Запретный дар Артемиды

Потому что я знал: если рухнет стена, рухну и я. А падать было страшно. Страшнее, чем идти на десяток вооруженных разбойников. Потому что внизу ждала не смерть, а ждала она.

И я не знал, выживу ли я в этом падении. Не знал, кем стану после.

Я бросил в костер сухую ветку. Она вспыхнула ярко, осыпая искрами. Как мои мысли. Как мои чувства к ней. Горячо. Ярко. И обреченно не желая гаснуть.

“Черт с ней, с дистанцией,” – подумал я с горькой усмешкой. “Все равно я уже пропал. С того самого момента, как она встала между мной и топором. Или даже раньше…

Я поймал ее взгляд через костер. Она смотрела на меня не отворачиваясь. Я быстро отвел глаза, чувствуя, как жар разливается по шее. Но камень на душе… он уже не давил так сильно. Он будто бы рассыпался. И от этого было невыносимо страшно.

«Не святой, черт возьми,» – пробормотал я себе под нос, глядя на пляшущие языки пламени, которые отражались в бирюзовой воде ручья, как и мои пошатнувшиеся принципы. «Не святой».

***

Вечером я наслаждался тишиной. Глубокой, звенящей после храпа Грота и бормотания Ликарха во сне. Костер догорал, превратившись в кучу багровых углей, отбрасывающих тревожные, пляшущие тени на скалы ущелья.

Я сидел, прислонившись спиной к холодному камню, и смотрел на угли. Но видел только Олимпию. Ее профиль у воды, руки, сложенные на коленях. Покой, который казался таким хрупким и… чужим в этом мире.

“Спит?” – мелькнуло. Я поднял голову, вглядываясь в место у ручья, где она сидела. Но там оказалось пусто. Камни, отполированные водой, блестели в лунном свете. Холодный укол паники пронзил грудь, острее любой раны.

“Пропала?”

Сердце забилось, как бешенное, адреналин горькой волной ударил в голову. Я вскочил, не раздумывая, рука инстинктивно сжала рукоять ножа.

“Куда? Куда она могла деться?”

– Олимпия? – прошептал я, голос сорвался на хрип. Ни ответа. Только журчание ручья и шелест ночного ветра в скалах. Паника сдавила горло. Я метнулся вдоль берега озера, вглядываясь в темноту. Глаза цеплялись за каждую тень, за каждый шорох.

“Не могла уйти далеко. Слишком трусливая” – подумал я, рыща дальше.

И тогда я увидел.

На берегу маленького озерца, там, где скалы образовывали тихую заводь. Лунный свет, прорвавшийся сквозь разрыв в облаках, упал серебристым столбом на воду. И в этом свете… она.

Входила в озеро. Медленно. Целиком нагая.

Воздух вырвало из легких. Я замер, как вкопанный. Она была…просто неземной. Луна окутывала ее силуэт призрачным сиянием. Вода, черная как смоль, лениво обнимала ее лодыжки, потом колени, бедра… Ее кожа светилась фосфоресцирующим мрамором. Длинные белые волосы, распущенные, спускались по спине водопадом, скрывая изгибы, но открывая тонкую талию, упругие ягодицы, длинную линию спины. Она вошла глубже, по грудь, окунулась с головой, потом вынырнула, откинув голову назад. Капли воды сверкали на ее шее, плечах, на высоких, упругих грудях, чьи очертания я так проклято помнил. Она провела руками по лицу, смывая что-то невидимое, и этот жест был полон такой простой, что в жилах вспыхнул огонь.

Вожделение ударило, как кувалда. Грубое, неконтролируемое, разжигаемое Гемой, которая тут же заурчала от восторга в глубине живота. Кровь прилила к лицу, к паху. Руки дрожали.

“Уйди, сейчас же. Дай ей спокойно помыться” – мелькнуло в мыслях, но ноги не слушались. Я был прикован к месту, как пленник этого зрелища. Пленник ее неприступной красоты и своей собственной, постыдной слабости.

Она повернула голову. Как будто знала, что я здесь. Ее глаза, огромные и темные в лунном свете, нашли меня во тьме.

Я не помнил, как двинулся. Как обошел озеро, камни под ногами казались ватными. Как оказался на том же берегу. Она стояла по грудь в воде, лицом ко мне. Вода скрывала ее тело ниже, но очертания грудей, сосков, напрягшихся от прохлады, были видны сквозь черную гладь. Мое дыхание сбилось.

–Не спится? – ее голос донесся тихо, спокойно. Как будто мы встретились не в диком ущелье ночью, а в саду при лунном свете.

– Искал тебя, – прорычал я, голос звучал чужим, хриплым от напряжения. – Нельзя… просто исчезать.

Она чуть склонила голову.

– Прости. Мне нужна была… тишина. И вода. Она смывает не только грязь. – Она провела ладонью по поверхности озера, создавая расходящиеся круги. – Смывает тяжесть.

Я стоял на берегу, чувствуя себя дураком. Голым под ее взглядом, хотя был одет. Ее спокойствие бесило и притягивало одновременно. Гема клокотала, требуя действия. А разум цеплялся за последние обломки приличий.

– Присоединяйся, – сказала она с такой легкостью, что я почувствовала, как ноги подкашиваются. – Вода, правда, прохладная.

Я колебался. Сердце колотилось, как барабан. Но вид ее – спокойной, открытой, сияющей в лунном свете – был сильнее страха. Сильнее Гемы. Сильнее меня.

Резким движением я сдернул рубаху. Потом сапоги, штаны. Остался нагим перед ней. Ночной воздух обжег кожу. Я не смотрел на нее, потому что не мог. Шагнул в воду. Ледяной удар заставил вздрогнуть все тело, перехватить дыхание. Но я шел к ней.

Вода была черной, плотной, как жидкий бархат. Она окутала бедра, живот, грудь. Холод проникал в кости, но внутри горел пожар. Я остановился в шаге от нее. Так близко, что чувствовал тепло, исходящее от ее тела, смешивающееся с холодом воды. Видел каждую каплю на ее ресницах, на щеке, на мокрых губах. Запах ее – чистый, дикий, как ночной лес после дождя – ударил в ноздри. Гема затихла, завороженная.

Мы молчали. Только наше дыхание, неровное, горячее, нарушало тишину ущелья и журчание ручья. Луна освещала нас, как сцену для последнего акта. Ее глаза изучали мое лицо, потом опустились ниже. На грудь. На старые шрамы. На клеймо над сердцем – уродливый, темный знак, который, несмотря на все усилия её магии, так и не зажил до конца, лишь слегка побледнел по краям.

– Ксанф… – ее голос был шепотом, но он прозвучал громко в тишине. Она подняла руку, медленно, давая мне время отшатнуться. Но я не двинулся. Ее пальцы, прохладные от воды, коснулись клейма. – Откуда у тебя эти шрамы и клеймо?

Прикосновение обожгло сильнее огня. Мне резко захотелось выйти на берег, просто сбежать от нее подальше, чтобы она не узнала правды, но… Остался. Плененный ее взглядом, полным не жалости, а глубокого интереса к моей боли.

К моей тьме.

– Цена за жизнь, – выдохнул я. Слово сорвалось само. Голос был предательски хрупким. – И за силу.

Я закрыл глаза, чувствуя, как под ее пальцами пульсирует клеймо – вечный нарыв на душе.

– Моя магия… Я называю ее Гемой, магия крови. Чтобы приручить ее… чтобы она не сожрала тебя изнутри… нужно… отдать часть себя. Она питатся только болью, моей или чужого человека. Все равно.

Я резко распахнул глаза. Она смотрела на меня, не мигая.

– А клеймо – это печать собственности. Я подчиняюсь своему хозяину, у которого есть рычаг на воздействие моей магии. Эта метка никогда не заживет и будет вечно пульсировать, пока я не отдам последние силы и мое сердце не перестанет биться.

Я повернулся к ней спиной, подставив лунному свету паутину старых, белых и багровых шрамов.

– А эти шрамы – уроки повиновения. От тех, кто думал, что я слаб. Или от тех, кого я считал сильнее. Жизнь вне стен дворца – сплошная расплата, Олимпия.

Она молчала. Но я ждал ее ответа. Одна почувствовал лишь легкое движение воды. Она обошла меня. Я видел в глади воды, как ее руки поднялись. Нежно, как крылья бабочки, коснулись шрамов на моей спине. Ее прикосновение было исследующим, печальным, но будто-бы исцеляющим. Каждый нерв взвыл от этого контакта, от невыносимой близости и нежности.

– Ты заплатил слишком много, Ксанф, – прошептала она. Ее дыхание коснулось моей спины. Она сделала еще пару шагов и встала передо мной. Глаза, поднятые к моим, сияли влажным блеском от лунного света и чего-то бездонного внутри. – За все это, что с тобой приключилось.

Ее слова, ее прикосновения, ее близость – все это смело последние барьеры. Ярость желания и нежность сплелись в тугой, болезненный узел под сердцем. Я не думал. Руки сами потянулись к ней, обхватили ее тонкую талию под водой, притянули к себе. Я ощутил холод воды и жар плоти. Я почувствовал биение ее сердца – частое, как у пойманной птицы, но не испуганное. Ее глаза распахнулись шире. В них мелькнуло удивление, но не страх.

Я машинально наклонился. Губы сами искали ее губы. Хотел взять её. Забыть обо всем. Утонуть в ней. В этом моменте. В этой иллюзии покоя и чистоты. Но в самый последний миг, когда наши губы почти соприкоснулись… Я остановился.

Дыхание сперло. В груди разлился дикий, иррациональный страх. Страх осквернить ее. Страх того, что после этого поцелуя не будет пути назад. Что я сломаю эту хрупкую нить, что связала нас. Что моя тьма поглотит ее свет.

– Я… – начал я хрипло, пытаясь отстраниться, но руки не слушались, держали ее.

Она не дала договорить.

Она поднялась на цыпочки в воде. Ее руки обвили мою шею. И сама прижала свои губы к моим.

Мир взорвался.

Чистым, ослепительным светом, как первый луч солнца, разрывающий вековую тьму. Ее губы были мягче лепестков, прохладными от воды и невероятно сладкими. Поцелуй был нежным. Исследующим.

Я замер, оглушенный. Потом… все-же ответил. Сначала неуверенно, потом с нарастающей жадностью. Обхватил ее крепче, впиваясь губами в ее губы, теряя голову. Гема бушевала где-то далеко, но ее вой заглушался этой нежностью, бьющимся в наших соединенных телах. Вода обнимала нас, луна освещала, а время остановилось.

Будто бы прошлое исчезло, а будущее и вовсе было забыто.

Сейчас была только она. Её вкус губ. Её запах тела. Её руки в моих волосах. Её тихий стон, когд мой язык проникал в ее рот.

Мы целовались, как будто пытались вдохнуть друг в друга жизнь. Как будто хотели раствориться один в другом. И в этот миг, в ледяной воде дикого ущелья, под холодным взглядом луны, я почувствовал себя на миг свободным.

Свободнее, чем когда-либо мечтал. Когда мы наконец разъединились, дыхание сбитое, лбы прижаты друг к другу, в ее глазах я увидел то же самое. И я уже знал что выстроенный мной барьер между нами рухнул окончательно. И я падал прямо в бездну ее глаз.

И впервые в жизни не боялся разбиться.

– Ксанф…

– Почему ты не пытаешься сбежать? – выдохнул вопрос в ее губы. – У тебя было столько возможности сбежать, но ты… – я притянул ее еще ближе, поцеловал в шею, а после, поднялся к уху и прошептал: – но ты осталась здесь. Почему?

– Мне некуда бежать, – ответила она и я почувствовал, как в ее голосе прозвучало отчаяние. – У меня нет семьи или друзей. Я одна в этом мире, поэтому… Бежать куда-то, не зная зачем… Это глупо.

– Но в тебе, – я взял ее руки, нежно поцеловал в ладони, – в тебе огромная сила. И ты могла бы ее использовать на нас, превратив в…

Олимпия тяжело выдохнула.

– Быть может, я все еще наивная маленькая девочка, но…. Я до сих пор верю, что любую тьму можно исцелить.