Бремя Сияния

Элира молчала. Слова застряли комом в горле. Она могла только трясти головой, глаза широко раскрыты от ужаса, прижимая к груди руки, под которыми скрывался мешочек с травами.

Он не стал повторять. Сделал один шаг вперед.

– Твой свет. В глазах. Я видел. – Он произнес это как констатацию факта. Без вопроса. Его рука, затянутая в черную кожу, медленно поднялась, не для удара, а словно для того, чтобы прикоснуться, исследовать. – Люмин. Но какой-то… особенный. Как ты это делаешь?

Приближение его руки, этого воплощения власти и смерти, было невыносимо. Инстинкт самосохранения пересилил паралич. Элира рванулась в сторону, пытаясь проскользнуть между ним и бочкой, к выходу. В панике, не глядя под ноги, она споткнулась о край пустого мешка, потеряв равновесие. Она падала вперед, прямо на груду пустых ящиков.

Его реакция была молниеносной. Не раздумывая, он резко шагнул вперед и схватил ее за предплечье выше локтя. Хватка была железной, болезненно сжимающей, не для поддержки, а для фиксации. Чтобы остановить падение. Чтобы удержать добычу.

Боль от его железной хватки смешалась с внезапным, шокирующим потоком тепла, побежавшим от места его касания по всей руке, разливаясь по телу. Появились мурашки. Не страх, а физиологический отклик на прикосновение, странный и пугающий. Ее тело, вопреки разуму, кричащему о враге, отозвалось необъяснимым трепетом. Она замерла, затаив дыхание, глядя на его пальцы, впившиеся в ее кожу, чувствуя это предательское тепло.

***

В момент касания его кожи ее худой, холодной рукой, его мир взорвался. Не болью. Взрывом чистейшей, невероятной силы. Как если бы он годами пил грязную болотную воду, а ему вдруг подали кристально чистый горный родник. Энергия хлынула в него волной, смывая привычную тяжесть его собственной магии крови, даря невиданную ясность ума, остроту восприятия, ощущение всемогущества. Его серые глаза расширились от абсолютного шока. Он непроизвольно сжал ее руку еще сильнее, от непонимания, от ошеломления этим приливом. Что это?! Это… от НЕЕ?!

Они стояли так несколько секунд – он в шоке от силы, она в шоке от реакции своего тела. В тесной подсобке повисла глухая, наэлектризованная тишина, нарушаемая только их учащенным дыханием. Воздух гудел от невысказанного вопроса и открывшейся бездны.

Ледяные глаза Кая медленно поднялись от ее руки к ее лицу. В них уже не было только профессионального интереса. Горел новый, жадный огонь – огонь открытия, обладания и бесконечных вопросов.

Глава 4: Трофей

Хватка. Железная, неумолимая. Боль впивалась в кость выше локтя, но странное, предательское тепло от его касания пульсировало под кожей, смешиваясь с леденящим ужасом. Элира замерла, не в силах пошевелиться, не в силах оторвать взгляд от его пальцев, сжимающих ее тощую руку. Его глаза, эти серо-стальные лезвия, впивались в нее с новой интенсивностью. В них горел уже не просто холодный интерес охотника, а что-то иное, пугающее своей жадностью, своей ненасытностью – огонь открытия, на грани одержимости.

– Тише, – его голос был тише шепота, но резал слух, как скрежет металла. Ни угрозы, ни злобы. Констатация. Приказ, вшитый в саму ткань реальности. – Дергаться – больно. Бесполезно.

Он не тянул, не тащил. Он вел. Один резкий, уверенный рывок – и Элира, спотыкаясь о собственные ослабевшие ноги, вылетела из подсобки в узкий коридор. Он шел впереди, его широкая спина в развевающейся мантии заслоняла весь мир, оставляя лишь запах дорогого сукна, холодного металла и той невыразимой, чужеродной силы, что исходила от него и теперь, казалось, пронизывала воздух вокруг. Шаги его были мерными, неспешными, как будто он просто удалялся после осмотра склада. Ее собственная походка превратилась в жалкое семенение, попытку удержаться на ногах, пока его хватка, как кандалы, направляла и поддерживала с жестокой необходимостью.

Они сделали несколько шагов по темному коридору. Дыхание Элиры было частым, поверхностным, как у загнанного зверя. Казалось, каждый звук – их шаги, скрип половиц, ее собственное сердцебиение – гулко отдается в этой ловушке. Вдруг он остановился. Резко. Она чуть не врезалась в него. Он повернулся, и его ледяной взгляд пригвоздил ее к месту.

– Как? – Слово вырвалось из него резко, как выстрел. Не громко, но с такой сконцентрированной силой, что Элира вздрогнула всем телом. Его глаза сканировали ее лицо, выискивая малейшую реакцию. – Как ты усиливаешь мою магию? – Он видел полную растерянность, смешанную с ужасом, в ее огромных глазах. Это было не притворство. Она действительно не понимала вопроса. Для нее это было… естественным? Невольным? Это открытие лишь разожгло его интерес сильнее.

Элира открыла рот, но звук не вышел. Ком ледяного ужаса стоял в горле. Что он имеет в виду? О чем он? Мысль металась, как пойманная птица. Инстинктивно, как последний щит, ее свободная рука рванулась к груди, к мешочку под грубой тканью рубахи, прижимая его ладонью так, будто он мог защитить от этого пронзительного взгляда.

Движение не ускользнуло от него. Его взгляд, острый как бритва, мгновенно сместился вниз, к месту, куда она прижала руку. Ледяные глаза сузились.

– Что там? – Голос стал еще тише, но жестче. В нем не было любопытства. Было требование. Непоколебимое. – Покажи.

Элира вжалась в стену, пытаясь отодвинуться, но его хватка не дала такой возможности. Она покачала головой, немой протест, последняя попытка сохранить хоть что-то свое, хоть этот жалкий секрет. Слезы подступили к глазам, жгучие и беспомощные.

Он не стал повторять. Он сделал один шаг вперед, сократив и без того крохотное расстояние между ними. Его свободная рука, затянутая в черную кожу, поднялась не для удара, а медленно, неотвратимо потянулась к ее груди, к тому месту, где пряталась ее рука и мешочек. Угроза в этом движении была абсолютной.

– Нет! – Хриплый вопль сорвался с ее губ прежде, чем она осознала. Она зажмурилась, вся сжавшись в комок ожидаемой боли. Все кончено. Он знает. Он все знает. Зачем сопротивляться? Отчаяние, горькое и полное, накрыло ее с головой, смывая последние остатки воли. Что толку скрывать суть, которую он уже видел? Что толку беречь секрет трав, если она все равно умрет? Смерть казалась предпочтительнее этого леденящего, всевидящего взгляда и невыносимой близости.

– Т-травы… – выдохнула она, голос был едва слышным шепотом, прерывающимся от рыданий, которые она с трудом сдерживала. – Только травы…

Его рука остановилась в сантиметре от ее груди. Давление не ослабло, но он ждал. Молча. Его взгляд буравил ее, вытягивая правду силой своей немой воли.

– Зачем? – Одно слово. Глубже любого допроса.

Элира открыла глаза. Слезы катились по грязным щекам, оставляя бледные дорожки. Она смотрела не на него, а куда-то в пустоту перед собой, видя не темный коридор, а образ умирающей матери, сжимающей ее руку в последние минуты, шепчущей проклятия палачам и рецепт выживания.

– Г-гасят… свет… – прошептала она, каждое слово давалось с усилием, как будто она выплевывала осколки стекла. – Внутри… Чтобы не светилась. П-полынь горькая… К-корень черного папоротника… Фиалка ночная… С-смесь… Мама… – Голос сорвался. Она не могла продолжать. Она просто стояла, дрожа как лист на ветру, выдавая свою последнюю тайну, чувствуя, как вместе со словами из нее уходит последняя надежда, последняя защита. Мешочек под рубахой казался теперь не щитом, а символом ее полного поражения, ее обнаженной уязвимости. Она ждала. Ждала его реакции – презрения, гнева, немедленной расправы за годы обмана.

Но Кайлор Вейн молчал. Его лицо, скрытое в тени высокого воротника и коротких черных волос, оставалось непроницаемым, как каменная маска. Лишь в глубине его ледяных глаз вспыхнул и погас холодный, расчетливый огонек понимания. Травы. Ингибиторы. Подавление природной сущности. Добровольное угасание. Каждая деталь ее истощения, ее дрожи, ее бледности обретала новый, жуткий смысл. Это не просто Люмин. Это Люмин, годами травивший себя, чтобы выжить. Уникальный образец. Живой эксперимент в условиях естественного отбора. Его пальцы на ее руке непроизвольно сжались чуть сильнее – не от злобы, а от внезапного прилива интеллектуального азарта.

– Будет изучено, – произнес он наконец, голос его был низким, ровным, но в нем вибрировала стальная нить невероятного интереса. Его взгляд скользнул вниз, к ее груди, где скрывался мешочек. – Все.

Он не стал забирать его сейчас. Не здесь. Он просто развернулся и снова повел ее вперед, по коридору, к выходу в зал кабака. Но теперь его хватка была не просто удерживающей. Она была присваивающей. Он вел не просто пленницу. Он вел свою самую ценную и загадочную добычу, ключ к силе, природа которой ему непостижима. И первый фрагмент ключа – признание в травах – уже был у него.

Они вышли в зал кабака. Гробовая тишина разорвалась гулким эхом их шагов. Все взгляды – пьяные, испуганные, циничные – прилипли к ним. Хогар замер у стойки, его жирное лицо стало землисто-серым. Подчиненные Кая, Борк, тощий и циник, стояли навытяжку у входа, их лица застыли в масках служебного рвения, но страх читался в каждом мускуле. Кай прошел мимо них, не удостоив взглядом, ведя свою добычу.

– Старший инквизитор? – робко начал Борк.

– Сюда не возвращаться. Отчет – утром, – бросил Кай через плечо, не замедляя шага. Его голос звучал ровно, но в нем чувствовалось новое напряжение, стальная струна, натянутая до предела. – Идите.

Он не ждал подтверждения. Дверь «Последнего Шанса» распахнулась перед ним, впуская волну теплого, зловонного тумана Южного Квартала. Элира втянула голову в плечи, словно пытаясь исчезнуть в складках его мантии. Холод ночи после духоты кабака обжег легкие. Туман здесь был гуще, липче, пропитанный запахами гниющей рыбы, нечистот и страха.

Кай двинулся по узкой, кривой улочке, ведущей вверх, от портовой гнили к более каменным, но не менее мрачным кварталам, где располагались резиденции Ордена. Фонарей не было. Лишь редкие отсветы из окон, тусклые и подозрительные. Тени сгущались в проемах, шевелились у мусорных куч. Элира чувствовала, как дрожь, временно притихшая в шоке, возвращается, сотрясая ее изнутри. Каждый шаг отдалял ее от знакомой, хоть и ужасной, норы. Каждый шаг вел в неизвестность, к тому холодному, безжалостному человеку, чье прикосновение обжигало странным теплом. Мешочек с травами прижался к груди под рубахой – жалкий, почти пустой щит против мира и против него самого.

Они свернули в еще более узкий и темный переулок, короткий путь, известный лишь тем, кто знал город как свои пять пальцев. Или тем, кто не боялся его теней. Стены домов здесь почти смыкались, мостовая была разбита, лужи отражали клочья туманного неба. Шаги Кая гулко отдавались от камней.

Из темноты, из-за груды развалин, вышли трое. Не матросы, не докеры. Местный сброд – двое коренастых, с тупыми, жестокими лицами и заточками в руках, один потоньше, с глазами шакала, высматривающего слабость. Их одежда была грязной и рваной, запах дешевого самогона и пота предшествовал им.

– Эй, барханы! – хрипло крикнул один из коренастых, перегораживая путь. Его взгляд скользнул по дорогой мантии Кая, задержался на испуганной, трясущейся фигурке Элиры. – Куда это так спешно? С подарочком? Оставляй мантию да девчонку, сам уйдешь. Целым.

Кай остановился. Не отпрянул, не принял боевую стойку. Просто остановился. Его хватка на руке Элиры не ослабла, но и не усилилась. Он смотрел на грабителей тем же ледяным, оценивающим взглядом, каким изучал отчеты в кабинете. Пустота. Безразличие хищника к назойливым шакалам.

– С дороги, – произнес он ровно. Без угрозы. Без эмоций. Просто констатация.

– Ого, борзый! – засмеялся второй коренастый, делая шаг вперед, заточка блеснула в слабом свете. – Не слышал, что ли? Мы сказали… АААРГХ!

Он не успел закончить. Кай не стал ждать. Его свободная рука молниеносно рванулась к поясу, не к мечу, а к короткому посоху из черного дерева. Но он даже не успел его выхватить полностью. Ярость – холодная, чистая, как алмазный осколок – вспыхнула в Кае внезапно и мощно. Не от наглости ублюдков. От их вторжения. От их попытки отнять. Его трофей. Его загадку.

Он не думал о заклинании. Не сосредотачивался на руне крови. Энергия хлынула из него спонтанно, подпитанная тем шокирующим потоком силы, что пробежал по его жилам от прикосновения к Элире. Не привычная, тяжелая и вязкая магия крови, требующая концентрации и жертвы. Это было иное. Острое. Яркое. Как молния, рожденная в грозовой туче его собственного подавленного гнева и ее, Элириной, странной сущностью.

Он просто толкнул.

Не рукой. Волей. Инстинктом. Посох в его руке лишь дрогнул, кристалл на вершине вспыхнул не привычным багровым, а ослепительно-алым, почти белым светом на мгновение.

Воздух перед ним схлопнулся. Невидимая ударная волна, сконцентрированная в узкий конус, рванула вперед с ревом разорванной ткани пространства. Она не сбила с ног – она снесла.

Первый грабитель, тот, что кричал «АААРГХ», просто исчез. Его отбросило назад, как тряпичную куклу, с размаху в стену дома. Раздался глухой, кошмарный хруст костей, смешанный с хлюпаньем. Он осел у стены бесформенной массой, кровь темным пятном расползалась по камню под ним.

Второго коренастого волна ударила по ногам. Его ноги… сложились неестественно, с треском ломающихся берцовых костей. Он рухнул на мостовую с душераздирающим воплем, катаясь в грязи и собственной крови.

Третий, тощий с глазами шакала, стоял чуть в стороне. Волна лишь огрела его по плечу, но этого хватило. Его отшвырнуло в сторону, он ударился головой о выступающий камень и затих, беззвучно сползая на землю.

Тишина. Гулкая, оглушающая. Туман колыхнулся, закрутился воронкой на месте удара. Запах озона, гари и свежей крови повис в воздухе. Элира сжалась рядом с Каем, ее крик застрял в горле комом ледяного ужаса. Она чувствовала, как энергия – та самая, что согревала ее изнутри при его прикосновении – вырвалась из него с разрушительной силой. И почувствовала, как ее собственные последние крохи сил, сдерживаемые травами, дрогнули, отозвались слабым, болезненным толчком в груди, словно эхо этого удара.

Кайлор Вейн стоял неподвижно. Дыхание его было ровным, но в глазах бушевал ураган. Он смотрел на результат своей вспышки – на размазанное по стене тело, на корчащегося калеку, на бездыханную третью фигуру. Он смотрел на свой посох. Кристалл на его вершине еще слабо тлел алым, как раскаленный уголек. Но главное – он чувствовал. Чувствовал остаточную дрожь той невероятной силы в своих руках, в своих жилах. Силы, которой он не призывал сознательно. Силы, которая пришла легко, как дыхание, но с мощью урагана. Силы, которая была… не его.

Он медленно, очень медленно повернул голову. Его ледяные глаза встретились с огромными, полными немого ужаса глазами Элиры. В нем не было ни капли жалости к сметенным им людям. Было лишь осознание. Глубокое, жадное, пугающее осознание.

Она. Это был ее свет. Ее странная, подавленная сущность. Не просто ресурс для выжимания. Ключ. К чему-то… большему. К силе, о которой он и не мечтал.

Хватка на ее руке не ослабла. Она стала крепче. Тверже. В ней теперь была не просто собственническая решимость охотника. Была алчность исследователя, нашедшего уникальный артефакт. И ярость дракона, защищающего свое золото.

– Идем, – его голос прозвучал хрипловато, впервые за много лет не идеально ровно. В нем слышалось напряжение, металлический привкус неотработанной энергии и непоколебимая воля. – Теперь – без задержек.

Он повел ее дальше, вглубь переулка, оставив за спиной кровавые развалины и давящую тишину. Но теперь в его шагах, в его прямой спине, в самом воздухе вокруг них висело новое знание. Знание о силе, рожденной в точке соприкосновения льда и погасшего пламени. Трофей в его руках был ценнее, чем он мог предположить. И он намерен был раскрыть эту ценность до последней капли. Путь к его резиденции теперь казался не просто дорогой. Он казался порогом в новую реальность. Реальность, где его воля, подпитанная ее сущностью, могла стать абсолютной.

Глава 5: Новая Реальность

Скрип тяжелых дубовых ворот Командорства Ордена слился с грохотом засовов в кошмарном финале пути. Элира шла за Каем, как привязанная, его железная хватка на ее предплечье – единственная точка реальности в вихре страха и истощения. Она ожидала камеры. Каменного мешка с цепями. Или сразу Пыточного Блока, где слабый золотистый свет в клетке был последним, что она видела в «нормальном» мире.

Они свернули не в мрачные корпуса с арками, а в сторону высоких, но ухоженных зданий, обвитых плющом, где жила верхушка Ордена. Кай шел уверенно, его мантия развевалась, но он не обращал внимания на почтительные поклоны встречавшихся инквизиторов. Их взгляды скользили по Элире с холодным любопытством, но ни один не осмелился спросить.

Они миновали еще один внутренний двор и остановились у неприметной, но прочной двери в одном из флигелей. Кай достал ключ – не магический артефакт, а обычный железный – и открыл. Он втолкнул Элиру внутрь и шагнул следом, закрыв дверь за спиной.

Тишина.

Не гнетущая тишина казематов, а… мягкая. Глубокая. Ее оглушило после уличного гула и напряжения. Воздух был другим – не холодным и едким, а теплым, напоенным запахами воска, старого дерева, сушеных трав и… свежеиспеченного хлеба? Элира замерла, не веря своим глазам.

Она стояла в просторном холле. Высокие потолки с деревянными балками. Стены, обшитые темным, теплым дубом. На полу – толстые шерстяные ковры с геометрическим узором, глушившие шаги. По стенам – не гобелены с победами над Люминами, а пейзажи: заснеженные горы, спокойные озера, солнечные леса. На массивном столе у стены стояла керосиновая лампа под абажуром, излучавшая мягкий желтый свет, и ваза с полевыми цветами. Цветами! В городе, где даже трава умирала от гари и яда!

Это был не дом. Это было гнездо. Теплое, уютное, дышащее спокойствием и… жизнью. Совершенная противоположность всему, что Элира знала о Кайлоре Вейне, о самом Ордене, о городе Сольгриме за этими стенами. У нее перехватило дыхание. Недоумение смешалось с острым, почти болезненным ощущением обмана. Где жестокий инквизитор? Где холодная пустота в глазах?

– Кора! – Голос Кая прозвучал громко в тишине, но… иначе. Не металлический приказ, а просто обращение. Твердое, но без ледяной остроты.

Из бокового прохода, ведущего, видимо, вглубь дома, появилась женщина. Полная, румяная, с добрыми морщинками у глаз и седыми волосами, аккуратно убранными в пучок. На ней было простое, но чистое платье и белоснежный фартук. И она… улыбалась. Широко, искренне.

– Старший инквизитор! Добро пожаловать. – Ее голос был теплым, как печеное яблоко. Взгляд скользнул на Элиру, но в нем не было ни страха, ни осуждения, лишь мягкое любопытство. – А это у нас новенькая?

– Да, Кора, – Кай наконец отпустил хватку на руке Элиры. Боль тут же сменилась странным ощущением пустоты и холода на коже. – Элира будет твоей помощницей. Поселишь ее в синей комнате. Обеспечь всем необходимым. Одежду, еду. Она будет помогать по дому там, где ты сочтешь нужным. – Он говорил о ней как о вещи, но тон был деловым, а не унизительным. Как будто нанимал садовника.

– Конечно, господин Кайлор! – Кора подошла к Элире, и та невольно отпрянула. Женщина лишь мягко улыбнулась снова. – Не бойся, милая. У нас тут тихо, чисто. Я Кора, домоправительница. Пойдем, я тебе все покажу, животик накормлю. Вид-то у тебя, как у затравленного зайчонка… – Она протянула руку, не для захвата, а как бы для поддержки под локоть.

Элира вздрогнула. Эта доброта была страшнее угроз. Она метнула взгляд на Кая. Он снимал мантию, вешая ее на резную вешалку. Под ней – простой темно-серый камзол из хорошей шерсти. Без знаков Ордена. Без посоха. Он выглядел… обычным? Нет, не обычным. Опасность все еще исходила от него, как низкое гудение спящего вулкана. Но она была приглушена, замаскирована подобием нормальности. Его лицо было менее напряженным, скулы не так резко выпирали. Но глаза… глаза оставались прежними. Ледяными, сканирующими. Они встретились с ее растерянным взглядом.

– Отдыхай, – произнес он просто, как будто давая указание о погоде. – Завтра начнешь. – И он повернулся, уходя вглубь дома, по лестнице на второй этаж, оставив Элиру на попечение улыбающейся Коры.

Не убивают? Не пытают? Помощница? Мысли путались. Этот дом, эта женщина, этот… домашний Кайлор – все это было сюрреалистичным кошмаром. Более пугающим, чем прямая угроза. Она не понимала правил этой игры.

Синяя комната оказалась маленькой, но безупречно чистой и невероятно уютной. Кровать с мягким матрасом, толстым одеялом и чистыми подушками. Столик у окна. Комод. Маленький коврик. И – чудо из чудес – вазочка с живыми незабудками на подоконнике. Окно выходило не на мрачные стены или туманные улицы, а на маленький внутренний садик с кустами роз и скамейкой.

– Вот твоя кроватка, милая, – сказала Кора, ставя на столик кувшин воды и кружку. – Туалет – в конце коридора. Умывальник тут же. Одежду чистую принесу. А сейчас спускайся на кухню, супчик горяченький налью. – Она ушла, напевая какую-то простую мелодию.

Элира стояла посреди комнаты, ошеломленная. Она прикоснулась к одеялу – мягкому, пушистому. Потрогала лепесток незабудки – настоящий, живой. Запахло едой, настоящей, не похлебкой из отбросов. В ее истощенном теле что-то дрогнуло – не страх, а какое-то забытое, чуждое чувство. Безопасность? Нет. Не может быть. Но… комфорт? Физический комфорт? Это было так непривычно, что почти больно. Она села на край кровати, боясь помять безупречное покрывало. Мешочек с травами, почти пустой, жалко бугорком выделялся под грубой рубахой. Ее единственный щит в этом роскошном плену.

На следующий день началась странная жизнь. Кора была добра, но требовательна. Она поручила Элире простую работу: вытереть пыль, разобрать сухие травы в кладовой, помочь на кухне. Работа была не тяжелой, особенно по сравнению с кабаком, но слабость и постоянная головная боль от трав давали о себе знать. Элира двигалась медленно, осторожно, как по минному полю. Она ждала подвоха. Ждала, когда Кай явится в своем настоящем обличье и бросит ее в темницу.

Он появлялся. За завтраком в светлой столовой (еще один шок – он ел обычную кашу с медом!). За ужином. Проходил мимо, когда она мыла пол в холле. И каждый раз он находил повод прикоснуться к ней.

– Рука, – говорил он ровно, подходя, когда она пыталась стереть пыль с высокой полки и чуть не уронила фарфоровую статуэтку. Он взял ее запястье – не грубо, но твердо – якобы чтобы поддержать. Его пальцы были теплыми, кожа гладкой. И снова – тот предательский толчок тепла под ее кожей, мурашки, заставляющие тело вздрогнуть вопреки воле. Он смотрел ей в глаза, его ледяные зрачки сужались, будто фиксируя ее реакцию, ощущая что-то сквозь контакт. Через секунду он отпускал.

Или: она несла поднос с чаем для Коры. Он вышел из кабинета на втором этаже. Их пути пересеклись на лестнице.

– Пульс, – заявил он без предисловий. Его пальцы легли на ее тонкую шею, под челюсть. Прикосновение было быстрым, профессиональным, но Элира застыла, как кролик перед удавом. Его холодные серые глаза смотрели не на шею, а прямо в ее глаза, изучая расширение зрачков, дрожь губ. Он чувствовал бешеный стук ее сердца. – Слишком частый. Отдохни после. – И он ушел, оставив ее стоять с подносом, дрожа всем телом, с ощущением жжения там, где касались его пальцы.

Эти «исследования» были краткими, деловитыми, всегда под каким-то предлогом. Но Элира чувствовала их истинную цель. Он изучал ее. Изучал ту странную связь, что возникала при прикосновении. Изучал ее. Каждый раз после такого контакта он становился задумчивее, его взгляд задерживался на ней дольше, с тем же жадным, аналитическим огнем, что горел в подсобке кабака.

Однажды, после ужина, Кора попросила Элиру отнести в кабинет Кая чистые бинты и мазь (видимо, стандартный набор инквизитора). Элира замерла у закрытой двери, боясь постучать. Она слышала его шаги внутри. Собравшись с духом, она постучала тихо.

– Войди.

Он стоял у большого окна, за которым темнел сад, залитый лунным светом. На нем был просторный темно-синий халат, подчеркивающий ширину плеч. Он обернулся. Взгляд его был прикован к ней, точнее, к ее груди, где под тонкой домашней рубашкой (уже не грубой, а чистой, выданной Корой) угадывался жалкий бугорок мешочка.

– Запри дверь, – приказал он ровно, без повышения голоса.

Холодный ужас сковал Элиру. Она метнула взгляд на дверь, на выход. Бежать? Куда? Она была в его логове. Дрожащей рукой она толкнула тяжелую дубовую дверь, щелчок засова прозвучал как приговор. Она повернулась к нему, спиной прижавшись к дереву.

– Мешочек, – сказал он, делая шаг вперед. Его ледяные глаза не отрывались от ее груди. – Отдай его. Сейчас.

– Н-нет… – прошептала Элира, инстинктивно прикрывая это место руками. – Пожалуйста… без него я… – Она не могла даже выговорить.