Пожалуйста, пожалуйста…

– Ну и зачем же ты захотела стать швеей и потом длительное время занималась таким нелюбимым делом? – удивился Арсений. – Можно же сменить род занятий и жить в свое удовольствие, ты еще так молода.

– А это мама настояла. Она меня с детства убеждала, что главное – иметь в руках нужную профессию, научиться чему-то, ну там, стать парикмахером, штукатуром, швеёй. Мама говорила: «Одному юбку сошьешь, другому брюки укоротишь – всегда живая копейка в кармане. Когда нас с папой не станет, и ты с голоду не умрешь». Вот я и послушалась, хотя мне больше нравилось читать. Я учиться хотела, – она взглянула на Арсения и, заметив в его взгляде жалость, вдруг вспыхнула, на ее глаза навернулись слезы, и она, схватив Арсения за руку, стала доказывать: – Да ты не вздумай меня жалеть! Ну и что с того, что я одна? Одна, но не одинока! У меня тетушка родная есть, она меня ждет в вашем Питере. И вообще, если честно, то я люблю шить. Но я одежду люблю шить, а не эти простыни. Я себе всё-всё шью. Придумываю модели. Вот это платье, например, – она рукой провела по своему платью и вздохнула: – И на заказ немного шила, но времени на это не хватало, другие заботы были, – она вдруг съежилась и, обхватив себя руками за плечи, словно ей стало внезапно холодно, откинулась на спинку кресла и замолчала.

Арсению стало жаль эту простую, открытую девчушку, у которой явно в ее молодой жизни было далеко не все так просто. Ему захотелось ее подбодрить, и он, сам не зная зачем, полез в свой небольшой кейс, который стоял на полу у его ног, вынул визитку и протянул ее девушке:

– Вот моя визитка, ну, мало ли как бывает, вдруг пригодится. Я же все-таки юрист! – Арсений улыбнулся, подмигнул девушке и продолжил уже более серьезно: – Питер – хоть и не такой пафосный город, как Москва, но все-таки северная столица, как ни крути! А еще это город больших возможностей, так что не теряйся, Светлана. Кто знает, а вдруг ты здесь что-то сможешь изменить в своей жизни.

– «Арсений Люпин, консультационные юридические услуги», – прочла она, глядя на визитку, и тут же оживилась и воскликнула: – Ой, почти как Арсен Люпен, ну, знаменитый авантюрист, джентльмен-грабитель, я читала о нем. Книга так и называется «Арсен Люпен», автор, по-моему, Морис Леблан. Ты читал?

– Да, читал, – кивнул Арсений, невольно вздрогнув.

– Вот-вот! – она рассмеялась. – Давай и я тебя буду так называть – «Арсен», не против? А то Арсений как-то длинно и по-стариковски звучит. А ты же еще молодой мужик. Сколько тебе?

– Сорок два, – усмехнулся в ответ мужчина. Он несколько опешил от такого перепада настроения у девушки, которая секунды назад чуть ли не рыдала, а сейчас веселится вовсю.

– Да ну! Никогда бы не дала! А ты моложе выглядишь! – она окинула его одобрительным взглядом с головы до ног.

– Ну спасибо! – шутливо поклонился Арсений, с легкостью превращенный в Арсена. – Никогда не задумывался о том, что от того, как именно звучит мое имя, зависит и мой возраст. Хорошо, именно для тебя я буду Арсеном. Итак, если что, обращайся. Там телефон указан, звони, вдруг примешь решение круто поменять свой жизненный курс. Получишь бесплатную консультацию, по знакомству!

– Арсен, не смеши! Что я, швея смогу изменить? – с недоверием и с удивлением возразила Светлана

– Ну, к примеру, перестанешь строчить свои пододеяльники и займешься чем-то другим, креативным.

– Ага, буду шить что-то другое, ну разве что парашюты? Чем не креатив, да?!

– Кто знает, кто знает, – многозначительно изрёк мужчина и решил поменять тему: – А в каком районе Питера живет твоя тетя?

– Щас, щас, у меня ее адрес записан, – Светлана полезла в свою сумочку, висевшую у нее на боку наперевес, и достала записную книжку. – Вот – улица Маяковского называется. Тетя мне по телефону объяснила, что в аэропорту нужно сесть на автобус, доехать до метро, пересесть в поезд, потом выйти на остановке. Ну, а там спросить куда идти и мне покажут. – Она судорожно глотнула и со страхом глядя на Арсена, добавила: – И не боюсь я вовсе. Я найду, спрошу у прохожих. Язык до Киева доведет.

И только Арсен хотел сказать, что для первого раза лучше поехать на такси, чтобы уже наверняка, но внезапно к ним повернулся Тимыч и с любопытством переспросил:

– Как ты говоришь, твоя улица называется, Маяковского? А дом какой?

Светлана назвала номер.

– Ни фига себе! Я тоже там живу! – он с удивлением покачал головой, и уточнил: – Недавно. А тетю как зовут?

– Серафима.

– Нет, не знаю такую, – парень побледнел, моргнул, но тут же мгновенно потерял интерес и уже почти отвернулся к иллюминатору, но Светлана вцепилась в его руку и быстро проговорила:

– Ну надо же, как мне везет! Давай вместе поедем, ты мне всё покажешь, что куда, ладно?! Ой, прикольно как! Мы соседи! – Она тут же переключилась на мужчину слева: – Арсен, представляешь, какая я везучая!

Светлана радовалась искренне, и Арсен тоже был рад за эту, совершенно незнакомую ему девушку, которая за время полета стала ему отчего-то понятной и даже в чем-то близкой. Но вот Тимыч был явно не рад такому повороту. На его лице проскользнула досада и даже раздражение, но когда Арсен укоризненно в упор на него взглянул, то парень тут же стушевался и процедил сквозь зубы, обращаясь к девушке:

– Ладно, поедем вместе. Так уж и быть, покажу, что, где, куда.

А Арсен от такого странного его поведения почему-то насторожился, но с невозмутимостью юриста нейтральным голосом произнес:

– Друзья мои, давайте обменяемся телефонами, на всякий случай. А вдруг наша случайная встреча окажется кому-то из нас необходимой в будущем! Диктуйте, – и вынул из кармана свой айфон, приготовившись записывать.

Разумеется, он не собирался никому из них звонить, с чего бы?! Но такой нехитрый прием позволяет держать контроль над этой странной парочкой – всё-таки парень выглядит несколько мутновато, а девчонка впервые в городе, как бы чего не вышло. А так, глядишь и поостерегутся совершать авантюрные поступки.

За разговорами полет незаметно подошел к концу. Во время посадки Светлана хоть и невольно вздрагивала, но за Арсена уже не цеплялась. И он сам взял девушку за руку и крепко удерживал, до тех пор, пока шасси не коснулись земли.

Первое в жизни воздушное путешествие Светланы завершилось благополучно, и все трое, получив свой багаж, распрощались. Причем Тимыч, как и обещал, повел девушку вслед за собой на стоянку такси, чтобы отправляться по тому адресу на улице Маяковского, где находился их дом.

«Ну бывают же странные случайные совпадения! – удивлялся Арсений таким превратностям судьбы. – Еще и с Арсеном Люпеном меня сравнила! Ну, пигалица прозорливая!» – и, направляясь к платной стоянке, на которой дожидался его личный автомобиль, постарался вычеркнуть из своей головы это случайное воздушное знакомство.

Что может быть ненадежней воздуха?!

Питерская тетушка Серафима

– Ну какая ты Светлана, тоже мне Свет – Лана! Не тянешь ты на Светлану, прости дорогуша. А Света – как-то слишком по-простому звучит для нашего интеллигентного города. Н-да…

Такими словами встретила Светлану ее тетя, лишь только девушка вошла в квартиру, расположенную в старинном желтого цвета доме на улице Маяковского в Центральном районе города. Сюда поздним вечером на такси ее довез парень по имени Тимыч. Помог достать из багажника ее чемодан и сумку, указал на входную дверь парадного и сказал вслед:

– Иди, а я пока тут постою, друга подожду, – и хмыкнул: – удачи тебе, швея, прощай.

И эта фраза была чуть ли не самой длинной за всё время, пока Светлана и Тимыч находились в одном автомобиле. Но в пути девушка совершенно не тяготилась молчанием своего компаньона. Она понимала, что развлекать ее парень совершенно не обязан, спасибо и за то, что согласился взять ее с собой. Потому что сама Света ни за что бы не нашла то место, в котором жила ее тетушка Серафима. Уж очень огромным и величественным показался ей Санкт-Петербург. Куда там самой доехать!

Пока на такси ехали по городу, она только успевала глазеть по сторонам и восхищаться тем, что видела, восклицать вслух, ойкать и ахать. Она общалась сама с собой, никого не стесняясь и не призывая в собеседники. Эмоций и радости было миллион, не до разговоров! Водитель такси лишь снисходительно посмеивался, поглядывая на нее в зеркало заднего вида.

Находясь под впечатлением, она ничего умного не ответила Тимычу. Но свое вежливое и восторженное «спасибо!» успела ему пылко произнести, а парень лишь кивнул и сразу же равнодушно отвернулся. «Ну и ладно, – подумала она тогда, – я в подружки не набивалась, мне не до тебя», и, волоча за собой тяжелый чемодан с сумками, поплелась по широкой лестнице вверх разыскивать нужную квартиру, которая, к счастью, оказалась на втором этаже. И долго звонила в старый звонок, пока ей наконец не открыли дверь.

Света, как вошла в эту квартиру, так, даже не успев оглядеться по сторонам, сразу же и попала под вот такой допрос с пристрастием, который устроила ей ее тетушка Серафима, старшая родная сестра ее отца. Она хоть и была старше папы, но на взгляд Светы выглядела… ммм… – «отпадно»! В ее-то шестьдесят!

Невысокая, худая, подтянутая, с замысловатой прической, в халате-кимоно синего цвета с изображением неведомых белых цветов на спине, в мягких шлепанцах на каблуке («надо же, дома – и на каблуках!» – с восторгом подумала девушка), и самое удивительное – в вечернем макияже! И у нее почти не было видно морщин на лице!

Если, одним словом, то – восхитительная! – вот как хотелось Свете о ней сказать! Ей даже стало немножко неловко за свой внешний вид – за простецкое платье, которое сшила сама, за обычные тряпичные кеды на ногах. За то, что глаза не успела накрасить, и за волосы, завязанные в обычный хвост. Стыдно было даже за лишние килограммы жира, которые по-хозяйски расположились по всему ее телу («надо было меньше булочек да макарон с картошкой лопать», стыдливо подумала она). Да, совсем у нее не городской вид, провинция так и лезет, так и прет из всех ее клеточек.

Девушка, опустив сумку и чемодан на пол рядом с собой, остановилась в нерешительности – что делать, куда идти, ведь тетя не предлагала пройти дальше в комнаты, так и приняла в прихожей. Оглядела племянницу сверху донизу. Головой покачала, губами почмокала и сразу вопросы стала задавать.

«Странное в Питере гостеприимство. У нас на Кубани сразу бы к столу пригласили, а тут…» – промелькнуло у девушки в голове. Но размышлять дальше ей не пришлось, потому что вопросы о том, что там произошло дома в Краснодаре, посыпались от тети градом: «Что, как, почему?» И чего опять спрашивает? Ведь Света же ей всё по телефону рассказывала. Перепроверяет, что ли? А тетушка, получив ответы, мгновение подумала, нетерпеливо повела рукой, словно отмахиваясь и перешла к новому витку в разговоре.

Эта странная дама разглядывала Светлану со всех сторон, как товар в магазине, и рассуждала вслух. Она разговаривала и советовалась сама с собой, словно и не было рядом с ней никого. Хотя объект ее столь бурного мозгового штурма находился буквально в шаговой доступности. Света стояла молча, как солдат навытяжку, боясь пошевелиться. У нее даже спина вспотела. Тетушка действовала на девушку, как удав на кролика. Ее напору и энергии невозможно было ни противостоять, ни сопротивляться. Что же оставалось «бедной родственнице»? Только молча внимать и с благодарностью принять любое волеизъявление эпатажной мадам, которая продолжала мыслить вслух:

– Как же мы с тобой поступим? – говорила хозяйка, и в ее речи сквозило превосходство. – Светка – тоже не комильфо, разве что … Вета, ветка. О, точно! Ты у нас будешь Ветка, Веталина! А что? Звучит, скажи! – Она хмыкнула, оглядела племянницу с ног до головы и обратно: – Ну! Была б ты похудее, звалась бы Веточкой, а так не обессудь, побудешь Ветой. Пока не похудеешь, как я! – И тетушка, любовно проведя руками по своему худосочному телу, рассмеялась, громко и радостно. А потом, словно очнулась от собственного смеха, засуетилась и добавила: – Да, кстати, меня зови коротко – Сера, поняла? Никаких Серафим и тетушек! И не выкай! – И, получив от Светы утвердительный кивок головой, пригласила наконец-то девушку на кухню – выпить чаю с дороги.

«Ну слава богу», – обрадовалась гостья, волею хозяйки превращенная в Вету. Ее так вымотала дорога, что ни спорить, ни возражать на такое переименование себя в какую-то ветку не хотелось. Даже квартиру не хотелось сейчас рассматривать, мельком только отметила высокие потолки с лепниной, красивый паркет на полу да старинную мебель вокруг. Ей бы сейчас душ принять, да поесть чего-нибудь. Ну и поспать пару часов, а уж затем разговоры разговаривать. Но, видимо, в Питере всё по-другому. Придется привыкать к новой жизни, тем более что никакого иного выбора на сегодняшний момент у Светы-Веты не было. Ни – где жить, ни – с кем жить. Никакого. От слова – «абсолютно».

Наутро, проснувшись в своей комнате и открыв глаза, новая Света-Вета блаженно потянулась руками в стороны и тихонько хихикнула – она в Питере! С ума сойти! И у нее здесь, в тетиной квартире, теперь есть своя отдельная комната, пусть и небольшая, но своя, личная! Супер!

Солнце стояло уже высоко, и вся эта высокая узкая «личная комната» была залита солнечным светом. Вета подняла глаза вверх и задержалась взглядом на потолке. Не потолок, а настоящее произведение искусства! В этой комнате, которую тетушка, вернее – Сера, любезно предоставила племяннице (она так вчера и сказала: «Это будет твоя личная комната!»), потолок был двухцветным: бирюзовым по краям и белым в центре. И весь состоял из причудливых завитушек лепнины. Завораживающее зрелище! Под цвет потолку были и старые полосатые обои на стенах. И мутноватое зеркало, висевшее на стене, тоже было в белой, потертой временем (или чьими-то руками) окантовке. А старинный черный подсвечник, стоявший на белом столике у стены, тоже дышал стариной. В углу комнаты приткнулась старая ножная швейная машинка на железном ажурном черном каркасе. Рядом узкий деревянный шкаф для одежды, тоже старинный. Да, в этой квартире ощущалось нечто незримое, словно шагнувшее из прошлого. Атмосфера старины! Тут даже запах витал другой, не такой, какой был у Светы в ее квартире, в Краснодаре. Да, непривычно. У ее родителей не имелось никаких старинных вещей. В их Краснодарской квартире мебель была современная, но безликая, типовая, как у всех, а здесь… ммм…

Эту старинную красоту квартиры хотелось рассматривать, как в музее. А еще фантазировать и представлять, кто и как тут жил раньше, до тетиной семьи. А вдруг кто-нибудь из знаменитостей? А вдруг сам Маяковский? Или еще кто! Надо будет спросить у тети. Обязательно всё-превсё разузнать! Это же так интересно, окунуться в историю Петербургского прошлого.

Света почти ничего не знала о своей питерской родственнице. О ней в их семье говорили мало. Папа снисходительно, а мама – осуждающе. Но, по обрывочным сведениям, Света знала, что когда-то давно молоденькая Серафима, которая тогда звалась Симочкой, окончила курсы бухгалтеров в Краснодаре и уехала из дома с каким-то непонятно откуда взявшимся взрослым мужчиной. Сбежала сюда, в Ленинград. И пропала. Даже своей маме ничего о себе не сообщила. Мужик тот был то ли ворюгой, то ли торгашом (таких людей позже стали называть предпринимателями!) – об этом Свете было мало известно, но вот то, что он сумел весьма удачно влиться в те перемены, которые происходили в стране в лихие девяностые и отщипнуть при дележе от пирога довольно приличный кусок – об этом они узнали много позже. Когда та же Симочка в начале двухтысячных наконец-то прислала родным письмо и свою фотографию, на которой она молодая, красивая, нарядно одетая, стоит на Дворцовой площади Санкт-Петербурга. В письме она кратко сообщала, что у нее всё хорошо. Она работает бухгалтером, а у ее мужа Петра имеется своя торговая фирма. И опять тишина, долгие годы больше никаких известий. Мама рассказывала Свете, что бабушка после такого молчания своей Симочки постоянно плакала и даже болеть начала, очень, видимо, волновалась за свою непутевую дочь.

Когда Свете исполнилось лет десять, тетя Серафима прислала бабушке открытку, в которой поздравляла с Новым годом. В ней была краткая приписка, что они с мужем живут в одной из старых квартир, почти в центре Санкт-Петербурга. Квартиру в старом доме выкупил ее муж и превратил из коммуналки в отдельную трехкомнатную.

Серафима, правда, не сообщила в открытке ни свой адрес, ни в гости к себе никого не приглашала, просто рассказала, типа похвасталась, и на этом всё. Света помнила, что после этого письма папка целую неделю пил не переставая, переживал страшно. А мама потом шипела на эту папину сестру, называла ее авантюристкой, эгоисткой и зажравшейся сволочью. Мама, скорее всего, просто завидовала ей, за то, что та смогла так удачно устроить свою жизнь, а ее младшему брату приходится крутить баранку, чтоб зарабатывать крохи на жизнь. А может, маме было жалко мужа, Светиного папу, за то, что Серафима никогда не интересовалась его жизнью. Да и не только о брате, она и о своей матери не вспоминала. Мама с папой даже не могли сообщить Серафиме о том, что бабушка умерла – некуда было сообщать.

Через десять лет на бабушкин старый адрес пришло еще одно письмо, в котором Серафима писала, что ее муж умер и она теперь живет одна (это письмо им переслали уже новые хозяева бабушкиного дома). И сообщила в письме свой номер телефона. Но папа с мамой ни звонить, ни писать ей почему-то не стали. Продолжали на нее обижаться. Больше писем от тети не было. Лишь потом, когда умер папа, мама тете все-таки позвонила, и та долго плакала в трубку, но на похороны не приехала, а просто прислала денег. Вот и всё родство. Телефон тети Света тогда переписала себе в записную книжку, на всякий случай. И вот, когда весной мамы не стало, такой случай представился, и девушка Серафиме позвонила, от отчаяния. И вот во что вылился такой ее звонок – тетя неожиданно пригласила племянницу к себе. Бывают же чудеса.

Кто знает, как бы оно было, будь у Светы всё в жизни хорошо. Может, она бы и не подумала звонить своей непонятно какой родственнице, а тем более ехать к ней – она ведь ее совсем не знала. Но случилось так, как случилось. И вот Света в Питере! И теперь она стала Ветой. Вот это повороты в судьбе!

«Так, хватит плавать в воспоминаниях, пора идти и знакомиться со своей единственной родственницей. И с ее квартирой! И с городом! – подумала девушка, бодро вскакивая со своей постели. Она подбежала к окну, отодвинула в сторону тяжелую бирюзовую штору и, навалившись на подоконник, попыталась рассмотреть, что там видно, за окном. – Ни фига себе толщина стен!» – поразилась она, оглядываясь по обе стороны от окна и с благоговением поглаживая стены руками. Стены впечатляли – около полуметра толщиной, не меньше! Не дом, а настоящая крепость!

Да, квартира старинная, и в этой квартире Свете предстояло остаться на какое-то время. Какое – девушка не знала, но надеялась, что, может быть, сразу-то ее не выгонят. Позволят немного пожить. Сколько – неизвестно. Ну ничего, главное, что есть крыша над головой. А там видно будет.

Москва. Тот, о ком пока никто не знал. Или забыл…

А тем временем в другом городе, который гордо носит имя столицы нашей Родины, происходило вот что: в небольшом кабинете на тринадцатом этаже здания, расположенного в административно-деловом центре одного из районов Москвы, за столом, погруженный в раздумья, сидел пожилой мужчина. Он что-то сосредоточенно писал, чертил схемы, затем комкал листы бумаги и выбрасывал их в урну.

Высотное здание, в котором находился кабинет, было разделено между многочисленными офисами, конторами, магазинами и салонами красоты. С раннего утра и до позднего вечера здесь кипела жизнь: работники, посетители, клиенты и курьеры сновали по коридорам и этажам, как муравьи в муравейнике. Но в этот поздний час на тринадцатом этаже постепенно становилось всё тише – рабочий день служащих подходил к концу, и мужчина остался один.

Ему было явно за шестьдесят, хотя поджарая фигура и элегантный серый костюм создавали иллюзию молодости. Но лишь на первый, мимолетный взгляд. Стоило присмотреться, как его седые волосы на лысеющей голове, глубокие морщины у рта, землистый цвет лица и злые, уставшие серые глаза выдавали его возраст. Ни дорогие костюмы, ни умелые руки опытных массажисток, ни запоздалое правильное питание не могли скрыть следы прожитых лет. Этого мужчину звали Георгий Ксенофонтович Фроськин.

Его отчество и фамилия были сложными и труднопроизносимыми, словно специально созданными для насмешек. Как его только не называли в детстве: и Фроська-моська, и Жорик-уродик, и Ксеня-фоня. Причем эти прозвища были еще не самыми грубыми, но и они доставили ему немало горьких минут, часов и дней. Обиды, слезы, злоба, гнев, ожесточение формировали в нем тайное желание мстить. Желание порой жгучее, но бессильное. Он с превеликим удовольствием избил бы обидчиков и ногами, и кулаками, но не мог. Физическая слабость, хлипкое тело и неспособные на сопротивление руки и ноги (ни на турнике подтянуться, ни по канату взобраться) не позволяли ему действовать открыто. Оставалось лишь тайно вынашивать планы самых жестоких расправ, завидовать и мстить исподтишка.

Да, так было и в его далеком пугливом детстве, и в ранимой юности. Но всё изменилось, когда Фроськин внезапно заработал свой первый миллион. Затем в результате хитроумных схем последовал второй, и вскоре он потерял счет доходам. Так он стал Жоржем – жестким и беспринципным боссом одной из средних российских торговых компаний. А потом его стали называть Фросс. Правда, справедливости ради, так к нему обращаться могли лишь приближенные, которых можно было пересчитать по пальцам. Остальные – мелкие сотрудники и конкуренты – при встрече с ним, подобострастно мямлили его полное имя и отчество, стараясь выговаривать каждую букву четко и правильно. И боже упаси было кому-либо ошибиться в произношении.

Что же происходило с теми неудачниками, кто ошибался? О! Об этом в известных кругах ходили целые легенды! Слава о злопамятности и мстительности Фросса шла впереди него. Любой, кто осмеливался косо на него взглянуть, неверно произнести его имя или посмеяться над ним, мог ожидать самого неожиданного и непредсказуемого наказания – от разорения до забвения и полного исчезновения. Да, бывало, что конкуренты и недоброжелатели странным образом исчезали с его пути. «Жестокий босс» – шептались о нем по углам.

Но со временем Георгию стало безразлично, как его называют, что о нем скажут или подумают. Ведь его детская мечта сбылась: больше никому в голову не приходило смеяться над его именем, даже за глаза. Люди боялись. Когда-то такое положение вещей забавляло Фросса, наполняло его гордостью и силой, прибавляло значимости. Но со временем это отошло на второй план. Он привык к власти. Причем власти тайной, скрытой. Фросс мог бы занять высокую должность и даже возглавить одну из множества крупных компаний или корпораций. Но зачем? Для удовлетворения собственного тщеславия ему было достаточно собственной небольшой организации. К тому же, проще было рулить на мелководье, не привлекая особого внимания властей, налоговиков и полиции. Он предпочитал быть «первым парнем на деревне», а не «последним в городе». По такому принципу Фросс и выстраивал свой бизнес, и так ему было проще решать вопросы с конкурентами. Поначалу они не воспринимали его всерьез, не считали равным себе. И лишь потом, когда понимали, что жестоко ошибались, было уже поздно – Фросс их побеждал. А то, что его имя не значилось в списке самых богатых людей, его не волновало. Ему к его нынешним годам такая слава была уже ни к чему. У него было всё, о чем другие могли только мечтать – огромные деньги, скрытая власть, и самые разные женщины. Что еще нужно мужчине? Но он устал от этого. Принимал как должное. Казалось, ничто из перечисленного его уже больше не заботило. Потому что появились другие проблемы и совсем другие мечты – на протяжении долгих лет в нем зрело и разрасталось лишь одно непреодолимое желание – отомстить одному человеку. Всего одному!

Как известно, крупные состояния часто начинаются с самого низкого старта, и не всегда это выглядит легальным или честным. Фросс не был удачливым, все его сделки были результатом хладнокровных расчетов. Никто не знал, как трудно ему давалось очередное пополнение банковских счетов. Да и история внезапного обогащения молодого Фроськина тоже была окутана тайной. Он никому не рассказывал о том, откуда и как у него появился стартовый капитал. Никогда и никому. Лишь однажды, будучи пьяным, он упомянул об этом иносказательно. Позже он сожалел о своей неосмотрительности: «Эх, не стоило говорить, – думал он. – Но так хотелось произвести впечатление, поставить на место молодого везунчика. Вот и ляпнул, не подумав».

Всю жизнь он ненавидел тех, кому везло, по воле фортуны.