Слушаю и повинуюсь!

Юра нахмурился, прищурился, как будто рассматривал сложный инженерный чертеж.

– Ну… А тебе самой как?

– Игорь сказал, что идеально. – Она слабо улыбнулась. – И ради этого идеала я два месяца не ела ничего, кроме дурацкого салата.

Юра фыркнул.

– Ну, хоть понятно, почему ты такая уставшая. Сначала ничего не ешь, а потом…

– Завязывай.

– Дальше некуда, и так уже синяя. – Он подошел сзади, положил руки подруге на плечи. – Ты точно хочешь вот это все?

В зеркале отражались двое: Ева, бледная, с тенями под глазами, заточенная в своем сверкающем коконе, и Юра – ее друг детства, в потрепанных джинсах и просторной черной рубашке. Он казался здесь инородным телом, чем-то из другого мира. Из того самого, откуда смотрят с искренней заботой, пытаясь спасти.

– Тебе правда нравится? Или уже не можешь дышать? – Юра слегка потряс ее за плечи, словно пытаясь разбудить.

– Очень нравится.

– Ужасно. Сказала так, будто помирать пошла. А где вообще Игорь?

– Важная встреча, которая все-таки состоялась, – буркнула Ева. – Ладно, хоть с платьем разобрались. Осталось два дня на воде и огурцах…

– …и можно заказывать гроб, – весело закончил Юра, и тут же осекся, увидев, как Ева болезненно сморщилась. – Ну-ну, прости.

Он повернулся к консультантке, зашнуровывавшей Еву последние двадцать минут:

– Можете ее уже освободить? А то я хотел отвезти девушку развеяться, но боюсь, что развеивать будет некого.

Консультантка немного колебалась, но Юра смотрел так решительно, что она, вздохнув, начала расшнуровывать корсет. Когда путы были ослаблены, Ева глубоко вдохнула, выпрямляя спину и устало глядя в потолок. Юра приобнял ее за плечи и посмотрел в зеркало, прямо ей в глаза.

– Знаешь, – начал он мягко, – ты самая красивая девушка, которую я знаю. И тебе совершенно не нужны эти стразы, корсеты и литры лака для волос. Ты прекрасна. Просто улыбайся и будешь неотразима.

Ева слегка улыбнулась, но в ее глазах все еще стояла грусть.

– Ты правда так думаешь?

– И всегда так думал, – ответил Юра, слегка сжимая ее плечо. – Просто иногда забываю об этом говорить. А знаешь, что еще думаю? Что сейчас мы с тобой пойдем есть. И не салат, а что-нибудь из нашего любимого.

– Шаурму?

– Огромную, размером с руку, – прошептал он ей на ухо. – Ты готова, ма шери?

– Юра, я вся твоя.

Вдруг еще не все потеряно? Нет, пока еще не все. Если бы Юра знал, что до кардинального «каюк» оставалось чуть больше суток, то, наверное, радовался бы стабильности чуть больше.

Солнце немилосердно жгло кожу, и Юра, выйдя из ателье, первым делом расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Ева плелась рядом, словно тень самой себя.

– Не грусти, сейчас поедим. – Юра приобнял ее за плечи. – Этот Игорь твой, конечно, молодец, спонсировал королевский бал. Но он вообще видел, что покупает?

– Юра, хватит, – тихо попросила Ева. – Все уже решено.

– Решено? – Юра фыркнул. – Да у тебя в глазах такой испуг и тлен, что приборы шкалят.

– Какие, блин, приборы?

– Ну, мои.

Ева слабо улыбнулась.

– Ладно, хватит драматизировать, – продолжил Юра, заводя машину. – Сейчас мы поедем туда, где тебе не придется думать о корсетах и стразах.

– Ты уже говорил, мы поедем есть шаурму…

– Круче, Ева. Сначала мы поедем есть шаурму, а потом я отвезу тебя к приключениям.

В машине заиграла их любимая песня, старый добрый Элвис Пресли, и Ева, кажется, немного ожила. Юра краем глаза заметил, как она тихонько подпевает, постукивая пальцами по коленке.

– Эй, красота! – подбодрил он. – Держи хвостик пистолетом!

Ева засмеялась, и Юра почувствовал, как становится легче на душе. Пусть он и не мог изменить ее решение, но он мог хотя бы сделать эти последние дни перед свадьбой менее унылыми. И он сделает все, что в его силах, чтобы на лице его лучшей подруги снова появилась улыбка. Пусть даже это будет улыбка, адресованная не ему. Но Юре этого было достаточно. Почти достаточно.

И все-таки, кто знает, вдруг чудо действительно случится?

– А что за приключения ты там придумал? – спросила Ева, глядя, как Юра настраивает магнитолу.

– Блошиный рынок. – Он улыбнулся, в глазах заплясали огоньки, те самые, что всегда появлялись, когда он затевал что-то безумное. – Чего напряглась?

Ева прикусила губу. Странная реакция на самое любимое место на свете. Разве не она все время любила пропадать в антикварных магазинах, подыскивая какие-нибудь пыльные реликвии? Своеобразный дзен, который подруга постигала, проходясь по рынкам и рассматривая старые картины, вазы и то, что люди считают проклятыми семейными артефактами.

Солнце било в лобовое, нагревая кожу. А где-то под ребрами уже начинало ныть. Юра напрягся, ощущая не страх, а что-то вроде нехорошего предчувствия.

Ловко маневрируя по ухабистой дороге, он бросил взгляд на Еву. Девушка сидела, отвернувшись к окну, скрестив руки на груди и будто обидевшись. Только солнечные блики скользили по бледной щеке, выдавая ее усталость.

– Ну чего ты, принцесса? – поддразнил он, стараясь разрядить обстановку. – Зато скоро будешь ходить в платьях, как у императрицы. А пока давай хоть на барахолку сходим, подышим пылью веков. Выторгуем тебе корону по сходной цене.

Ева не ответила, но он видел, как уголки ее губ дрогнули в слабой улыбке. Это уже что-то.

– Игорю не нравятся блошиные рынки, – задумчиво проговорила она.

– Может, Игорь просто переживает, что ты найдешь на барахолке какого-нибудь старинного джинна в лампе и попросишь его отменить свадьбу?

На этот раз Ева расхохоталась.

– Вот это ты загнул!

– А было бы здорово! – Юра подмигнул. – Да и вообще, что такого криминального в барахолке? Ну, подумаешь, приценишься к пыльным вазам, потрогаешь чужие воспоминания… Может, и себе чего присмотришь. Вон, ты как-то мечтала о старинном граммофоне. Чем не повод?

Ева вздохнула.

– Игорь не любит, когда я… – начала она, но Юра перебил ее, не дав закончить фразу.

– … забодал твой Игорь! – выпалил он, даже не глядя в сторону подруги. – Он тебе хоть что-нибудь разрешает? Дышать, есть, мечтать, молиться? Нравятся тебе эти безделицы, какое ему дело?! Ты же не бриллианты там скупаешь!

– Лучше бы бриллианты, – тихо возразила Ева, глядя в окно. – Он заботится обо мне.

Юра фыркнул.

– Может, давай я тебя в чехол какой-нибудь до свадьбы уберу? А то вдруг ты помнешься, Игорь ругаться будет.

– А у тебя такой есть?

– Специально для тебя пошью, – пообещал Юра. – Из мешковины, с прорезями для глаз. На два размера меньше, как ты любишь. Чтобы месяц не есть, прежде чем я тебя туда упихаю.

– Было бы неплохо. Избежала бы кучи скандалов и головомоек.

– Ева-а-а… – Юра покачал головой и шумно выдохнул. – И когда ты из компанейской девчонки ты превратилась в само послушание?

– Ай, Маркелов. – Она резко отвернулась к стеклу, скрестив руки на груди. Солнце слепило, но она не отводила взгляд. – Было обидно.

– А мне-то как обидно. – В голосе Юры не было ни капли шутки. – Ты вспомни, как мы с тобой раньше гоняли на велосипедах за городом? Или как покусанные комарами возвращались после очередной вылазки… – Он хмыкнул. – А за чем мы там лазили?

– За чем угодно. – Голос Евы прозвучал совершенно безжизненно. – Ты так и не повзрослел. А у меня уже другая жизнь.

– Ну-ну… – Он усмехнулся, но в этот раз в его улыбке было что-то жесткое. – Лишь бы эта взрослость тебе самой нравилась.

Юра точно знал, что Ева действительно очень хотела сейчас оказаться на барахолке, почувствовать этот запах старины, рыться в куче старых вещей в поисках сокровищ. Раньше это было для нее своеобразной медитацией, способом сбежать от проблем и суеты. А теперь… Теперь Игорь, кажется, лишил ее и этого маленького удовольствия. Юре это не нравилось до дрожи. Внутри все сковало чувством странного, нехорошего предчувствия.

Машина свернула на грунтовку, и колеса зашуршали по пыльной дороге.

Солнце танцевало на пестрой крыше блошиного рынка, рассыпаясь искрами по ржавым самоварам и выцветшим плюшевым медведям. Воздух густел от жары, запаха пыли и старого дерева. Вот где в нафталине консервируются воспоминания поколений… Шум стоял неимоверный: торговались, смеялись, зазывали покупателей. Пестрые лотки ломились от диковинных безделушек, которые так обожала Ева.

Юра усмехнулся, когда подруга, издав победный возглас, бросилась в сторону одного из прилавков, успев крикнуть что-то про подсвечники. «Ну, в конце концов, терапия удалась», – подумал он, улыбнувшись. Девушка протиснулась ближе к прилавку и принялась оглядывать все, что оказалось в поле зрения.

Юра только сейчас заметил, с каким обожанием смотрит на Еву. С каким душевным трепетом наблюдает, как ее взгляд скользит по прилавкам, как задерживается на вещах, которые «Игорь бы не одобрил» – старинных, опутанных историей и таких вхарактерных, что любой безликий пузырь Сваровски таял перед ними, словно дым.

Побродив между рядами, Юра решил тоже дать шанс странному хобби. Проходя мимо лотка с пожелтевшими книгами и ржавыми медалями, купил фетровую шляпу с дырявыми полями. Почему бы и нет, для антуража сойдет. Возвращаясь к Еве, зачем-то водрузил шляпу на голову.

Подруга настолько увлеклась перебиранием шкатулок на прилавке, что не заметила его появления.

– Ты похож на маньячеллу, – спокойно откликнулась продавщица, с которой Ева общалась последние минут пять.– Стой, кто идет! – Господи, Юра! – Она театрально прижала руку к груди. – Ты как черт из… Что у тебя на голове? И в руке? – Я нашел огромную страшную лампу, под которой буду выглядеть как Зигмунд Фрейд. – Он загадочно провел кончиками пальцев по полям. – И вот это. Как думаешь, в этой шляпе я похож на создателя новой теории о сексуальности? Или хотя бы на человека, который понимает, почему умные женщины падают в объятия нарциссов?

– Мыслю, как преступник, – загадочно отозвался Юра и рассмеялся. – Ну, спасибо. Что у вас тут?

– Чайник. – Ева нахмурилась, показывая ему зеленоватый выцветший пузатый заварник. – Красивый?

– Очень. – Он посмотрел на продавщицу. – А почему ценник такой скромный? Там проклятие, от которого мы двинем кони через неделю?

– Чайник не открывается, – безразлично отозвалась женщина. – Поэтому просто отдаю его пылиться на чью-нибудь полку.

– Круто. – Юра снова перевел взгляд на безделицу, которую Ева вертела в руках. – Точно хочешь его?

– Абсолютно. – Ева зачем-то прижала чайник к уху.

– Что ты там пытаешься услышать? Крики?

– Вдруг кто-то изнутри крышку держит. – Она засмеялась и покачала головой. – Ты ведь поможешь мне его открыть?

– Ломиком могу. – Он ухмыльнулся. – А почему именно эта штука? Коллекционируешь предметы, которые нельзя использовать?

– Наглухо закрытый для внешнего мира, разве не любопытно?

– Ой, как символично. Прямо как твоя голова, когда я туда вкладываю умные тезисы.

– Слышишь ты… – Она толкнула Юру в плечо. – Зигмунд Фрейдович Юрович, хватит. Красивая и бесполезная вещь еще никому не мешала!

– Платье твое тоже к этой категории относится?

– Эй! – Она сделала вид, что обиделась, но потом вновь склонилась над вещицей. – Малахит что ли на бочках у него?

– Дарю. – Юра повернулся к продавщице, протягивая ей наличные. А потом приобнял Еву за плечи. – Будешь хранить в чайничке мечты и…

– И чаяния, – закончила за него Ева и хихикнула. – Чайник, чаяния…

– И любовника прятать будешь.

– Юра!

– Что? – Он примирительно вскинул руки. – Зато ни он не вылезет, ни Игорь не залезет. Круто, два в одном!

Они покинули рынок в прекрасном расположении духа. А чайник, который Ева бережно держала в руках, тихо хранил тепло, будто в стенках билось крошечное сердце.

Глава 3

Ева

На город опускалась вечерняя бархатная синева, укутывая улицы в мягкий полумрак. Ева стояла возле подъезда новостройки, сжимая в руках малахитовый чайник – подарок Юры, который внезапно стал чем-то большим, чем просто безделушкой.

Почему с Юркой всегда так легко?

Эта мысль пронзила сознание, словно игла.

Ева тут же попыталась заглушить ее непоколебимостью логики. Юра – вечный шутник, психотерапевт, тот, кто умеет разряжать обстановку. А Игорь… Игорь строит их будущее. Серьезный, надежный, правильный. Только вот если будущее должно быть счастливым, тогда почему ей сейчас так одиноко?

Съемная квартира встретила привычной тишиной. Пространство, выверенное до сантиметра, дизайнерская мебель, идеальный порядок, блеск хромированных деталей. «Ты должна жить в достойном месте», – сказал Игорь, снимая эту квартиру возле офиса Евы.

В идеально выверенном интерьере, где каждая линия подчинялась строгой геометрии, у нее была своя полка. Небольшая, почти случайная. Именно сюда Ева поставила малахитовй чайник с прожилками, будто впитавшими солнечные лучи блошиного рынка. Словно запомнившими весь этот радостный живой день. Тут же нового соседа трепетно ждали еще несколько старинных вещиц – фарфоровая куколка, крошечное зеркальце в серебряной потемневшей оправе, миниатюрный ключик с изогнутым зубцом. Они выглядели в этой квартире абсолютно чужими, будто заблудившимися. Но именно поэтому – живыми.

В безупречном, почти стерильном порядке они дышали. Трескались, тускнели, хранили следы прикосновений и свои уникальные истории. Как мысли в голове, которые не укладывались в стройную схему и постоянно метались. Как тот самый вопрос, который не вписывается в привычный уклад жизни. И поэтому ты никогда не решаешься задать его вслух.

Телефон молчал. За весь день – всего два сообщения. Утреннее пожелание доброго дня и суховатое «Платье потрясающее, ты будешь неотразима».

– Почему мы не можем начать жить вместе уже сейчас? – спросила Ева у Игоря месяц назад.

– Во-первых, ремонт в нашем доме еще не закончен. Я хочу, чтобы все было идеально, когда ты переедешь. – Он вымученно улыбнулся. – У меня сейчас адский график, я не хочу, чтобы ты страдала из-за моего отсутствия. Ты заслуживаешь комфорта, а не ночей в одиночестве.

Но ночи она все равно проводила одна. Игорь никогда не звонил просто так, не приезжал без повода, а все их встречи были расписаны, как деловые переговоры. Может, он просто такой? Рациональный. Человек, который не стремится душить вниманием будущую жену?

Но тогда почему Юра, у которого дел ничуть не меньше, всегда находил время, чтобы отправить ей глупое и смешное видео с котиками? Почему он звонил просто так, приезжал, смеялся и смотрел так, будто…

Стоп.

Ева резко встряхнула головой. Они с Игорем выбрали друг друга. Скоро состоится свадьба, к которой они так долго готовились.

А перед глазами предательски всплывала улыбка Юры. Живая, бесшабашная и почему-то такая родная. На душе внезапно стало так тепло и больно, что Ева зажмурилась. Она просто не должна так думать. Так нельзя.

Пришлось распахнуть глаза, потому что зазвонил телефон. По коже тут же пробежали мурашки, неприятное чувство стянуло желудок. Она специально поставила отдельный рингтон на контакт Олега Сергеевича, чтобы случайно не пропустить его звонок. Схватив телефон, тут же прижала его к уху и выдала дежурное:

– Здравствуйте!

– Ева! – Снова этот требовательный тон, от которого в животе что-то в очередной раз перевернулось, а по спине покатился холодный пот. – Завтра у нас важное совещание в девять. Самое важное в твоей карьере, будь добра не опаздывать.

– Поняла вас, Олег Сергеевич.

– Ни на минуту, слышишь меня?

Она не собиралась опаздывать даже на секунду. Скорее всего, проснулась бы за два часа до совещания со страшной тахикардией и тошнотой, а в офисе была бы за час до того, как приедет первый из их коллег. Но начальнику доказывать бесполезно, он привык постоянно щелкать кнутом, даже если особой необходимости в этом не было. Словно дурацкая опечатка на девятнадцатой странице отчета убила всю веру в способности подчиненной.

– Поняла вас, Олег Сергеевич, – терпеливо повторила Ева, стараясь вежливо улыбнуться. – До завтра.

Она положила трубку и взглянула на часы. Половина двенадцатого ночи. В голове снова всплыли слова Игоря о том, что она работает в компании, о которой мечтают многие. Где уровень ответственности совершенно иной. Но в груди почему-то поднялась странная ярость, клокотавшая возле горла.

– Слушай и повинуйся! – выкрикнула Ева в пустоту комнаты. – Как же, Олег Сергеевич!

Едва она успела произнести последнюю фразу, как в коридоре раздался оглушительный хлопок – не взрыв, а скорее сочный звук щедро откупоренной бутылки шампанского. Гулкое эхо прокатилось по стенам, рамки и вазы на полках задрожали. Ева вскочила так резко, что телефон едва не выскользнул из рук.

– Что за черт?!

В коридоре за полуприкрытой дверью клубился густой дым. Не серый, не черный, а ядовито-зеленый, будто светящаяся морская вода. Он переливался в свете ламп, поднимался к потолку плотными волнами. Воздух наполнился резким пряным запахом, в носу защекотало.

Первой панической мыслью Евы была – проводка?! Но тогда откуда этот цвет? И запах?

Ева рванула вперед. Сделав буквально пару шагов, погрузилась в дымовую завесу, липкую и теплую. Она закашлялась, прикрывая рот ладонью, глаза тут же заслезились. Сквозь пелену едва угадывались очертания прихожей – зеркало, тумба и вешалки, тонувшие в изумрудной мгле.

– Госпожа? Вы в порядке?

Голос прозвучал прямо перед ней – звонкий, веселый, с легкой хрипотцой, будто его владелец только что заговорил после долгого молчания.

А в следующий момент из дымовой завесы вышел молодой парень. Худощавый, смуглый, будто загоревший под южным солнцем. Если бы не уверенная осанка и насмешливый прищур, Ева бы и вовсе решила, что перед ней какой-то студент. Но, кажется, они были ровесниками. Черные длинные волосы собраны в аккуратный пучок, а в правом ухе поблескивала золотая серьга. Парень аккуратно одернул камзол из бархата и смахнул с причудливых узоров невидимые пылинки.

И тут Ева заметила его глаза.

Ярко-зеленые. Кошачьи, хищные, но в то же время насмешливо-игривые.

– Кто ты?! – вскрикнула Ева, отступая на кухню. Вцепившись в столешницу, попыталась восстановить равновесие.

– Ваш покорный слуга, госпожа.

Он изящно склонился, и в этом проявлении уважения было что-то от танца: плавный изгиб спины, легкий взмах руки. И эта его улыбка – широкая, обаятельная – будто его появление здесь было самой обыденной вещью на свете.

Он сделал шаг вперед, легкий и осторожный, будто пытался подкрасться к испуганной птичке. В изумрудных глазах искрилось то самое мальчишеское обаяние, от которого у самых строгих тетушек таяли сердца. Незнакомец чуть склонил голову, и темный локон упал на его лоб, придавая вид озорного сорванца, который вот-вот предложит какую-нибудь проделку.

– Не подходи! Зашибу! – Ева нащупала сковородку и угрожающе выставила перед собой, готовясь обороняться.

– О-о-о! – Он замер, вскинув руки в шутливом жесте капитуляции. Перстни на пальцах сверкнули золотым отблеском. – Какая воинственность! В мои времена барышни предпочитали падать в благородные обмороки. Если, конечно, не беспокоились опозориться.

– Какие еще твои времена?! – Ева едва не споткнулась, уставившись на парня. – Ты кто такой?! И как ты здесь оказался?!

– Простите мою неучтивость, сударыня. – Незнакомец склонился в глубоком поклоне, одной рукой касаясь пола, а другой – сердца. – Касиф, джинн, некогда запертый в сей сосуд.

– Джинн?!

– Но мне больше нравится «дух, желания исполняющий». – Он снова выпрямился и улыбнулся.

– Ты в заварнике что ли сидел?! – Ева с трудом узнавала собственный голос. Взгляд скользнул к осколкам на полу – той самой малахитовой безделушке, которую они с Маркеловым приволокли с блошиного рынка. Теперь она лежала в жалких обломках, а крышка отлетела куда-то в сторону.

Вот что так грохнуло…

– Заварник, кувшин, как будет угодно. Заточен во времена Екатерины, когда в моде было дарить пленных янычар в золоченых клетках. – Он вздохнул. – В чернильнице, признаться, было бы куда унизительнее. Но и здесь не самая роскошная темница из тех, что могу вспомнить.

Ева медленно закрыла глаза. Комната будто отпечаталась по ту сторону век, и мираж, возникший к ней из ядовито-зеленой пелены, отказывался уходить.

– Я сплю, – хрипло сказала она, приоткрывая глаз. Нет, ее морок все еще был здесь. Значит, кукушечка отправилась в долгий и счастливый полет.

– О, если бы! – Касиф хлопнул в ладоши, голосе звенело неподдельное веселье. – Но нет, это самая что ни на есть явь. И, кстати, раз уж ты разбила мой сосуд…

– Я ничего не била! – Ева занесла над головой сковородку.

Касиф лукаво прищурился:

– Но вы, сударыня, столь красноречиво повелели: «Слушай и повинуйся!»

– Да я просто… – Ева резко выдохнула. Комната перед глазами кружилась.

– … и кто я такой, чтобы ослушаться? – Он снова расплылся в улыбке. – Поэтому я здесь, госпожа. Слушаю. И повинуюсь.

Все еще стискивая в руке сковородку, Ева потянулась за телефоном. Первой мыслью было позвонить Игорю. Набрав его номер, Ева услышала, что абонент занят. Черт возьми, когда ты вообще не занят?! Тогда она быстро написала сообщение: «Игорь, приезжай, у меня КАТАСТРОФА!». Ничего умнее в голову просто не пришло.

– Что это за ларец, госпожа? – спокойным голосом спросил джинн, делая шаг вперед.

– Не подходи! – закричала Ева, замахиваясь сковородкой.

– Давайте ее все-таки опустим, – мягко предложил он, снова улыбнувшись. – Боюсь, что это лишнее.

– Нет-нет, я точно сошла с ума…

Дрожащими пальцами Ева набрала номер Маркелова. Прижав телефон к уху, уставилась на джинна, который совершенно беззаботно оглядывал пространство вокруг, не стесняясь ахать от удивления.

Она точно сошла с ума. Это все рыночная шаурма с грибами. Грибы были явно не те, что надо есть смертным людям.

– Алло? – Голос Юры звучал сонно и встревоженно. Кажется, Ева его разбудила.

– Маркелов! – завопила она так, что Касиф подпрыгнул на месте.

– Да, я. – Голос зазвучал еще тревожней.

– Маркелов, у меня дома мужик!

В трубке повисла пауза.

– Слава богу.

– Маркелов, какое «слава богу»?! Срочно приезжай! – Ева почти закричала, сжимая телефон так, что экран затрещал. – Я, кажется, сошла с ума!

– Ну, это по моей части…

Тут джинн, до этого момента с интересом разглядывавший ее кухню, вдруг повернулся и сделал шаг к телефону. Глаза блеснули хищным изумрудным огнем.

– Маркелов? – произнес он с нескрываемым любопытством. – Здравствуй, Маркелов. Какой ты… маленький.

В трубке раздался резкий звук – вероятно, Юра вскочил с кровати и во что-то врезался. Хоть бы не в Тимошку.

– Господи, у тебя там что, реально какой-то мужик?! – Голос Маркелова внезапно стал на полтона выше. – Ты его знаешь?!

– Не знаю. Юра, спаси меня!

– Уже еду!

Он бросил трубку, и Ева замерла, глядя в потухший экран телефона. Потом медленно перевела взгляд на джинна. Тот стоял все там же, слегка обиженно поглядывая на свою новую знакомую.

– От меня не нужно никого спасать, – мягко сказал он. – Я не причиню вам вреда. Теперь я ваш верный слуга, призванный хранить верность и защищать ценой своей жизни.

– Да ты шутишь, – выдохнула Ева, делая шаг назад и упираясь спиной в кухонную тумбу.

– Ни капли! – Он вдруг оживился и сцепил пальцы в замок. – Хотя, если желаете шуток, могу рассказать пару анекдотов!

– Каких еще…

– Про Потемкина и медвежонка в камзоле! – Касиф весело покачался с пятки на носок. – Просто умора! А знаете, как Румянцев потешался над французскими послами, когда они чахли над Зимним?

– Умора. – Ева почувствовала, как земля окончательно уходит из-под ног. – Так, все, умора, я умираю.

– О, горе! – Джинн явно забеспокоился, принимая все за чистую монету. – Уже?

– Да, уже!

– Не стоит! – Джинн метнулся к ней быстрее, чем Ева успела что-то возразить и осторожно подхватил ее под локоть. – Разбив сосуд-темницу, вы обрели слугу на все дни земные, а теперь собрались столь внезапно отчалить из подлунного мира?

Ева вздрогнула от внезапного прикосновения незнакомца. Пальцы были теплыми, но не в человеческом понимании. Такими, будто в них горел огонь или переливалось электричество.

– Отпусти! – закричала она, отпрыгивая в сторону.

– Как прикажете. – Касиф тут же отпрянул, смиренно сложив руки на груди. – Ежели позволите, я бы рекомендовал присесть.

– Да, ты прав. – Ева медленно опустилась на стул, не сводя с джинна глаз. – Что ты такое? Слушай, ты точно настоящий, или я поймала белочку с голодухи?

– Поймала белочку с голодухи, – растерянно повторил Касиф, будто пытаясь прокрутить эти слова на языке и превратить их во что-то рациональное для своего сознания. – Все это абсолютно реально, госпожа! Вот он я! Мясо, кости, магия, все на месте! Хотите докажу?