Голос – больше половины любви

Арм Коста

Голос – больше половины любви

Голос – больше половины любви

Часть первая

Глава 1. Что находится по ту сторону смерти?

Внезапно обнаженные деревья и пожухлая трава в начале сентября свидетельствовали только об одном: надвигались холода, совсем скоро природа на какое-то время умрет, и это дело необратимое. Норвежская осень напоминала шаркающего больными ногами старика, одетого в поношенный серый твидовый костюм и башмаки с потертыми каблуками. Высокомерные жители Осло смотрели на проходящего мимо деда с презрением, одинокие и замкнутые жители Олесунна – с равнодушием, жители Тромсе – с жалостью.

Рассеянный старец сжимал в покрученных ревматизмом пальцах деревянную трость, противно постукивающую по земле, и медленно двигался на север – до самого Киркенесса. По дороге он решил ненадолго остановиться на берегу Рейсаэльвы в Бильто, а с ним остановилось и время. Бесцветная вода размеренной реки отражала бесцветное небо, под которым жили не менее бесцветные и замерзшие от холодного ветра обитатели городка. Им оставалось лишь томиться в ожидании первого проблеска солнца после долгой тьмы, белых ночей с середины апреля, цветущих рододендронов, притягивающих к своим ярким бутонам проснувшихся насекомых, о согревающих двадцати градусах на термометрах, когда можно будет, наконец, сбросить свои шерстяные вещи и нелепые шапки с помпонами, мечтать о лете, приходящем под конец июня, и белой клубнике на грядках.

А пока что каждый довольствовался свинцовым небом, которое постепенно затягивали тяжелые унылые тучи, и безвкусным эспрессо из капсульной кофемашины.

На Бильтовайен было тихо, как в церкви, и лишь на заднем дворе последнего на этой улице деревянного дома, выкрашенного в цвет спелой вишни, звучали голоса: мужчины средних лет и мальчишки, которому совсем недавно исполнилось семь. Казалось, те двое еще раньше все друг другу сказали и уже давно друг друга поняли. Они лишь ждали нескольких ключевых слов, сказанных третьим, важным человеком, и полагали, что те слова сыграли бы серьезную роль в окончании прощальной церемонии, но третий человек на заднем дворе так и не появился.

Кристофер Фоссен стоял спиной к террасе. Натянув свою темно-синюю вязаную шапочку на уши и спрятав руки в карманы дутой куртки, он сквозь слезы смотрел на свежую могилу, присыпанную землей. Как принять и смириться со смертью любимого друга – он не знал.

Вчера вечером ретривер по кличке Джеко – единственный верный товарищ Кристофера с самого рождения – ушел из жизни. Впав в отчаяние, переходящее в ужас, сам не помня как, Кристофер набрал номер крестного отца, своего родного дяди – Хельге Ларсена – пастора крошечной местной церквушки. Пастор, выслушав лепет крестного сына, спокойно ему объяснил, что смерть – так же естественна, как и рождение, ее не стоит бояться, рано или поздно все когда-нибудь умирают. Хельге называл смерть лишь концом земного пути. Тогда племянник, шмыгая носом, спросил:

– Почему всем, кто переступил порог смерти, путь назад запрещен? Почему назад дороги нет? Почему те, кого мы любили, не могут вернуться к нам живыми? Почему они не могут жить вечно?

Хельге ответил, что души, покинувшие этот мир, перешли в Царствие Небесное, там они обрели покой и прочие блага – то, чего не смогли найти при жизни, оттого и не возвращаются. На небе им хорошо.

– Все, что мы можем сделать для них здесь, на земле, – это молиться, – добавил пастор.

Кристофер внимал словам своего духовного наставника. И в тот самый вечер, впервые в жизни, он попытался обратиться к Богу. Закрывшись ото всех в своей комнате, мальчонка сначала вытащил из укромного местечка Библию, затем осторожно ее открыл и шепотом принялся читать Евангелие. После Кристофер тихо, едва заметно, невидимыми щипцами вытаскивая боль со дна своего сердца, искренне просил Всевышнего послать и усопшему Джеко, и ему, живому, облегчение, спасти от тоски и уныния.

Сегодня, в день похорон, ребенок переживал невыносимое горе. Он цеплялся взглядом за покрытый землей прямоугольник, внутри которого царили холод и чернота. Ему стало нестерпимо больно оттого, что там, в сырой яме, любимому другу было зябко и одиноко. В груди Кристофера все сжалось, а в горле застрял ком. В маленькой голове всплывали огромные воспоминания – они лежали отвесной скалой на детском сердце, заставляли мальчика снова и снова горько плакать.

Хельге Ларсен стоял по другую сторону могилы и молча смотрел в тяжелые голубые глаза крестника. Казалось, они вот-вот вытекут, выплачут все, что можно выплакать, и тогда Кристофер до конца оправдал бы значение своей фамилии – водопад.

Ведь так странно, вроде племянник рос на глазах дяди, но тот не понимал, когда этот мальчишка с белыми вьющимися волосами успел так быстро повзрослеть. Еще немного – и он превратится в юношу, а из юноши вырастет в мужчину, у которого все еще будет впереди, будет шанс стать хорошим человеком, выбрать праведную дорогу и следовать по ней дальше. Хельге надеялся на это. Он видел в Кристофере своего ученика, несущего свет, особенного маленького человека с кристально чистой душой. Кристофер же видел в Хельге покровителя – того, кто не предаст, не осудит, протянет руку помощи.

Пастор перевел взгляд в небо. Над головой парил черный ворон. Тот, перед тем как скрыться между ветвями деревьев, словно подавая знак, злобно каркнул.

– Пора прощаться с Джеко, дитя мое, – сказал Хельге.

– Еще минута, – попросил Кристофер. – Он обещал приехать, – с оставшейся надеждой добавил он. Его согнутые в локтях и прижатые к туловищу руки дернулись. Кристофер вытащил из кармана пуховика руку, крепко сжимающую смартфон. Большим пальцем он провел по черному экрану. На разблокированном дисплее засветилась заставка – селфи с забавно скалившимся псом, – появились часы с датой и временем, а под ними выскочило одно новое сообщение:

«Сынок, не могу приехать – срочные дела. Прости. Люблю».

Кристофер тяжело вздохнул и судорожно сглотнул слюну. На его лице появилась гримаса разочарования. Он мог бы и не рассчитывать на приезд отца, однако до последнего верил, что папа не обманет, не оставит его в этот страшный день.

Повисла долгая пауза. Дверь на террасу легонько скрипнула, и за спиной встрепенувшегося Кристофера как по команде выстроились в ряд три фигуры: сестер и брата. Их голоса не звучали громко, но для мальчика они раздались, как пушечные залпы, разбивающие тишину.

Кто-то из присутствующих сделал несколько несмелых шагов вперед, спустился по ступенькам, оказавшись за спиной Кристофера. Тот продолжал неподвижно стоять с айфоном в руке, тупо уставившись в экран. Казалось, ему не хватало воздуха, грудь тяжело вздымалась под широкой курткой.

Ослабленный простудой Йоханнес тихонько кашлянул и положил ладонь на плечо младшего брата. Знак поддержки и сочувствия. Кристофер этого не видел, но знал: взрослый и серьезный Йоханнес плачет вместе с ним.

– Папа не приедет… – выдавил из себя Кристофер.

– Как всегда, – буркнул Йоханнес. – Бьюсь об заклад, если бы я умер, он тоже бы не приехал.

Казалось, совсем недавно отец останавливал машину у дома, прямо под окном кухни, откуда можно было рассмотреть его уставшее, но счастливое лицо. Он всегда спешил домой, к тем, кто любил его до невозможности нежной любовью, – к жене и детям.

Но сейчас отца не было рядом.

В обрывке полузабытого воспоминания Кристофер видел, как всей большой и дружной семьей они собирались в дорогу. Он помогал папе упаковывать вещи, Джеко, виляя хвостом, был тут как тут, путался под ногами, лаял, предвкушая интересное путешествие семьи в летний домик в горах.

Потом – одна большая спутанная куча событий. Последнее, что осталось в памяти мальчика широким и болезненным шрамом, – День независимости, семнадцатое мая. Родители сильно поссорились.

Мама плакала.

А вечером отец, не сказав ни слова, собрал все свои вещи в один громоздкий чемодан, бросил его в машину и уехал. Он оставил семью и больше не возвращался. В редких звонках и еще более редких сообщениях он много чего обещал: подарки, совместные прогулки и поездки, катания на лыжах… Но ни одно из этих обещаний не было сдержано. Со временем папа превратился в призрака, в существование которого в семье уже никто не верил. Никто, кроме самого маленького Кристофера.

Йоханнес открыл и снова закрыл рот, словно хотел что-то сказать, но передумал.

Кристофер безучастно щелкнул кнопку беззвучного режима на телефоне и бросил его в карман. С видимым усилием, будто ноги налились воском, он приблизился к яме, в которой лежал Джеко, наклонился, набрал в ладонь горсть холодной земли и медленно высыпал ее на свежую насыпь.

– Спи спокойно, самый лучший пес на свете. Другого такого не будет.

Когда Кристофер вернулся на прежнее место, Хельге начал прощальную речь:

– В этот тяжелый день мы провожаем в последний путь преданного, верного, друга – настоящего ангела-хранителя семьи Фоссен. Пятнадцать лет Джеко выполнял свое предназначение: оберегал от ночных страхов, защищал от блуждающих во тьме опасностей и недоброжелателей, дарил каждому члену семьи внимание и любовь – чистую, безусловную, искреннюю. Но пришел час, когда Господь призвал его душу в Царствие Небесное, чтобы там, в светлом, блаженном и мирном месте, она обрела вечный покой. Помолимся за душу Джеко, который навсегда останется в наших сердцах, в нашей памяти и которого мы будем любить ровно столько, сколько мы будем помнить о нем. А помнить мы о нем будем всегда. Блажен твой путь, Джеко, по которому ты сегодня отправляешься на небеса, ибо в конце этого пути уготован тебе рай – без боли, стенаний и мук.

Ветер уносил слова пастора, смешивая их с тихими всхлипываниями детей. Ингрид, сама не помня как, теряя опору под ногами, вышла на террасу. Казалось, исхудалое бледное тело еще молодой и красивой женщины тонет в темной шали, грубые петли которой она нервно, будто слепая, перебирала пальцами.

Дочери – Агата и Сандра – бросились к матери. Они обнимали ее, шептали слова утешения, но Ингрид стояла, словно загипнотизированная, заколдованная. Пустым взглядом она смотрела на брата-пастора, который привычно спокойным голосом завершал молитву. Кристофер, поникший духом младший сын, топтался у могилы, низко склонив голову. Ингрид чувствовала, как каждая клеточка его тела тоскует и печалится.

Произошло то, что фру Фоссен никак не могла понять и поверить: неведомое проклятие легло на их семью. Ситуация с беспричинным уходом мужа, затем смерть пса – части семьи, няни, которая помогла ей вырастить четверых детей, была лишена всякого здравого смысла. Она, хрупкая и беспомощная домохозяйка, столкнулась с трагедиями лицом к лицу и не знала, как их пережить.

Сцена похорон Джеко, голос брата, который во всем видел божий умысел, слезы детей как будто переносили ее в фильм – очень плохую драму с Ингрид Фоссен в главной роли. На миг женщине показалось, что все это перед ней – не реальность, а кошмар, рожденный ее затуманенным разумом.

Но внезапно начавшийся дождь понемногу возвращал ее в жестокое настоящее. Крупные капли затарабанили по деревянным доскам террасы, застучали по крыше, потекли по оконным стеклам. Казалось, ливень специально разразился только над одним домом. Их домом. Кто знает, может, небо тоже оплакивало умершего пса?

И, возможно, разбитое умершей любовью сердце.

Глава 2. Алкоголь, женщины и глупости

– Привет, мачо!

Охранник у входа в ночной клуб на Университет-гате расплылся в улыбке, услышав за спиной дерзкое приветствие. Он сразу узнал голос завсегдатая заведения – парня, который всегда оставлял круглые суммы в качестве чаевых, козыряя золотой банковской картой, словно пропуском в рай. Джаннат, как значилось на бейдже, обернулся и первым радушно протянул руку Вигго – высокому красавцу с ледяными голубыми глазами, лениво крутившему на указательном пальце брелок в виде меча, соединенный металлической цепочкой с ключом от машины.

– Много сегодня народу? – Вигго пожал в ответ пухлую руку пакистанца, скользнув по нему быстрым, оценивающим взглядом.

– По-о-лно! – пропел Джаннат, делая упор на второе «о». – Пятница ведь!

Вигго хмыкнул, усмехнувшись уголком рта. Сегодня он пришел не просто напиться – праздновать защиту докторской диссертации – не один. Компанию ему составляла троица друзей: Томас – менеджер отеля «Кларион», Бьерн – стоматолог престижной клиники столицы и Аксель – юрист по финансовым вопросам. Несмотря на занимаемые до неприличия серьезные должности, мужчины, стоя за спиной Вигго, улыбались охраннику, словно беззаботные дети, убежденные, что впереди их ждет веселая ночь, кураж без каких-либо лимитов.

– Ты вовремя подоспел, братишка! – продолжил Джаннат, хитро прищурившись и заговорщицки наклоняясь ближе к Вигго. – Там такие шикарные блондинки в коротких черных платьях! Говорят, у самой горячей куколки сегодня день рождения! Кстати, ты свободен?

Вигго, подогретый интересом, облизал губы и довольно улыбнулся.

– Я всегда свободен.

– Ну… Тогда у нас нет выбора – надо идти! – встрял в разговор уже подвыпивший Томас. – Надеюсь, им есть двадцать один?

Джаннат пожал плечами и рассмеялся. Двумя руками он отцепил конец красного вьющегося каната и, отойдя в сторону, пропустил гостей внутрь. Когда мужчины вошли, охранник что-то сообщил в свой наушник – видимо, предупредил персонал, что прибыл уважаемый гость со своей свитой и их нужно будет обслужить в самом лучшем виде.

В гардеробе друзья сдали легкие куртки. На ресепшене привлекательная девушка славянской внешности поставила на их запястья светящиеся в темноте печатки, с ярко выраженным акцентом желая гостям хорошего вечера.

По ступенькам, оббитым темно-красным бархатом, они неспешно поднялись на второй этаж. Джаннат не соврал: на танцполе и правда яблоку негде было упасть. Девушки разных национальностей в броской одежде, местные парни в фирменных, слегка расстегнутых рубашках отплясывали под музыку, бьющую по ушам и в грудь. В горячем воздухе витал сладкий запах алкоголя, смешанного с духами и потом. В Норвегии – стране с самой короткой рабочей неделей в мире – молодежь начинала кутить с вечера четверга, на следующий день, как правило, зависала в пабах, на дискотеках и продолжала отрываться до самого вечера субботы у кого-нибудь дома. В воскресенье народ обычно отсыпался, понемногу приходил в себя, чтобы на утро понедельника снова выглядеть приличными студентами или сотрудниками крупных корпораций.

Вигго первым делом направился к барной стойке. По пути его успела ущипнуть за задницу какая-то ярко накрашенная брюнетка. Она обернулась, подмигнула и, виляя широкими, обтянутыми джинсами бедрами, растворилась в толпе. Вигго недовольно закатил глаза, но все же наигранно улыбнулся незнакомке в ответ. В полной темноте она, быть может, была неплоха собой, но в свете неоновых ламп явно не дотягивала до его вкусов и стандартов.

Устроившись на высоком барном стуле и опершись локтями о надраенную до блеска стойку, он принялся осматривать девушек. Бармен тут же подскочил, но Вигго помотал головой, отказавшись от предложения плеснуть «как обычно». Его взгляд зацепился за одну из красоток: фарфоровая кожа, ярко-красные пухлые губы, смешной блестящий колпачок с надписью «С днем рождения», запутавшийся в длинных крашеных волосах.

– Попалась, крошка, – пробормотал он, прицельно выбирая жертву.

Подружки именинницы сразу заметили новоприбывших здоровяков. Они начали кокетничать и смеяться еще громче, надеясь, что самый красивый из компании подсядет именно к ним.

Вигго кивком дал понять друзьям, что пришло время штурмовать столик. Встав со стула, включив обаяние и магнетизм, они принялись протискиваться через спины публики на патио, к столику слева от двери, поближе к месту, предназначенному для курения.

Подошли они как раз в тот момент, когда именинница и обладательница самых длинных наращенных ногтей безуспешно пыталась открыть бутылку шампанского.

Аксель, сверкая золотыми запонками, инкрустированными осколками бриллиантов, галантно представился и с присущей многим юристам наглостью и бесцеремонностью предложил свою помощь. Через мгновение пробка выстрелила в потолок, окатив всех сладкой, липкой пеной. Подружки именинницы захохотали и зааплодировали, а сама виновница торжества пригласила новоприбывших присоединиться к их гулянью.

Первое время все шло по классике: знакомство, милое, непринужденное общение, легкий флирт под оглушающую музыку. Но Вигго быстро заскучал. Он поймал себя на мысли, что прошло с добрых полчаса, а он еще не выпил за свой колоссальный успех – это было преступлением.

Жестом подозвал к себе знакомую официантку Метте, перекрикивая музыку, отвесил в ее сторону какую-то пошлую шутку, от которой та прыснула и покраснела, а затем сделал заказ: по стакану чистого шотландского виски для джентльменов, для присутствующих леди – три бутылки самого дорогого шампанского.

Спустя пару минут он уже прикладывал кредитку с золотым покрытием к терминалу, который ему поднесли вместе с напитками, и вписывал на нем сумму чаевых для Метте.

Первый стакан пошел легко. За вторым Вигго принялся хвастаться своей диссертацией, собирая восторженные вздохи. После третьего стакана он, поглаживая внутреннюю часть бедра красотки в колпачке, шептал ей на ухо о том, что пытается найти ту единственную, которая на всю жизнь. Конечно, это не было правдой. Даже ею не пахло. Но его подвешенный язык выдавал такие сказки, в которые каждая девушка была готова поверить.

К тому же какая разница, что говорил мужчина, если на его руке блистала новая модель «Панерай»?

Через двадцать минут они уже вместе как ни в чем не бывало покидали кабинку мужского туалета – вспотевшие, слегка помятые и довольные.

После четвертого стакана, распиваемого уже за барной стойкой, все начало разваливаться на части. Бьерн – интеллигентный, высоко моральный зубной врач – одалживал у Акселя сигарету, грешно позабыв о вреде курения. Томас, низко кланяясь унитазу женского туалета, выдавливал из себя ужин, алкоголь и остатки собственного достоинства. Вигго – остался с Элизабет или Маргарет – или как ее там, – которая с трудом удерживала равновесие на каблуках. Пьяная подружка потащила его поближе к сцене.

– Прости, детка, я не танцую, – признался Вигго, плюхаясь за свободный стол и наблюдая, как дамочка, с которой минутами ранее совокуплялся, растворяется в толпе парней под новый трек бергенского диджея.

Бьерн и Аксель вернулись с перекура и решили заказать еще выпивки, много выпивки. К ним подтянулся и Томас, от которого разило спиртом, словно из разбитой винной бочки, и рвотой. Вигго кинул быстрый взгляд в его сторону, одарил снисходительной улыбкой и, вытащив с кармана своих клетчатых брюк упаковку жевательной резинки, вложил ее во вспотевшую ладонь друга, одобрительно хлопнув его по плечу.

К этому моменту весь клуб уже знал, кто такой Вигго и что он празднует. Случайные приятели, старые неблизкие товарищи, совершенно вдруг оказавшиеся в том самом месте, что и он, подходили к нему по очереди, желая высоких кабинетов и побольше крон на банковском счету. Алкоголь лился рекой. Вигго принимал внимание и поздравления с королевской радостью, как будто весь этот блеск и хаос существовал только ради него одного.

А, может, так оно и было. Казалось, что чаша его жизни была как никогда полна.

Отдых на Гран Канарии с любовницей – Улой Йертсен, молодой, зеленой, но чертовски амбициозной девчонкой-риелтором со специфической внешностью и акульими зубами. Ула оказалась дельной не только в аренде, купле и продаже недвижимости в Осло, но и талантливой в постели. За десять дней совместного отпуска они, вытворяя дикие штучки, практически не вылезали из кровати гостиничного номера, и если им за весь период отдыха удалось выбраться к океану раза два-три – и то хорошо.

После Улы была сногсшибательная длинноногая и очень глупая модель. Стоило Вигго отвернуться, как он тут же забывал, как выглядела его новая пассия. Впрочем, ему было плевать на ее имя. Любые отношения с женщинами, кроме постельных, его мало волновали. Он этого не скрывал. Как и то, что больше всего в жизни его интересуют карьера, финансы и хорошие машины, а своих мимолетных фавориток он и за людей не считал. Так, расходный материал – как пачка никотиновых пакетиков или бутылка алкогольного напитка.

Зато машины и скорость были для него священны.

Три недели назад он взял себе новый белый «Ленд Ровер Дискавери» с черными кожаными сидениями, в салоне которого наконец-то помещалось его сто девяносто сантиметровое тело. Когда он разгонял автомобиль и в самый последний момент останавливал его на красном сигнале светофора, точно перед выкрашенной на асфальте белой линией, то люди в соседних машинах смогли бы подумать, что видят модель из рекламы «Хьюго Босса». Блондин с мужественным лицом и с идеально уложенными волосами был просто загляденьем для дам. О таких точно говорят «очень харизматичный мужчина». Кроме того, помимо норвежской красоты, он обладал сильнейшей самоуверенностью и эгоизмом. Ему на весь мир было наплевать. Девушки прилипали к нему везде. На дискотеке они летели к Вигго, как мотыльки на свет, но он скидывал непонравившихся дам товарищам, делился, раздавал оказанное ему внимание, словно милостыню, другим нуждающимся.

От духоты внутри клуба, громкой музыки и выпитого алкоголя голова Вигго кружилась и тяжелела. Бьерн, обычно страдающий от придуманных комплексов, к полуночи уже целовался с веснушчатой рыжеволосой девчонкой и в итоге укатил с ней на такси в неизвестном направлении. Аксель и Томас остались, продолжая гулять и ловить в свои сети молоденьких жертв. Вигго какой-то частью не залитого виски мозга понял, что пора бы проветриться.

Кое-как, шатаясь и держась за стены, он вышел. На улице пахло свежим дождем и дымом от электронных сигарет. Пару секунд Вигго стоял и вдыхал аромат мокрого асфальта, покачиваясь, потому что земля под ногами не переставала ходить ходуном. Стоило ему сделать пару-тройку шагов в сторону тротуара, как кто-то сзади посмел у него спросить:

– Эй, парень, с тобой все в порядке?

Вигго резко обернулся, сжал кулаки и злобно прищурился. Перед ним в неярком свете то ли уличного фонаря, то ли неоновой вывески стоял одетый в черную кожаную куртку коренастый мужчина. Его лица Вигго не видел. Он вообще мало что перед собой видел – все в глазах казалось размытым. Вигго ухмыльнулся и шагнул навстречу незнакомцу, чувствуя, как по коже пробегает адреналиновая дрожь. Хорошая ночь и, возможно, сейчас он кому-то хорошо врежет.

– Ты кто такой?

Широкоплечий мужчина не шелохнулся.

– Это я, Джаннат, – спокойно ответил он. – С тобой все в порядке? Может, тебе лучше вызвать такси и отправиться с друзьями по домам?

Вигго скривился, мутные голубые глаза медленно наливались кровью.

– Слушай, дружище, не лезь ко мне с непрошеными советами. Ты же не моя мамочка. – Он толкнул охранника в грудь, не сильно, но достаточно, чтобы тот отступил на шаг. – Сделай одолжение – исчезни.

Пакистанец не сдвинулся с места.

– Шеф, мне кажется, тебе уже хватит, – сказал он ровным тоном, однако в его голосе появилась легкая усталость. – Не ищи себе приключений.

– Ты никак глухой? – взбесился окончательно Вигго. – Его руки дрожали от напряжения. – Отвали, собака, кому сказал!

Не успел Вигго замахнуться, как Джаннат поймал его запястье в воздухе и крепко сжал на нем пальцы. Вигго попытался высвободить руку, но внезапно осознал, что в стельку пьяный, что азиат держит больно как наручник. В карих, слегка выпученных глазах Джанната не было ни злости, ни страха – только терпение.

– Отпусти меня, урод! – зашипел Вигго.

Джаннат, продолжая сжимать руку Вигго, шагнул к нему вплотную:

– Вигго, это я – Джаннат, – тихо повторил он, глядя ему прямо в глаза. – Джаннат. Шеф, успокойся.

Вигго замер, чувствуя, как бешено стучит пульс в его висках. Он пригляделся, попытался пробиться сквозь туман в голове – и наконец узнал человека, который за несколько лет работы в клубе видал-перевидал разное, того самого, кто всегда был так добр к Вигго, кто ни разу не выводил его со стыдом из клуба, когда он перебирал с выпивкой.

– Черт… – Вигго опустил голову, а Джаннат разжал руку знакомого. – Черт, друг, я…

– Все нормально, – спокойно сказал тот, делая шаг назад и пряча руки в карманы. – Бывает. Ты как?

Вигго опустил голову и шумно выдохнул, стараясь переварить случившееся, прийти в себя.

– Прости, еще раз, – прохрипел он, поднимая голову. – Я свинья еще та.

Джаннат молча кивнул, не сводя с Вигго глаз, и отошел в сторону.

Метте, официантка с неизменно радостным выражением лица, выбежав на перекур, лишила Джанната возможности сказать что-то еще. Она окликнула коллегу, подмигнула и, прикуривая сигарету, подозвала к себе.