Голос – больше половины любви

Наверное, от мимолетного стыда Вигго отвернулся. Он смотрел на свой город – свою любимейшую и одну из самых дорогих столиц мира, ощущая истому. Кислород постепенно поступал в мозг. Ему стало лучше: выражение лица приняло более приличный и спокойный вид, мышцы расслабились.

Он, прекратив шататься, наблюдал, как молодежь выходила из соседнего ночного клуба. Кто-то под воздействием алкоголя суетился по улице, орал или смеялся диким смехом, кого-то рвало, без стыда и совести, прямо за углом здания, кто-то вызывал такси или брел как зомби в сторону ближайших круглосуточных закусочных.

Вигго немного протрезвел, и алкоголь, медленно выветриваясь из его организма, оставлял за собой пустоту и мучительное чувство голода. Прислушиваясь к урчанию в животе, он подумал, что сейчас не отказался бы от пары бургеров с картошкой фри, запил бы это все пивом из круглосуточного маркета, сел бы в машину, набрал бы из телефонной книжки номер безотказной знакомой – чтобы повспоминать на ее неудобном матрасе молодые годы и окончательно утонуть в развязности.

– Доброй ночи, ребята, – бросил он в сторону Джанната и Мэтте.

Те переглянулись, нахмурились и вопросительно уставились на уходящего прочь Вигго.

– А куртка?

– Завтра заберу!

– А друзья?

– Они лишь мои собутыльники!

– Только не наделай глупостей, викинг! – крикнул ему вслед пакистанец.

– И не вздумай садиться за руль, доктор! – добавила официантка, прикуривая новую сигарету.

Вигго показал палец вверх, жестом давая понять, что он взрослый мальчик-везунчик и что у него все под контролем.

– Ты мне еще нужен здесь со своими чаевыми! – добавила Метте.

– Хоть кому-то я нужен, – пробормотал Вигго себе под нос. – Лгун, алкоголик и дебошир.

– Золотая карта на месте? Проверь!

– Йес, мэм.

Он прошел мимо гостиницы «Бристоль», вышел на Гренсен, затем прошелся по Мюллер-гате, вспоминая – а точнее, мучая память – где бросил свой автомобиль. Нет, не здесь. До Тур-гате оставалось минут пять-семь.

Он даже хотел было купить себе чего-нибудь в киоске с банальным названием «Фалафель», но передумал из-за компании громко разговаривающих чернокожих африканцев. Их не поймешь: либо они ссорятся и вот-вот начнется мордобой, либо они и правда такие веселые и шумные. Эхо иностранной речи разносилось между блоками домов.

– О Господи… – буркнул Вигго, заметив, что африканцы провожают его странным взглядом – недовольным, загнанным.

До «Бургер Кинга» он так и не дошел, отдав предпочтение «Макдональдс». Он вошел внутрь, и своим появлением заставил немногих посетителей фастфуда умолкнуть, потерять нить разговора и осмотреть высокого мужчину в дорогой одежде с ног до головы. На большом сенсорном табло Вигго выбрал два чизбургера, пакетик с шестью шариками острого сыра-гриль, среднюю картошку фри и колу лайт. Оплатив заказ через терминал и получив чек с номером, он плюхнулся на неудобный холодный стул.

Через четыре минуты он уже покидал заведение с бумажным пакетиком в руке, который порывисто схватил со стойки выдачи заказов. Его начали нервировать странные взгляды людей, потому он старался избегать какого-либо контакта с ними, чтобы не подраться.

В круглосуточном минимаркете ему напрочь снесло крышу. Он возмущенно фырчал, когда на кассе ему отказали в продаже пива, объясняя это неизменным законом. В словесную перепалку кассира и клиента вступился ночной сотрудник:

– Ты же сам понимаешь, что мы не продаем пиво раньше восьми утра и после восемнадцати ноль-ноль. Закон есть закон.

– Да пошел ты, козел, со своим законом, – крикнул Вигго.

Парень, отвечавший за выкладку товара, покосился на кассиршу, но та взглядом дала понять, что все нормально и что покупатель уже уходит.

– Ты что, не слышишь меня? – продолжал Вигго, испепеляя взглядом девушку на кассе. – Пива мне продай!

– Я не могу. Холодильники с пивом закрыты и под охраной.

– Ну так подними свой целлюлитный зад и открой их!

– Я не имею права.

– Будь добра, освободи свое рабочее место для того, кто нуждается в работе и умеет ее выполнять.

Вигго бросил пластиковый стакан, из которого успел отпить прямо в магазине, в кассиршу, плечом толкнул студента, подрабатывающего по ночам, и уже в дверях громко попросил поцеловать и его, и всю норвежскую власть в интимное место.

Казалось, он исчерпал лимит удачи, однако через дорогу от магазина увидел ее – свою белую ласточку с кожаными сидениями. Так вот где он ее припарковал. Вигго взглянул на часы и зевнул. До снятия запрета продажи алкогольных напитков оставалось четыре часа. Блин, без выпивки так скучно. Сунул руку в карман, нащупал ключ и, не вынимая его, нажал кнопку, выключив сигнализацию автомобиля. Вторым нажатием дистанционно завел двигатель – фары ближнего света вспыхнули в темноте.

В воздухе ощущалась прохлада и свежесть, от которой он, стоя без куртки, невольно поежился. Перебежав на другую сторону улицы, сел в припаркованную машину с пакетом из «Макдональдса» и наконец понял, что ему хорошо. Холостяцкая жизнь прекрасна, подумал он, уплетая чизбургер один за другим. Покончив с едой, небрежно бросил, как ему казалось, пустой пакет на соседнее сиденье – из него вывалился конвертик с картошкой фри. Вигго включил радио, где на местной станции сначала звучал усталый голос ведущего, а потом заиграл трек шведской группы Ace of Base о счастливой нации. Вигго набрал полные легкие воздуха и, на припеве увеличив громкость, принялся вторить братьям-скандинавам.

Когда песня закончилась, Вигго положил руки на руль, глубоко вдохнул и попытался сосредоточиться на дальнейших планах. Голод утолил. Сексуальный голод вроде тоже, но он бы сделал второй заход. Пива нет. Идти в паб или возвращаться в клуб не хотелось. В бардачке – пачка презервативов.

Он прищурился, прикидывая, сколько времени займет дорога к давней любовнице: пятнадцать минут спокойной езды или до десяти минут, если будет гнать на всю катушку. Не включая поворотник – по его мнению, это было не обязательным на пустой дороге, – он резко вырулил с парковки на трассу и утопил педаль газа.

Вигго любил лихачить. С юных лет он был убежден: если у тебя машина, из нее нужно выжимать максимум. Когда-то давно он с друзьями угробил «Хонду Аккорд», подаренную отцом, и чудом выжил, потом, учась в медицинском, испытывал на прочность старенькую «БМВ» пятой серии. Позже сошел с ума от скорости новенького «Сааба». В нынешней машине Вигго ценил главное – она дарила ощущение абсолютного комфорта и безопасности, независимо от того, едешь ты сто или все двести километров в час.

Покинув пределы города, он успел еще дважды превысить скорость, но радары его чудом не засекли. В туннеле, напичканном камерами, ему пришлось соблюдать правила дорожного движения и, подавляя зевки, плестись за автомобилем с эстонскими номерами.

Сон подкрадывался незаметно. Мягкий воздух из кондиционера, перекус, монотонная езда и нудные песни по радио совсем его разморили. Веки тяжелели, щелочки между ними становились все уже, под них еле прокрадывался свет.

Чтобы не уснуть, нужен был выброс адреналина. На выезде из туннеля он резко поддал газу, обгоняя «эстонца». Стрелка спидометра ползла вверх: восемьдесят… сто… сто двадцать… сто сорок…

Несколько раз машину выносило на встречку, но каждый раз Вигго с точностью хирурга возвращал ее на свою полосу, избегая столкновения с несущимися грузовиками.

Его тело и мозг постепенно просыпались.

Телефон в кармане настойчиво вибрировал, урча и отвлекая внимание. Вигго вытащил айфон, разблокировал экран по Фейс АйДи и увидел кучу посыпавшихся сообщений и пропущенных звонков. Переключая внимание между дорогой и экраном, не заметил, как оказался возле заправки «Серкл Кей» на трассе Е-18.

Он ответил всем друзьям, и в тот момент, когда пытался написать любовнице, у которой наверняка в холодильнике есть пиво, телефон выскользнул из пальцев и шлепнулся под сидение. Вигго потянулся рукой вниз, пытаясь на ощупь отыскать смартфон и параллельно удерживать руль.

На доли минуты он опустил голову, а когда поднял – увидел фары встречной машины.

Затормозил, но избежать столкновения не успел. Секундное дело, из-за которого едва не вылетел с кресла. Послышались страшные звуки гнущегося металла и битого стекла. Последнее, что видел Вигго – затухающую перед глазами полоску света. Последнее, что он сделал – издал нервный испуганный вздох.

Глава 3. Дорога к небу

Софи, сложив руки на груди, удобно умостилась на капоте своей черной «Тойоты» премиум-класса, стоявшей возле дома. Ее младшая сестра Эмма старалась как можно тише выкатить чемоданы из прихожей и выставить их на крыльцо, не разбудив родителей.

Перед тем как бесшумно закрыть за собой входную дверь, Эмма сняла сумочку, висевшую на крючке.

Софи встала и направилась к сестре, чтобы помочь с багажом.

– Ну что, готова? – спросила она, беря в руки чемодан, дизайнером которого был Ральф Лорен.

– Готова, – ответила Эмма, подхватывая второй чемодан.

– Отлично, – сказала Софи, – карета подана, сеньора.

– Попрошу, я сеньорита.

Эмма не видела, но чувствовала, как сестра улыбается в темноте. Девушки шли по хрустящему под ногами гравию к машине.

Пока Софи открывала багажник, Эмма напоследок обернулась, грустно обведя глазами родительский дом. У нее было такое чувство, будто она могла бы в любую секунду отказаться от всего, сдать билет на самолет и вернуться сюда, в это гнездышко, где она выросла, навсегда.

Сев в машину, Эмма первым делом пристегнулась, а после – сильно зажмурилась, пытаясь избавиться от заливающих глаза слез.

Софи заняла место водителя.

– Судя по твоем виду, ты не хочешь улетать? – спросила она, зажимая педаль тормоза и одновременно запуская двигатель с кнопки.

– Просто небольшая ностальгия и сантименты. Машина ругается, пристегнись.

Софи послушалась. Немного помолчав, она огляделась по сторонам и вырулила со двора. Выехав на улицу, она заметила, как брови сестры сдвинулись к переносице. Та хмурилась, глядя в окно.

Софи положила руку на плечо младшей.

– Только держи себя в узде и не реви, иначе, клянусь, высажу прямо посреди дороги.

– Обещаю не рыдать, – слабо улыбнулась Эмма, слезы оставляли белые полосы на припудренных щеках. – Что будешь делать сегодня?

– Высплюсь. А потом у меня встреча с организатором выставки.

– Кажется, у Сальвадора Дали обнаружился конкурент? Он, наверное, чувствовал, что появишься ты со своими картинами, и поэтому от безысходности отрезал себе ухо.

– Вообще-то, это сделал Ван Гог. Не знаю, посмотрим, что выйдет из этой встречи. Пока все вилами по воде писано, и я ничего тебе не обещаю, слышишь?

– Да-да.

На улице царила благоговейная тишина. Софи смотрела прямо перед собой, крепко держа руль обеими руками. Эмма представляла себе, как будет улетать из аэропорта Осло – Гардермуэн – в Рейкьявик.

После окончания Норвежского университета естественных и технических наук Эмме, как одной из самых сильнейших и успешных выпускниц факультета инженерии, предложили остаться в Тронхейме на кафедре. Однако она выбрала Исландию, заняв должность старшего научного сотрудника исследовательского центра устойчивой энергетики и экологических технологий в Рейкьявике. Там же Эмма встретила будущего жениха – порядочного до мозга костей Эрлинга, уроженца Дальвика, до невозможности умного, душевного и чуть флегматичного парня.

Они планировали прилететь в Норвегию вместе. Эрлинг хотел познакомиться с родителями и старшей сестрой Эммы, однако в последний момент не смог приехать из-за работы, и Эмме пришлось лететь одной.

Две недели отпуска в родной стране пронеслись как один день.

В канун дня икс сестры заранее рассчитали, что дорога в аэропорт займет около часа. Еще один час уйдет на регистрацию и контроль безопасности. Они решили выдвинуться за три часа до вылета, а это значило, что у них останется время заехать на заправку, выпить кофе и немного поболтать у входа в терминал аэропорта.

– Слушай, Софи, – вдруг начала Эмма, – я никогда у тебя не спрашивала… Ты счастлива?

Софи пожала плечами.

– Может, да. Может, и нет. Но я точно знаю одно: мне хватает того, что ты счастлива.

– А как у тебя на любовном фронте?

– На любовном фронте у меня пока что только картины в мастерской.

– М-м-м…

Софи указала на телефон, закрепленный на кронштейне. Эмма потянулась за смартфоном сестры.

– Открой Тиндер.

– Эмма, взяв в руки смартфон Софи, кликнула на иконку мобильного приложения. Тут же развернулась страница Софи на сайте знакомств. Эмма принялась просматривать непринятые запросы и фотографии кандидатов в женихи.

– Ого! Не думала, что ты столь популярна.

Софи закатила глаза.

– Извини. Я имела в виду… У тебя от парней отбоя нет. Скажи на милость, неужели среди этих красавцев нет никого, кто бы тебя заинтересовал?

Софи тяжело вздохнула.

– Здесь есть много хороших парней, и даже с несколькими из них я ходила на свидания.

– Ну и?

– Какие-то они не такие. У меня пунктик – я должна влюбиться в голос мужчины.

– Так ты считаешь, как и Грегори Робертс в своем романе, что голос – больше половины любви?

Софи кивнула:

– Если не вся любовь.

– Глупости.

– Почему глупости? Помнишь Андреаса? Он был со мной в ресторане на дне рождения мамы.

Эмма положительно кивнула.

– Припоминаю такого.

– Замечательный парень, – продолжала Софи. – Умный, красивый, богатый молодой архитектор с большим будущим. Но прошло немало времени, прежде чем я поняла, что не сумею остаться с ним и полюбить. Когда он открывал рот, мне казалось, что где-то скребут ножом по тарелке. Ужасный голос.

Эмма с пониманием посмотрела на сестру и улыбнулась:

– А я-то все время думала, что меня в нем раздражает.

– Считаешь меня ненормальной?

– Немного.

– Мало-помалу я склоняюсь к мысли, что мне не видать серьезных отношений, и я никогда не встречу свою высокую голубоглазую судьбу с мягким, но уверенным медовым голосом.

Язычок оранжевого света, исходящего от вывески заправки, лизнул лобовое стекло «Тойоты».

– Как насчет большого стаканчика латте? – предложила Софи, въезжая на территорию «Шелл».

Эмма задумчиво улыбнулась:

– Не откажусь. Только без сахара.

– Точно.

Софи подъехала к бензоколонке, остановилась и перевела автомобиль в режим парковки. Выходя из машины, она впустила за собой холод, от которого Эмма поежилась. Пока Софи вливала бензин в бак, она с интересом рассматривала в телефоне сестры фотографии норвежцев, ищущих любви во Всемирной паутине.

Работник заправки, похожий на бездушную восковую фигуру, уставился в монитор компьютера, подключенного к кассовому аппарату. Через пару секунд он сообщил клиентке сумму к оплате. Большим и указательным пальцами принял от нее купюру в пятьсот крон и скривился. С недовольной физиономией, предварительно дважды пересчитав, он отсчитал сдачу, поблагодарил девушку за покупки и тут же скрылся за дверью подсобки.

Софи забрала монеты и направилась к кофемашине, из которой, как всегда, с резким свистом вырывался горячий пар.

По совершенно безлюдному залу пронесся аромат жареных зерен. Взяв стаканы с готовым напитком, Софи зашагала к выходу.

Под порывами свежего ветра ей стало холодно в ее кедах. Она пошла быстрее, мечтая нырнуть в теплую машину.

– Осторожно, горячий, – сообщила Софи, протягивая сестре стакан. – Без сахара, как и просила.

На мгновение взгляды Софи и Эммы скрестились. Осталось еще их сестринское единство и совсем не выдохлась их родственная связь. Через несколько минут, попивая кофе и болтая о парнях, старых временах и прочих девичьих штучках, они покинули заправку.

Когда Софи выехала на трассу Е-18, Эмма, обнимая стакан, тихо призналась:

– Я еще не улетела, а уже скучаю по тебе, клянусь.

Софи всерьез озаботилась заявлениями сестры:

– И я по тебе буду скучать. Обещай, что будешь звонить и писать мне.

– Обещаю. – Эмма клятвенно подняла руку. – Знаешь, я на минуту представила, что мы навсегда поссоримся или с одной из нас что-то случится. Как тогда жить? – осторожно поинтересовалась она.

Лицо Софи нахмурилось, лоб прочертила глубокая морщина. Она сделала глоток латте, несколько мгновений подержала жидкость во рту и лишь затем проглотила.

– Не думай о плохом. Все будет хорошо, – сказала она. – И вообще, это я – художница, я – утонченная натура с болезненным внутренним миром и вечным экзистенциальным кризисом. А ты у нас ученая с холодным разумом, не склонная ко всякого рода философии.

Эмма грустно улыбнулась. Софи не подозревала, что сестра улыбается ей в последний раз и что своего рода исповедь была ее последними, сказанными перед смертью словами.

Все, что почувствовала Софи в момент столкновения с вылетевшим на нее внедорожником – жгучую головную боль и приступ тошноты. Она не поняла, как моментально очутилась в своей машине вверх ногами. Ее «Тойота» от силы удара о другой автомобиль два раза перевернулась и приземлилась на крышу. Ремень безопасности настолько прижал девушку к водительскому креслу, что, казалось, тело не выдержит, лопнет и все внутренности вытекут наружу. Она попыталась пошевелить болтающимися, как веревки, ногами и ужаснулась оттого, что они не подчиняются ее командам. Тогда она, не чувствуя конечностей, попробовала повернуть шею, чтобы взглянуть на Эмму.

Эмма не подавала признаков жизни. Сестра походила на пристегнутую, согнутую пополам куклу со сломанной тонкой шеей. Ее бледное лицо, на котором еще недавно играла грустная улыбка, было полностью изрезано битым стеклом и залито кровью.

Софи пыталась закричать, позвать кого-нибудь на помощь, но из-за перенесенного шока и медленно расползающейся по всему телу боли, вместо крика у нее лишь получалось открывать, как рыба, рот. Она то и дело отключалась, а когда вновь приходила в себя, то, борясь со стуком зубов, объясняла Эмме, что скоро их вытащат отсюда, что наверняка к ним уже выехали спасатели, просила сестру немного потерпеть.

Вдруг она услышала, как кто-то совсем недалеко от ее машины остро тормозит и останавливается. Яркий свет фар ослепил ее. Сердце начало биться быстрее и чаще. В голове пронесся вихрь мыслей, одна мысль прорвалась через этот поток: шанс на спасение.

Она попыталась успокоиться, но паника не отпускала. Словно в бреду, Софи объясняла Эмме, что сейчас им помогут, точно помогут.

Набрав полные легкие воздуха, Софи принялась что есть силы кричать, надеясь, что человек, светивший фарами, ее услышит.

Глава 4. Виновный

«Ленд Ровер» протаранил «Тойоту», дважды резко закрутился, протянулся немного вперед и остановился. «Британец» фантастическим образом остался целым, в то время как «японец» за ним, перевернувшись, напоминал раздавленное пирожное в картонной коробке – просто-напросто скомканный кусок железа.

Кто-то находился внутри перевернутого автомобиля. Кто-то умолял о помощи. Судя по голосу, Вигго понял, что это была молодая женщина. Ее крик сочился внутрь его машины, проникал сквозь стекла, щели дверей, замочные скважины.

Стыд и страх ответственности за содеянное дорожно-транспортное происшествие окутывали Вигго, заставляя его по-детски дрожать. Он с ужасом представил себе броский заголовок в газетах, бегущие строки на местных телеканалах, сообщающих о преступлении и наказании хирурга-офтальмолога Вигго Фоссена.

Ему стало казаться, что все это происходит не с ним. Мозг отказывался принимать случившееся за действительное, он выключил, парализовал его обессиленное тело. Виноватый в автокатастрофе, отделавшийся кратковременной потерей сознания, несколькими ссадинами и ушибами, так и не смог выйти из своей машины. Если бы он встретился взглядом с той женщиной, которая в момент аварии сидела за рулем, с той, что сейчас была заточена в «консервной банке» премиум-класса, он бы не выдержал ее обвиняющего взгляда.

Как практикующий врач, Вигго мог бы смело оказать первую медицинскую помощь, помочь пострадавшей и очистить свою совесть, но вместо этого он сидел, не в силах оторвать взгляда от левого зеркала своей машины.

За минуту он принял решение – бежать. От полицейских автомобилей с мигающими синими вспышками, от строгих людей в форме, от коллег – врачей скорой помощи с их обвиняющими взглядами, от не брезгующих ничем журналистов.

Двигатель урчал, но даже он не смог заглушить неумолкающий крик человека, просящего спасти его. Крик женщины все еще стоял в ушах Вигго, хотя на трассе, по которой он уводил свой автомобиль, было тихо, как в могиле.

Первым, кто не остался равнодушным к чужому горю, стал дальнобойщик из Латвии. Высоко сидя в кабине своего тягача, он заметил впереди дымящуюся «Тойоту». Мужчина экстренно остановил фуру, включил аварийные огни, схватил мобильный телефон из бардачка и, почти вылетев из машины, бросился к месту происшествия.

Он оббежал «Тойоту», спрашивая, есть ли кто живой. Ему ответили – и тогда он, возможно, поверил в существование Бога. Очевидец попытался открыть дверь автомобиля, но та оказалась заблокирована изнутри. Однако сейчас от его действий зависело многое. Дальнобойщик старался предпринять что-то более разумное. Трясущимися холодными руками, которые едва держали телефон, латвиец набирал номера сто двенадцать и сто тринадцать. Вспоминая все, что когда-то учил на уроках английского языка, нарушая порядок слов, очевидец аварии кое-как объяснял диспетчеру службы спасения, что случилось. Размеренный голос на другом конце телефона настойчиво просил сохранять спокойствие и ни в коем случае не пытаться оказывать помощь самостоятельно. Оператор взял обещание со звонящего остаться в пределах досягаемости, чтобы позже выступить свидетелем аварии и помочь следствию.

Водителю грузовика задавали еще какие-то вопросы, на которые он старался как можно внятнее отвечать. В это время все действующие в округе патрули полиции были стянуты на место происшествия. Следом за ними прибыла реанимационная бригада и пожарные. Медицинская авиация была приведена в полную готовность для эвакуации пострадавших в больницу Осло. В Норвегии человеческая жизнь всегда ценилась высокой.

Когда прибывшие на место автокатастрофы спасатели вытащили Софи из машины и положили на носилки, ей хотелось подняться и подбежать к сестре, но ноги отказывались повиноваться. Ей удалось лишь мельком увидеть лицо Эммы – изувеченное, но по-прежнему спокойное, прекрасное, наивное, как у ребенка. Софи заметила, а может, ей показалось, что сестра, лежащая на соседних носилках, не дышит. Почему она смотрит в одну точку?

Краем уха Софи услышала разговор полицейских с врачом реанимационной бригады и не поверила собственным ушам: ссылаясь на очевидные факты, после ряда предварительных выводов была констатирована смерть Эммы. Кто-то из медиков прикрыл ей глаза. Кто-то из медиков прикрыл безжизненное тело сестры черной полиэтиленовой простыней.

В панике Софи задыхалась, но на нее вовремя успели надеть кислородную маску. Она попыталась что-то прошептать склонившемуся над ней человеку в красной форме, но язык, подобно ногам, отказывался слушаться. Все, что она могла сделать – почувствовать обезболивающий укол в вену.

С ней говорили и просили в ответ кивать, однако она уже смутно понимала, что от нее хотят.

В тот же момент голова Вигго соображала, как никогда ясно. Он по какому-то странному маршруту направлялся в сторону паромной переправы, в Саннефьорд, отчаянно лавируя то по правой, то по левой полосе движения. Настороженно поглядывал в зеркало заднего вида и думал, сколько промилле алкоголя нашли бы в его крови. Достаточно, чтобы отправиться в место лишения свободы. И хотя норвежские тюрьмы считались самыми что ни есть гуманными и комфортными, сама мысль, что он попадет туда, навевала на него сумасшедший страх. На хвосте никого нет, окей.

Когда Вигго был маленьким, он боялся чудовищ, живущих под кроватью. Спустя много лет он стал одним из них – чудовищем, которое захотело бежать в Швецию, оттуда по морю в Клайпеду. Ему это казалось обдуманным и вполне положительным решением, жаль только было избавляться от машины. А лишиться свободы, о которой так долго мечтал и за которую отчаянно боролся, было жаль вдвойне.

Он, приложив палец к губам, кидал быстрые взгляды в боковые зеркала, пытаясь убедиться, что полиция его не преследует. Но когда его белый внедорожник пронесся мимо автомобиля с ярко-синей и желтой символикой, скрывавшегося в кустах, один из патрульных успел произнести, скорее удивленно, чем грозно:

– Ни хрена себе!

Второй полицейский не стал терять времени:

– Включай сигналы и поехали, – сказал он, поднимая глаза и смотря в упор на напарника. – Очередной развлекающийся идиот, которого нам предстоит задержать.