Картограф несуществующего

Дмитрий Рой

Картограф несуществующего

Глава 1 Пробуждение карты

Кисть дрогнула в руке Евы, оставив на пергаменте кривую линию там, где должен был быть идеально ровный берег несуществующего моря. Она выругалась сквозь зубы и потянулась за тряпкой, чтобы стереть ошибку, но замерла на полпути.

Карта пульсировала.

Это было едва заметно – лёгкое мерцание чернил, словно они ещё не высохли, хотя Ева закончила эту работу три дня назад. Карта лежала среди десятка других в её мастерской, ожидая, когда клиент заберёт заказ. Обычная карта обычного несуществующего места – остров в форме полумесяца с единственным городом на северном берегу и лесом загадочных шепчущих деревьев на юге.

«Нет, только не сейчас», – мысль пронеслась в голове, пока Ева медленно опускала кисть.

Мерцание усилилось. Контуры острова засветились изнутри бледно-голубым светом, и Ева почувствовала знакомое притяжение – кто-то использовал её карту. Кто-то путешествовал.

Она схватилась за край стола, готовясь к тому, что последует дальше. Первый раз это случилось, когда ей было четырнадцать. Тогда она нарисовала карту волшебного сада для младшей сестры – просто игра, просто фантазия. Но когда Анна положила палец на нарисованную калитку и закрыла глаза, представляя себя там, Ева почувствовала, как мир дрогнул. А потом увидела.

Видения приходили всегда одинаково – сначала лёгкое головокружение, затем реальность размывалась по краям, и Ева оказывалась одновременно в двух местах: в своей мастерской и там, куда вела карта.

Комната поплыла. Запах чернил и пергамента сменился солёным морским бризом. Ева всё ещё чувствовала под пальцами шероховатость деревянного стола, но видела уже не стены своей мастерской, а бирюзовые волны, разбивающиеся о скалистый берег.

Путешественник стоял на пляже с чёрным песком – высокий мужчина в потрёпанном плаще, с рюкзаком за плечами. Его лицо Ева видела нечётко, словно сквозь запотевшее стекло, но чувствовала его эмоции: удивление, восторг и… страх?

Мужчина сделал шаг вперёд, и мир под его ногами дрогнул. Чёрный песок начал двигаться, образуя спирали и узоры. Ева попыталась крикнуть, предупредить его, но в видениях она была только наблюдателем. Песок поднялся столбом, закружился вокруг путешественника, и тут Ева поняла свою ошибку.

Когда она рисовала этот пляж, то думала о красоте контраста – чёрный песок и бирюзовое море. Но не подумала о том, что в несуществующих мирах красота часто скрывает опасность. Чёрный песок был живым.

Путешественник что-то крикнул – Ева не слышала слов, только видела, как он рванулся в сторону леса. Песок преследовал его извивающимися щупальцами, пытаясь схватить за ноги. Мужчина бежал, перепрыгивая через поваленные стволы (Ева не рисовала поваленные стволы – мир сам добавлял детали), и Ева бежала вместе с ним, чувствуя, как колотится чужое сердце.

Наконец он добрался до границы леса и переступил черту между пляжем и первыми деревьями. Песок остановился, словно натолкнувшись на невидимую стену, сердито зашипел и отполз обратно к морю.

Путешественник опёрся о дерево, тяжело дыша. А потом сделал то, чего не делал никто из использовавших карты Евы раньше – посмотрел прямо на неё. Не в её сторону, не сквозь неё, а именно на неё, словно видел.

– Спасибо за предупреждение о песке, – сказал он с кривой усмешкой. – Хотя в следующий раз можно написать инструкцию покрупнее.

Видение разлетелось на осколки. Ева ахнула, хватая ртом воздух, и обнаружила себя на полу собственной мастерской. В ушах звенело, перед глазами плясали цветные пятна, а сердце колотилось так, словно это она бежала по пляжу с живым песком.

«Он видел меня. Он говорил со мной».

За пятнадцать лет работы картографиней такого не случалось ни разу. Путешественники использовали её карты, перемещались в нарисованные миры, иногда застревали там (об этом Ева старалась не думать), но никогда не знали о её существовании. Она была призраком, невидимым свидетелем их приключений.

Ева подтянулась на дрожащих руках и села, прислонившись спиной к ножке стола. Надо было проверить карту, убедиться, что путешественник вернулся целым. Большинство использовали карты для коротких визитов – час или два в другом мире, а потом обратно в реальность. Только самые отчаянные или глупые оставались дольше.

Она заставила себя встать и подойти к столу. Карта выглядела обычно – чернила больше не светились, контуры острова были чёткими и неподвижными. Но что-то изменилось. Ева наклонилась ближе и заметила новую деталь: на пляже, там, где раньше был только чёрный песок, теперь виднелись следы. Человеческие следы, ведущие от кромки воды к лесу.

Мир запомнил путешественника.

Стук в дверь заставил Еву подпрыгнуть. Она машинально глянула на часы – половина десятого вечера. Мастерская давно закрыта, вывеска перевёрнута, да и клиенты редко приходили так поздно.

Стук повторился – три размеренных удара.

– Мы закрыты! – крикнула Ева, не двигаясь с места.

– Я знаю, – ответил мужской голос с той стороны. – Но мне сказали, что вы делаете исключения для особых заказов.

Что-то в этом голосе показалось знакомым. Ева нахмурилась, пытаясь вспомнить, где могла его слышать. Голос был низкий, с лёгкой хрипотцой, и в нём сквозила та же ироничная интонация, что…

«О нет».

Она рванулась к двери, отодвинула засов и распахнула её. На пороге стоял путешественник с острова – тот самый, который видел её в видении. Вблизи он оказался моложе, чем она думала, – лет тридцать, не больше. Тёмные волосы были взъерошены, на щеке виднелась свежая царапина, а серые глаза смотрели с любопытством и лёгким весельем.

– Добрый вечер, – сказал он, и Ева окончательно узнала голос. – Меня зовут Марк. Я тот парень, который чуть не стал ужином для вашего художественного песка.

Ева молча смотрела на него, пытаясь понять, как это возможно. Путешественники не должны были знать о картографинях. Это было первое и главное правило их ремесла – оставаться невидимыми, неизвестными, недосягаемыми.

– Вы… как вы меня нашли? – наконец выдавила она.

Марк пожал плечами и достал из кармана сложенный лист пергамента – карту острова.

– Ваша подпись в углу. «Е. Волкова, картографиня несуществующих мест». Довольно уникальная профессия, надо сказать. В телефонном справочнике таких немного.

Он улыбнулся, но Ева заметила напряжение в его позе, то, как он переминается с ноги на ногу, словно готов в любой момент броситься бежать.

– Что вам нужно? – спросила она, не приглашая его войти.

Марк помолчал, разглядывая её с тем же любопытством, с каким она разглядывала его.

– Понимаете, у меня есть проблема, – сказал он наконец. – И мне сказали, что вы единственная, кто может помочь.

– Кто сказал?

– Человек, который дал мне вашу карту. Он сказал, что вы лучшая в своём деле. Что ваши карты – самые точные, самые… настоящие.

Ева скрестила руки на груди.

– Если вы хотите заказать карту, приходите завтра в рабочее время. Расценки на витрине.

– Боюсь, мой заказ не совсем обычный.

Марк полез во внутренний карман плаща и достал что-то, завёрнутое в промасленную ткань. Развернул осторожно, почти благоговейно, и Ева увидела обрывок древнего пергамента размером с ладонь.

Даже в тусклом свете уличного фонаря было видно, что это не обычная карта. Линии на пергаменте словно двигались, перетекали одна в другую, образуя узоры, которые менялись, стоило только моргнуть. Ева почувствовала, как воздух вокруг сгустился, стал плотнее, и в ушах зазвенело, как перед грозой.

– Что это? – прошептала она.

– Кусок карты, которой больше тысячи лет, – ответил Марк. – Карты места, где сходятся все дороги всех миров. И мне нужно, чтобы вы дорисовали недостающие части.

Ева попятилась, качая головой.

– Нет. Я не работаю с чужими картами. И уж точно не с… этим.

– Пожалуйста, – Марк шагнул вперёд, и отчаяние в его голосе заставило Еву остановиться. – Мне больше некуда идти. Все остальные картографини отказались даже смотреть на это. Вы – моя последняя надежда.

– Почему? Зачем вам это место?

Марк снова завернул обрывок карты, и напряжение в воздухе ослабло.

– Потому что я потерял там кое-кого. И это единственный способ вернуть её обратно.

В его голосе звучала такая боль, что Ева почувствовала укол сочувствия. Она знала, каково это – терять близких в несуществующих мирах. Её сестра Анна так и не вернулась из того волшебного сада, нарисованного детской рукой.

– Даже если я соглашусь, – медленно произнесла Ева, – это займёт время. Древние карты… они опасны. Одно неверное движение, и можно открыть дверь туда, откуда нет возврата.

– Я готов рискнуть.

– А я нет.

Они смотрели друг на друга через порог – картографиня, поклявшаяся больше никогда не рисовать по-настоящему опасные карты, и путешественник, готовый пойти на что угодно ради призрачного шанса.

Наконец Ева вздохнула и отступила в сторону.

– Ладно. Входите. Но я только посмотрю, ничего не обещаю.

Марк шагнул в мастерскую, и Ева заметила, как он слегка пошатнулся, словно переступая порог, преодолел невидимый барьер. Интересно. Её мастерская была защищена десятками нарисованных карт-оберегов, но обычные люди их не чувствовали.

«Кто же ты такой, Марк?»

Она провела его вглубь мастерской, мимо столов с разложенными картами, мимо полок с чернилами всех возможных оттенков, мимо витрин с готовыми работами. Марк шёл молча, но Ева чувствовала его взгляд – внимательный, оценивающий.

У дальней стены стоял отдельный стол – старый, потемневший от времени, с десятками царапин и пятен от пролитых чернил. Ева работала за ним только над самыми сложными заказами.

– Покажите ещё раз, – попросила она, зажигая лампу.

Марк развернул обрывок карты и положил на стол. При ярком свете стало видно больше деталей – тончайшие линии, похожие на прожилки на листьях, странные символы по краям, и в центре – часть чего-то, что могло быть городом или храмом.

Ева наклонилась ниже, стараясь не прикасаться к пергаменту. От него исходило тепло, едва ощутимое, но постоянное, словно карта была живой.

– Где вы это взяли?

– Это долгая история.

– У меня есть время.

Марк помедлил, потом стянул плащ и повесил на спинку стула. Под плащом оказалась простая тёмная рубашка и потёртые джинсы – совсем не похоже на образ таинственного путешественника.

– Три месяца назад моя… подруга, Лена, увлеклась картами несуществующих мест. Начала коллекционировать их, изучать. Она была историком, специализировалась на средневековых манускриптах. И однажды наткнулась на упоминание о Карте Всех Дорог.

Ева напряглась. Она слышала эту легенду – каждая картографиня слышала. Карта, нарисованная первым картографом, способная открыть путь в место, где пересекаются все возможные миры. Место силы и хаоса, где можно найти что угодно и потерять всё.

– Лена нашла этот обрывок в частной коллекции, – продолжал Марк. – Владелец не знал, что это, думал – просто старая карта торговых путей. Лена купила её и начала искать остальные части. Нашла ещё два фрагмента, соединила их…

– И попыталась использовать неполную карту, – закончила за него Ева. – Идиотка.

Марк вздрогнул, но не стал спорить.

– Она исчезла две недели назад. Просто… растворилась на моих глазах. Я пытался пойти за ней, но карта не работает для меня. Вернее, работает только наполовину – я могу почувствовать место, но не могу туда попасть.

– Потому что карта неполная. Она как дверь без петель – можно заглянуть в щель, но не войти.

– Именно. Поэтому мне нужна ваша помощь.

Ева выпрямилась и отошла от стола. Её руки дрожали, и она сцепила их за спиной, чтобы Марк не заметил.

– Вы понимаете, о чём просите? Дорисовать Карту Всех Дорог – это не то же самое, что создать карту необитаемого острова или волшебного леса. Это место существует на стыке реальностей. Одна ошибка – и можно разорвать ткань между мирами.

– Понимаю.

– Нет, не понимаете! – Ева повысила голос. – Я видела, что происходит с теми, кто открывает двери, которые должны оставаться закрытыми. Моя сестра…

Она осеклась. За пятнадцать лет это был первый раз, когда она чуть не рассказала клиенту об Анне.

Марк смотрел на неё с сочувствием и пониманием, которое бесило ещё больше.

– Мне жаль, – тихо сказал он. – Но Лена ещё жива. Я знаю это, чувствую. И если есть хоть малейший шанс вернуть её…

– Вы любите её.

Это был не вопрос, но Марк кивнул.

– Да.

Ева закрыла глаза. Перед внутренним взором встало лицо Анны – вечно четырнадцатилетней, замершей в том последнем мгновении перед исчезновением. «Смотри, Ева, я нашла секретную дверь!»

Когда она открыла глаза, решение уже было принято.

– Хорошо. Я попробую. Но на моих условиях.

Марк выпрямился, и в его глазах вспыхнула надежда.

– Любых.

– Во-первых, я буду работать медленно. Такую карту нельзя торопить. Во-вторых, вы будете рассказывать мне всё – где нашли фрагменты, что знаете о Карте, что ещё Лена успела выяснить. В-третьих, когда карта будет готова, мы пойдём вместе.

– Что? Но это опасно…

– Это моё условие. Я не отправлю вас туда одного с картой, которую создала. Либо так, либо никак.

Марк помолчал, разглядывая её с новым интересом.

– Почему?

«Потому что я не хочу гадать, вернётесь вы или нет. Потому что устала быть призраком в чужих путешествиях. Потому что, может быть, там я найду ответ на вопрос, который мучает меня пятнадцать лет».

– Потому что так будет правильно, – сказала она вслух.

Марк протянул руку.

– По рукам.

Ева помедлила секунду, потом пожала его ладонь. Кожа была тёплой и шершавой, со следами старых шрамов. Руки путешественника.

В момент прикосновения мир снова дрогнул – совсем легко, почти неощутимо. Но Ева почувствовала это, как чувствовала каждое изменение в ткани реальности. Что-то началось. Что-то важное и необратимое.

Она отпустила его руку и повернулась к столу.

– Оставьте фрагмент здесь. Завтра в десять утра приходите, расскажете всё, что знаете. И Марк?

– Да?

– В следующий раз, когда будете использовать чью-то карту, читайте инструкции. Я же не зря писала мелким шрифтом «Остерегайтесь чёрного песка».

Марк рассмеялся – неожиданно искренне и тепло.

– Обязательно. Хотя ваш песок мог бы предупредить и сам. Знаете, табличку поставить или что-то в этом роде.

– Поговорите с профсоюзом несуществующих опасностей, – фыркнула Ева. – Теперь идите. Мне нужно подготовиться.

Она проводила его до двери, снова заперла засов и прислонилась к двери спиной. Сердце колотилось, как после пробежки. Карта Всех Дорог. Она действительно согласилась работать над Картой Всех Дорог.

«Анна, может быть, я наконец найду тебя».

Ева вернулась к дальнему столу и осторожно взяла фрагмент карты. Пергамент был тёплым и словно пульсировал в такт её сердцебиению. Линии продолжали двигаться, образуя всё новые узоры, и в какой-то момент Еве показалось, что она видит в них лицо – молодая женщина со встревоженными глазами.

Лена. Должно быть, это Лена.

– Держись, – прошептала Ева. – Мы идём за тобой.

Она аккуратно положила фрагмент в специальный ящик, запертый на три замка и защищённый нарисованными печатями. Завтра начнётся настоящая работа – кропотливая, опасная, требующая всего её мастерства и немалой доли безумия.

Но сегодня… сегодня она просто постояла у окна, глядя на пустую улицу, где несколько минут назад исчез в ночи странный путешественник по имени Марк. Человек, который видел её в несуществующем мире. Человек, готовый рискнуть всем ради любви.

Человек, который, возможно, поможет ей исправить ошибку пятнадцатилетней давности.

Где-то далеко, в месте, где сходятся все дороги, ждали ответы. Оставалось только нарисовать карту, которая приведёт к ним.

И постараться не потеряться по пути.

Глава 2 Память пергамента

Ева не спала.

После ухода Марка она пыталась заняться обычными делами – проверила заказы на завтра, прибралась в мастерской, даже попробовала поесть. Но взгляд постоянно возвращался к дальнему столу, где в запертом ящике лежал фрагмент древней карты.

Он звал её.

Это было похоже на зуд под кожей, на мелодию, которую не можешь выкинуть из головы. Ева продержалась до полуночи, потом сдалась. Она заварила крепкий чай, зажгла все лампы в мастерской и открыла ящик.

Фрагмент лежал на бархатной подложке, невинный с виду кусок пожелтевшего пергамента. Но стоило Еве взять его в руки, как по пальцам пробежало покалывание. Карта была тёплой – теплее, чем несколько часов назад.

«Она просыпается», – мелькнула тревожная мысль.

Ева положила фрагмент на стол и придавила углы специальными стеклянными грузиками – подарок её наставницы, старой картографа Веры Семёновны. Стекло было не простое, выплавленное из песка несуществующей пустыни, где время текло вспять. Оно должно было удержать карту от… непредвиденных действий.

Достав лупу, Ева склонилась над пергаментом. При близком рассмотрении становились видны детали, ускользавшие раньше. Линии были не нарисованы, а словно выжжены в пергаменте, оставляя крошечные обугленные края. Символы по краям напоминали одновременно несколько древних алфавитов, но не совпадали ни с одним полностью.

А в центре фрагмента, там, где виднелись очертания строения, Ева заметила нечто странное. Линии здесь были другими – более свежими, нанесёнными поверх древних. Кто-то уже пытался дорисовать карту.

«Интересно, что с ним случилось», – подумала Ева и тут же пожалела об этой мысли.

Она достала специальную тетрадь – дневник картографических наблюдений – и начала зарисовывать символы. Работа требовала сосредоточенности: каждый штрих должен быть точным, каждая закорючка на своём месте. Символы древних карт часто были ключами к их разгадке.

На третьем символе случилось то, чего Ева не ожидала.

Чернила в её авторучке засветились.

Она отдёрнула руку, но было поздно. Свечение перекинулось с ручки на нарисованные символы, а оттуда – на оригинал. Фрагмент карты вспыхнул ослепительно белым светом, и Ева инстинктивно закрыла глаза.

Когда она открыла их, мастерская исчезла.

Она стояла в круглом зале с высоким куполообразным потолком. Стены были покрыты картами – сотнями, тысячами карт, нарисованных прямо на камне. Они светились изнутри мягким золотистым светом, и Ева видела на них очертания городов, которых не существовало, морей, которые никогда не плескались под солнцем, гор, которые никто не покорял.

В центре зала стоял стол – простой деревянный стол, удивительно похожий на тот, за которым работала сама Ева. За столом сидел человек.

Нет, не человек. Что-то в нём было неправильным – слишком острые углы скул, слишком длинные пальцы, слишком яркие глаза цвета расплавленного золота. Он был одет в простую серую рубаху, рукава закатаны, обнажая предплечья, покрытые татуировками. Но это были не обычные татуировки – это были карты, нанесённые прямо на кожу, и они двигались, менялись, перетекали одна в другую.

Существо (Ева не могла заставить себя назвать его человеком) работало над картой. Огромный лист пергамента был расстелен на столе, и существо наносило на него линии не кистью или пером, а прямо пальцем. Там, где палец касался пергамента, оставался светящийся след.

«Первый Картограф», – поняла Ева с благоговейным ужасом.

Она читала о нём в древних текстах, которые Вера Семёновна хранила под семью замками. Тот, кто создал само искусство картографии несуществующих мест. Тот, кто первым понял, что нарисованное может стать реальным, если вложить в рисунок достаточно… чего? Силы? Веры? Души?

Первый Картограф работал сосредоточенно, не замечая Еву. Или делая вид, что не замечает. Постепенно на пергаменте проявлялись очертания места – города или храма в центре, от которого расходились дороги во все стороны. Сотни дорог, тысячи, они ветвились и переплетались, создавая узор невероятной сложности.

И тут Ева поняла. Это была не карта конкретного места. Это была карта всех мест. Каждая дорога вела в отдельный мир, каждая развилка открывала новую реальность. Центральное строение было точкой схождения, местом, где все миры соприкасались.

Картой Всех Дорог.

Первый Картограф дорисовал последнюю линию и откинулся на спинку стула. Несколько мгновений он просто смотрел на своё творение, и в его нечеловеческих глазах мелькнуло что-то похожее на сомнение.

– Слишком опасно, – произнёс он, и его голос звучал как эхо в пустом колодце. – Никто не должен обладать такой силой.

Он протянул руку над картой, и Ева увидела, как пергамент начал тлеть по краям. Нет, не тлеть – распадаться. Карта разделилась на части – семь фрагментов, которые разлетелись по залу, исчезая в светящихся порталах на стенах.

– Когда-нибудь, – произнёс Первый Картограф, и теперь Ева была уверена, что он обращается к ней, – кто-то попытается собрать их снова. Кто-то, движимый любовью, или жадностью, или отчаянием. И тогда…

Он повернулся и посмотрел прямо на Еву. Его глаза были как два солнца, и смотреть в них было невыносимо больно.

– Будь осторожна, наследница. Некоторые двери открываются только в одну сторону. А некоторые не должны открываться вовсе.

Видение начало распадаться. Зал с картами расплывался, как акварельный рисунок под дождём. Но прежде чем всё исчезло окончательно, Ева успела заметить кое-что ещё. На запястье Первого Картографа, среди движущихся татуировок-карт, был рисунок сада. Маленького волшебного сада с калиткой.

Точно такого же, какой она нарисовала для Анны пятнадцать лет назад.

Ева очнулась на полу своей мастерской. В ушах звенело, во рту чувствовался привкус меди, а левая рука онемела от локтя до кончиков пальцев. Она попыталась пошевелить пальцами – получилось, хоть и с трудом.

Медленно, опираясь на правую руку, она села. Голова кружилась, но не так сильно, как после обычных видений. Это было другое – не просто подглядывание за путешественником, а погружение в память самой карты.

Фрагмент всё ещё лежал на столе, но выглядел иначе. Линии стали чётче, символы – ярче, а в том месте, где были более свежие штрихи, проступили новые детали. Теперь Ева видела: кто-то пытался дорисовать недостающие части, но делал это неправильно. Линии были проведены обычными чернилами, без понимания сути.

«Семь фрагментов», – вспомнила она слова Первого Картографа.

Марк сказал, что у Лены было три. Значит, где-то существуют ещё четыре части карты. И если Лена исчезла, используя неполную версию…

Ева встала, держась за край стола. Ноги дрожали, но держали. Она посмотрела на часы – половина четвёртого утра. До прихода Марка оставалось шесть с половиной часов.

Времени хватит.

Она достала чистый лист особого пергамента – того, что использовала для самых сложных работ. Изготовленный по рецепту, передающемуся от наставницы к ученице, он мог выдержать любую магию. Затем открыла шкаф с чернилами.

Обычно для карты она смешивала три-четыре оттенка. Для Карты Всех Дорог понадобится больше. Ева доставала флакон за флаконом: чернила из сока несуществующих ягод, из пепла сожжённых нарисованных писем, из слёз радости и слёз печали, из утренней росы мира, где никогда не всходило солнце.

Работая, она думала о видении. Первый Картограф разделил карту не просто так. Он знал, что рано или поздно кто-то захочет использовать её силу. Но почему семь частей? И почему на его руке была карта сада Анны?

«Может, это не та же карта, – пыталась убедить себя Ева. – Может, просто похожая».

Но она знала, что лжёт себе. Связь была слишком явной, слишком специфичной. Каким-то образом судьба её сестры была связана с Первым Картографом и Картой Всех Дорог.

К пяти утра у неё было смешано семнадцать различных оттенков чернил. Они стояли в маленьких хрустальных флаконах, переливаясь в свете ламп. Ева устало потёрла глаза. Осталось самое сложное – понять принцип построения карты.

Она снова склонилась над фрагментом, на этот раз вооружившись не только лупой, но и специальным увеличительным стеклом, которое показывало магическую структуру рисунка. Под стеклом линии карты превращались в сложное переплетение энергетических потоков. Это была не просто карта – это была формула, заклинание, воплощённое в графической форме.

«Я не смогу просто дорисовать недостающие части, – поняла Ева. – Нужно воссоздать саму структуру, понять логику построения».

Она начала делать наброски, пытаясь уловить закономерности. Линии подчинялись какой-то внутренней гармонии, математической и одновременно органической. Это напоминало фракталы, но сложнее – каждый элемент был связан со всеми остальными множеством связей.