Воплощенные

– Вы – мечтатель,– выдохнула я. Он умел говорить увлечённо, так, чтобы студенты затихали на его лекциях. Ему верили, я ему верила, каждое слово считала истиной. Часами изучала замещение и провела часы и дни в гулких черепушках птиц, раз за разом собирая после практик свои мозги как головоломку, потому что он был хорошим учителем.

Но не телепатом, потому что мой ответ, видимо, показался ему насмешкой.

– Икар, – сказал профессор. – Тот, что на репродукции в коридоре. Заболтал я Вас, Яночка, отдыхайте и постарайтесь не очень скучать.

И он ушёл.

Спать хотелось уже невообразимо. Я позвонила Полю и обрисовала ситуацию. Долорес также сидела, согнувшись, и сживала исцарапанное иглой запястье. Жалость была в глубокой отключке, и, когда напарник вернулся, я оставила его разбираться с гостьей, а сама оперлась о крошечный выступ, который здесь заменял подоконник, и уставилась в заоконный пейзаж. Тишина. Господи, как же я устала сегодня говорить. С момента уведомления о пришедшем на электронную почту письме, ни разу не была в абсолютном одиночестве. Сменила десяток ролей, тембров, способов внушения. Оказывалась задолбанной матерью – мучила преподавателей вопросами о педагогическом коллективе. Энтузиасткой, желающей знать о прошлом андреевского леса каждую мелочь, и, конечно же, визгливой сотрудницей пожарной бригады, требующей сию минуту отправить не отредактированные планы здания, если директор не желает, чтобы в интернат пришли с многоступенчатой проверкой…

Нельзя отгородиться от незнакомцев, отключить уведомления, заглушить страх, которым мозг подаёт постоянно, будто я бродячая собака, а он – развлекается с высокочастотным свистком… с нашими счетами разбирался Поль, он же создал журналистов малоизвестной газеты «Горн культуры« Павла и Ульяну Звягинцевых. Никому в голову не придёт связать этих двоих с демиургом Январиной Алексеевой и воплощённым ею четырнадцать лет назад деревянным големом с чудны́м именем Аполлинарий.

К слову, о Поле. Мои пять минут прошли и нужно возвращаться к проблемам. Вялотекущим. Как шизофрения. Интересно, какую горечь решила принести с собой Долорес?

Смирившись с откатом, я пообещала себе, что молодому организму допинг не страшен, разжевала кармана белую таблетку кофеина.

Женщина подняла голову, когда я вошла. Она сидела на бортике ванны, рядом Поль возился с аптечкой, заливая ватные шарики перекисью. Воздух пах берёзовым дымом. Поль успел повлиять на женщину. Я предложила продолжить обрабатывать царапины и говорить в комнате, предупредив, что дверь тогда придётся прикрыть.

Поль кивнул. Женщина повела острыми плечами, но приложила ладонь козырьком к высокому лбу. Серые глаза смотрели потеряно. Была она в том же ярко-синем джинсовом сарафане, с жёлтыми клетчатыми карманами и паре массивных кроссовок. Только волосы убраны под пёструю бандану. Поль сказал Долорес сесть на кровать и осторожно развернул её кисть, прижимая вату к коже и наклеивая пластырь крест-накрест. Я наблюдала, не задавая вопросов.

– Ты пыталась провести инкарнацию, Долорес? – спросил он.

– Что?

– Хотела создать сущность или предмет, несбывшийся в реальности. Направить силу замысла, но что-то произошло, и девочка пострадала. Кто был с тобой тогда?

– На кладбище? Где не хоронят уже? Девочка, да, девочка ходила. Иногда одна, иногда – с подружкой…

– Как она выглядела, эта подружка? Видела ты ее раньше или запомнили что-нибудь? Например, волосы у этой подружки? Cветлые, как у Ульяны, или тёмные – как у тебя, Долорес?

– Тёмные. Некрасивая. Костлявая как я. Волосы длинные и сама… они костёр жгли, а я с ними не ходила. Я пришла к деду, это он меня и увидела… Увидела…

– Ты не бойся, Долорес, уже всё закончилось – сказал Поль. Он давно закончил обработку и теперь аккуратно раскладывал лекарства в аптечке по отделениям.

– Шурале бабушка его называла. Ему плевать как называют. Позвала и пришёл. Он с рогами. А меня «Долорес» не зови. – Она снова закраснелась и принялась водить плечами.

– А как ты хочешь, чтобы я тебя звал? – спросил Поль. Интересно, какую установку он дал (не)Долорес? Говорила она всё ещё как оглушённая, растягивала слова и, кажется, не понимала смысла происходящего.

– Меня зовут Даша. Этот всё переиначивает. Меня переиначивает и кота тоже. Севу. Не любит его. Жалко.

Вдруг захотелось зажмуриться, отмахнуться от жуткой, но простой догадки. Я подождала, когда блуждающий взгляд серых глаз выделит меня из фона:

– Д-даша, а как Вы убежали? Вы были рядом, когда… Шурале воплотился, как Вы убежали?

Впервые голос прозвучал ровно:

– А я не убежала. Он меня убил.