Ее город

Фэн Чунь вдоволь повалялась в постели и уже собиралась пойти завтракать, как у нее вдруг задергалось веко. На душе стало неспокойно. Она решила, что это из-за тушеной лапши, – сегодня ей наверняка не достанется любимое блюдо. Впоследствии так и оказалось: тушеную лапшу, которую она хотела купить, всю разобрали. Веко дико дергалось, но Фэн Чунь проявила все свое упрямство. Не верила она в такие приметы! И потому увлеченно искала лапшу, не отвлекаясь. Она шла вперед, обходя лотки один за другим, и в итоге дошла до конца проспекта Чжуншань, до берега реки, где купила-таки еду по вкусу. Когда она покончила с завтраком, уже почти настал полдень.

Смена Фэн Чунь начиналась как раз в двенадцать часов. В это время несчетное количество людей выходили на улицу и сливались в непрерывный поток, который с этого момента уже не иссякал. По мере того, как солнце двигалось по небу, смещаясь к западу, свет постепенно становился прозрачнее, лился широкой струей, яркий и бесстрастный. В бой вступало заходящее солнце, которое било ослепительным блеском в самое сердце города, пробивая насквозь все витрины – начиная от больших магазинов и заканчивая мелкими лавочками – и наполняя мир радостью. Лица людей светились даже при взгляде на незнакомцев. Вот тогда-то и наступало золотое время для шумной торговой улицы.

В двенадцать часов сестрица Ми просила выйти лучших своих работниц. Фэн Чунь проработала всего три месяца, но уже тоже считалась одним из ключевых сотрудников и сама горько смеялась над этим. В порыве злости на мужа она упросила сестрицу Ми взять ее к себе чистильщицей обуви, сестрица Ми согласилась лишь из уважения, даже пыталась отговорить, так что теперь у Фэн Чунь не было пути к отступлению. Придется ей засунуть свою гордость куда подальше. Здесь кругом одни знакомые, и если у Чжоу Юаня нет ни стыда ни совести, то Фэн Чунь не такая!

Сначала Фэн Чунь бралась за дело скрепя сердце, но постепенно прониклась. Нет в мире низкой работы, есть только низкие люди.

Даже после тушеной лапши веко Фэн Чунь продолжало дергаться. Она сделала компресс, приложив горячее полотенце, но безрезультатно. Тогда она наклеила на веко кусочек лейкопластыря, чтобы удержать его на месте, однако на входе в лавку сестрицы Ми отлепила его. Чистка обуви – тоже работа. А на работу надо являться в пристойном виде. Фэн Чунь хотела уточнить у сестрицы Ми: левое веко дергается к богатству, а правое – к беде? Или наоборот? Но когда слова уже крутились на кончике языка, в голову пришла другая мысль: нельзя спрашивать! Фэн Чунь почувствовала, что от этих расспросов станет хуже. А ей на самом деле и так уже несладко. Ощущения не приходят просто так, а если приходят, то легко от них не избавишься. Что сегодня должно случиться? Неужто Чжоу Юань заявится? Если и правда муж придет и попросит Фэн Чунь вернуться с ним домой, то как она поступит? Девушка не сомневалась: это связано с ее пререканиями с Чжоу Юанем. Она так долго мусолила эту мысль, что невольно принялась оглядываться. Постороннему человеку могло показаться, что сегодня у Фэн Чунь слишком уж блестят глаза.

Лавка сестрицы Ми расположена в самом процветающем районе неподалеку от проспекта Чжуншань; она первая по ходу от квартала Ляньбаоли, а рядом тянутся еще две оживленные улицы – Первая Цзянхань и Пятая Цяньцзинь. На Первой улице Цзянхань стоят гостиница «Сюаньгун» и Центральный универмаг – старые здания, построенные еще до Освобождения[12], в таких всегда чувствуется аристократический дух. В конце Пятой улицы Цяньцзинь во дворе возвышается водонапорная башня, возведенная британцами на двадцатом году правления под девизом Гуансюй[13], – пятиэтажное крепкое строение с облицовкой из красного кирпича и колокольней под самой крышей. Водонапорная башня прекрасна, откуда на нее ни посмотри. На другой стороне проспекта Чжуншань в последние годы выросли коммерческие здания, на стеклянных стенах которых сменяют друг друга огромные рекламные щиты, броские и модные.

Лавка сестрицы Ми занимает лучшее место. Лучшее, но крошечное. Лавка настолько мала, что в два счета можно попасть во внутренний дворик; там стоит на сваях небольшой дом, где живет свекровь сестрицы Ми, а внизу тоже работают чистильщицы. Такая вот лавочка, которая не подчиняется никаким правилам и замерам: большая, но величиной с ладошку. Просто сестрица Ми умеет вести дела и недостатки один за другим превратила в достоинства. Она специально не облицовывает плиткой и не штукатурит старую кирпичную стену и не красит перегородки. Та часть, что лишена отделки, источает аромат древности, а та, что требует ремонта, соответствует художественному вкусу иностранных туристов. На земле сидят на корточках и работают пять или шесть чистильщиц обуви. Стены лавки и все потайные уголки оборудованы многочисленными подвесными полками, на которых выставлена всякая всячина: простая холщовая одежда, тканевые подушечки, глиняные чайнички, подсвечники, чашки, кувшины с букетами из высушенных стеблей чумизы, горшки для маринования овощей, а в них – хлопчатник с коробочками, винные бутылки, в которых красуются одуванчики. Все это не просто предметы интерьера, но и товары на продажу, причем цену можно назвать из головы и тут же рассчитаться. Сестрица Ми специально выбрала стиль, отличный от того, которым отличается популярная сеть конкурирующих заведений. У нее тонкий вкус, и вещи, подобранные ею наугад, обычно оказываются высокохудожественными. Скоро о ее лавке заговорили, особенно в местных вузах. Слава, как говорится, без ног, а ходит. Студенты не нуждаются в чистке обуви, но сестрица Ми их все равно привечает и позволяет фотографировать все, что вздумается. В бизнесе важна популярность. Сестрица Ми – уроженка Ханькоу, она не боится напора местной роскоши, и развернулась бы на полную катушку, даже если бы лавка была еще меньше.

Лавка обладала культурным статусом, и именно поэтому изначально Фэн Чунь решила попроситься на работу к сестрице Ми, наплевав на свою гордость. Но, разумеется, Фэн Чунь понимала: каким бы культурным статусом ни обладало это заведение, оно так и останется лавкой, где чистят обувь. Однако сегодня, лишь сегодня, когда у нее начало дергаться веко и всей тяжестью навалились дурные предчувствия, она основательно всмотрелась в глубины своего сердца и поняла, что не хочет возвращаться домой с Чжоу Юанем!

Никто не догадывался, что произошло в жизни у Фэн Чунь. Никто не знал, что работа для нее – гораздо больше, чем просто чистка обуви. Даже сама Фэн Чунь поначалу не осознавала этого, но потихоньку до нее дошло, и она перепугалась. Жизнь – сложная штука, к тому же противоречивая и изменчивая, в ней нет правил, нет заданных шаблонов, ничего нельзя планировать и ни о чем нельзя мечтать.

А потом неожиданно случилось вот что. После обеда настал «золотой час». Лавку сестрицы Ми, обращенную на запад, залил свет. Солнечные лучи позолотили все безделушки в крошечном помещении, обшарпанный черный лак на створках старой двери покрылся изысканным цветочным орнаментом. Через порог шагнул молодой человек по имени Ло Лянцзи. Он появился на ослепительном фоне, и влажные глаза Фэн Чунь встретились с этим сиянием. Когда их взгляды соединились в одной точке, пространство между ними пронзила молния. Фэн Чунь почувствовала, как жар поднимается к самому сердцу. Странно, но когда их взгляды пересеклись, веко Фэн Чунь прекратило дергаться, зато в груди побежали яростные волны, обуздать которые не представлялось возможным. Фэн Чунь удивленно взирала на происходящее широко распахнутыми глазами. Она не понимала! Не понимала! Однако понимала она или нет – неважно, ведь все происходило без ее вмешательства.

Да, человеческая жизнь лишена здравого смысла.

(7)

Ло Лянцзи по чистой случайности вошел с важным видом в лавку сестрицы Ми.

Так же случайно он появился на свет в эпоху строгого планирования рождаемости. Изначально от него требовали, чтобы он изучал математику и мог объехать весь мир, а потом он случайно основал свое дело. Одна из сделок привела его в Ухань, и потому он оказался здесь совершенно случайно. Концентрация случайностей создавала ощущение хаотичности, с какой двигается ряска на поверхности воды. Ло Лянцзи шел за толпой, любил известные бренды, роскошь, шик и дутую славу, но казался довольно небрежным. Сейчас на нем был пошитый в Италии модный костюм «Дзенья», однако его совершенно не заботили глубокие заломы на локтях и жирные пятна на запонках. Он плевать хотел на следы рвоты на дорогих итальянских кожаных ботинках. Он был лишен той осмотрительности, с которой обычно вели дела бизнесмены постарше, предпочитавшие поджать хост, не нервничал и не боялся быть осужденным за спекуляцию. Поэтому от его небрежности веяло легкостью. Фэн Чунь увидела в этом редкую по тем временам раскованность. Если мужчина раскован – неважно, в чем именно это проявляется, – то в глазах женщин он обладает роковым обаянием. Особенно если перед ним неопытная молодая женщина – такая, как Фэн Чунь.

Ло Лянцзи вошел с залитой солнцем улицы в лавку сестрицы Ми, словно хорошо знал дорогу. На лице его застыла самоуверенность, какая бывает у новорожденного теленка, по незнанию не страшащегося тигров; такая самоуверенность порождает смелость. Именно так на экране обычно появляется главный герой боевика. Незаметно для себя Фэн Чунь заняла место главной героини. В ее возрасте легко попасть под влияние кинематографа, даже если речь идет о низкопробных фильмах.

Сестрица Ми сидела рядом с дверью и, когда приходили клиенты, одаривала их оценивающим взглядом, прикидывая, кто есть кто. Сначала вошел водитель; он криво улыбнулся сестрице Ми, большим пальцем ткнул куда-то себе за спину, и сестрица Ми сразу поняла, что происходит. Это был ее знакомый водитель, временно нанятый Ло Лянцзи. Водитель посторонился, и в лавку вошел сам Ло Лянцзи. Сестрица Ми выразительно посмотрела на Фэн Чунь. Она давно уже рассылала своим работницам шуточные сообщения, чтобы научить их определять статус клиента: «Если парень в костюме, при галстуке и не жалуется на трудности, то это чиновник. Если парень в костюме, при галстуке и не снимает костюм ни за завтраком, ни за обедом, ни за ужином, то это бизнесмен». Когда Ло Лянцзи сел перед Фэн Чунь, сестрица Ми громко сказала:

– Господин, у вас такие хорошие ботинки – мы обеспечим превосходный уход!

Это был адресованный Фэн Чунь намек на то, что с клиента нужно взять больше денег. Но кто мог знать, что им встретился достойный соперник. Как-никак, Ло Лянцзи тоже занимался бизнесом. Он раскусил маленький трюк сестрицы Ми и подмигнул водителю. Тот немедленно подскочил и вручил хозяйке банкноту в десять юаней. Сестрица Ми радостно улыбнулась, сунула деньги в кошелек и пошла встречать новых посетителей.

Но кожаные ботинки Ло Лянцзи были грязными до безобразия! На банкете на них попала чужая рвота – фу, какая гадость! Фэн Чунь мысленно поблагодарила мать за то, что та раньше работала на маслобойном комбинате и сейчас девушке пригодился ее старый темно-синий халат. Еще Фэн Чунь похвалила себя за привычку надевать маску и перчатки. Сестрица Ми поначалу не одобряла этого и считала, что Фэн Чунь раздувает из мухи слона, но Фэн Чунь, по ее словам, соблюдала правила гигиены, чтобы не притащить заразу к ребенку. Сын у нее маленький, вдобавок слабенький – стоит ветерку подуть, как он уже простужается и температурит. У сестрицы Ми тоже есть сын. В итоге она махнула рукой и отстала. Сестрица Ми еще не старая, даже красится, правда, запросы у нее весьма скромные, так что десять юаней ее вполне устроили, но ботинки оказались настолько грязными, что за них можно было бы попросить и двадцать. Фэн Чунь не особо дала волю своим чувствам. Несмотря на то что произошло вначале, она была солидарна с сестрицей Ми и, кроме того, блюла ее интересы. Ей просто захотелось подшутить над Ло Лянцзи и проверить, правда ли он настолько раскован, а заодно посмотреть, действительно ли он щедр и правда ли взглянул на нее как-то по-особому.

В этот самый момент Ло Лянцзи вдруг подался вперед и прошептал на ухо Фэн Чунь:

– Вы уж простите, что ботинки такие грязные.

Она остолбенела. Как это он прочел ее мысли? Фэн Чунь подняла глаза. И до чего же юными и прекрасными были эти глаза! Ло Лянцзи ошеломленно уставился на нее, и она снова потупилась. В этот момент ей опять почудилось, что с ней что-то не так. С чего она вдруг запаниковала в присутствии незнакомца? Фэн Чунь разозлилась на себя и стала еще красивее. Ло Лянцзи залюбовался ею и поторопился объяснить:

– Это мой партнер по бизнесу перепил, и его стошнило на мои ботинки.

Фэн Чунь лишь покивала, не смея больше поднять глаза. Она усердно начищала кожу, но в голове билась мысль: «С чего мне интересоваться, кого стошнило на твои ботинки? Зачем ты мне это говоришь?»

И опять Ло Лянцзи словно заглянул в ее сердце и ответил:

– Я вам сказал, чтоб вы не думали, будто я алкаш какой.

Фэн Чунь внутренне поразилась тому, что кто-то может вот так читать ее мысли, и невольно сравнила его со своим мужем Чжоу Юанем. С Чжоу Юанем подобного никогда не было.

Эту фразу Ло Лянцзи произнес, запинаясь, и тут же понял, что сболтнул лишнего; чем больше росло в нем это ощущение, тем сильнее горели щеки. Его неестественность передалась и Фэн Чунь. Она кокетливо надула губы и снова посмотрела на Ло Лянцзи. Их взгляды опять встретились, и по телам обоих словно прошел электрический разряд.

Ло Лянцзи заметил, что Фэн Чунь искоса посматривает на него и ее глаза невыразимо прекрасны. А Фэн Чунь ощутила, что все внимание Ло Лянцзи сосредоточено на ней одной. Внезапно сокрушительная тишина накрыла их облаком. Не было больше ни лавки сестрицы Ми, ни шумной улицы – лишь они вдвоем в полном вакууме, где Фэн Чунь по-прежнему начищала его ботинки. Они испугались. Они пытались сопротивляться. Сопротивляться, чтобы вырваться из окутавшего их кошмара. Какие-то люди сновали вокруг – это приходили и уходили другие клиенты. То и дело звонили мобильные телефоны. Порхали руки других чистильщиц. В воздухе витал густой запах крема для обуви. Сестрица Ми стояла за прилавком, держа в одной руке сигарету, а в другой чашку чая, с улыбкой приветствовала гостей и втихаря с ехидцей наблюдала за ними.

Обоим казалось, что в этот момент у них выросли крылья. Фэн Чунь все так же не отрывала взгляд от ботинок Ло Лянцзи, но знала, во что он одет, какое выражение сейчас на его лице, какого оттенка его кожа и даже с каким акцентом он говорит. Она знала, что волосы Ло Лянцзи чисто вымытые и густые – настолько, что под их тяжестью лоб давит на брови; брови у него широкие, а глаза узкие. Ло Лянцзи с первого взгляда заметил, что Фэн Чунь отличается от остальных чистильщиц. В синем халате и маске, скрывавшей лицо, она напоминала оператора высокотехнологичного сборочного конвейера, и таких чистильщиц обуви ему нигде и никогда встречать не доводилось. Она еще не закончила чистить его кожаные ботинки, а Ло Лянцзи через халат – столь же плотный, как и ее веки, – успел рассмотреть ее тело, зрелое, гладкое, стройное и грациозное. Почему Ло Лянцзи раньше не видел такие волнующие изгибы? Ему ведь тоже уже за тридцать, он женат, у него есть ребенок. Он объехал едва ли не все крупные города Китая. Отели, рестораны, массажные салоны стали практически частью его работы – он постоянно бывал там и повидал множество красоток; он горланил вместе с ними в караоке, мог даже сгрести их в охапку и обнять, однако позже, распрощавшись, не помнил, как они выглядели. Почему только в этот момент, в этой маленькой лавчонке его глаза вдруг превратились в увеличительные стекла? Он видел крупным планом, как в кино, несколько тоненьких прядок, падавших на лоб Фэн Чунь, каждый их волосок, гладкий и блестящий. Лишь теперь он сравнил и осознал, что все линии, виденные им прежде, несовершенны и слишком грубы, они царапали его и причиняли боль. Только сейчас эта покладистая красота лишила его самоконтроля, и ему захотелось болтать всякие глупости. Ло Лянцзи не понимал, что с ним происходит. Это ведь случайная, ничего не значащая встреча – разве нет? Ло Лянцзи рассердился на себя, даже не отдавая себе в этом отчета.

У незнакомых друг с другом мужчины и женщины в этот самый момент неожиданно возникли совершенно одинаковые мысли. Они напоминали пожар, вспыхнувший в старом доме. Огонь, внезапно вышедший из-под контроля; крошечные язычки этого пламени совершенно непонятным образом казались теплыми и уютными, они трепетали и подпрыгивали, словно маленький олененок, постоянно вызывая внутри тревогу. Эти двое, обычно неразговорчивые, не могли себя контролировать, они болтали и флиртовали. Они даже понизили голоса, сделав вид, что вовсе не разговаривают, по молчаливому согласию исключив из своего крошечного мирка всех остальных людей.

Ло Лянцзи сказал:

– Разве можно такую кропотливую и тяжелую работу оценить в десять юаней? Мой водитель невежественный скупердяй, он тебя обидел. Скажи, сколько я на самом деле должен?

– Сто юаней! – ответила Фэн Чунь.

– Без проблем! – согласился Ло Лянцзи.

Фэн Чунь рассмеялась:

– Да за сто юаней я должна надраить ботинки так, чтобы цветы распустились!

– А они уже распустились.

– Где же?

– В твоих глазах.

Молчание. Потом Фэн Чунь ехидно заметила:

– А вы, как я погляжу, привыкли за девушками ухлестывать!

Ло Лянцзи возмутился:

– Разве я ухлестывал? Я не говорил, что ты красавица, да и вижу лишь твои глаза. Я не спрашивал, как тебя зовут, и не просил дать мне телефончик.

– Ну, ухлестывали вы или нет, – это вы сами в душе знаете.

– Я не знаю, только ты знаешь, – ответил Ло Лянцзи.

Фэн Чунь корпела над парой итальянских ботинок марки «Барри»: блестящая кожа, аккуратная строчка, изысканная модель. Отличные ботинки, которые не могут не понравиться. Фэн Чунь наклонила голову, оценила результат и с чувством выполненного долга воскликнула:

– Такие прекрасные ботинки – просто загляденье!

Работая в офисном здании «Новый свет», в обеденный перерыв она частенько бегала с коллегами в соседний универмаг, так что разбиралась в хорошей обуви. Они с мужем тоже старались покупать себе дорогую обувь, особенно Чжоу Юань – причем независимо от того, были ли у него деньги, обеспечена ли семья всем самым необходимым. Однажды ему втемяшилось в башку приобрести себе дорогущие ботинки английской марки «Кларкс», чтобы не стыдно было пойти поразвлечься с друзьями. В тот раз молодые супруги разругались в пух и прах, потому что Фэн Чунь заботилась о семейном бюджете, ей было жалко тратиться на себя и она покупала обувь попроще. Но даже не располагая особо средствами, она время от времени забредала в бутики иностранных брендов, чтобы полюбоваться дизайнерскими моделями. Фэн Чунь обожала хорошую обувь.

Она искренне воскликнула:

– Истинное наслаждение – уход за такими великолепными ботинками!

– Не могу не согласиться! – поддакнул Ло Лянцзи.

Однако на такую тонкую телячью кожу нельзя наносить простой крем, а самый дешевый, который в лавке закупался оптом, даже близко подносить не стоило. Единственная коробочка с импортным кремом на основе карнаубского воска хранилась лично у сестрицы Ми и использовалась исключительно для обуви наиболее важных посетителей – то есть местных чиновников, полицейских и налоговых инспекторов. Именно они считались VIP-клиентами в лавке сестрицы Ми, а остальные о дефицитном креме могли и не мечтать.

Ло Лянцзи понял, что Фэн Чунь боится свою начальницу. Он решил проявить всю свою мужественность и заявил:

– Делай то, что хочешь! Ничего не бойся! Я все оплачу!

Этим словам Фэн Чунь не в силах была противиться. Лед, который так долго намерзал в ее сердце, в один миг растаял, сердце растеклось от нежности, и она чуть не расплакалась. Наконец Фэн Чунь решилась и встала. От долгого сидения на корточках у нее закружилась голова, но Ло Лянцзи тут же заботливо придержал ее за талию одной рукой. Фэн Чунь притворилась, что этой руки не существует, хотя и не смогла скрыть испуга.

(8)

Фэн Чунь подошла к сестрице Ми, чтобы попросить у нее крем на основе карнаубского воска, а сестрица Ми только того и ждала, поскольку терпение ее достигло предела. Она наблюдала за бушующим пламенем с безопасного расстояния и готова была потушить пожар. Сестрица Ми равнодушно взглянула в лучистые глаза Фэн Чунь, сделав вид, что не понимает, и спросила:

– Что нужно?

– Ты знаешь.

– Что я знаю?

– Знаешь, что таким хорошим ботинкам нужен соответствующий уход.

Сестрица Ми выпустила в лицо Фэн Чунь струйку дыма и буркнула:

– Ничего я не знаю.

Фэн Чунь сказала:

– Поверхность кожи обожжена крепким алкоголем и действительно нуждается в уходе.

– Только потому, что ты так решила?

– Сестрица Ми!

Хозяйка лавки понизила голос и процедила:

– Послушай-ка! Последнее слово здесь за мной! Это я решаю, кому и что нужно. Ты что-то запуталась, девочка! Очнись! Ты уже потратила на пару ботинок кучу времени! Куда больше, чем я на них заработала! Хватит! Быстренько отпусти клиента!

Фэн Чунь запротестовала:

– Сестрица Ми!

Сигарета замерла между губами сестрицы Ми. Она скрестила руки на груди.

– Что ты орешь? Ты не слышала мои слова?

– Ну зачем ты так? Зачем прогонять клиента? Откуда ты знаешь, что он не заплатит дополнительно?

– Тогда пусть сначала заплатит. Если раскошелится дополнительно на двадцатку, будет ему крем.

Только она договорила, как к ним подскочил водитель Ло Лянцзи и протянул сестрице Ми купюру в сто юаней со словами:

– Шеф сказал, что сдачи не надо.

Сто юаней! Почистить кожаные туфли за сотню? Разве сестрица Ми могла отказать?! Она тут же наклеила на лицо улыбку и рассыпалась в благодарностях, но когда повернулась, чтобы выдать Фэн Чунь дефицитный крем, улыбка снова сползла с ее губ. Ничего не говоря, она холодно зыркнула на Фэн Чунь.

Фэн Чунь победила, и этого ей было достаточно. Она бросила быстрый, как молния, взгляд на Ло Лянцзи, с трудом сдерживая слезы. Взяв крем для обуви, Фэн Чунь вернулась на свое рабочее место. Присела на корточки, не произнеся ни слова. Она сосредоточенно наносила крем на ботинки, и руки ее, словно весенние ласточки, весело и ловко порхали вверх-вниз. Теперь уже в ней взыграло упрямство. Девушка была полна решимости довести начатое дело до конца и молча ткнула в перепачканные носки Ло Лянцзи. Тот спросил:

– Снять?

Когда Фэн Чунь кивнула, он позвал стоявшего у двери шофера:

– Сбегай купи мне носки. Выйдешь из лавки, свернешь, и там по обе стороны улицы торгуют носками.

Водитель остолбенел, и Ло Лянцзи принялся его распекать:

– Ты меня слышишь? Беги давай! Да побыстрее!

Водитель выскочил на улицу и вскоре вернулся с парой новых носков. Ло Лянцзи вдруг немного смутился, отвернулся, снял грязные носки, достал из кармана салфетку, завернул в нее и попросил водителя найти на улице урну и выкинуть. Затем натянул свежие носки. Фэн Чунь помогла ему надеть ботинки, завязала шнурки, поправила штанины, и теперь он выглядел красиво и опрятно.

Внезапно лавка сестрицы Ми снова оказалась где-то далеко-далеко. В целом мире остались лишь они двое. Недавно они были чужими, но вдруг одновременно почувствовали, что стали родными, как супруги. Так жена собирает на работу мужа – ничего не говоря, потому что они уже понимают друг друга без слов, – и это чувство растекается от самого сердца до кончиков пальцев, наполняя окружающее пространство теплом. Странно, они ведь не одиноки, у обоих уже есть дети школьного возраста, однако, случайно встретившись в лавке, где чистят обувь, поддались чувству, которому стоило бы пробудиться давным-давно. Но оно пробудилось только что. Все это Фэн Чунь хотела бы сказать Ло Лянцзи, а он ей. И тут лавка вернулась на место. Оба отлично понимали, что не имеют возможности пообщаться. Оба знали, что ботинки начищены до блеска, Ло Лянцзи пора уходить и сразу после встречи наступит разлука. От мимолетности этого знакомства оба испытывали горечь, не смотрели друг на друга, двигались нарочито медленно и все равно не могли нарушить простой закон: ботинки начищены – клиент уходит.

Сестрица Ми, терпеливая и зоркая, словно охотник, наблюдала за ними со стороны. Она громко произнесла на прощание:

– Спасибо за вашу щедрость, господин. Ждем вас снова!

Фэн Чунь ничего не оставалось, кроме как сказать:

– Спасибо, что пришли, ждем вас снова!

Ло Лянцзи на мгновение растерялся. Он принялся топтаться на месте, провел руками по волосам; на миг ему почудилось, что он сейчас рухнет. Однако он не желторотик какой-нибудь, и потому попытался все-таки вернуть себе устойчивость. Он достал свой бумажник, вынул купюру в сто юаней и протянул Фэн Чунь.

Фэн Чунь тихонько проговорила:

– Отдайте хозяйке.

Ло Лянцзи сказал:

– Хозяйка уже получила свое. Это тебе.

Фэн Чунь внезапно снова почувствовала, как на нее ни с того ни с сего нахлынуло раздражение. Неужели этот парень решил, будто она простая чистильщица обуви? Сунул сотню и теперь еще одну, чтобы похвастаться своим богатством! Что он вообще за человек, как его зовут, откуда он взялся и куда сейчас отправится? Почему вдруг столкнулся с ней? Вот, оказывается, к чему веко дергалось! Какого черта?! Фэн Чунь не стала брать банкноту из рук Ло Лянцзи. Она постояла ошарашенно, а потом начала снимать перчатки. После долгого ношения медицинских перчаток руки были горячие и потные, резина плотно обтягивала кожу, и снять их оказалось нелегко. Фэн Чунь с силой сдирала перчатки, выплевывая одно за другим обжигающие слова: