Страничные рассказы. Издание второе, дополненное

То, что я пережил – трудно описать. Может, этот мой опус останется непонятым. Но с чем его можно сравнить? Мне кажется, подобные переживания иногда испытываешь после счастливых любовных свиданий.

Когда я бываю переполнен делами и заботами дня и становится дико от бессмысленности суеты, я слушаю эту музыку, чтобы прийти в себя (или уйти от себя?), успокоиться и немного «полетать». Иногда я слушаю её, оценивая с технической точки зрения, стараясь уловить каждый звук, чтобы оценить его уместность и поразиться, и насладиться его безошибочностью. И, раздумывая о ритмах своей будущей художественной прозы, стараюсь запомнить чудодейственные музыкальные ритмы и повороты, вызывающие глубокие переживания и уносящие душу в небеса, чтобы попытаться подобное вызвать словом.

Кактусы

Никогда в жизни я не занимался цветами, но с некоторых пор по пути с работы я стал замедлять свой шаг в проходе метро, где выставлены для продажи молодые кактусы. Я часто посматривал на них, а затем стал останавливаться у витрины, чтобы полюбоваться этими произведениями абстрактного искусства самой природы.

Каждый раз эти создания представлялись мне всё более загадочными. Простые, как символы, они, по-видимому, и были таковыми. Мне казалось, что через них сам Бог передаёт нам какую-то весть.

Один из цветков особенно привлекал моё внимание. Он был овальной формы и удивлял смешением в одном двух противоположностей – плавные, изящные линии бороздок, закручивающиеся спиралями наподобие пружины, и россыпь прямых жёстких игл. Непроизвольно возникающая мысль, что пружина, вдруг разжавшись, может запустить в тебя облачко остреньких стрел, тут же гасла от осознания завершённости этого чуда природы наряду с видом беспомощности трогательных зародышей жизни.

Через несколько дней я почувствовал, что предмет моего внимания отзывается на мои взгляды. Мне показалось, что он тоскует и хочет, чтобы я взял его с собой.

Я поместил его в своей не очень просторной комнате на табуретке вблизи окна, у книжных полок. Мне удобно было, отрывая взгляд от компьютера, отдыхать на нём глазами, а ему больше доставалось солнечного света там, чем перед монитором, куда советуют ставить эти необычные цветы, якобы оберегающие нас от излучения. Его спиральки уводили мой взгляд вверх, в сторону неба, о котором напоминали крестики игл, похожие на символическое изображение звёзд.

Проходит день, второй. На третий, доставая с полок книгу, я свалил свой цветок на пол…

Он разбился. От него отвалилась часть колючей кожи. На темени. Он плакал прозрачным соком…

Я был крайне огорчён и взволнован. Меня одолевала его боль и чувство моей вины. Я стал жить в предчувствии беды.

На следующий день на работе с утра было всё как обычно. Но в полдень случилась нечто удивительное.

В комнату вошла моя сотрудница из соседней комнаты. В руках у неё был картонный стаканчик, из которого выглядывал кактус!

– Это вам подарок, – произнесла она. – Подарок от… – и назвала имя нашей общей знакомой. – Она прислала два кактуса, вам и мне. Послала посылкой! Они были в пути семь дней!

Я был ошеломлён. Выходит, когда я намеревался приобрести кактус в проходе метро, когда только принимал это уникальное для себя решение! – одна добрая женщина уже знала о моих будущих переживаниях за цветок, напрасно доверившийся мне, и решила утешить меня, доверив свой, чтобы своей верой восстановить в моей душе спокойствие, нарушенное осознанием ущербности чувства ответственности и моего невнимания к окружающему!

В записке, сопровождавшей подарок, моя доброжелательница писала, что её кактус только раз в год на один день выбрасывает цветок – жемчужный граммофончик, и что это чудо природы любит, когда с ним общаются, он настоятельно требует к себе внимания. Эгоистичен, но для здоровья незаменим.

Он был похож на мой первый. Только иголки не вились по спирали, а венчали вертикальные рёбрышки, которые имели вид стрелок, указывающих на небо.

Сквозь радугу слёз

В пору, когда солнце стремительно идёт на убыль, приехал я в Кузбасс поздравить старшую сестру с днём рождения. Собрались немногочисленные родственники, и пришла соседка, пожилая женщина, подруга сестры.

Сначала были тосты и весёлые воспоминания, связанные большей частью с проделками наших детей и внуков. Затем пели песни. Запевала соседка. Её голос и пение оказались замечательными. Вскоре стала петь только она, а мы все превратились в слушателей. Особенно проникновенно была исполнена песня про горести девушки, выдаваемой замуж за нелюбимого. Слова и мелодия, простые и непритязательные, украшались отзвуками душевных переживаний певицы. Я насладился одной фразой, украшенной небесным символом – знаком божьего завета – «Смотрела сквозь радугу слёз».

Песни навели исполнительницу на воспоминания молодости.

Я сразу почувствовал, что её манера говорить и даже сам голос напоминает о ком-то. Я понял, о ком, когда отвёл от неё глаза – Солженицын!

Когда она разговаривала, это сказать было нельзя, но – когда рассказывала. Неторопливо и чётко выговаривая слова, она для убедительности, или подчёркивая эмоциональность момента, иногда повторяла только что сказанное. Говорила короткими фразами. Всё это производило впечатление важности и органичности рассказа, проникало в душу и вместе с простотой и точностью слова – завораживало.

Начала она со своего замужества. Девчонку из семьи, живущей в нищете, влюблённую в молодого и бедного учителя, выдали за состоятельного руководителя их села.

– Я попрощалась со своим любимым и больше его не видела. Никогда не видела! Мужу я сказала: не люблю тебя и не смогу полюбить никогда. А он меня сильно любил. Мне жалко было его, он сильно страдал. Да, он сильно страдал по мне. Я много раз просила его оставить меня. Говорила, уйди, пожалуйста, со мной тебе не будет счастья. Оставь, найди себе другую. Она тебя будет утешать, вытирать слёзы на твоих глазах. Но он любил только меня. Да, только меня. А я его терпеть не могла. Мы промучились всю жизнь. Теперь он больной, всё время сидит дома.

Углубляясь в воспоминания, она остановилась на 37 годе – времени, когда особенно быстро сиротело население России.

– Отца взяли за частушку:

Жизнь красна на трудодне,Всем со всеми наравне.Хлеба нам теперь не нужно,Ведь живот присох к спине!

Ему выходило десять лет. Но судьи пожалели детей. Кто будет растить такую ораву? Нас было десятеро. Ему уменьшили срок до пяти лет.

Женщина продолжала говорить короткими фразами, делая паузы, подчёркивающие значительность смысла и дающие время пережить услышанное:

– На пятом году отец не выдержал разлуку с семьёй. Он явился домой. Не выдержал – и пришёл! Но, когда только готовили стол для встречи, милиционер был же у крыльца. Теперь отцу определили полный срок.

Она прервала свой рассказ, призывая компанию помянуть родителей именинницы, которые тоже осиротели насильственным путём.

Мы сидели ещё долго, огорчая себя воспоминаниями и приходя в себя с помощью песен, слушая или подпевая.

В пору осени, к тому же у людей с крестьянской душой, естественен разговор об урожае. У сестры и соседки были участки земли при домах. Меня поразила соседка: она накопала несколько сот ведер картофеля и заготовила солений около трёхсот банок!

– У нас бывает много гостей, – оправдывалась она после моего удивлённого возгласа. – Кто помогает? Сын вспахал землю. А копать помогала твоя сестра.

Уже поздно вечером, когда гости разошлись, соседка пришла вновь. Она принесла ведро картофеля и просила меня взять его с собой.

– У меня картошка необыкновенная, сортовая, очень вкусная, – она называла сорта и с воодушевлением перечисляла их достоинства. – Вот эта белая круглая особенно хороша: она вся одинакового размера, одинаковой формы и – очень много в кусту. Вытащишь куст, отряхнёшь – она так красиво смотрится на земле! Одно удовольствие копать такую картошку!

Я уезжал ночью, удлинённой приближением к зиме. Я взял с собой необыкновенный картофель.

Часть клубней я оставил до весны, чтобы посадить на даче. На ней тенисто, и картофель пойдёт в куст. Куст покроется звёздочками кротких цветков. Их соцветия, как символ плодородия, хорошо бы дарить женщинам, как принято было когда-то, я слышал, в Испании. Любуясь ими, я буду вспоминать замечательную русскую крестьянку, руки которой пропитаны чудесным ароматом картофельного поля.

Чёрная магия

По осени я в очередной раз приехал в Кузбасс на день рождения своей старшей сестры и услышал там одну странную историю. Вот что рассказала одна из её подруг.

Дело было в достопамятные девяностые годы. Её дочь, поселившаяся с мужем в квартире, доставшейся от её деда, уже с первых дней боялась туда заходить, даже если там кто-то уже был из родственников, и тем более не могла спокойно оставаться дома одна. Страх был безотчётный. Она чувствовала, будто какая-то злая сила подстерегает её, прячась в сумраке по углам комнаты или под кроватью. Или ей казалось, вот-вот кто-то дотронется до её спины рукой. Дом был на двух хозяев, в другой его половине всегда кто-то был, и соседи были добрые. Но это не помогало. С самого утра, как только муж уходил на работу, дочь покидала дом, скрываясь от страха у подружек или в доме матери.

Обо всём этом было рассказано в церкви батюшке, и тот посоветовал освятить квартиру – удалить наитие нечистого духа, призывая Господне благословение.

– Когда обходили со свечками квартиру, у старого шифоньера оплавленный воск стал падать на пол чёрными каплями, – уверяла женщина, призывая в свидетели свою дочь и зятя, которые присутствовали при том деянии.

Освящение не помогло, и квартиру продали. Купили родственники соседей. Когда новые жильцы приводили в порядок шифоньер, они убрали застилавшие нижнюю полку газеты. Под газетами лежал конверт для письма, не подписанный, но запечатанный. Там оказалась прядь тонких седых волос.

– Говорят, так наводят порчу. Волосы берут у живой или умершей злой женщины. Но кто это мог сделать? – недоумевала подруга сестры.

Она решила рассказать о конверте одной своей близкой родственнице, а та спросила:

– И что ты думаешь, кто это сделал?

– Это могла сделать соседка через дорогу. Опустившаяся женщина. Часто выпивает. Она заходила иногда к нам при отце.

– Нет, это не она.

– А кто же?

Женщина так закончила свой рассказ:

– Я говорю: «А кто же?», а она сделала вот так… – и рассказчица показала ужимку, каковой ответила ей родственница. Это было лёгкое движение головой вверх, сопровождающееся поджимом губ и разовым напряжением век, – мол, думайте, что хотите, а я знаю, да не скажу.

Подозрение пало на неё и не без оснований – было известно, она хотела, чтобы злополучная квартира досталась ей.

Четвёртый маршрут

Конец октября. В бессолнечный, но ещё тёплый день я возвращался из последней поездки на дачу. Электричка стала уже на конечной остановке у Главного вокзала. Я подходил для выхода к тамбуру, когда с крайнего места поднялась девушка, держа в одной руке сумку в другой трость. Было хорошо видно, что у неё большие проблемы с ногами, начиная со ступней, которые казались пассивными, непослушными. Однако она решительно начала делать попытку стать на первую сходную ступеньку, уже упершись в неё тростью.

– Дай-ка мне твою сумку, – сказал я, присоединив её сумку к своей в левой руке. Взяв её под руку другой рукой, я помог ей переместиться на одну ступеньку вниз. Видя, что девушка взялась рукой с тростью за поручень, я забрал у неё и трость, чтобы она ей не мешала. Мы уже переместились на вторую ступеньку, когда я увидел, что один мужчина задержался, сойдя на платформу, и наблюдает за нами, как бы готовый подстраховать. Я подал подержать ему наши сумки, а сам, сойдя на землю, подхватил девушку подмышки и опустил вниз. Последнее мне удалось выполнить, только проявив большую собранность, поскольку девушка оказалась намного тяжелее, чем можно было ожидать. Она сама это заметила, проговорив, приземлившись:

– Я вас чуть не завалила.

Мы направились к лестнице переходного моста, и я сказал мужчине, проявившему готовность помогать нам, что я могу взять сумки, чтобы его не задерживать.

– Да, хорошо. А то мне уже нужно спешить, – промолвил он, ускоряя свой шаг.

Конечно, для неё были очень длинными эти четыре секции лестницы, ведущие на мост. Но она упорно и, стараясь быть шустрой, без передышки преодолела весь подъём. Сначала она помогала себе тростью, но вскоре решила, что легче будет подниматься, ухватываясь рукой за перила лестницы. При этом часть её веса я брал на себя, крепко держа её под руку. Конечно, мы продвигались не так быстро, и со стороны, по-видимому, казалось, что нам обоим нелегко, потому что обгоняющие нас мужчины не раз предлагали понести наши сумки.

Пока мы поднимались, я узнал, что она едет с Тогучина.

– Ты живёшь в Тогучине?

– Да, там мой дом, я живу с мамой и папой.

Когда мы вышли на мост и повернули в сторону вокзала, девушка спросила:

– Вам тоже в эту сторону?

– Да, – ответил я, – мой дом в этой стороне, здесь неподалёку. До него легко дойти пешком. Но я только зимой здесь живу, а так всё лето на даче.

– У вас там огород?

– Да. И я особенно люблю присматривать за помидорами, особенно в пору их созревания. А совсем недавно я случайно купил семена помидор, которые, оказывается, можно выращивать на дому! Вот везу с дачи немного земли, чтобы их посадить.

– У нас дома растут такие помидоры. Плоды вот такие, мелкие. Сейчас они как раз поспевают, раскраснелись.

– Да? Как интересно! А я думал, это – редкость. Никогда о таком не слышал.

Девушка уже отдохнула от подъёма и шла более свободно. Она теперь предпочла, чтобы я не держал её под руку, и мы шли, держась за руки.

– Тебе, наверное, нужно на остановку транспорта?

– Да.

– Автобус? Троллейбус?

– Четвёртая маршрутка.

– Четвёртая, четвёртая… Я езжу на ней в библиотеку, это в центре города, отсюда всего несколько остановок. А тебе далеко добираться?

– Остановка «Советская Сибирь».

– Да, да, знаю. Это возле редакции газеты «Советская Сибирь». Я бывал там когда-то. Это довольно далеко, на другом берегу реки. Ты, наверное, приезжаешь сюда учиться.

– Да, я здесь учусь.

– И живёшь в общежитии.

– Да, всё верно. Вы догадливы.

– Только вот не могу догадаться, где ты учишься.

– Вообще-то, глядя на меня, легко и догадаться… Я учусь в училище социальной реабилитации.

– Да, мог бы догадаться, потому что, теперь припоминаю, это училище находится рядом с редакцией газеты «Советская Сибирь». На новый год, конечно, съездишь домой.

– Нет. Только в феврале. В феврале уеду домой.

– Как уеду? Заканчиваешь учиться?

– Подумаю ещё.

Мы были уже на посадочной платформе маршруток. А вот и четвёртый номер. Я помог девушке подняться в машину. Когда она уселась, я, отделяя её сумку от своей, чтобы передать ей, произнёс:

– Как бы не перепутать! Вот эта – тебе, а эта – моя.

Она приняла сумку и, не попрощавшись и не поблагодарив, стала как-то беспокойно озираться. Тут двери закрылись, и машина тронулась.

Уже позже я подумал, что в тот момент она могла вдруг ощутить тяжесть одиночества, переживания которого только обостряются в окружении чужих людей. Да, она вела себя как естественный человек. Оказавшись вдруг в толпе сосредоточенных на себе горожан, она, возможно, почувствовала, что именно с этого момента снова начинается её жизнь вдали от родных, вдали от родины…

НЛО

Открытая местность, ночь. Летящая по зимней дороге грузовая машина, в открытом кузове которой стоит мужчина, подставляя лицо в сорокаградусный мороз встречному ветру.

Эта картина часто у меня перед глазами, поражая мужеством человека, властного над обстоятельствами. Этот человек – знакомый мне армянин, приехавший в Сибирь на вольные работы с двумя ещё совсем юными сыновьями. Он остановился в одном отдалённом районе, где занялся строительными работами.

Однажды, возвращаясь из Армении, куда ездил за женой, он вёз что-то, переданное для меня, и я приехал в аэропорт. За ним из села прибыла машина. Но как раз сильно разморозилось. Места в кабине ему не было, и я не представлял, как можно в течение более двух часов противостоять ледяной стихии в открытом кузове. Я уговаривал его не торопиться и поехать ко мне домой.

– Ничего страшного. Доедем! – твёрдо отклонил он моё предложение, указывая на кусок брезента, которым собирался укрываться от ветра.

А вот другая удивительная картина, возникающая в моём воображении.

Дом участкового того села, где работает наш армянин. Ночь. Перед светильником мужчина, внимательно читающий книгу. Книгу о неопознанных летающих объектах. О том, что их нет. Но человек не верит в утверждения, отрицающие чудеса. Сын угнетённого крестьянина, поставленный надзирать за бедными односельчанами, он не может жить, не веря в сверхъестественное.

Две картины моего воображения связались в реальной жизни обстоятельствами места и времени.

Ах, ты молодость, буйная молодость!

Юных сыновей моего первого героя увлекали местные красавицы. Сельские парни решили отвадить от них чужаков. Но те оказались отличными драчунами, так что милиция приняла их за нападающих и задержала. Последствия стычки оказались не лёгкими, и отцу надо было как-то выручать сыновей.

Теперь нужно ввести в действие рассказа вашего покорного слугу.

Я не верю в НЛО, но хотел верить и искал доказательства. Зная об этом, один из моих друзей достал для меня фотоплёнку с копией книги американского автора об НЛО. Я только начал просматривать фотокопию, как передо мной предстал первый наш герой с неожиданной просьбой найти что-нибудь о неопознанных летающих объектах!

Ну, разве это не чудо, впервые взять книгу об НЛО в руки и тут же услышать, что в то же время это хочет сделать и другой человек, причём очень земной, очень далёкий от интереса к сверхъестественному!

Но книга нужна не ему. Он подарит её участковому, которому ничто человеческое не чуждо, и если подогреть его веру в чудеса, то всё может быть чудесненько и с попавшими в беду парнями.

Поражённый стечением обстоятельств, связывающих в один узел интересы разных людей, я не мог не поспособствовать устроению судьбы двух юношей. Их отец уезжал сегодня, и я отдал ему плёнку с доказательствами возможности на земле чудес. Отдал, не успев не только снять копию, но даже полностью её просмотреть.

Предновогоднее происшествие

В прицерковном сквере, куда я обычно выхожу на прогулку, было безлюдно, что показалось мне странным для выходного, да ещё и предновогоднего дня. Но вот, не сделал я и полного круга, как увидел женщину, идущую мне навстречу. В одной руке она несла тёмные целлофановые сумки, в другой – ёлочку. Между нами было уже метров десять, когда она остановилась, потому что уронила свои сумки, и тут же смотрю – ёлочка вываливается из её руки. Женщина повернулась к сумкам и наклонилась к ним, мне показалось, чтобы их поднять, но вместо того, чтобы потом распрямиться, она, продолжая наклон, кувыркнулась в снег на обочину дороги. Я уже был рядом с ней. Я подал ей руку со словами:

– Давайте, я помогу вам подняться.

Она протянула руку, но, когда я взял её в свою, женщина обвисла на моей, никак не способствуя мне поднять её. Тогда я взял её обеими руками подмышки и поставил на ноги. Затем я стал наклоняться к её сумочкам, чтобы подобрать их, но тут женщина вдруг свалилась на дорожку так, как будто её ноги были ватными. Я снова поднял её и уже не стал отпускать, потому что она стояла с трудом. Глаза у неё были закрыты.

– Проводите меня домой, – произнесла она расслабленным голосом.

– Да, я вас провожу, – сказал я.– Надо бы вызвать скорую помощь, но сегодня я как раз не взял с собой мобильник… У вас нет с собой мобильника?

Женщина не ответила.

Мне стоило не малого труда, удерживая женщину одной рукой, другой собрать её сумочки, которых оказалось три, и поднять ёлку. Твёрдо удерживая женщину под руку, я повёл её к выходу из сквера. Она шла с закрытыми глазами и еле передвигала ноги.

– Далеко ваш дом?

– Нет, по улице через два дома.

– Скажите свой адрес, чтобы я доставил вас домой, если вы снова потеряете сознание.

Женщина молчала.

– Но что с вами? Я видел, как вы наклонились к своим сумочкам и кувыркнулись в снег.

– Нет, я не наклонялась… я уже падала…

– И часто случается с вами такое?

– Нет… это в первый раз… у меня температура… я вышла с температурой…

– Ну, понятно, какой же новый год без ёлки! Скажите, у вас дома есть кто?

Она опять промолчала.

– А отчего у вас температура, вы чем больны?

– Я простыла… у нас в квартире холодно… не топят… Она говорила слабо и невнятно.

– Но скажите хоть, какой номер вашего дома?

Женщина не отвечала. Я, наконец, понял, почему она не отвечает на мои вопросы, касающиеся её местожительства и домочадцев. Боится. Опасается открывать незнакомцу то, чем он может воспользоваться. Ну, что касается домочадцев, то, конечно, она живёт одна, раз умолчала о них… Это проявление её настороженности по отношению ко мне было мне неприятно, но я тут же с удовольствием отметил, что, раз женщина так себя ведёт, значит, она в здравом уме и сознании.

Когда мы приблизились к её дому, на что она указала, она стала шагать боле твёрдо и даже принялась застёгивать расстегнувшуюся пуговицу на шубе. У неё, правда, ничего не получалось, и я сказал:

– Да, ладно, мы уже почти дома.

Но она промолвила:

– Мне холодно, сюда поддувает.

После непродолжительной возни она всё-таки справилась со своей непослушной пуговицей. Затем, как бы очнувшись, стала повторять:

– Это волшебство, это – волшебство!

– Что вы считаете волшебством?

– Ну, как же! Я думала, что никогда уже не окажусь дома! Я подумала: «Мне – конец!»

– Но, получается, что это я поработал волшебником!

– Ну, конечно, вы…

Когда мы поднялись на крыльцо, она взяла у меня одну из сумочек, довольно быстро нашла там ключи и открыла подъезд. Когда мы входили в подъезд, я вынужден был отпустить её, удерживая освободившейся рукой дверь так, чтобы она не прихлопнула елку, но попросил её, войдя, постоять, привалившись к стене. Затем, снова удерживая под руку, подвёл женщину к лифту. В тамбур её отсека дверь не была закрыта на ключ. Она толкнула её и, оставив распахнутой, подошла к дверям квартиры. Без особого труда отомкнула замок. Но входить не стала. Она стала рыться в одной из своих сумочек, нашла там кошелёк и раскрыла его. Эта неосторожность как бы нарушала её принятое ранее недоверчивое отношение к незнакомцу. Я немного удивился. И тут женщина впервые взглянула на меня. Я увидел её лицо и глаза с очень близкого расстояния, потому что всё ещё держал её под руку. Это было очень привлекательное лицо белокурой женщины с открытыми большими серыми глазами. Да она оказалась совсем молодой, лет сорока, не больше! Волосы её были вьющиеся, а кожа лица белая…

– Я благодарю вас за помощь, – сказала женщина, – и хочу поздравить с наступающим новым годом. Возьмите хотя бы сто рублей, за то, что помогли мне добраться до дома, – она уже держала в руках сотенную купюру. – Это будет от меня вам новогодний подарок.

– Нет, нет! Что вы! – воскликнул я. – Ничего мне не надо! Я ведь волшебник, а волшебники работают бесплатно. Я рад, что удалось вам помочь!

– Ну, хорошо, – произнесла она. – А теперь идите, я смогу сама зайти и добраться до кровати…

– Выздоравливайте! – произнёс я, но не заспешил тут же к выходу, а продолжал смотреть на неё, неспешно проговаривая поздравление с наступающим главным праздником года…

– Спасибо, но идите, идите же! – подбодрила она меня.

Мне стоило некоторого труда отвести от неё свой взгляд. Я вышел на лестничную площадку. Женщина не торопилась входить в свою квартиру, она подождала, когда я начну спуск по лестнице.

Чудеса пространства и времени

Под новый год поехали мы с женой пережить удовольствия и напасти празднества в семье двоюродного её брата, жившего в небольшом сибирском городке недалече от нас – через ночь пути на поезде. Надо сказать, что с этим городом, назовём его К, нас связывают не только родственники жены, но и воспоминания нашей с ней молодости: здесь мы в течение двух лет жили и работали, съехавшись после окончания учёбы в институтах. Наши вузы, надо сказать, были удалены друг от друга на несколько тысяч километров. И достойно удивления то, что моя жена и брат её, родившиеся и выросшие на Кавказе, нашли спутников жизни в одном и том же городке далёкой для них Сибири, оказавшись в городе К в разное время и совершенно по непохожим делам.