что ты найдёшь на это время после коронации, – пробормотала она, отворачиваясь к тёмному окну. За стеклом уже окончательно сгустился вечер. Огни города мерцали внизу, как догорающие на небе звёзды.

Адриан тихо, беззвучно усмехнулся, но улыбка его была усталой, без радости. Он провёл рукой по волосам, взъерошил их, задержал пальцы на затылке, пытаясь снять накопившееся напряжение.

– Если она вообще произойдёт, – проговорил он, едва слышно, больше для себя. – Я стану королём только в одном случае – если мы подпишем новый договор. В противном случае борьбу за трон немедленно начнёт мой дядя. Ты видела его на последнем собрании.

Она молча кивнула, вспомнив холодные, пронзительные глаза родственника Адриана.

– Его поддерживает большая часть аристократии, – добавил он без эмоций. – Это будет долгая и грязная битва. Не на жизнь, а на смерть.

Он не приукрашивал и не пытался выглядеть сильнее. Говорил прямо, жёстко, без попыток сгладить острые углы. Здесь, в этой уютной комнате, наполненной мягким светом ламп, где тени причудливо танцевали по стенам, а пламя свечей отражалось в их почти пустых бокалах, ему не нужно было притворяться. Не нужно было носить маску принца, наследника, будущего короля. Он просто был собой. Уставшим человеком, измотанным бесконечным «как должно быть», оглушительным шёпотом за спиной, оценивающими взглядами, взвешивающими каждый его шаг. И как же отчаянно ему хотелось задержать этот миг, растянуть его. Остаться здесь, слушать её низкий, немного хриплый голос, наблюдать, как свет пламени дрожит в её глазах, делая их бездонными и тёмными.

– Мой отец… он до самого конца хотел всё исправить… – начал Адриан, глядя в свою кружку.

– Ха, – короткий, сухой смешок вырвался у неё, лишённый всякого веселья. – Невозможно исправить всё.

Мелисса опустила взгляд в свой почти пустой бокал. Её пальцы медленно, почти бесцельно скользили по прохладному стеклу, выводя странные, бессмысленные узоры. В её голосе слышалась злость, но не та, что вспыхивает ярким, яростным пламенем, а та, что годами тлела где-то в глубине души, оставляя после себя лишь горький пепел разочарований.

– Разрыв того договора… он ударил по нам куда сильнее, чем вы все думаете. Север и до того не славился щедрыми урожаями. Земля всегда была скупой, а ветра – беспощадными, а когда тёмная энергия начала просачиваться в почву… всё стало в сто раз хуже. Сначала гибли поля, потом – зверьё в лесах, а потом… начала умирать сама надежда.

Она замолчала, и тишина повисла в комнате тяжёлым покрывалом. Свет свечей скользнул по стеклу её бокала. Остатки янтарной жидкости внутри чуть вздрагивали, оставляя на стенках медленные, вязкие следы. Мелисса смотрела в эту золотистую глубину, как в колодец, словно где-то там, среди бликов, шевелились самые тёмные её воспоминания.

– Всё невозможно исправить, – повторила она тише, почти шёпотом, обращаясь скорее к самой себе. – Хотя бы потому, что время не повернуть вспять. Нельзя вернуть тех, кого забрала тьма.

В комнате вдруг повеяло незримым холодом, будто кто-то невидимый приоткрыл окно, впуская ледяное дыхание северных ветров.

– Я тогда ещё не родилась, – продолжила она, глядя куда-то мимо него, в пустую стену. – Но некоторые… они ещё помнят.

Пальцы её сжались вокруг бокала так сильно, что костяшки побелели от напряжения.

– Тьма прорывалась реже, не с такой яростью, как сейчас. Но каждый раз… каждый чёртов раз она утаскивала с собой кого-то из наших. А потом… пришёл настоящий голод. – Её губы дрогнули, с трудом формируя слова. – Знаешь, самое страшное – это не тварь за порогом, не крики в ночи. Самое страшное – это пустые кладовые, детские глаза, которые смотрят на тебя и не понимают, почему живот болит так, что хочется вырвать его собственными руками.

Она резко, почти с яростью, подняла бокал и сделала последний, большой глоток. Лицо её на мгновение исказилось от боли воспоминаний, что обжигали душу куда сильнее любого алкоголя.

– Те припасы, что приходили от вас по договору… они были настоящим спасением. А когда их поток прекратился… нам пришлось искать другие способы. Любые способы.

– Разбои… нападения на караваны… – тихо, без осуждения, закончил за неё Адриан.

– Верно, – подтвердила она, и в уголке её рта дрогнуло нечто, отдалённо напоминающее улыбку, но абсолютно лишённое тени веселья. – Контрабанда, особые, теневые заказы… и не только. Перечислять полный список наших «услуг» было бы слишком долго.

Плечи её дёрнулись в небрежном, отстранённом жесте, будто она говорила о чём-то обыденном – о плохой погоде за окном или о сломанном замке на двери.

– Это приносит прибыль, даёт хоть какой-то шанс выжить. – Глаза её сузились, и в их глубине мелькнул холодный, стальной блеск. – За хорошие деньги, принц, можно купить почти всё, даже право идти против ваших драгоценных правил.

Адриан слегка наклонился вперёд, его взгляд стал цепким и внимательным:

– И, я так полагаю, в этом вам активно помогает та самая пограничная деревня?

Она снова пожала плечами. Не утвердительно, не отрицательно. Просто пустое, почти безразличное движение, за которым могло скрываться что угодно – от согласия до презрения. Тишина в комнате сгустилась, становясь почти осязаемой, и только его пальцы, медленно отстукивающие неровный ритм по собственной коленке, нарушали её гнетущую полноту. Он собирал фразы, обрывки её признаний, как куски разбитого стекла. Складывал, примерял друг к другу, пытался найти общий узор, но картина всё равно оставалась рваной, неполной, как пазл с недостающими фрагментами. А она смотрела в тёмное окно, где последние багровые отблески заката уже окончательно растворились в синей ночи.

Он снова заговорил:

– Тёмная энергия… Что это такое на самом деле?

Мелисса на мгновение прикрыла глаза, пытаясь отгородиться от нахлынувших образов.

– Самое страшное – это жить рядом с ней, день за днём, – тихо, с придыханием, ответила она. – Грань между мирами истончается, и хаос начинает просачиваться в наш мир тонкими, ядовитыми струйками. Это чувство… словно ты всё время стоишь на самом краю бездны, чувствуя её холодное дыхание в спину. Он проникает в воздух, которым ты дышишь, в землю, что должна была кормить, в стены твоего дома. Ты дышишь этим, носишь это в себе, даже если всеми силами не хочешь.

Она медленно, с усилием выдохнула, открыла глаза и посмотрела прямо на него.

– На Севере всё не так романтично, как может показаться со стороны. Чем тоньше становится грань, тем сильнее её давление на реальность. Иногда просыпаешься среди ночи от собственного крика и чувствуешь, будто кто-то невидимый положил тебе на грудь тяжёлый, холодный камень. Это чувство постоянно.

Девушка замолчала, её пальцы инстинктивно крепче сжались на прохладном стекле бокала, ища в нём хоть какую-то опору.

– Мы научились жить с этим, привыкли. Просто… с каждым годом это становится всё труднее. И появляются те, кто устал по-настоящему, кто больше не может ежедневно бороться. Они либо уходят в леса, чтобы никогда не вернуться, либо… позволяют тьме взять над собой верх. – На последних словах её голос дрогнул, выдав сокрытую боль, но в следующую же секунду она уже натянула ту самую, до боли знакомую ему, лёгкую полуулыбку. Непроницаемую маску, за которой годами прятала все свои настоящие эмоции.

Адриан смотрел на неё с каким-то новым, незнакомым чувством. При мягком, колеблющемся свете свечей её фигура казалась меньше, почти хрупкой. Тёмные тени под глазами, сжавшиеся в комок плечи – всё в ней кричало не о легендарной силе, а о той чудовищной цене, которую она за неё платила каждый день.

– Это… должно быть невыносимо тяжело. Жить вот так, постоянно, под вечной угрозой, – тихо, с искренним сочувствием, произнёс он.

Мелисса вздрогнула. Губы её дёрнулись, она хотела что-то ответить, бросить колкость, но слова застряли в горле. Она только машинально, резким движением, смахнула с ресниц непрошеную слезу. Но в этом жесте не было ни капли надежды, только бесконечная, копившаяся годами усталость. Она знала – слёзы всё равно не кончатся, они всегда где-то рядом, под самой тонкой плёнкой самообладания. Она обняла себя за плечи, пытаясь согреться. Всё её тело мелко дрожало. Вдруг стало невыразимо холодно и пронзительно одиноко.

– Это всё… проклятый алкоголь, – выдавила она хриплым шёпотом, но даже сама в эту жалкую ложь не поверила.

Она резко отвернулась, пытаясь скрыть лицо, но он уже всё увидел – слёзы продолжали беззвучно стекать по её бледным щекам, оставляя за собой тонкие, блестящие дорожки. Каждая капля будто прожигала его кожу, оставляя невидимые, но болезненные шрамы очень глубоко внутри. Его собственное сердце сжалось в болезненном спазме, и он, не раздумывая, подчиняясь внезапному порыву, сделал шаг вперёд. Его руки обняли её осторожно, почти с благоговением. Девушка замерла, её спина напряглась под его ладонями – такая хрупкая и тонкая, что казалось, он держит раненую птицу, готовую в любой момент вырваться и улететь прочь. И тогда он прижал её к себе сильнее, ощущая, как её рёбра поднимаются и опускаются в сбившемся, неровном ритме. Она не сопротивлялась, не отталкивала, просто стояла, беззвучно дрожа.

Мелисса не помнила, когда последний раз позволяла себе ощущать тепло чужих, не связанных долгом прикосновений. Это чувство было странным, почти забытым, и оттого неожиданно приятным и пугающим одновременно. Как замёрзший зверёк, нашедший наконец живительный огонь, она инстинктивно прильнула ближе, уткнувшись лицом в его плечо, вдыхая знакомый запах его кожи и лёгкий, чистый аромат мыла. Комок в горле рассыпался на тысячи острых, колющих осколков. Первый, сдавленный всхлип вырвался против её воли, потом второй, и вот она уже не могла остановиться – слёзы текли ручьями, а её пальцы судорожно вцепились в ткань его рубашки. Адриан молча гладил её по спине широкими, тёплыми ладонями, чувствуя под пальцами каждый позвонок, каждую впадинку между лопатками. Его рука скользила вверх-вниз по её напряжённой спине, пытаясь согреть, успокоить, стереть всю ту боль, что копилась в ней все эти долгие, тяжёлые годы. Когда рыдания наконец начали стихать, переходя в прерывистые вздохи, она попыталась слегка отстраниться, но он не отпустил, просто ослабил хватку, давая ей пространство. Его большие, тёплые ладони остались лежать на её талии, а потемневшие глаза искали её взгляд в густеющем полумраке комнаты.

– Спасибо… – прошептала она едва слышно, так и не подняв на него глаз, её голос был хриплым от слёз.

Но он не собирался отпускать, его собственное сердце ускорило свой ритм. Он наклонился ниже, и его губы коснулись её шеи – сначала это было лёгкое, едва ощутимое прикосновение. Потом ниже, к хрупкой ключице, оставляя по пути крошечные, горячие точки, каждая из которых заставляла её кожу гореть. Девушка вздрогнула. По всему телу пробежали мурашки, а внизу живота закружился странный, почти забытый вихрь. Её пальцы разжали складки его помятой рубашки только для того, чтобы вновь вцепиться в ткань, когда его губы нашли особенно чувствительное место у самого основания шеи. В комнате стало невыносимо душно. Воздух гудел, наполненный напряжением, и где-то в этом гуле затерялся её прерывистый, сдавленный вздох, когда его рука медленно поднялась, чтобы коснуться её щеки…

– Всё в порядке… – выдохнул он прямо у самого её уха, и его шёпот был грубым, обжигающим.

Его дыхание опалило её кожу, заставив сердце бешено колотиться в груди. Каждое прикосновение его пальцев, скользящих по её руке, оставляло на теле невидимые, пылающие следы. Когда он мягко приподнял её подбородок, заставляя её встретиться с ним взглядом, мир вокруг будто перестал существовать. В его глазах бушевала настоящая буря – тёмная, манящая, опасная. В них читалось то, о чём она боялась даже думать. И в то же время – невыносимое, всепоглощающее желание шагнуть навстречу этому пламени, забыв обо всём: о долге, о страхе, о тяжёлом прошлом.

Его ладонь скользнула по её щеке, пальцы запутались в её распущенных волосах у затылка. Он притянул её так близко, что она почувствовала на своих губах тепло его прерывистого дыхания. Она не отстранилась, не пыталась остановить. Её губы дрогнули, приоткрылись, будто сами искали его, и он не стал ждать. Его поцелуй был сначала осторожным, почти исследующим. Он касался её губ легко – сначала верхней, потом нижней. Останавливался на долю секунды, снова касался, словно пробуя на вкус. Ловил каждый её короткий вдох, каждый лёгкий, сбивчивый выдох. Чувствовал, как она постепенно тает в его руках, как её сопротивление испаряется. Как её пальцы вцепляются в его спину, прижимаясь всем телом. Как учащается её дыхание, смешиваясь с его собственным, горячим и неровным. Где-то за пределами этого момента продолжал существовать внешний мир – с его опасностями, правилами, запретами, но сейчас, в этом полумраке, под нарастающий шум собственной крови в ушах, им было важно только одно: тепло друг друга, солоноватый вкус поцелуя, бешеное биение сердец, сбившихся в единый, лихорадочный ритм. Он углубил поцелуй, стал настойчивее, требовательнее, и она сдалась – полностью, без остатка. Впервые за долгие годы позволив себе просто чувствовать, а не анализировать.

Он скользнул губами от её губ к уху, задевая кончиком языка маленькую серебряную серьгу. Мелисса вздрогнула всем телом, когда его горячее дыхание коснулось самого чувствительного места у неё за ухом. Она закусила губу, пытаясь сдержаться, но не смогла подавить лёгкую дрожь, пробежавшую по спине. Адриан почувствовал это и тихо улыбнулся в поцелуе, ощущая эту крошечную победу, это признание её слабости. Он продолжил свой путь вниз, к тому месту на шее, где пульс бешено стучал под тонкой, почти прозрачной кожей. Его зубы слегка, игриво задели вену, и он почувствовал, как её сердце в ответ забилось ещё чаще, почти захлёбываясь.