
Полная версия
Когда небо перестанет плакать
Уотерс вздохнул.
–Долгая история, генерал. Шестнадцатая группа, Голиаф Двенадцать – Элиот Рей.
–Кто такой? -Атанаки скрестил пальцы рук и положил на этот постамент свой волевой подбородок, чуть прищурив узкого разреза глаза, в которых мелькали отражения сражающихся.
–Он из Вейтлехема, генерал. -Проговорил Уотерс, с мрачной проницательностью наблюдая, как голова Сфинкса отрывается от скрещенных лап. -Говорю же, долгая история.
–И вам позволили взять его? -Спросил Атанаки, отвлекшись от схватки, итог которой становился очевидной.
Уотерс помедлил, глядя генералу в глаза, в которых, как ни странно, удивление так и не сменилось гневом. Кадр, похоже, испытывал смешанные чувства.
–На отборе он показал лучший результат, генерал, -ответил полковник кратко.
Атанаки отвернулся обратно к экрану, словно чуял приближение исхода единоборства.
В это время Элиот распластался внутри кабины, врастая в штурвалы и педали всеми конечностями. Его Голиаф прыгнул над линией удара соперника, закрутив своё тело в воздухе.
Удар одной его ноги пришелся по стальной скуле другого робота, и тот, дернув головой, рухнул навзничь как раз в тот момент, когда двенадцатый приземлился над ним с занесенным копьем.
Только тогда Рей открыл глаза.
Глава 3
Огромный плац оглашает чеканный шаг выпускников, которые маршируют в конец строя мимо глазеющих на них с завистью младших товарищей.
Элиот где-то в середине длинной вереницы из тридцати групп, и его сердце продолжает марш, когда Шестнадцатая выстраивается и замирает.
Полковник Уотерс отдает рапорт генералу Атанаки, знаки отличия которого сверкает в свете софитов, и тот произносит в громкоговоритель:
–Здравствуйте, кадеты!
В ответ под бетонной высью эхом разносятся сотни молодых и даже детских голосов:
–Слава Республике!
–Рравняйся! Смирно! Равнение – на флаги!
Знаменная группа Шестнадцатых начинает шествие с правого фланга строя. Над головами в белых фуражках с сиреневым козырьком колыхаются два больших знамени: алое с белым оливковым венком – флаг Республики, и ало-бело-сиреневое с гербом Корпуса.
–Группы – смирно! Для поднятия знамен Республики – выйти из строя.
Ещё двое знаменосцев – они близко знакомы Элиоту, выбегают вперед, и под звуки гимна два гигантских красных стяга ниспускаются с потолка во всю свою длину.
Слава прогрессу,
Слава победе,
Слава свободе,
Слава Республике!
Стихает эхо последнего куплета гимна, и генерал командует:
–В память о жертвах Освободительной Войны… объявляю… минуту… молчания.
Бум!…
Бум!…
Это отстукивает секунды огромный барабан, гул от которого стоит в ушах, делая секунды нераздельными.
Внутри Элиота то-то щелкнуло.
Вместо разметки плаца, вместо сверкающих регалий и ярких флагов он видит осыпающиеся каменной крошкой своды мрачного лабиринта и силуэты крыс, в панике мелькающих во всполохах костра.
Сквозь страшный грохот снаружи, наверху, раздается плач.
Это Катрин.
–Она хочет есть, мама! -Тоже начинает плакать Элиот. -Мама!
–Джордж, эта идея ужасна, -говорит та тихо его отцу. -Ты нужен нам. Всем нам.
Он пристально смотрит жене в глаза. Сжимает её трясущееся запястье, пока Элиот пытается успокоить несчастную сестрёнку.
–Если этот бой и правда решающий, то нам больше не потребуется мои команды. Всё, что я могу сделать для победы сейчас… это её увековечить.
–Джордж, -выдавливает мать каким-то странным грудным голосом и обхватывает голову руками, словно та трещит по швам.
–Я скоро вернусь. Обещаю. И всё будет кончено.
–Папа? Пап! Мам, где папа? Я пойду за ним! Мама? Почему ты плачешь, мама? Что случилось, мама! Мама! Не плачь, это же я! Я… я же смогу помочь, мама! Мама! Мама! Мама!
В полной тишине, которая воцарилась после очередного удара, Элиот почувствовал, что дрожит всем телом.
В глазах предательски щиплет, и нельзя даже спрятать взгляд. Нельзя даже перевести дух.
Тррррррам! Тррррам!
Раздается дробь, и между двумя вертикальными стягами Республики разворачивается третий, ало-бело-сиреневый.
Флаг Стелы.
–Торжественное вручение погон объявляю открытым, -проговорил главнокомандующий пограничными силами и принял из рук Уотерса заветную стопку. -Кадеты – вольно.
Единый взволнованный вздох прокатился по рядам.
–Каждый из вас работал на пределе своих сил, -откашлявшись, продолжил Атанаки. Он уже развязывал ленту, которой были скреплены разные по рангам комплекты. -Но кто-то переступил этот предел. Первыми, по традиции, ранг получают те, кто доказал, что настоящий солдат умеет быть сверхчеловеком. Первая группа… Вторая группа…
Элиот очнулся только когда его подтолкнули локтями ликующие товарищи.
–…Рей! Шестнадцатая группа!
Не чувствуя под собой ног, он под бурные аплодисменты и восхищенные выкрики на автоматизме пересек плац строевым шагом. Остановился перед генералом в роскошной форме и с лицом, нижнюю часть которого пересекал шрам.
Кадет вскинул локоть и под углом приложил два пальца к козырьку, встретив взгляд всегда сощуренных глаз Атанаки.
Генерал долго всматривался в Элиота, не выказывая не единым движением, что заметил – пальцы у того все еще дрожат.
Потом пожал выпускнику руку и вложил в неё погоны ранга сигма.
Все еще не отдавая себе отчета в том, что происходит, Элиот снял фуражку и поцеловал край правого флага Республики. Только когда он наконец повернулся лицом к рядам, кровь бросилась в лицо, и дух на миг захватило.
–Служу во славу прогрессу, победе, свободе, Республике!
Он настоящий пилот-сигма.
Он будет на Периметре.
Два часа после полуночи.
Элиот поворачивает голову, осторожно проверяя, окончательно ли затих сосед, наполовину обезумевший от восторга за итог спора между ним и еще одним претендентом на граничащий с хи ранг.
Нужно действовать осторожно. Не хватает еще, чтобы этот чудик-лодырь из чувства признательности настучал старшим в последний момент.
Впрочем, Элиот был уверен – отец новоиспеченного пилота-фи уже сделал для Комиссии достаточно.
В комнате без окон Рей тихо сел на кровати. Повернулся лицом к плакату с Голубым Гигантом и замер, глядя на едва различимые в темноте стальные крылья.
Пора.
Элиот скинул с себя простыню и соскользнул с койки в будничной униформе, состоящей из двухцветной водолазки и брюк. Сжал в руке карманный фонарик.
Осторожно открыть дверь, выглянуть в мрачный коридор, послать короткий сигнал.
Прерывистый луч в конце, у станции лифта.
Элиот, облегченно улыбаясь, идет навстречу, освещая себе путь так, чтобы не ослепить таинственного ночного провожатого.
Когда он подходит в плотную, оба блуждающих огонька гаснут – и двери кабины отъезжают в стороны, разворачивая во всю ширину коридора длинную световую тропу.
Но это только на несколько секунд. Истончившаяся путеводная нить пропадает во вновь сужающейся щели. Пустой коридор общежития остаётся в полной темноте, пока Элиот прижимается внутри летящего вниз сияния к горячим губам Майкл.
Лифт вздрогнул и остановился на этаже, предназначенном для спортивных занятий. Желтый луч вынес две тени во мрак и исчез, но вместо него вновь зажглись подвижные белые пятна.
Майкл и Элиот, освещая себе путь карманными фонариками, отправились дальше вдоль запертых дверей в спортивные залы и бассейны.
Долгое время они слышали лишь эхо собственных шагов, пока Элиот не прошептал:
–Майк? Ты молчишь последние пятнадцать минут. Что это значит?
Второй круг света остановился.
–Последняя ночь в Стеле, -сказала Майкл, словно не слыша его, и подняла фонарик, освещая знакомые стены и коридор вдали. -Как… ты себе это представлял?
–К сигме я шел всю свою жизнь, -ответил Элиот, останавливаясь. -Ты знаешь.
По губам Майкл скользнула какая-то странная, отсутствующая улыбка.
–Ты действительно пилот до мозга костей, Элиот. Вот ответ на вопрос, почему выиграл ты.
–Просто я тренировался, как проклятый, -проговорил Рей, устало усмехнувшись. -За все пять лет здесь никто меня не пожалел. И я сам этого не делал.
–Тони тоже не сидел сложа руки все это время, -покачала Майкл головой.
–Тони?.. -Повторил Элиот, останавливаясь. -Причем тут…
–Это он получил бы сигму вместо тебя, -сказала Майк, глядя на него. -В лабиринте.
–Но он же не хочет служить на Периметре, -возразил Рей, пораженный, -ты сама рассказала мне об этом.
–Он бы нашел способ от этого отвертеться.
–Зачем ему было бороться со мной, -проговорил Элиот упрямо, -из-за чего?
Майкл прикусила губу.
–Ты же не тупица, Эли. Он готов на все, лишь бы заполучить меня.
–Все, значит, гораздо серьезней, чем ты говорила, -прошептал Элиот, качая головой. Кровь в нём кипела. -И что бы ему дала эта победа?
–Когда ты уже поймешь, что существует такая вещь, как зависть, -воскликнула Майкл. -Для всех здесь ты считался выскочкой. Разве ты должен был стать лучше сына ветерана Республики, к тому же лидера? Разве я должна была стать твоей, а не его? Он думал, что если уронит тебя в моих глазах, то…
–А если бы это случилось, -выдавил Элиот.
–Я была бы рада! -Воскликнула Майкл ожесточенно. -Потому что не потеряла бы тебя навсегда!
Несколько секунд Элиот стоял, как громом пораженный, а потом сорвался с места вслед за мелькающим, удаляясь, фонарем.
–Ты сумасшедшая! -Крикнул он, забыв о безопасности. -Мы ведь оба всего лишь покидаем Стелу, а здесь все только и делали, что строили нам преграды! У пилотов Периметра куда больше свободы!
–Такие, как ты, оттуда не возвращаются, -прошептала Майкл и рванула на себя дверь служебного помещения, вход куда был воспрещён всём кадетам.
Она исчезла внутри, а Элиот кинулся вслед, натыкаясь на всё подряд и кашляя от запаха пыли.
–Майкл? Да ч… что уже с тобой случилось?
Со всего размаха Элиот врезался в какой-то предмет на распорках, под которыми пришлось ползти, и зашипел сквозь зубы, но впереди мелькнуло что-то яркое. Это открылась дверь на другом конце длинного тоннеля.
Рывок – и Рей проскочил в неё, моргая, чтобы привыкнуть к свету.
Он внутри огромного циллиндрообразного бокса, на огражденном карнизе у головы закованного в каркасные башни обслуживания Голиафа.
Ремонтные работы, по неизвестным причинам, здесь не велись уже месяц, поэтому лидеры наиболее компанейских выпускных групп заранее запланировали провести в этом местечке последнюю стеловскую ночь.
Перегнувшись через перилла, Элиот увидел несколькими площадками ниже кадетов, приглашенных на несанкционированный слет. В толпе мелькнули знакомые неизменные ленты в туго заплетенных волосах.
Оттуда доносился смех, выкрики и клубы дыма. Курить в Стеле, разумеется, было строжайше запрещено, но многие налаживали с верхним миром стойкую контрабанду сигарет и алкоголя, хоть и рискуя шкурой.
Очевидно, сейчас распаковали одну из больших «партий», прибереженных на особый случай.
Кто-то из кадетов – это был высокий парень с челкой, заметил Элиота и неистово завопил на весь ремонтный комплекс:
–Старина Рей!
Под дружный свист и улюлюканье Элиот ловко спрыгнул на площадку и оказался в объятиях товарищей, от которых пахло настойкой ноки – травы, растущей в изобилии у него на родине.
Чувствуя легкое головокружение, Элиот отвечал на поздравления и рукопожатия со всех сторон, ища способа отделаться от тесной толпы. Один раз его словно укололи иголкой, когда схватив чью-то ладонь, он понял: это Тони.
–Поздравляю, -сказал тот и улыбнулся, глядя Элиоту прямо в глаза своими трезвыми зелеными глазами. -Наконец-то Республике есть чем гордиться.
Он поднял бутылку ноки над головой и со словами:
–За сигму! -Залпом осушил оставшуюся жидкость.
Бутылка полетела через перилла, теряясь во мраке, и неслышно разбилась в дребезги где-то далеко внизу.
Элиот машинально проследил за ней взглядом и вдруг почувствовал, как его начинает мутить. Борясь с тревожным предчувствием, он сказал себе, что сию минуту отправится искать Майкл, сколько бы еще товарищей не стремились поздравить его. Но в этот момент крики стали еще громче.
Толпа пришла в движение, на миг забыв даже о его существовании.
Кто-то тащил сюда через узкий мостик толстяка, который первым посочувствовал Элиоту, когда тот проспал в день экзамена побудку.
Санди Макслер.
Сколько Элиот помнил себя здесь, этот упитанный мальчишка готов был из кожи вон лезть, чтобы оправдать надежды родителей-пилотов.
Но не срослось. Жизнь в Стеле не готовила ему ничего, кроме постоянного унижения. Легче было Голиафу пойти на руках, чем Санди стать пилотом.
Элиот перевёл дух, невольно вспоминая все, что связывало их с Макслером все это время.
У Санди не было друзей. Рея сверстники уважали за ум и сноровку, не без колкостей насчет родословной, конечно, – но тот, кто действительно хотел стать пилотом, в Стелле быстро выбирал себе эталонов и привыкал почти безоговорочно равняться на них.
А Санди был лузером… балластом на командных заданиях, предательским процентом групповой успеваемости. Его никто не любил.
–Наконец-то, тащите его, ребята! Генерал идет! -Заорал Тони, разразившись хохотом. -Смиррррна!
Трясясь от смеха, все вокруг Элиота сделали вид, что отдают Макслеру честь, пока кто-то не придумал приспособить для этого другой жест.
Это вызвало потрясающее веселье, среди которого товарищи толкали словно застывшего Рея локтями.
–Прекратите!
Санди, пытающийся отбиваться от держащих его мускулистых рук и чуть не переваливающийся через перилла над пропастью, поднял отупевший затравленный взгляд.
–Хватит, Тони.
Уинстон, не спеша, сделал из только что откупоренной бутылки длинный глоток, пока пылающая Майкл пожирала его глазами.
–Кажется, -просмаковал он наконец в полной тишине, и его лицо приняло коварно-блаженствующее выражение. -Ты должна обращаться ко мне… «лидер».
–Уже нет, самовлюбленный клоун, -процедила Майкл и скрестила руки на груди. -И либо ты прямо сейчас отпускаешь Санди на все че… -Она завизжала, не договорив.
Тони подошел к обнадеженно обмякшему толстяку и вдруг со всего размаха влепил ему пощечину, заставив стукнуться головой о шаткие перилла.
–Что ты… -Закричала Майкл, но Уинстон ударил по железу кулаком, так что весь бокс загудел от эха, и заорал, пока те, в ком ноки еще не уничтожила остатки благоразумия, убегали с помоста:
–Молчать! Что ты о себе возомнила?
Тони снова замахнулся на опрокинутого навзничь Санди. Майкл хотела схватить Дилогия, действие которой происходит в мире, сто лет назад обращённом в пустыню. Человечество ведёт яростную борьбу за последние источники энергии, где ключевую роль играют гигантские роботы, управляемые людьми. Но вскоре обнаруживается, что этот план обещает новой эре нечто большее. Что, если люди, умеющие сливаться с убийственной машиной воедино, не редкость?
На фоне политических игр и жестоких битв их судьбы переплетаются между собой. Но какие-то из них стальная броня никогда не отпустит.руку Уинстона, но лидер бывшей Четырнадцатой группы без усилий сжал её запястье на лету.
–Отойди, дорогуша, -сказал он членораздельно, оттесняя Бëрн в сторону. -Не хочу, чтобы ты пострадала.
–Что ты сказал?
Тони с уморительной гримасой обернулся на хриплый голос Элиота. Тот стоял напротив, широко расставив ноги. Лицо рыжего кадета было страшным.
–Сказал ей, чтобы она поберегла свое красивое личико, что же еще, -просмаковал Уотерс, безбоязненно пересекаясь взглядом прищуренных глаз с дикими глазами Рея.
–Не смей ей угрожать, поддонок, -крикнул Элиот, делая шаг вперед, и Тони сговорчиво поднял руки вверх, чуть опустив ресницы, за которыми сквозила насмешка.
–Параноик, я обратился к ней в противоположном ключе, -покачал он головой и пнул Санди. -Поэтому унесу эту грушу для биться с собой.
Сопровождаемый самыми преданными соглядатаями, он потащил издающего странные звуки Макслера за шиворот – к двери в еще один склад оборудования.
–Элиот! -Завопила Майкл, ударив его. -Сделай же что-нибудь!
В глазах Рея заколыхался кровавый туман.
Он шагнул вперед – и внезапно замер, напрягшись всем телом.
До его слуха донеслись низкие голоса и тяжелые шаги.
–Сюда идут, -прошептал он, побледнев, как полотно, и схватил Майкл за руку. -Уходим через другой лаз. Быстро!
–Они избивают Санди! -Крикнула было Майкл, но Элиот зажал ей рот.
–Ты хоть понимаешь, что нас ждет, если нас застукают старшие? -Прошипел Рей, с силой увлекая её за собой.
–Банда Тони управится с Макслером за закрытой дверью! -Бросила Бëрн отчаянно, отрывая его руку от своей. -Элиот! Отсюда даже не услышишь ничего. Если мы сбежим, никто не придет ему на помощь!
Что было потом, Элиот не осознавал.
В его памяти остался только подсознательный сигнал, который заставил сорваться с места – это был звук голоса кого-то из начальства почти за спиной. Две белые ленты, мелькнувшие где-то внизу после сделанного им спасительного прыжка, которому позавидовала бы любая кошка.
Бег стремглав к лифту и полет вверх во встряске, когда ему казалось, что нечем дышать.
Его комната, запертая дверь и ледяная простыня.
Безжизненное тело спящего соседа.
Ощущение Голубого Ангела прямо за спиной и ощущение крыс. Мурашки, жар, холод и беспамятство.
Глава 4
Было четыре часа утра, когда Элиот и еще тридцать лучших в сопровождении полковника Уотерса выстроились перед лифтом на последнем этаже.
Отсюда всё началось пять лет назад.
Рей, как и другие выпускники, (тау и три или четыре сигмы из числа лидеров), – в парадной выпускной форме. С новыми погонами и форменным чемоданом, только почти пустым.
Уотерс, щуря глаза, окидывает взглядом всю взволнованную и даже несколько подавленную шеренгу. Покровительственно кивает.
–Первые пятнадцать идут за мной.
Двери лифта разъехались.
Нагруженные багажом выпускники зашли за полковником в кабину, со странным чувством глядя оттуда в сужающуюся щель, за которой оставалась Стела.
Место, где им пришлось попрощаться с детством.
Элиот посмотрел на то, как железные створки навсегда отрéзали их от Корпуса, срослись снова – и спустя какое-то время открылись с одним лишь Уотерсом внутри.
–Захо-ди!
Элиот первым делает шаг в кабину. Двери закрываются перед его лицом, звучит команда:

-Надевай очки!
Рей опускает на глаза черные стекла, и лифт стремительно взлетает вверх.
Дзынь!
Двери открываются. Элиот машинально делает шаг вперед.
Поток ветра едва не сбивает его с ног, в груди захватывает дух. Перед глазами, несмотря на солнцезащитные очки, мигом вырисовываются зеленые пятна.
Элиот не выдерживает и надсадно кашляет, держась за грудь.
–Не боись, жить будете, -усмехается полковник, потому что не только на Рее сказалась пятилетняя изоляция от настоящего воздуха и солнца.
Однако он прав. Спустя несколько минут давление приходит в норму, и возвращается зрение, хотя дышать всё еще больно. Это наконец действуют планомерно вводимые узникам подземелья на протяжении всего срока гормоны.
Сморгнув слезы, Элиот осторожно поднимает голову в поисках спасительного потолка – но над ним больше нету бетонного навеса.
Высоко-высоко в бескрайнее, голубое небо, по которому бегут окаймленные светом встающего солнца облака, остроконечной стрелой летит стела Республике.
Монумент, давший название комплексу в недрах земли под собой.
Элиот проглатывает ком в горле, чувствуя по всему телу мурашки, однако времени на то, чтобы разобраться в странном состоянии, нет.
Вторую колонну из пятнадцати человек заводят по трапу в один из прибывших за обладателями билета на службу мечты самолетов-транспортников.
Элиоту достается место у окна в самом хвосте. Он забрасывает невесомый чемодан на полку над иллюминаторами и пристегивает ремень.
Оба самолета, скоординировавшись с диспетчерами, начинают разворот на взлетную полосу и скоро, параллельно друг другу, мчатся по длинной трассе, с востока от которой в иллюминаторы бьют лучи солнца.
Рей только сейчас понимает, что полковника Уотерса больше с ними нет.
Нет никого из начальства Стелы.
Самой Стелы больше нет.
Шасси самолета отрываются от полосы, и Элиота начинает выворачивать наизнанку с новой силой. Уши закладывает, в голове гудит, но и это быстро пройдет.
Почти прошло.
Самолет стремглав вынесло над мраморной иглой монумента, и вот она уже позади.
Внизу, словно карта – Республика, и можно увидеть улицы, проспекты, площади, небоскрёбы, парки, Правительство… Целый мир, от которого те, кто сейчас над ним парил, были однажды и до сих пор отрезаны.
С бешено колотящимся сердцем Элиот протягивает руку к дужке очков, закрывает глаза – и спустя несколько секунд медленно поднимает ресницы, глядя сначала в салон самолета, освещенный электрическими лампами.
Потом осторожно переводит взгляд в окно и невольно заслоняет мгновенно вновь залитое слезами лицо рукой.
Зажмуривается от невыносимой боли, но заставляет себя посмотреть в щель между дрожащих пальцев. Размыкает их все больше и больше, пока не убирает руку окончательно.
Как же легко отвыкнуть от настоящего света.
Оно невыносимо яркое, оно всепронизывающее, оно просто гигантское.
Солнце, которое Элиот пять лет назад видел без мучительных слез.
Инфраструктура Республики Альтштадт сияет в его лучах внизу, словно расшитый алмазами гобелен.
Кажется, будто чья-то рука сжимает нутро Рея.
«Мама?»
Он не увидит отсюда Вейтлехема.
Но он знает, что этот город не сверкает на солнце. Оно не заглядывает туда, где его обитатели коротали дни во время бомбёжек и патрулей имперской полиции. В пустые коллекторы глубоко под землёй, подвалы и погреба.
Зато беспощадно кажет разруху трущоб наверху и обреченность тех, чьими домами это когда-то было.
Таких, как Элиот.
Так сложилось, что над, а не под землей, он только второй раз в жизни…
На его звонок не ответили там вчера. Но новость, которую он отослал по сети, не останется незамеченной.
«Я сделал это».
Вот и всё.
Низкое солнце вместе с освещенными им ландшафтами покрывает пелена облаков, которые громоздятся друг на друга все больше и больше, но почему-то слезы текут уже по щекам и подбородку, хотя Стелы больше нет.
А может быть, потому что Стелы больше нет.

Часть 2
В лаборатории стояла тишина, нарушаемая только редким писком индикаторов на приборной панели. На большом мониторе над ней рисовались диаграммы и графики, за которыми пристально наблюдали несколько человек в белых халатах.
Сюда же выводилась трансляция из экспериментального бокса за соседней стеной. Это была обложенная белым кафелем комната, где посередине стоял стол с шахматной доской.
За столом виднелась фигурка ребенка-альбиноса.
Мальчик, ноги которого не доставали до пола, сидел и смотрел на то, как одна из черных фигур делает ход, словно движимая невидимой рукой.
К телу подопытного шли провода, гнезда которых располагались внутри доски для игры.
–Вы уверены, профессор? -Сказал один из наблюдателей, поправив очки с бликующими от экрана стёклами. -Это последний уровень.
–Поймите, при меньшем количестве санкционируемых просчетов ИИ игра даже не составит интереса, -ответил тот и скрестил руки на груди, не отрывая глаз от монитора.
После того, как черный конь на компьютерной реплике игровой доски поменял координаты, по ту сторону камеры пока ничего не происходило.
Детская фигурка сидела не двигаясь, как кукла. Её очертания почти растворялись в белом, как и она сама, свете.
Прошла минута.
В лаборатории тоже никто не шевельнулся.
–Он не делает ответный ход, -сказал первый медицинский халат.
Профессор метнул быстрый взгляд на диаграммы, словно тоже почувствовал тревогу, и в его глазах мелькнуло озлобление.
«Ну же, крысеныш.»
Позвал он мысленно.
«Не упрямься, золотко. Знаю, ты на меня в обиде. Но сейчас не лучший момент, чтобы капризничать. Можешь ведь, если хочешь.»
И я не хочу чтобы об этом знали только ты и я.
Беловолосый мальчик не шевельнулся, однако почему-то при взгляде на него могло сложиться ощущение, что он слышит мысли профессора.
«Не вынуждай меня тебя наказывать.»