Ее город

Сестрица Ми называла свою свекровь «мамой», а Фэн Чунь по примеру сына сестрицы Ми звала старуху «бабушкой», саму же сестрицу Ми – именно «сестрицей», как и положено[23]. Сыну сестрицы Ми недавно исполнилось восемнадцать, и вокруг его губ уже сгущалась сизая щетина. Он стеснялся обращаться к молодо выглядящей Фэн Чунь как к старшей, но при этом стеснялся и называть ее «сестрицей», так что вообще никакого обращения не использовал, словно они ровесники; при этом иногда он просил ее помочь с домашним заданием, и порой они играли в бадминтон, оба всерьез нацеливаясь на победу. Постепенно Фэн Чунь сблизилась с семьей начальницы, перестав смущаться. Даже некоторые особенности характера Фэн Чунь сестрица Ми могла понять и принять. В конце концов, она ведь девушка городская, выпускница университета, нельзя ее ровнять с остальными чистильщицами обуви. Фэн Чунь даже работала в маске и в халате, а у других девушек и мысли такой не возникало. Обычно горожане в нескольких поколениях дистанцировались от деревенских. Деревенские девчонки болтали и шутили, а Фэн Чунь в их беседах не участвовала. Но сестрицу Ми вполне устраивало то, что Фэн Чунь не принижает других работниц. Главное, чтобы они сплотились в интересах сестрицы Ми и атмосфера в лавке была гармоничной.

Пусть Фэн Чунь и стала простой чистильщицей обуви, постепенно она обрела бо́льшую свободу. Со временем она уже ходила на работу с гордостью и не прятала глаза при встрече с соседями. Чжоу Юань так за ней и не пришел, но ей уже было наплевать. Жизнь обладает невероятной силой, и новая жизнь облегчила ту боль, которую причинил муж Фэн Чунь. Облегчение все еще набирало обороты – именно на это Фэн Чунь и надеялась. А что потом делать? Чем заниматься? Фэн Чунь решила пока об этом не думать. Она чувствовала: после того, как она начала работать на сестрицу Ми, жизнь ее стала лучше, чем была «до».

Как же сестрица Ми могла с такой легкостью ее выгнать?

Как такое возможно?!

На следующий день ни сестрица Ми, ни Фэн Чунь не смогли подняться с постелей. Старуха спустилась, чтобы последить за лавкой. Сын сестрицы Ми отпросился в школе и помогал бабушке. Сестрица Ми и Фэн Чунь проснулись в полдень. Они сели и широко распахнутыми глазами уставились друг на друга. Они спали фактически в одной кровати, пусть и на разных матрасах, и сидели сейчас вплотную: глаза у обеих опухли, губы пересохли, лица приобрели оттенок куркумы из-за оттока крови, а волосы спутались, будто пакля. С первого взгляда они испытали шок, со второго испугались правды, а когда испуг прошел, их сблизил общий секрет: они видели истинное положение вещей и разделяли невыразимую тайну, отчего не могли удержаться от смеха.

Сестрица Ми схватила телефон, посмотрела в объектив камеры, как в зеркало, и пробормотала:

– Выгляжу как черт-те кто.

– Ну, я-то еще хуже выгляжу. Глаза опухли, словно у золотой рыбки, – хмыкнула Фэн Чунь.

– Да, женщинам по ночам не стоит плакать от обиды, можно плакать только от радости.

Фэн Чунь тут же спросила:

– А что, от радости плачут?

Сестрица Ми многозначительно посмотрела на Фэн Чунь и сказала:

– А ты еще не веришь, когда я называю тебя молодой и неопытной. Нотации мне читаешь и древние стихи цитируешь!

– Ладно! Ладно! Не будем об этом! – Фэн Чунь ужасно смутилась, схватила подушку и закрыла лицо.

Сестрица Ми отобрала у нее подушку и оттолкнула Фэн Чунь. Они хихикали и какое-то время возились, пробуждаясь от долгого сна. Обе испытывали неловкость из-за вчерашнего скандала и хотели замаскировать ее. Потом они поднялись, прибрали постели, сложили в шкаф одеяла и по очереди умылись. Затем принялись названивать по телефонам: Фэн Чунь – родителям, сестрица Ми – сыну, чтобы спросить, как дела внизу, и поболтать обо всяких бытовых мелочах; да, это ерунда, но каждый день кто-то должен брать на себя такие заботы, чтобы семья жила спокойно. Сестрица Ми отметила про себя, что сын Фэн Чунь находится у ее родителей, а с Чжоу Юанем она и не общается, будто и нет никаких мелочей, связывающих обычно супругов, так что проблема достаточно серьезная. Сестрица Ми подумала: ничего себе, у них с мужем дошло уже до такого, а Фэн Чунь никому не жалуется и не ругает прилюдно Чжоу Юаня. Она-то упрекала ее – мол, Фэн Чунь слишком молода, но на самом деле она великодушная и надежная, и ненавидеть ее по-настоящему сложно.

Сестрица Ми и Фэн Чунь привели себя в порядок и вышли на улицу. Теперь они обе выглядели свежо: темные брови, яркая помада, блестящие волосы. Осенью погода постепенно меняется с прохладной на холодную, а по ночам даже подмораживает. На шумных городских улицах мороз не оставляет следов, но усиливает ощущение холода. Холод на улице подстегнул обеих женщин, они подобрались и выпрямились. У сестрицы Ми раскраснелись щеки, а у Фэн Чунь заблестели глаза; от красной сеточки сосудов после вчерашних слез не осталось и следа, и зрачки ее напоминали черный лак. Фэн Чунь была одета в джинсы и куртку, горло она замотала длинным шарфом. На сестрице Ми – длинная юбка, свитер с глубоким вырезом, ветровка и сапоги. Они шли по улице бок о бок, полные энергии, свежие и элегантные, словно пара городских красавиц со страницы модного журнала. Прохожие смотрели на них, и женщины явственно ощущали доселе неизведанную гордость. Они уже проспали завтрак и теперь направлялись обедать.

Мысль о совместном обеде пришла к ним совершенно естественно. Сестрица Ми хотела оплатить счет за них обеих, и Фэн Чунь тоже. Сестрица Ми все-таки старше, и к тому же начальница, так что Фэн Чунь взвешивала, как это предложить, а потом сказала:

– Сестрица Ми, я хочу угостить тебя обедом. Ты должна согласиться.

У сестрицы Ми на душе стало тепло, она ответила:

– Даже не спорь со мной. Я уже все обдумала и вчера еще сказала, что сегодня я угощаю.

– Разве ты вчера говорила об этом?

Сестрица Ми авторитетно заявила:

– Говорила!

Фэн Чунь принялась тараторить:

– Не помню я такого, не помню, так что я первая предложила!

Сестрица Ми возразила:

– Обух плетью не перешибешь.

– Ну, тогда пообещай, что следующий обед за мной.

Сестрица Ми закивала.

Обсуждали ли они, что будут есть? Сестрица Ми приглашала, так что на правах гостя Фэн Чунь выбирала ресторан. В итоге Фэн Чунь назвала «Макдоналдс». Сестрица Ми фыркнула – мол, это же для молоденьких девчонок, которые падки на все западное. Фэн Чунь, краснея, объяснила:

– «Макдоналдс» близко, там можно спокойно поговорить.

Сестрица Ми заметила, что фастфуд – это несерьезно, да и не так вкусно, как в обычном ресторане, а потом воскликнула:

– Нет уж! Не будем играть в демократию. Я тебя отведу туда, где можно поесть нормальной еды.

– Ладно!

Сестрица Ми подняла руку, чтобы подозвать красное такси. Женщины сели в автомобиль, и водитель поехал по указанному адресу. Они петляли по улицам и переулкам мимо толп прохожих, а за окном мелькали бетонные столбы бесчисленных линий надземного метро – такие высокие, что люди рядом с ними казались крошечными, будто муравьи. В одном месте какой-то автомобиль столкнулся с мопедом; водитель мопеда потер рану на лбу, а когда увидел на руке кровь, глаза его округлились, словно бычьи яйца. Обе женщины везли в душе воспоминания о вчерашних буре и холоде. Пока они путешествовали через весь город, наблюдая из окна за жизнью Уханя, у них возникло отчетливое ощущение: им захотелось вдохнуть воздух, покачать головой, почувствовать, что горожане живут скучно и банально – настолько, что не стоит даже упоминания, – и потому сами они могут стать более великодушными, снисходительными, более красивыми и щедрыми, чем прохожие за окнами автомобиля.

Выбравшись из такси, они зашли в ресторан, в котором частенько бывала сестрица Ми. Ее знакомый администратор тепло приветствовал их, отвел к столику у окна, откуда открывался красивый вид, и подождал, пока гостьи усядутся. Женщины смотрели прямо перед собой, и в их глазах уже плескались радость и веселье: смех помог им преодолеть все преграды, от былых неприятностей не осталось и следа. Сегодня отличный день. А дальше начнется новая жизнь.

(13)

Первым делом меню, разумеется, дали Фэн Чунь. Сестрица Ми велела ей заказать все, что она хочет.

– Мне все равно, – сказала Фэн Чунь.

Сестрица Ми усмехнулась:

– Разве есть в меню такое блюдо – «мне все равно»? Обед – это очень важно. Надо заказывать то, что больше всего нравится.

Фэн Чунь изучила меню до конца и подняла голову:

– А мне вроде как все нравится, а вроде все и не нравится. Названия все звучат очень вкусно, но кто ж знает, принесут вкусные блюда или нет.

– Тогда давай я? – предложила сестрица Ми.

Фэн Чунь обрадовалась:

– Да-да, давай! Обычно я ем то, что другие заказали, а сама и не умею выбирать. Ты же меня сюда привезла. Главное, чтобы не очень много, а то не доедим.

Но сестрица Ми уже не слушала Фэн Чунь. Захлопнув меню, она отодвинула его к краю стола, подозвала администратора и продиктовала, что им нужно приготовить. Она заказала суп с уткой и желтой грушей, который долго томили на медленном огне, запечатав горшок сверху слоем глины, – потому что осенью именно такой суп особенно вкусен и подходит по сезону. Зимой, например, годится исключительно суп из свиных ребрышек и лотосового корня, поскольку лотосовый корень не приобретает нежную консистенцию до первых холодов. Еще она заказала порцию белого леща. Обычно в больших городах предлагают в основном пресноводную рыбу, а из дикой рыбы в меню присутствует лишь белый лещ. Однако дикая рыба – она и есть дикая рыба, даже несвежая, она в тысячу раз вкуснее, чем искусственно выведенная, совсем другое качество! Из овощных блюд сестрица Ми выбрала жареные овощные стрелки. Готовить их надо так: разогреть на чугунной сковороде масло, но налить его не слишком много; если пережарить, то исчезнет естественный аромат. Перец в это блюдо не кладут, однако по желанию в самом конце можно добавить немного чеснока. Что еще подать к столу? Салат «Три полоски»: порезанное полосками мясо, нашинкованная капуста, натертый сладкий картофель – все приправленное сушеным красным перцем, ломтиками маринованного имбиря и чесноком.

Сестрица Ми предупредила администратора:

– Обязательно скажи повару, что это заказ сестрицы Ми с Шуйтацзе, урожденной жительницы Ханькоу. Чтоб не делал тяп-ляп, решив, будто готовит для приезжих туристов!

С этими словами сестрица Ми сунула пятиюаневую купюру в карман администратора. Тот послушно поддакивал:

– Сестрица Ми, не беспокойтесь!

Фэн Чунь, совершенно ошарашенная, сидела напротив с чашкой чая. Когда администратор ушел, она выдохнула:

– Ого, вот это круто! Даже пока слушала, уже слюнки потекли! Я никогда не видела, чтобы ты готовила, а столько всего знаешь! Недаром все сравнивают тебя с А-Цин из той пьесы. Сегодня и я убедилась в том, что это так!

– Да ты же ни черта не знаешь, кто такая А-Цин! – Сестрица Ми пристально посмотрела на Фэн Чунь, хотя ей и польстили эти сладкие речи. Сестрица Ми понимала, что Фэн Чунь вообще не в курсе, чем примечательна А-Цин. Она родилась уже после «Культурной революции» и не могла постичь скрытый смысл некоторых исторических реалий. Сестрица Ми буркнула: – Деточка моя, в уханьской кухне столько всего вкусного. Каждое время года – какое-то сезонное блюдо. То, что я сегодня заказала, – это классическое осеннее меню. Ох, похоже, ты вообще не разбираешься в местной еде, даром что родилась здесь!

Фэн Чунь задумалась: «Она ведь права. Как это я раньше ела все подряд?»

Им стали приносить одно за другим заказанные блюда. Фэн Чунь набросилась на еду, ела и после каждого кусочка громко нахваливала:

– Мамочки, какая вкуснотища!

От удовольствия Фэн Чунь даже притопывала под столом. Она снова стала живой, раскрепощенной девочкой, отчего по лицу сестрицы Ми расползлась широкая улыбка. Они ели с удовольствием, но какое же веселье без выпивки. Сестрица Ми велела принести им алкоголь.

Фэн Чунь принялась отнекиваться:

– Я не пью!

– Да хватит уже этой чепухи, что значит «не пью»!

– Но я действительно не пью, – оправдывалась Фэн Чунь.

– Пей давай. С алкоголем история такая: все могут пить, главное, чтобы нравилось, ну и нужно отважиться выпить. Ты сегодня отважишься со мной выпить?

Фэн Чунь собрала всю свою смелость в кулак и ответила:

– Да!

Им принесли бутылку «Будвайзера» и два бокала. Каждая взяла свой бокал. Белый лещ оказался очень острым, губы Фэн Чунь раскраснелись, во рту горело. Она не слишком-то знала, как вести себя за столом, поэтому схватила бокал и с бульканьем сделала огромный глоток, пытаясь потушить пожар во рту, и так осушила весь бокал. Затем постучала кулаком по груди и уставилась на сестрицу Ми, осознавая, что перед глазами все поплыло и в голове помутилось. Фэн Чунь пробормотала себе под нос:

– Оказывается, пиво ничего так…

После налила еще и снова выпила до дна. Это произошло так быстро, что сестрица Ми свой бокал даже поднять не успела.

Фэн Чунь сказала:

– Очень приятно. Похоже, я и впрямь умею пить. – Она принялась за еду, запивая все пивом. Девушка то и дело хлопала по столу рукой и нахваливала, даже сообщила, что отродясь не ела такой вкуснятины. Ее глаза сияли все сильнее, в них блестела молодость. Сестрица Ми воспользовалась мобильным телефоном, чтобы посмотреть на свои глаза; на нее нахлынуло ощущение мимолетности, и она быстро отложила телефон, перевернув экраном вниз. Сестрица Ми съела не очень много, попробовав чуть-чуть от каждого блюда, и теперь просто сидела с бокалом пива и сигаретой, пила и курила, наблюдая за тем, как ест Фэн Чунь. Той по-настоящему нравилось, и сестрицу Ми это очень радовало, она время от времени смеялась. Им принесли еще бутылку пива. Сестрица Ми велела Фэн Чунь не торопиться, есть и пить потихоньку. Фэн Чунь уже утолила голод и жажду; она повеселела и говорила в два раза громче – даже не говорила, а тараторила куда более приятным, чем обычно, голосом:

– Да-да-да! Я хочу неторопливо есть и пить. Хочу научиться наслаждаться жизнью! И вообще, хочу многому у тебя научиться!

Сестрица Ми покачала головой и сказала, что сыпать цитатами из интернета глупо. На это Фэн Чунь сообщила, что глупо притворяться старой брюзгой. И они обе рассмеялись.

Они хотели поговорить о жизни. У женщин всегда так: они становятся хорошими подругами, и когда градус доходит до определенной степени, возникает желание поговорить по душам. Сестрица Ми рассказала Фэн Чунь о трех людях, которые сыграли важную роль в ее жизни: Сун Цзянтао, его мать и… некий мужчина.

– А кто он? – допытывалась Фэн Чунь.

– Я не могу назвать его имя, – заартачилась сестрица Ми. – Не могу, и все тут. Скажу только одно: он много для меня значил.

– Ладно, пусть будет просто «некий мужчина».

А про себя Фэн Чунь воскликнула: «Ого-го-го! У сестрицы Ми кто-то есть!»

Сун Цзянтао считался самым открытым парнем на улице Шуйтацзе, причем его открытость не обычного толка, такая манера свойственна всей их семье: если кому-то из друзей что-то требовалось, он был готов отдать последнюю рубашку. В какой-то момент чуть ли не все мальчишки с улицы Шуйтацзе столовались и ночевали у них дома. Его мама всегда готовила рис в большой рисоварке. Среди мальчишек, кстати, был и Чжоу Юань. Их семья пользовалась на улице Шуйтацзе таким же авторитетом, какой имел в Китае Мао Цзэдун. Изначально им принадлежали целых три больших дома в квартале Ляньбаоли, но впоследствии часть имущества у них отняли, оставив лишь три комнатенки. Одну из этих комнат Сун Цзянтао широким жестом уступил другу, которому негде было жить после свадьбы. Таким непередаваемым очарованием он обладал. Поначалу сестрицу Ми и Сун Цзянтао связывала лишь чистая детская дружба, ни о какой любви речь не шла, но все жители Шуйтацзе от мала до велика считали, что они непременно поженятся. В шестнадцать лет сестрицу Ми призвали в армию, ей надлежало выступать в военном оркестре. Когда новость разлетелась по округе, мальчишки начали орать ей вслед: «Невеста Сун Цзянтао в солдаты идет!» Семья Сун Цзянтао устроила сестрице Ми пышные проводы, и в присутствии друзей, собравшихся за большим столом, Сун Цзянтао поднял тост: «До Освобождения девчонки провожали любимых парней в армию, а после парни провожают любимых девчонок в армию. Ми, встань-ка. Я тебе скажу, что даже если ты уедешь на другой конец света и вернешься лет через восемь, я буду ждать тебя, а по возвращении мы поженимся». Так все и случилось – пришлось ему хранить верность своему слову. Сун Цзянтао вынужденно прождал ровно восемь лет и женился только в тридцать. Вот такой он был человек. Сун Цзянтао не мог допустить, чтобы сестрица Ми даже подумала о том, будто она ему не невеста, и вся улица Шуйтацзе не сомневалась: никакая другая девушка не подойдет этому парню лучше, чем она. Это же идеальная пара!

А то, что Сун Цзянтао в магазине штор на Ханьчжэнцзе трогал покупательниц за грудь и щипал за попу, – это чистая правда. Таким он был человеком, все ему хиханьки да хаханьки; беззаботный и беспечный, он с утра до вечера торчал в компании друзей, а в одиночестве сразу приходил в смятение, вечно хотел собрать вокруг себя толпу, пригласить всех поесть и выпить за свой счет, причем порой он даже не знал имен собутыльников. Покупательницам Сун Цзянтао нравился. Когда они нуждались в помощи, он был тут как тут, но при этом никогда не ставил их в неловкое положение. Сестрица Ми все это видела и знала. У них были такие отношения, что лишних слов и объяснений не требовалось. Сестрица Ми расстраивалась, досадовала, то молчала, то ругалась, но осознавала: если муж однажды поймет, что утратил привлекательность в глазах женщин, это убьет его. Они были не просто супругами, но и близкими друзьями.

Негласная договоренность соблюдалась до того момента, когда у сестрицы Ми появился другой. Сначала случился взрыв боли, но потом муж отпустил. Он даже помчался к тому мужчине, поговорил с ним по душам и побратался. Когда у Сун Цзянтао обнаружили рак, он первым делом позвонил именно этому человеку и попросил, чтобы тот заботился о сестрице Ми до конца жизни. Перед смертью Сун Цзянтао еще раз взял с него обещание, и тот поклялся. Сун Цзянтао спокойно испустил дух. В этом весь Сун Цзянтао. Он не смог продолжить отцовское дело на Шуйтацзе, его великое наследие, зато проявил себя поистине благородным человеком.

Если бы можно было повернуть время вспять и начать жизнь сначала, то сестрица Ми все равно вышла бы за Сун Цзянтао. Они супруги, пусть никто никому и не говорил ни разу «люблю». Они супруги. Этим все сказано. Это трудно объяснить. Нужно называть вещи своими именами: вода – это вода, морось – это морось, а лед – это лед, и не надо смешивать разные агрегатные состояния. Название определяет судьбу.

На этом месте Фэн Чунь разрыдалась. Она дотронулась до руки сестрицы Ми и умоляла простить за ту ерунду, что наговорила прошлой ночью. Сестрица Ми еле заметно улыбнулась – ни к чему препираться. Когда женщины долго говорят, они словно открывают клетки с голубями. Голуби взмывают ввысь, кружатся, летают туда-сюда, но не улетают далеко – так и разговоры всегда сосредоточены вокруг одного, неизменно возвращаются к жизненным перипетиям.

Мать Сун Цзянтао, свою свекровь, сестрица Ми называла «этой женщиной». Она хмыкнула: «Эта женщина!» Вероятно, это связано со строчками из песни, которую пели в квартале: «Эта женщина не человек, а небожительница, спустившаяся в мир простых смертных». Разумеется, она выросла из простой девчушки на глазах соседей, но они обратили на нее внимание только тогда, когда она вышла замуж за отца Сун Цзянтао. Ее можно сравнить с семью небожительницами[24], упавшими с небес, или с Белой змейкой из знаменитой легенды[25], которая влюбилась в молодого человека по имени Сюй Сянь. После окончания муниципальной средней школы для девочек в Ханькоу она до конца жизни работала диспетчером в местной больнице. В течение нескольких лет собственность семьи Сун неоднократно перераспределяли и делили, а во время «Культурной революции» отец Сун Цзянтао покончил с собой, спрыгнув с крыши. Свекровь сестрицы Ми плыла по течению. Она не сходила с ума, не билась в истерике, не отчаивалась.

Даже оставшись без мужа, она продолжила воспитывать сына смелым и открытым, словно рядом все так же был мужчина. Когда сын подарил одну из оставшихся комнат своему другу на свадьбу и не получил ее обратно, она и словом его не упрекнула. На протяжении нескольких десятков лет она спокойно принимала все события, независимо от их масштаба. Никто никогда не видел, чтобы она переживала, и обычно все кончалось для нее благополучно, как и следовало, и она не чувствовала себя обделенной. О том, что у невестки появился другой мужчина и их внебрачная связь растянулась на долгие семь лет, «эта женщина» отлично знала, однако вела себя так, будто понятия не имеет. Свекровь ни разу не подала виду, ни разу не позволила себе насмешку. Она не притворялась, что не догадывается, но и не говорила, что ей все известно. В итоге сестрица Ми никогда не испытывала неловкости.

Повествуя о покойном муже, сестрица Ми не плакала. А сейчас ее глаза покраснели, и слезы жемчужинами собрались на ресницах. Фэн Чунь и вовсе рыдала, причем начала плакать еще во время рассказа о Сун Цзянтао.

Эта женщина! Она не только не позволила себе бросить невестке ни одного дурного слова, но и, наоборот, всячески ее обеляла. Дарила что-то их сыну, а говорила, что это сестрица Ми купила. Накануне восьмого дня рождения мальчика возлюбленный пригласил сестрицу Ми поехать в Гуандун закупить товар; парочка любовалась в Гуанчжоу красотами природы, и сестрица Ми напрочь забыла о сыне. Вечером внезапно раздался звонок. Мальчик взахлеб принялся ее благодарить: «Мамочка, я сегодня был самым крутым в классе! В настоящих кроссовках „Найк“! Спасибо, мамочка! Огромное спасибо!» Оказывается, «эта женщина» за ее спиной снова совершила доброе дело. Когда человек с такой охотой совершает ради тебя добрые дела, невольно начинаешь щадить его чувства.

Роман сестрицы Ми на стороне длился целых семь лет; тот мужчина настойчиво ее добивался, причем действовал и кнутом, и пряником. Как-то раз на день рождения он усыпал ее кровать цветами, подарив – совсем как в известной песне – девяносто девять роз. Однако сестрица Ми не могла произнести слово «развод».

Когда Сун Цзянтао умер, на седьмой день траура «эта женщина» закрыла дверь, и у них с сестрицей Ми состоялся разговор. Говорила она мирно и просто: «Доченька, ты еще молодая. Если есть подходящий человек, то ты не оглядывайся на меня, сделай шаг ему навстречу». Такие слова она произнесла через семь дней после смерти своего сына! Тело Сун Цзянтао еще и остыть не успело, а свекровь уже великодушно ее отпускала. Услышав это, сестрица Ми бухнулась перед свекровью на колени. Она даже сама тогда испугалась: с чего вдруг она упала перед кем-то на колени? Но как она могла бросить свекровь и выскочить снова замуж? Как могла отнять у нее дома на Гэнсиньли? Да еще и внука забрать? Оставить одинокую старуху доживать свой век в полуразрушенной халупе в квартале Ляньбаоли?! Нет, нельзя ей делать никаких шагов навстречу!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Notes

1

Программа экономических реформ, которые реализуются в Китайской Народной Республике с 1978 года и нацелены на создание так называемого социализма с китайской спецификой. Здесь и далее – прим. перев.

2

Речь идет об опере «Шацзябан», созданной в манере пекинской оперы, – одном из восьми образцовых революционных сценических произведений. Это история о храброй хозяйке чайной, которая по совместительству является подпольным агентом КПК.

3

Серия идейно-политических кампаний, проводимых в 1966–1976 годах в Китае под руководством Мао Цзэдуна и направленных на борьбу с политической оппозицией.

4

Денежные единицы КНР; один юань равен десяти цзяо.

5

Одна из трех частей метрополии Ухань.

6

По китайским представлениям очень важно произвести потомка мужского пола, поскольку только он может кормить души предков после смерти.

7

По китайским традициям семья жениха еще до свадьбы обеспечивает молодых жильем, а семья невесты делает там ремонт, приобретает обстановку и бытовую технику.