Полная версия
Екатерина Исавнина
Живущие в тишине
Глава 1
Мария поднялась ровно в 7:00 – не раньше, не позже. Это было уже не столько привычкой, сколько рефлексом. Тяжёлые веки дрогнули, и с тихим, почти болезненным вздохом девушка, не открывая глаз, протянула руку к стулу у кровати. Кончики её пальцев – бледные и тонкие, как у пианистки – нащупали знакомую ткань. На спинке, как всегда, висел её старенький хлопковый халат: выцветший до оттенка слоновой кости, с распущенными нитками по краям рукавов. Всё ещё тёплый, мягкий и пахнущий дешёвым кондиционером с едва уловимыми нотками лаванды.
Накинув его почти наощупь, Мария шаркнула босыми ногами по прохладному полу и побрела в сторону кухни.
На книжной полке её взгляд зацепился за коробку со старыми открытками – привычка, оставшаяся с детства. Мама всегда говорила: «У каждой открытки своя история, Машенька. Люди писали их с трепетом, от всего сердца». Теперь эти чужие истории казались единственным светлым пятном в её собственной жизни.
Комната дышала тишиной, нарушаемой лишь хрустом шагов по скрипучим половицам. В полумраке кухни, где единственным источником света служил мутный апрельский рассвет, просачивающийся сквозь тонкие занавески, девушка на автомате нажала кнопку электрического чайника. Старый прибор ответил тихим загудением и шипением.
За окном маячил угол соседнего дома – такого же облупленного и серого, как и весь квартал. На карнизе, нахохлившись от утренней прохлады, сидела стайка голубей. Птицы выглядели почти каменными, лишь изредка одна встряхивала перьями, сбрасывая в воздух крохотные капли воды.
«Как мамина подопечная, тётя Тамара», – мелькнула мысль. Девушка невольно поёжилась, вспомнив, как в десять лет впервые попала в дом богатой старушки. Мама работала сиделкой, а её брали с собой, когда не с кем было оставить. Тётя Тамара сидела в кресле, окружённая дорогими вещами, и смотрела в окно такими же неподвижными глазами. А мама улыбалась, получая жалкие гроши, и только дома, на кухне, тихо плакала над счетами…
Проведя пальцами по спутанным каштановым волосам и зевнув, Мари направилась в ванную. Узкое помещение с отколотой плиткой и желтоватым налётом на кранах встретило её своим привычным видом. В запотевшем зеркале отразилось бледное лицо с тенью от подушки на щеке и кругами под глазами.
Прошло всего пару минут, прежде чем свист чайника взвыл на полной мощности. Пронзительный звук эхом отразился от стен. Девушка вылетела из ванной с зубной щёткой в уголке рта, пеной на подбородке, и спешно выдернула шнур из розетки, будто спасая чайник от боли. Не теряя ни секунды, поставила гранёный стакан с заваркой под кипяток, одновременно наклоняясь к раковине – прополоскать рот под прохладной струёй.
Это утро явно не задалось.
Взглянув мельком на циферблат старых настенных часов с надписью «Янтарь», доставшихся ей от бабушки, Мари осознала, что времени осталось катастрофически мало.
Сегодня с утра должен был прийти её парень – Алексей. Высокий, светловолосый, вечно взъерошенный, с улыбкой, от которой у него в уголках глаз собирались крошечные морщинки. В последнее время эта улыбка стала какой-то натянутой, а взгляд – тревожным. Она знала, что у него проблемы на работе, что он беспокоится о деньгах, но каждый раз, когда пыталась заговорить об этом, он отмахивался или переводил тему.
И хоть она была бы рада его видеть, и в целом они заранее договаривались об этой встрече, настроение на что-то кроме сна у девушки не было. Да и чёрное, тяжёлое небо за окном, с которого уже начали срываться крупные капли дождя, лишь сгущало краски.
Старый шкаф скрипнул в знак протеста, когда она торопливо извлекла из него тёмно-синие джинсы и простую белую блузку. Переодеваясь, Мари случайно задела чашку с чаем. Напиток пролился, оставив на ткани пятно размером с монету.
– Чёрт, – выругалась она, срывая испорченную блузку и вытаскивая новую – такую же, только с крошечной бисерной вышивкой на кармане. Подарок от мамы на прошлый день рождения.
Накинув старое шерстяное пальто цвета мокрого асфальта, воротник которого был стёрт от времени, она схватила телефон с тумбы и юркнула в приоткрытую дверь. Ржавые петли издали протяжный скрип.
Лестничная клетка встретила её запахом варёной капусты и влажной штукатурки.
На площадке курил Михалыч – сутулый сосед со второго этажа, с красным от спиртного носом и вечной сигаретой в пальцах. Он выпускал сизые кольца дыма в мутное окно. Несмотря на свой вид, глаза у него были внимательные, цепкие.
– Доброе утро, Михалыч, – буркнула Мари, пролетая мимо.
– Куда так спешим, красавица? – прохрипел старик, окинув её оценивающим взглядом. – Жизнь никуда не денется.
Но девушка уже стремительно спускалась по ступенькам, перепрыгивая через две за раз.
Апрельская погода в этих краях никогда не отличалась постоянством. Мари натянула ворот пальто повыше, спасаясь от пронизывающего ветра, и быстрым шагом направилась к месту работы.
Город медленно просыпался. Редкие прохожие, кутаясь в куртки и плащи, спешили по делам. Бродячий пёс с мокрыми ветками в грязной шерсти обнюхивал переполненную урну у автобусной остановки. Маленькая стайка воробьёв суетилась возле хлебных крошек – видно, какая-то сердобольная бабушка подкормила.
Забегаловка «У Семёныча» – одноэтажное здание из красного кирпича с выцветшей вывеской и потрескавшимися оконными рамами – выглядела особенно уныло под хмурым небом. Но внутри всегда было тепло и пахло свежей выпечкой.
Несмотря на настойчивые ухаживания, иногда обидные прозвища и пошловатые шуточки от вахтовиков, Мари не жаловалась – чаевые радовали, как и восхищённые взгляды. Карие глаза, необычайно длинные угольные ресницы и бледная кожа на контрасте – и вот уже кто-то оставляет купюру просто так, за чуть наивную улыбку. Она давно научилась читать людей, понимать, что им нужно – навык, который передала ей мама. Но этот месяц оказался провальным. Размытая дорога у подножия горы отрезала шоссе, и забегаловка опустела.
Колокольчик над дверью мелодично звякнул, когда Мари вбежала внутрь, стряхивая с пальто капли дождя. Пахло кофе и корицей. За стойкой возвышалась грузная фигура Семёна Петровича – лет пятидесяти, с широкой лысиной и усами, как у моржа.
– Мари, 8:01, – буркнул он, постукивая пальцем по часам.
Девушка виновато потупила взгляд и юркнула в комнату персонала. Там было тесно: металлические шкафчики, скрипучие стулья, повсюду развешанная форма.
– Твой хлыщ и то раньше тебя пришёл, – донёсся голос начальника, но в тоне чувствовалась не столько злость, сколько усталость.
– Уже? – выдохнула Мари, торопливо завязывая фартук дрожащими пальцами.
Она выглянула в зал. У окна, за дальним столиком, сидела знакомая мужская фигура. Мужчина листал что-то вроде автомобильного журнала, но руки его дрожали, а страницы шелестели чересчур громко. Луч солнца, пробившись сквозь тучи, подсветил его профиль – светлые волосы будто засияли золотом. На столе перед ним стояла чашка кофе, от которой вился тонкий завиток пара. Рядом лежал маленький букетик тюльпанов – увядающий, дешёвый, но такой трогательный.
Мари подошла и села рядом.
– Привет. Ты пришёл раньше, чем мы договаривались.
Алексей поднял взгляд с журнала, и она увидела, насколько у мужчины красноватые глаза. Но он попытался улыбнуться – широко, как раньше:
– Мне просто не терпелось тебя увидеть. – Он протянул ей цветы. – Извини, что такие… денег хватило только на эти.
– Они красивые. Спасибо, Лёша. – мягко сказала Мари, принимая букет.
– Не возражаешь, если подожду, пока закончишь смену?
– Конечно, нет, – растерянно ответила она, заметив, как нервно парень комкает салфетку.
День тянулся мучительно долго. Посетители лениво потягивали кофе, кто-то листал газету, кто-то уткнулся в телефон. Девушка украдкой поглядывала на Алексея – тот всё так же сидел у окна, но с каждым часом становился всё беспокойнее. К трём часам солнце наконец пробилось сквозь облака, осветив пыльную барную стойку.
Семён Петрович ушёл в свой кабинет. Алексей пересел за бар, чем удивил молодого бармена. Мари сразу заметила его раскрасневшиеся щёки и блестящие глаза.
– Ты пьёшь? – спросила она тихо, наклоняясь к нему.
– Ага. Скука смертная, – он достал фляжку из внутреннего кармана пиджака. – Составишь компанию?
– Лёша, что происходит? – Мари почувствовала, как начинает наматывать прядь волос на палец – старая привычка, выдающая её волнение. – У тебя же проблемы с этим…
– Да какие проблемы! – слишком громко воскликнул он. – Всё нормально! Вот только… – Он сделал большой глоток и зажмурился. – Вот только со вчерашнего дня я безработный.
Мари покачала головой, тревожно глянув на дверь кабинета.
– Лёша, не надо. Если Петрович увидит…
– Да пошёл он! – гаркнул Алексей.
За угловым столиком трое дальнобойщиков обернулись.
– Лёша, тише, – умоляюще прошептала Мари.
Молодой человек сделал ещё глоток, прищурился и посмотрел на Мари. В его глазах мелькнуло что-то отчаянное.
– А помнишь, как мы с тобой в прошлые выходные…
Мари с ужасом поняла, куда он клонит.
– Лёша, замолчи, – прошипела она, ощущая, как кровь приливает к щекам.
Но было уже поздно. Мужчина продолжил, словно пытаясь самоутвердиться за счёт их близости:
– Малышка такая горячая в постели – вам и не снилось! – подмигнул дальнобойщикам, которые уже открыто ржали.
– Лёша! – Мари схватила его за рукав.
– А как стонет! Прям кошечка! – не унимался он, и в голосе слышалась почти истерика.
Девушка отпрянула. Всё лицо пылало. Алексей неожиданно встал и преградил ей путь.
– Куда это ты?
– Отойди, Лёша, – твёрдо сказала она.
– А ну иди сюда! – он обхватил её за талию и потянул к себе.
– Пусти меня! – Мари попыталась вырваться, но мужчина только крепче прижал её к себе.
– Да ладно тебе, – он потянулся за поцелуем. – Прости… я просто…мне сейчас плохо, понимаешь?
Мария отстранилась, упираясь руками Алексею в грудь, но пьяный кавалер не отступал. Его дыхание было горячим и сладковатым от алкоголя.
– Лёша, хватит, мне нужно работать! – взмолилась она, наконец вырвавшись из его объятий.
Кафе замерло. Кто-то наблюдал с неловкостью, кто-то с интересом. Мари, поправляя фартук, попыталась обойти Алексея, чтобы отнести грязные тарелки на кухню. Но когда она проходила мимо, он вдруг смачно шлёпнул её по ягодицам:
– Вот это попка! Правда, мужики?
Шлепок прозвучал, как выстрел. Мгновение тишины – и хохот, свист.
Мари замерла. Слёзы подступили к глазам.
Дверь кабинета распахнулась.
Семён Петрович вышел, его маленькие глаза холодно скользнули по залу. Он подошёл, посмотрел на Мари, потом на Алексея, лениво облокотившегося о стойку. На лице начальника выступило разочарование.
– Что это за цирк в моём заведении? – тихо спросил он, и от этого тона девушке стало ещё страшнее.
– Семён Петрович, я… – начала было она, но начальник резко поднял руку, останавливая её.
Он помолчал, явно борясь с собой.
– Я всё видел, – сказал он сухо. – Выходил покурить. Через окно смотрел.
Мужчина пристально взглянул на Мари. Его голос звучал ровно, но в нём чувствовался гнев:
– Терпел твоего дружка из уважения. Но бордель из моего кафе делать не позволю!
Мари похолодела.
– Ты уволена, – произнёс он после паузы.
Было видно, что слова даются ему тяжело.
– И убери его отсюда.
Она остолбенела.
– Семён Петрович, прошу вас…
– Через пять минут – чтобы духу твоего тут не было! Расчёт в конце недели. – Последние слова прозвучали почти мягко, словно он давал ей время найти выход из положения. – И не забудь забрать ряженого!
В зале стало так тихо, что был слышен капающий кран на кухне.
Девушка развязала фартук и молча положила его на стойку.
Алексей приблизился к ней, протягивая руку. В его глазах теперь читался испуг – он понимал, что натворил:
– Не переживай, детка. Найдёшь другую работу. Зато теперь мы можем поехать ко мне… Я всё исправлю, честное слово!
Она обернулась. Его глупая, растерянная улыбка была последней каплей.
– Из-за тебя я потеряла работу, – прошептала она. – Ты опозорил меня.
– Да брось, я же просто пошу…
Мари не дала ему закончить. Её рука взметнулась вверх и со звонким хлопком опустилась на его щёку. Звук пощёчины эхом разнёсся по залу.
– Между нами всё кончено, – произнесла девушка. – Не звони. Не приходи. Забудь, что я существую.
Алексей стоял, держась за щёку, на которой уже проступал красный след от ладони. В глазах читалось не злость, а боль и удивление.
Девушка быстро собрала свои вещи из шкафчика в комнате персонала, накинула пальто и вышла через заднюю дверь, не желая снова проходить через зал.
Улица встретила Мари прохладным воздухом. Дождь наконец прекратился, но небо всё ещё оставалось затянутым тяжёлыми свинцовыми тучами. Она глубоко вдохнула, надеясь успокоиться, но внутри всё дрожало – от унижения, злости и горечи.
Девушка шла по тротуару, не замечая ни прохожих, ни машин, ни мокрых луж. Мысли шумели в голове подобно радио, которое невозможно выключить.
– Опять, – прошептала она. – Опять придётся врать – в академическом отпуске числюсь по болезни, а на деле просто денег нет на учёбу. Теперь и работы нет. Что я скажу в деканате? И как всё объяснить маме?
Дома она сбросила пальто прямо на кресло и, не раздеваясь, рухнула на кровать. Квартира встретила её холодом и тишиной. Желтоватое пятно от протечки большой бесформенной кляксой красовалось на потолке. С каждым мгновением внутри у девушки что-то туго скручивалось в клубок боли.
Наконец, не глядя, девушка нащупала телефон и набрала номер.
– Привет, Ань… – с усталостью произнесла она, когда на другом конце ответил мелодичный женский голос.. – Всё рухнуло. Меня уволили. И… мы с Лёшей расстались.
Она замолчала, слушая сочувственные восклицания подруги.
– Может, зайдёшь? – Мари привычно наматывала на палец прядь волос. – Выпьем по бокалу. Мне нужно просто… поговорить. С кем-то, кто не станет осуждать.
В окно пробивался тусклый свет уходящего дня. Аня, щебеча как весенняя птичка, пообещала быть через полчаса и упомянула бутылку мартини, подаренную «новым папиком».
Минуты тянулись медленно. Мари лежала, глядя в потолок, уже сорок минут, мысленно пытаясь не пережёвывать сегодняшний день. Очередь коротких, настойчивых сигналов вывели её из прострации. Она узнала их сразу: настойчивая вакханалия, присущая дикому нраву её подруги.
– Давай быстрее, я уже пальцев не чувствую! – раздался из-за двери весёлый голос.
Мария щёлкнула замком и едва успела отступить, как в квартиру ворвалась Аня, с объёмным бумажным пакетом, зажав подмышкой бутылку. Волосы, собранные в небрежный пучок, растрепались от спешки. Даже в такой ситуации она выглядела безупречно – тушь не размазалась, матовая красная помада лежала ровно. Только внимательный взгляд мог заметить лёгкое напряжение в уголках накрашенных глаз. Во второй руке у подруги были газета с броским заголовком «Пенсионерочка» и конверт с золотыми краями.
– Принесла всё для экстренной терапии разбитого сердца! – торжественно объявила она. – Мороженое в трёх вкусах: шоколад, фисташка и клубника. Я не уверена, какой именно лечит душевные травмы, так что – на выбор!
Мари слабо улыбнулась, глядя на энергичные движения подруги.
– А это что? – спросила она, указывая на газету и конверт.
– А, это… – Аня сняла куртку и кинула её на спинку стула, но в движении была какая-то нервозность. – Встретила почтальона на лестнице. Он никак не мог достучаться до твоей сумасбродной соседки. Я сказала, что передам. А газету всучил в придачу – видимо, решил, что мне уже пора задуматься о пенсии.
Мари вздохнула, достала из шкафа гранёные стаканы и налила мартини.
– Она иногда по неделе дверь не открывает. Потом выясняется, что просто забыла, как пользоваться замком…
– И никто за ней не следит? – Аня с отвращением отпила, поморщившись.
Они устроились на диване. Мари, поджав ноги, принялась за шоколадное мороженое.
– Кажется, у неё есть племянник, но он не появлялся уже пару лет.
Аня кивнула и решительно сменила тему:
– Ладно, рассказывай про этого козла. И подробно.
Мари не без облегчения вылила на подругу все накопившееся негодование. Она рассказала, как Алексей комкал салфетки ещё до первого глотка, как пытался улыбаться ей, принеся дешёвые цветы из киоска. Но потом алкоголь снёс все барьеры, превратив попытки казаться «настоящим мужиком» в пошлый спектакль.
– Знаешь, что самое страшное? – Мари допила стакан, чувствуя, как мартини растекается по телу приятным теплом. – Когда я дала ему пощёчину, он не разозлился. Он просто… растерялся. Как будто сам не понимал, что творил.
– Мужики, – фыркнула Аня, но в её голосе слышалась не презрение, а усталость. – Все они дети. Большие, пьяные дети.
– А с учёбой как дела? – спросила она, явно намереваясь сменить тему.
Мари поморщилась. Воспоминания об университете до сих пор жгли – не только долги, но и тот проклятый преподаватель, который при всей группе заявил, что «людям её происхождения» не место в высшем образовании. Тогда она просто ушла, не найдя сил бороться.
– Паршиво. Долги. Академ. Надеялась накопить и вернуться…
– А аренда?
– Через неделю. Хватит на месяц. Дальше – не знаю… Я не могу поверить, что он оказался таким… таким…
– Мудаком? – услужливо подсказала Аня, подливая ей ещё мартини.
– Да, – с обидой в голосе подтвердила Мари
Аня молча кивнула. За окном сгущались сумерки, и только лампа с поцарапанным абажуром отбрасывала тёплый свет на лица девушек.
– Мне так жалко бабушку, – вдруг сказала Мария, наматывая прядь на палец. – Она как будто живёт в другом времени. То мужа ищет, то меня Ниной зовёт…
В её голосе прозвучала знакомая нотка – та же, что звучала в голосе матери, когда она рассказывала о своих подопечных. Жалость, смешанная с пониманием старческих причуд.
– Деменция? – тихо спросила Аня.
– Похоже. Я пыталась помочь, но она словно не слышит…
Девушка покрутила в руках пустой стакан, взгляд упал на конверт.
– Интересно, что в этом письме? – вдруг резко оживилась подруга, – Оно же ей, да? Смотри, какое красивое!
– Положи. Это не наше, – механически отозвалась Мари, но голос звучал неуверенно.
Но Аня уже схватила конверт, в её движениях появилась лихорадочная поспешность:
– Да ну тебя! Может, это что-то важное. Счета там или угроза выселения! – она говорила слишком быстро, убеждая не только подругу, но и саму себя. – Мы просто глянем, и если нужно – передашь ей. Спасём бабулю от беды!
Мари колебалась. В памяти всплыло лицо матери – как та тайком читала письма своих подопечных, оправдывая это заботой о них. «Иногда приходится нарушать правила ради добра, Машенька,» – говорила она. Тогда Мари осуждала мать. А теперь…
– Только… только глянем, – прошептала она. – Чтобы убедиться, что это не что-то срочное.
В конверте было письмо, аккуратно сложенное пополам. Бумага – дорогая, чуть желтоватая, с едва заметным тиснением по краям. Такую обычно выбирают люди старой закалки, привыкшие к церемониальности во всём, даже в мелочах. Мария расправила сгиб трясущимися пальцами, зацепившись взглядом за витиеватый почерк, которым было выведено имя её соседки. Чернила казались свежими, но при этом буквы были написаны так, словно человек учился писать ещё в те времена, когда каллиграфия считалась обязательным искусством.
– Ну, что там? – Аня подалась вперёд, в полумраке её накрашенное лицо казалось восковой маской.
Мария откашлялась и начала читать:
«Дорогая Екатерина Сергеевна,
Пишет Вам Александра Николаевна Варницкая. Надеюсь, Вы ещё помните обо мне, несмотря на то, что прошло столько лет с нашей последней встречи. Жизнь разбросала нас по разным концам, но кровные узы остаются навсегда, пусть даже настолько дальние.
Обращаюсь к Вам с просьбой, которую, знаю, непросто принять в нашем возрасте. Мой пансионат «Серебряный туман» нуждается в добрых руках и тёплом сердце. С каждым годом мне всё труднее справляться одной с заботами о моих постояльцах. Хоть возраст и даёт мудрость, но отнимает силы.
Вы – единственная оставшаяся родственница, к которой я могу обратиться. После моего ухода весь пансионат со всем имуществом перейдёт к Вам как к наследнице. А пока я жива, обещаю достойную ежемесячную оплату за Вашу помощь.
С надеждой и любовью,
Александра Варницкая».
Мария подняла глаза от письма. Лицо Ани застыло в выражении хищного изумления.
– Ты понимаешь, что это значит? – прошептала Аня, в голосе звучал знакомый азарт – тот самый, что звучал когда она рассказывала о своих «папиках». – Эта Варницкая совсем не в курсе, что её «родственница» – полубезумная старушка!
Мария задумчиво намотала прядь на палец. В её памяти всплыли детские воспоминания – как мать водила её по чужим домам, как они обе притворялись довольными крохами, которые им перепадали.
– У бабки был племянник, – медленно сказала Мари. – Но мне домоуправительница обмолвилась, что он вроде как за границу уехал много лет назад…
За окном молния разрезала небо, на мгновение озарив комнату призрачным светом. Капли стучали по карнизу монотонной барабанной дробью. Старая черёмуха во дворе раскачивалась под порывами ветра, царапая ветками стекло.
Вдруг из коридора донёсся шум. Громкие голоса, топот ног и звуки, похожие на работу какого-то инструмента.
– Что это? – Аня вздрогнула, едва не расплескав мартини на светло-бежевый ковёр.
– Не знаю. Пойдём глянем.
Они оставили недопитые стаканы и поспешили к двери. На лестничной площадке толпились соседи. Михалыч стоял в стороне, тихо покачивая головой – в его глазах читалась печаль, словно он предвидел эту трагедию.
– Что случилось? – спросила Мария.
– У нас потоп! – ответил грузный мужчина с первого этажа. – Вода сверху льётся, прямо с потолка хлещет! Я уже всю мебель тряпками обложил, но это как мёртвому припарки!
Из-за спин соседей показался мужчина в форме МЧС.
– Вызов поступил двадцать минут назад, – сообщил он, поднимаясь по лестнице. – Будем вскрывать квартиру. Есть информация о хозяйке? Телефон, родственники?
– Это Екатерина Сергеевна, – обратилась Мария к спасателю. – Пожилая женщина, живёт одна. У неё… проблемы с памятью.
– Деменция у неё, – бесцеремонно вставила женщина в бигуди. – Совсем с катушек съехала. То по ночам воет, то с телевизором разговаривает. Я соцработнику сколько раз говорила, что её в специальное место надо, а не одну держать!
Спасатели уже возились с дверью соседки. Стальная дверь сопротивлялась недолго – через несколько минут раздался щелчок замка.
– Екатерина Сергеевна! – громко позвал спасатель, входя в квартиру. – Есть кто дома?
Запах старости смешался с сыростью. В полумраке виднелась мебель, накрытая вышитыми салфетками, стены увешаны фотографиями. На комоде стоял чёрно-белый телевизор, по-прежнему работающий на полную громкость.
Бойкая ведущая что-то рассказывала о погоде на завтра, её бодрый голос странно диссонировал с гнетущей атмосферой.
Спасатель двинулся в сторону кухни, откуда доносился звук льющейся воды. Девушки как заворожённые последовали за мужчиной.
Екатерину Сергеевну нашли на кухне, возле переполненной раковины. Она лежала так мирно, словно просто решила прилечь отдохнуть. Седые волосы были аккуратно уложены, на лице – выражение умиротворения.
– Вызывайте полицию и скорую, – тихо сказал спасатель.
Время замедлилось. Мария наблюдала, как участковый – седой мужчина с усталым лицом – записывал показания соседей. Врач констатировал естественную смерть.
– У неё есть родственники? – спросила Мари.
Участковый тяжело посмотрел на неё:
– Нет, насколько нам известно. Одинокая была женщина.
– А… племянник? – неуверенно спросила она, вспоминая строки из письма.
– Был племянник, – участковый вздохнул, закрывая блокнот. – И дочь у неё была. Только они вместе попали в автокатастрофу пять лет назад. Никто не выжил.
Эти слова, произнесённые будничным тоном, эхом отдались в голове Марии. Она оглянулась на Аню, которая стояла, прислонившись к стене, бледная как полотно.
– Но как же… – начала было девушка, но осеклась.
– Что-то не так? – участковый внимательно посмотрел на неё.
– Нет, ничего, – Мария покачала головой. – Просто… жаль старушку.
Когда все наконец разошлись, а тело увезли, девушки молча вернулись в квартиру Мари. Оставленное на столе письмо казалось теперь чем-то неуместным.
Несколько минут они молчали. Только часы на стене отсчитывали секунды, а за окном усиливался дождь.
