Бремя Сияния

Лика Смайл

Бремя Сияния

Глава 1: Пепел и кровь

Город Сольгрим тонул в привычном для позднего вечера тумане. Не теплом и влажным, а холодном, едким, пропитанным запахом гари от вечно работающих кузниц, гниющих трав с болотистых окраин и чего-то еще… чего-то металлического, сладковато-тяжелого, что висело в воздухе возле массивных арок Пыточных Блоков. Сквозь туман пробивался тусклый свет магических фонарей, отбрасывая длинные, пляшущие тени на мокрый булыжник мостовой. Тени, похожие на скрюченные пальцы.

По главной улице, игнорируя грязь и толкотню, шел Кайлор Вейн, старший инквизитор Ордена Кровавой Правды. Высокий, под два метра, с широкими плечами, затянутыми в темно-бордовый камзол из плотного, дорогого сукна. Поверх – длинная мантия глубокого, почти черного оттенка, подбитая мехом какого-то редкого зверя, с высоким воротником, скрывавшим нижнюю часть лица. Мантия развевалась за ним, как крылья хищной птицы. Его походка была мерной, уверенной, каждый шаг отмерял пространство без суеты, без лишних движений. Казалось, он не идет, а плывет над грязью.

Лицо Кая, видное в просветах между воротником и краем его коротко остриженных, черных как смоль волос, было будто высечено из мрамора. Резкие скулы, прямой нос с легкой горбинкой, жестко очерченный подбородок. Но главное – глаза. Холодные, пронзительно-серые, как лед на заре. Они смотрели не просто внимательно – они сканировали, оценивали, классифицировали все и всех на своем пути. В них не было ни любопытства, ни злобы, ни даже привычной для инквизитора жестокости. Была лишь абсолютная, леденящая пустота и целеустремленность. Взгляд хирурга, готовящего инструмент.

На его широкой груди, поверх камзола, висел знак Ордена – стилизованный кроваво-красный кристалл в оправе из черненого серебра, похожий на застывшую каплю. Знак мастера Магии Крови. У пояса, скрытый складками мантии, висел не меч, а короткий, тяжелый посох из черного дерева, увенчанный небольшим, но мощным кристаллом того же кровавого оттенка. Источник его силы и орудие воли Ордена.

Он проходил мимо одной из арок Пыточного Блока. Сквозь решетчатые окна на уровне земли доносились приглушенные стоны, звон цепей и монотонное бормотание заклинателей, выжимающих последние капли магии и ресурса. Кай лишь бегло скользнул взглядом по темному проему. Дело рутинное. Необходимое. Как утренний туалет. В одной из клеток, выставленных для устрашения на улицу, мелькнул слабый золотистый свет – Люмин. Кай даже не замедлил шаг. Просто ресурс. Опасный ресурс, требующий контроля. Его родители… Он мысленно отсек знакомую картину – вспышку магии, крики, кровь на камнях их родового поместья. «Они заплатят», – пронеслось в голове привычной мантрой. «Все они заплатят».

Позади него, на почтительном расстоянии, семенили трое его подчиненных – инквизиторы рангом пониже. Их мантии были проще, без подбоя, знаки – меньше и тусклее. Они старались идти так же прямо, как их командир, но не выходило. Один, коренастый и широколицый, нервно покусывал губу. Другой, длинный и тощий, сутулился. Третий, с лицом вечного циника, бросал быстрые взгляды по сторонам.

– Черт, как он вообще дышит в этом тумане? – прошипел коренастый, когда Кай скрылся за поворотом, ведшим к административному кварталу Ордена.

– Кажется, он туман и выдыхает, Борк – усмехнулся циник, потирая руки от холода.

– Слышал, вчера на допросе того старого Люмина в Северном Крыле? – вступил тощий, понизив голос до шепота, хотя Кай был уже далеко. – Говорят, Вейн даже бровью не повел, когда… ну, когда тот перестал светиться. Совсем. Навсегда.

Борк сглотнул.

– Он жесток. Но… эффективен. Отец говорил, таких, как Вейн, один на тысячу. Маг от Бога. И ненависть у него… чистая. Как лезвие.

– Чистая? – фыркнул циник. – Замороженная, скорее. Иногда мне кажется, там, внутри, вообще ничего нет. Ничего, кроме той истории с родителями. Она его и движет. Как заводная пружина в дорогих часах.

– Тише! – Борк оглянулся. – Он и за спиной слышит, клянусь! Помните Эдгара? Того, что усомнился в его методах?

Все трое невольно передернулись. Эдгар исчез после одного такого разговора. Случайно сорвался с городской стены. Очень случайно.

Кайлор Вейн тем временем поднялся по широким ступеням в здание Командорства Ордена. Стражи у массивных дубовых дверей, украшенных все тем же символом кровавого кристалла, замерли по стойке "смирно", взгляд устремлен в пространство перед собой. Он прошел мимо них, не удостоив взглядом. Холл Командорства был мрачен и величественен: высокие своды, витражи с изображениями побед Ордена над "дикими магическими угрозами" (Люминами), тяжелые гобелены, поглощавшие свет. Воздух пахнул воском, старым камнем и… едва уловимым запахом озона и меди – следы постоянной работы мощной магии.

Он миновал кабинеты младших чинов, где слышались приглушенные голоса и шелест бумаг, и вошел в свой собственный. Просторный, аскетичный. Большой стол из черного дерева, заваленный картами, отчетами, свитками. Стеллажи с книгами и артефактами за стеклом. Ничего лишнего. Ни картин, ни безделушек. На стене – единственное украшение: герб его рода – серебряный ястреб на червленом поле. Символ былой власти, ушедшей вместе с родителями.

Он сбросил мантию на резную вешалку, сел за стол. На самом видном месте лежал пергамент с аккуратной, выверенной печатью – гербом, изображавшим стилизованного волка. Ариана. Напоминание о "долге", о стратегическом союзе их семей. Он отодвинул письмо, не распечатывая. Сейчас не до этого. Его взгляд упал на верхний отчет: "О снижении частоты обнаружения активных Люминов в Южном Квартале. Рекомендовано усилить патрулирование в районе портовых кабаков…". Портовые кабаки. Притоны. Грязь. Идеальное укрытие для крыс. В том числе и для тех, кто светится изнутри.

Кай взял перо, собираясь наложить резолюцию, но его пальцы непроизвольно сжались. В памяти всплыл слабый золотистый свет в клетке у Пыточного Блока. Ресурс. Опасный. Требующий контроля. Но… этот отчет. Если Люмины ушли в глубь трущоб, значит, они организуются. Значит, есть кто-то, кто их ведет. Это нельзя допустить. Одна искра – и снова пожар. Как тогда.

Он резко отодвинул стул. Бумаги подождут. Нужно лично прощупать почву. Южный Квартал. Портовые кабаки. Туда, где пахнет дешевым эльем, потом и страхом.

Он вышел из кабинета, снова накинув мантию. В холле его уже ждали трое подчиненных – Борк, тощий и циник. Они вытянулись, стараясь скрыть недавние разговоры за маской служебного рвения.

– Старший Инквизитор? – робко начал Борк.

– Южный Квартал. Портовые кабаки. Особенно 'Ржавый Якорь' и 'Последний Шанс'. Патрулируют слишком вяло, – голос Кая был ровным, металлическим, без интонаций. Он не спрашивал, он констатировал и приказывал. Проверим лично. Сейчас.

– Но, старший инквизитор, 'Ржавый Якорь' – это же… – начал было тощий.

Серо-стальные глаза Кая остановились на нем. Ни гнева, ни угрозы. Просто… лед. Лед, под которым тощий почувствовал, как кровь стынет в жилах. Он резко замолчал.

– Сейчас, – повторил Кайлор Вейн и двинулся к выходу.

Трое инквизиторов переглянулись. В глазах Борка читался страх, у тощего – паника. Только циник пожал плечами с видом 'я же предупреждал'. Они поспешили за своим командиром, чья высокая, закутанная в темную мантию фигура уже растворялась в вечернем тумане, направляясь в самое сердце городской гнили. В сторону порта, где мигали тусклые огни вывесок вроде той, что висела над низкой, покосившейся дверью: "ПОСЛЕДНИЙ ШАНС".

Глава 2: Тени и светлячки

В Южном Квартале туман был не холодным и едким, как у Пыточных Блоков, а теплым, удушающим одеялом, пропитанным запахами гниющей рыбы, дегтя, дешевого перегара и нечистот, текущих по центральному желобу в переулках. Воздух висел тяжело, липко, обволакивая все – покосившиеся ветхие дома с прогнившими ставнями, горы мусора у стен, сгорбленные фигуры в лохмотьях, спешащие по своим темным делам. Свет магических фонарей сюда не доходил. Лишь редкие коптящие факелы да тусклые свечи в окнах кабаков пробивали мрак, создавая островки грязновато-желтого света, где копошилась жизнь – или то, что ее напоминало.

В одном из таких островков, под вывеской с едва читаемыми буквами "ПОСЛЕДНИЙ ШАНС", за стойкой, протиравшей липкую поверхность тряпкой цвета неопределенной грязи, стояла девушка. Ее звали Элира, хотя здесь никто этого не знал. Для всех она была просто Лис – за осторожность, тихий голос и умение растворяться в углах.

Она была худой до болезненности. Кости плеч и ключиц резко выпирали под грубой, потертой рубахой из некрашеного льна, слишком широкой для ее хрупкого стана. Рукава были закатаны до локтей, обнажая руки, похожие на прутики – тонкие, с выступающими суставами и голубоватыми прожилками под прозрачной кожей. Каждое движение – поднять тяжелый кувшин, протереть стойку – давалось с видимым усилием, будто она несла незримый груз. Ее лицо было скрыто под капюшоном из такой же грубой ткани, но когда она наклонялась, чтобы собрать пустые кружки со стола, можно было разглядеть острый подбородок, впалые щеки и огромные глаза.

Глаза… Они должны были быть ее самой яркой чертой. Большие, миндалевидные. Но сейчас они были притушены, словно покрыты пеплом. Цвет их казался неопределенно-серым, водянистым. И в них жил постоянный, животный страх. Он заставлял их бегать, скользить по лицам посетителей, по дверям, по теням в углах, никогда не останавливаясь надолго. Он сжимал ее глотку, делая голос тихим и сипловатым.

– Э-эль, сэр? Три медяка… Спасибо.

Она натянула капюшон глубже, когда к стойке подошел громила с лицом, напоминающим помятый пирог, и потребовал еще эля. Его рука, толстая и волосатая, с грязными ногтями, легла на стойку в сантиметре от ее тонких пальцев. Элира едва заметно отпрянула, будто от прикосновения раскаленного железа. Запах пота, чеснока и чего-то прогорклого от него ударил в нос. «Не смотри. Не дыши громко. Просто налей и отойди.»

Маскировка. Это было ее оружие и ее тюрьма. Глубоко под рубахой, на груди, висел маленький мешочек из выцветшей кожи, туго набитый. Элира украдкой прижала к нему ладонь, чувствуя сквозь ткань колючие стебли и листья. Травы. Горькая полынь, вязкий корень черного папоротника, высушенные лепестки ночной фиалки. Их смесь, которую ей передала умирающая мать, шепча проклятия людям-палачам. Они гасили свет внутри. Подавляли саму суть ее природы. Но плата была высокой. Каждый день, каждую минуту ношения мешочка она чувствовала, как энергия утекает из нее, как песок сквозь пальцы. Появлялась тупая, ноющая головная боль за глазами, дрожь в коленях, тошнота. Иногда, в самые тяжелые моменты, перед глазами плясали черные точки. Она была Люмином, но ее свет был погашен, а с ним уходили и силы. Осталась лишь эта изнуряющая слабость, вечный холод и страх.

– Лииис! Сюда, девчонка! – прорычал хозяин кабака, Хогар, человек, больше похожий на бочку с ногами. Его лицо, обветренное и покрытое сосудистыми звездочками, пылало румянцем вечного подпития. Он чистил огромным ножом подошву рыбы, бросая кровавые куски в ведро. "Эти столы! Видишь, свиньи наследили? Убирай! И смотри, чтобы никто не унес кружек! А то вычту из жалованья!" Жалованья, которого едва хватало на миску похлебки да угол в холодном чулане под лестницей, где она спала на мешке с опилками.

Элира кивнула, не поднимая глаз.

– Слушаюсь, хозяин.

Ее голос был шепотом, потерянным в гомоне кабака – смехе, пьяных спорах, скрипе скамеек. Она взяла ведро с мутной водой и тряпку, еще более грязную, чем та, что была у нее, и двинулась к дальнему углу, где трое матросов играли в кости, громко ругаясь. Она старалась ступать бесшумно, не привлекать внимания. Быть тенью, пятном грязи на стене. Так безопаснее.

Проходя мимо узкого тусклого коридора, ведущего в подсобку и к чулану, она задержала взгляд на щели под дверью. Там, в темноте, чуть заметно, мерцало. Слабое, едва уловимое. Как далекий светлячок. Это была ловушка для крыс – простой камушек с крошечной каплей ее собственной, недельной давности, крови, аккуратно нанесенной иглой. Магия Люминов, самая простая: приманка и легкий ошеломляющий толчок для грызуна. Безопасно для нее, не требовало сил, лишь кроху ее сущности. Но даже этот крошечный огонек в темноте заставил ее сжаться внутри. *Слишком заметно. Рискованно.* Она быстро отдернула взгляд, как будто обожглась.

Работая тряпкой над липким столом матросов (один из них шлепнул ее по тощему заду, захохотав, но она лишь глубже втянула голову в плечи, не реагируя), Элира ловила обрывки разговоров. "… патруль Ордена видел утром у доков… строгий…" – пробурчал один из игроков в кости. Сердце Элиры ударило чаще, холодный пот выступил на спине под грубой тканью. Орден. Здесь. В Южном Квартале. «Не сегодня. Только не сегодня.» Она украдкой метнула взгляд на входную дверь. Массивная, дубовая, с железными накладками. Ее единственный выход и главная угроза.

Она закончила с грязным столом и поспешила обратно за стойку, к относительной безопасности тени под полками с бутылями. Ей нужно было проверить мешочек. Травы внутри перетирались в пыль, теряя силу. Она незаметно развязала шнурок под рубахой, запустила тонкие пальцы внутрь. Сухие, колючие стебли. Их оставалось катастрофически мало. Еще пара дней, от силы. А где взять новые? Полынь еще можно найти на свалках, но черный папоротник? Ночная фиалка? Они росли далеко, в запретных теперь лесах, где когда-то жили ее соплеменники. Страх сменился острой, леденящей паникой. «Что делать?» Без трав она – живой маяк в этой тьме. Первый же инквизитор почувствует ее за версту.

– Лиис! Эля к четвертому! И смотри не расплескай, а то…" – крик Хогара вернул ее в реальность. Она вздрогнула, поспешно завязывая мешочек.

– С-сейчас, хозяин.

Она схватила самый большой, тяжелый кувшин. Руки дрожали. Голова гудела. Черные точки снова заплясали перед глазами. «Сосредоточься. Просто донеси. Просто налей.»

Она двинулась к столику у окна, где сидели двое угрюмых типов в потертых кожаных доспехах – наемники или мелкие бандиты. Ее ноги были ватными. Туман за окном казался живым, враждебным. Она подняла кувшин, чтобы наполнить кружки. В этот момент дверь кабака с грохотом распахнулась.

Холодный поток влажного ночного воздуха ворвался в душное помещение, заставив пламя свечей на столах бешено заплясать. В проеме, окутанные клубами тумана, как призраки, встали четыре высокие фигуры в темных, тяжелых мантиях. Свет из кабака упал на знаки на их груди – стилизованные кроваво-красные кристаллы.

Инквизиция.

В кабаке на миг воцарилась мертвая тишина. Звяканье кружек, смех, ругань – все смолкло. Даже Хогар замер с ножом в руке, его лицо стало землистым. Элира остолбенела. Кувшин выскользнул из ее ослабевших пальцев и с оглушительным грохотом разбился о грязный пол, забрызгав сапоги ближайшего наемника мутной жидкостью. Она почувствовала, как холодная волна ужаса прокатилась по спине. Ее взгляд, полный немого отчаяния, был прикован к фигуре впереди отряда – самому высокому, чьи ледяные серые глаза уже медленно, методично, как сканер, начали обводить потрескавшиеся стены, замерших в ужасе посетителей, осколки кувшина на полу… и наконец, остановились на ней. На ее худой, замершей фигурке у разбитого кувшина. Взгляд был бесстрастным, оценивающим, всевидящим.

И в тот самый миг, когда ее тело сжалось в комок ожидаемой боли, а разум завопил о смерти, Элира почувствовала нечто иное. Глубоко внутри, под слоем паники, слабости и гнетущего действия трав, что-то дрогнуло. Словно крошечная искра, зажатая в кулаке годами, на мгновение пробилась сквозь пепел. И ее глаза, эти притушенные серые лужицы, вспыхнули. Не ярко, не ослепительно. Всего на долю секунды. Мерцающим, чистым, золотисто-янтарным светом, как последний луч солнца в грозовой туче. Светом Люмина.

Глава 3: Искра и Тень

Искра.

Словно крошечная молния, прорезавшая грязное стекло. Всего на миг. Но Кайлор Вейн видел. Его ледяные серые глаза, отточенные годами охоты, не могли ошибиться. В глазах этой жалкой, трясущейся от страха служанки, застывшей над осколками кувшина, мерцал чистый, янтарный свет. Не отблеск свечи. Не пьяный блеск. Внутренний. Люмин.

Но… как? Мысль пронеслась холодным вихрем в его сознании, мгновенно вытеснив грохот падения кувшина, замершую тишину кабака, даже присутствие своих людей за спиной. Они светятся всегда. Он еще не видел Люмина, который бы сумел маскировать это свечение. Это противоречило всему, что он знал. Всему, чему его учили.

Мне показалось? Сомнение было мимолетным, тут же раздавленным железной волей. Нет. Он видел. И если этот Люмин умеет скрываться так эффективно… Сколько их еще прячется в этих трущобах? В его городе? Необходимо проверить.

Он плавно двинулся вперед, обходя стойку. Его подчиненные последовали за ним.

Кай не сразу ринулся в погоню. Вместо этого он нашел свободный столик в углу, у самой стены. Стол был липким, скамья – грубо сколоченной, но он не обратил на это внимания. Он сел, откинувшись спиной к прохладной, шершавой каменной кладке. Поза была нарочито расслабленной, маскирующей стальную пружину внутри. Его взгляд, холодный и неумолимый, как сканер, нашел ее за стойкой. Его товарищи сели рядом, переглядываясь. Они видели, что что-то не так, однако не решались спросить.

Теперь, когда первый шок от вспышки в ее глазах прошел, он мог наблюдать хладнокровно. Методично. Словно изучал редкий, опасный экспонат под увеличительным стеклом.

Дрожь.

Она пронизывала ее всю. Эта мелкая, неконтролируемая вибрация видна была в том, как ее рука, тянувшаяся за кружкой, колебалась на воздухе, прежде чем схватить грубую глину. Эль расплескивался через край еще до того, как кувшин касался края бокала. Дрожь шла от самых плеч, заставляя лопатки неестественно дергаться под тонкой рубахой.

Цвет.

Вернее, его отсутствие. Под слоем грязи и в тусклом свете коптящих свечей ее кожа отливала мертвенной сероватой бледностью, нездоровой, восковой. Капли пота, холодные и липкие, словно слезы страха, стекали по вискам и тонкой шее, открывшейся, когда капюшон чуть съехал. На этой бледной коже бешено колотилась жилка – пульс загнанного зверька, готового сорваться в бегство или рухнуть без сил. Истощение. Глубокое.

Ее глаза.

Те самые, что на миг вспыхнули предательским янтарем. Сейчас они были мутными, глубоко запавшими в темные круги, словно она не спала неделями. Они метались, скользили по поверхностям, по лицам, но никогда не задерживались, избегая его угла с почти физической болью. Когда его взгляд намеренно ловил ее, она вздрагивала всем телом, словно получив удар плетью, и резко отворачивалась, роняя тряпку или спотыкаясь о собственные ноги. В них читался не просто страх, а животный ужас перед обнаружением, граничащий с паникой.

Движения.

Они были рваными, лишенными координации. Она споткнулась о собственную тень, едва не грохнувшись. Пытаясь подхватить кружку, поставленную пьяным грубияном на самый край стола, она чуть не опрокинула весь стол, только чудом удержав его. Казалось, ее худое, изможденное тело было ей не подконтрольно, скованное невидимыми цепями страха и предельной усталости. Он отметил, как ее рука, тонкая как прутик, постоянно прижималась к груди, под грубой тканью рубахи – защитный жест? Или попытка что-то спрятать?

Реакция.

На грубый окрик Хогара, обвинявшего ее в разлитом эле, она не оправдывалась. Она сжалась, приняв гнев как неизбежное наказание, ее плечи подались вперед, голова втянулась. Когда один из завсегдатаев, ухмыляясь, шлепнул ее по тощему заду, она не вскрикнула, не отпрыгнула. Она еще глубже ушла в себя, в капюшон, словно пытаясь исчезнуть, раствориться в воздухе. Ее покорность была не смирением – это была отчаянная мимикрия жертвы, пытающейся стать невидимой для хищника.

Каждая замеченная деталь, каждая неуклюжая попытка казаться обычной служанкой не рассеивали его уверенность, а укрепляли ее. Это был Люмин. Сомнений не оставалось. Но Люмин, живущий на лезвии ножа. Изможденный до крайности, балансирующий на грани срыва и почти лишенный сил даже для базового притворства. Что довело ее до такого состояния? – вопрос всплыл сам собой, подогревая профессиональный интерес.

И главное – как эта ходячая тень сумела скрываться так долго в этом зверинце? Охотничий азарт сменился научным любопытством. Он нашел не просто дичь. Он нашел живую загадку, требующую изучения. Его пальцы непроизвольно сжались на коленях. Его загадка. И он намерен был ее разгадать. Пока он впитывал каждую ее дрожь, каждое неловкое движение, она вдруг замерла, будто приняв решение, и решительно направилась к Хогару.

***

С трудом оторвав взгляд от леденящих серых очей, Элира пошла к Хогару. Она низко пригнула голову, стараясь говорить так, чтобы слышал только он, сквозь гул крови в ушах.

– Х-хозяин, – ее голос сорвался в шепот, хриплый от ужаса. – П-простите… к-кувшин… Я… Мне плохо. Живот… режет. Разрешите… в чулан? Отлечься? Пять минут…

Она судорожно сглотнула, пытаясь изобразить муку. Рука инстинктивно прижалась к животу. Мешочек с травами был под рубахой, это успокаивало. «Пожалуйста, отпусти. Пожалуйста.»

Хогар окинул ее взглядом, полным презрения и раздражения. Его жирное лицо покраснело еще больше.

– Чтоб тебя! – зашипел он, брызгая слюной. – Весь эль на пол! Стыд! И еще отлынивать?! – Он махнул ножом. – Иди, сопливая! Но с жалованья сегодняшний день – вычту! И за кувшин!

Элира закивала так часто, что голова закружилась.

– С-спасибо, хозяин. Поняла.

Голод? Пусть. Лишь бы жить. Она развернулась, стараясь не бежать, и быстро засеменила к спасительному коридору, спиной чувствуя тяжелый, неотрывный взгляд инквизитора. Он все еще стоял там, в центре зала, как темный идол, но его глаза… они следили за каждым ее движением. Не смотрит на дверь. Смотрит на МЕНЯ. Ужас придал ей скорости. Она юркнула в узкий, темный проход.

***

«Она пытается бежать. Предсказуемо. Глупо.» Кай не шелохнулся, лишь слегка повернул голову, следя взглядом, как тень девушки метнулась в темный проход за стойкой. Подсобка? Чулан? Тупик. Уголок рта под воротником мантии дрогнул в подобии холодной усмешки. Он плавно двинулся вперед, обходя стойку. Его подчиненные сделали шаг, чтобы последовать. Резкий, почти невидимый жест Кая – пальцы, сложенные в специфический знак Ордена: "Стоять. Ожидать". Они замерли на месте. Это была его добыча.

***

Темнота коридора обняла ее как спасение. Она прижалась к холодной, шершавой стене, пытаясь перевести дух. Сердце колотилось о ребра. Дверь чулана. Всего несколько шагов. Спрятаться. Переждать. Она рванулась вперед, спотыкаясь о пустые ящики, валяющиеся на полу. Рука нащупала знакомую шероховатую поверхность двери в ее чулан-конуру. Еще мгновение!

Вдруг тяжелые, мерные шаги раздались в начале коридора. Неторопливые. Уверенные. Неотвратимые. Он шел. Она замерла, прижавшись к двери, как мышь перед удавом. Шаги приближались. Каждый – удар молота по наковальне ее страха. Тусклый свет из зала кабака падал в проход, отбрасывая на стену длинную, искаженную тень в мантии с высоким воротником. Тень заполняла узкое пространство, не оставляя места для надежды. Паника сдавила горло. Нет! Не сюда! Она рванула ручку двери – заперто! Ключ… ключ у Хогара! Отчаяние, острое и горькое, хлынуло волной. Она метнулась назад, вглубь коридора, к единственной другой двери – в подсобку. Хоть там!

Она ворвалась в маленькую, захламленную комнату. Бочки, мешки, полки с припасами. Запах пыли, солений и сырости. Она захлопнула дверь за собой, прислонилась к ней спиной, дико озираясь. Замка не было. Только щеколда, хлипкая и ненадежная. Она с дрожащими руками задвинула ее. Это был смехотворный барьер. Шаги остановились прямо за дверью. Тишина. Гулкая, давящая. Потом – ровный, негромкий голос, проникающий сквозь дерево, как холодный клинок:

– Открой.

Элира вжалась в дверь, зажмурив глаза. Казалось, сердце вот-вот разорвет грудную клетку. Она не могла дышать.

Снаружи не повторили. Раздался короткий, сухой щелчок. Что-то маленькое и металлическое просунулось в щель между дверью и косяком рядом с щеколдой. Инструмент? Магия? Щеколда вздрогнула и со звоном отскочила. Дверь плавно распахнулась под легким нажимом.

В проеме, заполняя его собой, стоял Кайлор Вейн. Его мантия казалась еще чернее в темноте подсобки. Ледяные глаза окинули комнату, мгновенно отметив беспорядок, бочки, мешки, и наконец – ее, прижавшуюся к стене у открытой двери, как загнанный зверек. Он вошел, не спеша. Дверь закрылась за ним с тихим стуком. Теперь они были одни. Воздух наполнился запахом его дорогого сукна, холодного металла и невыразимой угрозы.

– Кто ты? – его голос был тихим, ровным, лишенным эмоций. Он стоял в двух шагах, не приближаясь, но его присутствие заполняло всю крошечную комнату, давило. – Откуда? Где другие?