Кровавый особняк

«Мы идём за тобой, – прошептала она в сторону темноты, где скрылся противогаз. – Слышишь? Мы идём.» Арс, чувствуя её решимость, тихо тявкнул, подтверждая. Они сели в машину и растворились в ночи, оставив промзону её ржавым тайнам и запаху неостановимой охоты.

Глава 6. Тени архива

Квартира погрузилась в гнетущую тишину, нарушаемую только тиканьем часов и тяжёлым дыханием спящего Арса. Александра сидела за столом, перед ней – коробочка с «неучтенными» патронами от Максима и старый блокнот. Внутри – хаотичные записи, сделанные дрожащей рукой после возвращения с промзоны: *«След у ангара. Ботинок. Арс подтвердил. Максим. Случайность? Петренко. Бар «Старый Док». Риск. Патроны. Почему помог?»*

Вопрос висел в воздухе, тяжёлый и колючий. **Почему Максим Волков оказался в промзоне, у «Арт-Пака», именно в эту ночь?** Его объяснение – «своя ниточка», Петренко и контрабанда – звучало логично. Максим работал с тяжкими, промзона была его вотчиной. Но совпадение было слишком… идеальным. Слишком удобным. Он появился *как раз* после того, как она обнаружила свежий след маньяка. Узнал о ее отстранении, о погоне… И тут же предложил помощь. Рискующую всем помощь.

*«Ты не одна в этом дерьме»,* – его слова. *«Твой папа… он бы гордился…»* Тёплые слова. Но теперь, в тишине, отравленной подозрением, они звучали иначе. Не поддержкой, а… манипуляцией? Попыткой втереться в доверие? Встать между ней и ангаром, между ней и Петренко?

**А что, если Максим знал?** Знает маньяка? Или… холодная волна пробежала по спине… **Что, если Максим и есть тот самый «напарник», которого отец прикрывал в ту роковую засаду?** Тот, чьё предательство или ошибка стоило отцу жизни? И теперь он связан с новым монстром? Или *он* и есть монстр, сменивший почерк?

Мысль казалась безумной. Максим Волков. Грубоватый, прямой, иногда циничный, но всегда надёжный. Тот, кто делился последним пайком в засаде, кто вытащил её, раненую, под огнём. Но… люди меняются. Карьера, власть, тёмные дела в промзоне… Или страх перед разоблачением в старом деле? Если он был причастен к гибели отца, Александра, копающая прошлое и настоящее, стала для него смертельной угрозой. Помогая ей «найти» маньяка, он мог подставить кого угодно, отвести подозрения от себя или своего сообщника. А патроны… жест доверия? Или способ отследить её, если она решит пойти наперекор?

Арс заворочался на лежанке, издал тихий стон. Чувствовал её напряжение, вихрь чёрных мыслей. Александра подошла, опустилась рядом, уткнулась лицом в его тёплый бок. «Что думаешь, дружище? Он свой? Или…» Пёс лизнул её руку, но в его глазах не было прежней уверенности. Он помнил запах Максима с промзоны. Помнил и… не рычал тогда, лишь насторожился. Но химический шлейф маньяка перебивал все. Определённого ответа не было. Только тревога.

Она не могла ждать звонка Максима. Не могла довериться. Ей нужны были факты. **Факты из прошлого.** Дело отца.

До рассвета еще часа три. Время работать.

Участок встретил её мёртвой тишиной и тусклым светом дежурных ламп. Александра, в тёмной одежде, двигалась как тень, используя служебные карты и знание «слепых» зон системы видеонаблюдения. Арс шёл следом, прижав уши, его обученные лапы ступали бесшумно. Они были призраками в своём же доме.

Архив. Пыль, холод и запах старой бумаги. Полки, уходящие в полумрак, хранили секреты и трагедии Вереска. Александра знала номер дела отца. **Дело № 147-Д.** «Гибель при исполнении майора Коваль В.И. при задержании особо опасного преступника».

Папка была тяжёлой. Физически и метафорически. Александра уселась в дальнем углу за стол, включила настольную лампу с зелёным абажуром, создав островок света в море теней. Арс лёг у её ног, насторожив уши, его глаза блестели в полутьме, сканируя пространство. Он был её часовым.

Она открыла папку. Фотографии. Отец… в последний раз. Не в парадной форме, а в грязи и крови на каком-то пустыре на окраине Вереска. Место засады. Отчеты. Стенограммы допросов. Напарник – лейтенант Дмитрий Сорокин. Его показания: засада была спланирована по наводке осведомителя. Преступник – **Геннадий «Гном» Лавров**, серийный грабитель, подозреваемый в нескольких убийствах *мужчин* – конкурентов или свидетелей. Лавров знал о засаде. Открыл шквальный огонь. Майор Коваль прикрыл Сорокина, получив смертельное ранение. Лавров скрылся. Его так и не нашли. Сорокин… был тяжело ранен, уволен по инвалидности вскоре после дела. Умер от последствий лет пять назад. Осведомитель… бесследно исчез.

Александра впитывала каждое слово. Все как в детских воспоминаниях. *«Предательство»*. *«Серийный… не пойман»*. Лавров. Убийца *мужчин*. Жестокий, расчётливый.

Она перелистывала страницы. Протоколы осмотра места. Описание оружия Лаврова. Фото жертв *предыдущих* его преступлений. Все мужчины. Убиты с особой жестокостью: ножевые ранения, переломы, удушение… Но никакого полиэтилена. Ничего, что напоминало бы аккуратную, ритуальную упаковку.

**Почерк был другим.** Грубым, яростным, хаотичным. Совсем не как у нынешнего «Полиэтиленового Маньяка».

Тогда откуда связь? Почему она инстинктивно чувствовала, что это одно и то же зло? Потому что не поймали? Потому что чувство «опоздала» было одинаковым?

Она почти закрыла папку, разочарованная, когда взгляд упал на последний лист – приложение к медэкспертизе отца. Что-то было вписано от руки на полях неразборчивым почерком дежурного врача или следователя. Она поднесла лист к лампе, вглядываясь.

*«…совпадение по хим. составу следов на одежде Коваль В.И. и на образцах с дел 145-Д, 146-Д (Лавров)… но интенсивность ниже. Возм. контаминация? Или… смена «почерка»? Проверить связь с инцидентом на з-де «Полимер»…»*

**Смена «почерка»?** Александра замерла. Что это значит? Что Лавров *менял* способ убийств? Или… что на месте гибели отца были следы, указывающие на что-то иное? На что-то, что связывало Лаврова с… химией? С заводом? **С «Полимером»?** Завод «Полимер-Восточный» – производитель *той самой* плёнки!

Сердце заколотилось как бешеное. Она лихорадочно перебирала страницы дела. Где подробности? Где отчёт о проверке завода? Ничего! Ни одной ссылки на «Полимер» или инцидент там. Только эта загадочная пометка на полях. Как будто нить оборвали.

*«Возм. контаминация?»* – предположение о случайном загрязнении. Или… **намеренное игнорирование версии?** Кем? Следователем? Кем-то, кто был заинтересован в том, чтобы дело осталось простым – «герой погиб, бандит скрылся»? Возможно ли, что предательство отца было не в засаде, а в *сокрытии* части правды? И что это сокрытие тянулось годами?

И самый страшный вопрос, вставший перед ней во всей своей леденящей нелепостью и ужасом: **Почему *тогда* убийца («Гном» Лавров или тот, кто стоял за ним?) убивал мужчин, а *теперь* – женщин?** Что изменилось? Месть? Ритуал? Или… это вообще один и тот же человек? Лаврову сейчас было бы за 60. Возможно, но маловероятно для такой физически требовательной «работы». Или это ученик? Наследник? Или… **кто-то, кто мстит за Лаврова?** Но зачем тогда менять пол жертв?

Мысли путались, как клубок змей. Связь с «Полимером» через старую пометку. Возможное сокрытие улик в деле отца. Смена почерка убийцы. И фигура Максима Волкова, возникшая у ангара «Арт-Пак», который мог быть связан и с контрабандой значит, с промзоной, с заводами? и с делом отца через возможное предательство напарника Сорокина… Максим знал Сорокина? Работал с ним?

Александра почувствовала, как её паранойя обретает жуткие очертания. Она смотрела на пометку о «смене почерка», и вдруг её осенило: **а что, если «смена почерка» – это не про Лаврова?** А про *его* жертв? Что если в старых делах убийства мужчин были лишь частью картины? Прикрытием? Истинной целью могло быть что-то иное… что-то, что привело убийцу на завод «Полимер»? Или… **кого-то, кто там работал?**

Дверь архива скрипнула.

Александра резко захлопнула папку, погасила лампу, инстинктивно прижалась к стене. Арс мгновенно вскочил, беззвучно ощетинившись, его глаза сверкнули в темноте, направленные на дверь. Шаги. Неспешные. Дежурный? Или…

Шаги прошли мимо по коридору, удаляясь. Александра выдохнула, дрожащими руками зажигая лампу. Она больше не могла здесь оставаться. Нужно было уходить. Уносить эту страшную папку? Невозможно. Она быстро сфотографировала на телефон пометку о «смене почерка» и упоминание «з-да «Полимер»», а также список причастных к расследованию – следователя, эксперта… и фамилию напарника отца: Сорокин Дмитрий Павлович. И фамилию погибшего майора: Коваль Виктор Игоревич. Её отца.

Она аккуратно положила папку на место, стёрла следы своего присутствия. «Пошли, Арс. Тихо.» Они выскользнули из архива, как призраки.

Утро заставало их в квартире. Александра не спала. Перед ней на экране ноутбука – снимки из дела отца и… результат быстрого поиска. **Дмитрий Павлович Сорокин.** Умер пять лет назад. Инвалид. Жил один на окраине Вереска. И… у него была дочь. **Елена Сорокина.** Год рождения… сейчас ей должно быть около 30 лет.

Александра откинулась на стуле, сжимая виски. Ниточки сплетались в жуткую паутину. Напарник отца, возможно, знавший больше, чем сказал. Его дочь. Маньяк, убивавший мужчин, а теперь – женщин. **Почему смена?** Не потому ли, что истинная цель тогда не была достигнута? Или… **мстит ли теперь кто-то за Сорокина?** Или… за Лаврова? И при чем здесь завод «Полимер»? И Максим? Где он во всем этом?

Арс вдруг поднял голову и зарычал. Глухо, настороженно. Не на дверь. На окно. Александра резко обернулась. За запотевшим стеклом, в сером свете утра, ничего не было видно. Только мокрые крыши и туман. Но пёс не успокаивался. Он встал, шерсть на загривке ощетинилась, взгляд был прикован к стеклу. Он чувствовал что-то. Или *кого-то*.

Холодный пот выступил на спине Александры. Игра продолжалась. Игроки, видимые и невидимые, делали свои ходы. А она только начала понимать, что добирается до правды, которая может оказаться страшнее любой плёнки, любого противогаза. И вопрос «Почему женщины?» теперь звучал в её голове с новой, леденящей остротой.

Глава 7. Долг чести

Бар «Старый Док» встретил Максима Волкова гулом голосов, запахом дешёвого пива, жареного лука и чего-то затхлого. Он прошёл к дальнему столику, где под треснувшим плафоном сидел Виталий Петренко – щуплый, нервный человек с вечно бегающим взглядом и потрепанной ветровкой. Рядом – полусонный «грузчик», явно телохранитель.

«Волков? Опять?» – Петренко попытался натянуть подобие улыбки. «Я же все сказал по тем запчастям…»

«Не по запчастям, Виталик, – Максим опустился на стул напротив, блокируя выход. Его голос был спокоен, но в глазах – сталь. – По плёнке. Промышленной. Плотной. Партия CZ045B. «Полимер-Восточный». Ты продал два рулона. Кому?»

Петренко побледнел. Глаза забегали ещё быстрее. «Какая плёнка? Я… я много чего продаю…»

«Не ври. – Максим достал телефон, показал фотографию смятого кусочка с клеймом, сделанную Александрой. – Этот кусок найден рядом с трупом женщины, Виталик. Завёрнутой в *твою* плёнку. И рядом с ангаром, где ты хранишь товар. Кому продал?»

«Я… я не помню! Клиенты… их много!» – Петренко заерзал. Его «грузчик» насторожился.

«Вспоминай. Быстро. – Максим положил телефон на стол, накрыл его крупной ладонью. – Или я оформлю тебя не только за контрабанду железяк, но и как соучастника в серийных убийствах. Ты представляешь, что будет в камере с такими, когда узнают?»

Угроза подействовала. Петренко облизнул пересохшие губы. «Один рулон… один рулон купила артель грузчиков со «Склад-Сервиса». Для упаковки. А второй… второй забрал *он*. Сам. Наличными.»

«Кто *он*?» – Максим наклонился вперед.

«Не знаю имени! Человек… в рабочей одежде. Кепка, очки. Голос глухой. Заплатил, погрузил в микроавтобус без номеров. Сказал, что для «спецзаказа». Я не спрашивал! Деньги хорошие!»

«Когда?»

«Месяца три назад…» – Петренко замялся. «Но… но он потом ещё приходил. Пару раз. Брал обрезки. Говорил, для проб. Я не возражал…»

«Вчера вечером? После восьми?» – спросил Максим, вспоминая свежий след у ангара.

«Да! Кажется… Да! Быстро заскочил, взял пару кусков из отходов и ушёл! Я даже денег не взял…»

Максим почувствовал холодок по спине. Маньяк возвращался. Ритуал? Или… проверял, не следят ли? «Запах? Чувствовал от него что-то? Химию? Растворитель?»

Петренко сморщился. «Да… вроде. Как от краски или… не знаю. Резкий. Но я думал, он с завода, с «Полимера»

*«Полимер»*. Слово прозвучало как гонг. Максим резко встал. «Сиди тут. Не двигайся. Я ещё вернусь.» Он бросил на стол пару купюр за пиво Петренко и вышел, игнорируя его испуганный оклик.

На улице, в холодном утреннем воздухе, Максим достал телефон. Набрал номер Александры. Гудки. Один, два… Он нервно постукивал ногтем по корпусу телефона. *Подними трубку, Коваль…*

***

Александра, все ещё дрожа после странной реакции Арса на окно, уставилась на звонящий телефон. «МАКСИМ». Имя горело как предупреждение. Подозрения клокотали. Взять? Игнорировать? Арс, успокоившийся, но все ещё настороженный, смотрел на неё, ожидая команды.

Она взяла трубку. «Да?»

«Саша. Где ты?» – голос Максима был напряжённым, но без фальши.

«Дома. Как и приказано, – ответила она холодно. – Нашёл своего Петренко?»

«Нашёл. Саша, слушай внимательно. Он продал рулон плёнки человеку в рабочем три месяца назад. Без имени. Без номеров. Запах химии. И этот человек *вчера вечером* был у ангара. Брал обрезки.»

Александра замерла. Максим подтверждал ее находку. Но… «Почему ты мне это говоришь?» – спросила она прямо, готовая к ловушке. «Что тебе с этого?»

На той стороне повисла пауза. Затем Максим тяжело вздохнул. «Потому что я знаю, что ты полезла в архив, Саша. Знаю, что смотрела дело отца. И знаю, что ты видела ту пометку про «Полимер» и «смену почерка».»

Ледяная волна прокатилась по Александре. *Он следил? Как?* «Откуда…» – начала она, но Максим перебил.

«Откуда я знаю? Потому что я *сам* видел эту пометку пять лет назад, когда копался в старых делах по другой причине. И потому что я знал Дмитрия Сорокина. Твоего отца прикрывшего.»

Александра не дышала. Арс, почувствовав её шок, подошёл и прижался к ноге.

«Сорокин… после увольнения он жил в дерьме, Саша. Инвалидность, боль, тоска. Он спивался. А я… я иногда помогал. Деньгами. Продуктами. Он был… как брат моему отцу когда-то. И он был *невиновен* в том, что случилось с твоим отцом.» Голос Максима дрогнул. «Он был хорошим милиционером. Просто попал под пули, как и Виктор Игоревич. Но он выжил, чтобы мучиться.»

«При чем здесь «Полимер»? И пометка?» – выдохнула Александра.

«Сорокин, перед тем как совсем сдать, пробормотал что-то… что засада была не только на Лаврова. Что была информация о передаче чего-то важного… на территории завода «Полимер». Но её проигнорировали. Сочли несущественной. А он… он чувствовал себя виноватым, что не настоял. Что не уберег напарника. И когда я увидел ту пометку в деле… про следы химии и «смену почерка»… я понял, что старик, возможно, бредил не просто так. Что там что-то было.»

«И ты ничего не сделал?» – голос Александры был полон горечи.

«Я *пытался*! – в голосе Максима прорвалась ярость. – Пять лет назад! Начал копать тихо. Завод «Полимер». Старые связи. Но меня быстро «поправили». Сверху. Очень жёстко. Намекнули, что если я не хочу закончить как Сорокин, или хуже, то лучше забыть про «Полимер» и старые дела. Я… я струсил, Саша. У меня была семья тогда. Жена, маленькая дочь…» Он замолчал. «Я забил. А потом Сорокин умер. И я думал, что все кончено. Пока не начались эти убийства. И пока ты… с твоим упрямством и твоим псом… не вытащила на свет божий этот чертов полиэтилен с клеймом «Полимер-Восточный». И я понял – это не кончилось. *Оно* вернулось.»

Александра слушала, чувствуя, как рушатся стены её подозрений. Не предатель. Не сообщник. Испуганный человек, загнанный в угол системой, раздавленный чувством вины перед умирающим коллегой и страхом за свою семью. И теперь… пытающийся заплатить старый долг.

«Почему ты помог мне? Почему в промзоне?» – спросила она тише.

«Потому что увидел тебя там – такую же упёртую и одинокую, как твой отец. И потому что *боюсь*, Саша. Боюсь, что этот ублюдок в противогазе… он связан с тем старым делом. С «Полимером». С тем, что они скрывали. И что он убьёт тебя, как убивал других. А я не смогу смотреть в глаза ни твоей матери если она ещё что-то понимает, ни Сорокину на том свете, ни… ни самому себе.» Он сделал паузу. «И потому что у Сорокина осталась дочь. Лена. И если маньяк сменил почерк и убивает теперь женщин…»

Мысль повисла в воздухе, страшная и очевидная. Александра сглотнула. «Ты думаешь, она может быть целью?»

«Не знаю. Но исключать нельзя. Особенно если её отец что-то знал. И если маньяк убирает всех, кто связан с тем старым делом или с «Полимером». Петренко вон уже трясется. Кто следующий?»

«Где она? Лена Сорокина?» – спросила Александра, уже мысленно составляя план.

«Не знаю точного адреса. Знаю, что где-то в районе старой больницы. Работала медсестрой, кажется. Но это было давно. Я… я стыдился перед ней. Не помогал, как отцу. – В голосе Максима звучала неподдельная боль. – Надо найти ее, Саша. Быстро. И выяснить, что её отец знал про «Полимер» и ту засаду. Это может быть ключом.»

«А что с «Полимером» сейчас? Кто там мог быть связан тогда? Кто «сверху» тебя предупредил?»

«Это следующий уровень, Коваль. Опасный. Очень. И без прикрытия Морозова или кого-то выше… мы не пробьемся. Но сначала – Лена. Она живая нить. Я начну искать её адрес через старые связи. Ты…»

«Я не могу сидеть сложа руки, Максим. Арс и я… мы найдём её. Скажи, что знаешь.»

Максим выдохнул. Он понимал, что не остановит ее. «Хорошо. Старая больница №3. Район Победы. Она там работала. Начни там. Будь осторожна. И… прости меня. За трусость тогда. И за то, что не помог Сорокиным раньше.»

«Прощение зарабатывается делами, Волков, – сказала Александра, глядя на преданные глаза Арса. – Найди адрес. И узнай все, что сможешь, о руководстве «Полимера» тринадцать лет назад. Особенно о тех, кто мог быть связан с… неофициальными делами.»